- Признаюсь вам, причины, по которым я сделал это, были не столь благородны. Если быть точным, то я попросту сбежал сюда.
- Было от кого?
Вместо ответа Скотт поднял бокал шампанского и сделал большой глоток.
- Можете не отвечать, - сказала я. - Я и сама сбежала. А неплохой отель, да?
- И вид замечательный.
Вид открывался действительно великолепный. Особое очарование ему придавала белоснежная яхта, как раз появившаяся на горизонте.
- Вообще вид из окна - это самое важное в доме, - продолжала я ворковать. - Непринципиально даже, как там внутри, главное - если в окно видно, например, море.
- Согласен. Это помогает почувствовать, что жизнь несоизмеримо больше нас самих, - сказал Скотт. - Пациентам, дела которых совсем плохи, я всегда советую побольше смотреть на море. Это помогает отвлечься от грустных мыслей.
- И понимаешь, как мало значат для мироздания все твои беды и проблемы, - вздохнула я.
- Да. Это мне и нравится. В конце концов, любой из нас не более значим для этого мира, чем, например, вон тот букет. Согласитесь, Лиззи, наши судьбы - это всего лишь едва заметные мазки на огромном полотне жизни, и осознать все величие этого полотна нам просто не дано. Живы мы или умерли - волны не перестанут набегать на берег. Осознание этого дарит свободу.
- Как-то это мрачно…
- А может, потанцуем? - неожиданно спросил Скотт, и его улыбки оказалось достаточно, чтобы я вспомнила - не все в мире так уж плохо.
Оркестр как раз заиграл "Давай забудем обо всем". Эта песня была гимном нашего недолгого романа с Брайаном Кореном, свидетелем на свадьбе Билла и Мэри и вторым по значимости "бывшим" в моей жизни.
Мы со Скоттом вышли на танцплощадку. По правде говоря, я опасалась, что воспоминания нахлынут на меня и я не смогу сдержать эмоций. Но Скотт улыбнулся, и мы легко закружились в ритме мелодии. Все же это было как-то нереально: раньше, услышав эту музыку, я бы разрыдалась, а теперь вот танцую с первым встречным, и мне хорошо, и я не надрываю душу воспоминаниями о том, что было безвозвратно утеряно вместе с Брайаном. Значит, все и правда проходит рано или поздно… Неужели так будет и с песней…
- "Бруксайд", - прошептала я себе под нос.
- Что? - спросил Скотт.
- Да так, случайно вспомнила один ресторанчик, где мы с Эриком были на прошлой неделе, - выкрутилась я.
- Понятно.
- Не обращайте внимания. Танцуем!
Я сосредоточилась на ритме. Еще не хватало сбиться на мелодию "Бруксайда" и наступить Скотту на ногу. Танцевал он, кстати, просто великолепно: был прекрасным партнером и вел легко и непринужденно. Мы грациозно проплывали мимо все новых пар, выходящих на площадку вслед за нами.
- Где вы научились так хорошо танцевать? - спросила я.
- В школе. Нам предлагали на выбор бальные танцы или резьбу по дереву.
- Обожаю танцевать, - призналась я. - Я тоже занималась танцами в колледже и даже выступала на конкурсах.
- Здорово.
- К сожалению, моя танцевальная "карьера" закончилась довольно быстро - мы с партнером переругались.
- Он что, наступил вам на ногу?
- Не наступил, а сломал. Я оказалась в гипсе прямо накануне первого выступления.
- Понятно.
- Ну а после колледжа, сами понимаете, было уже не до фокстрота.
- Насколько я знаю, английские мужчины не очень любят танцевать?
- Вообще-то любят, но не такие танцы.
И тут, вальсируя со Скоттом под песню, которая ассоциировалась у меня с Брайаном, я почему-то вспомнила, как мы танцевали с Ричардом. Точнее, как я прыгала и скакала перед нам на дискотеке, пытаясь вовлечь Ричарда в танец, а он только неловко переминался с ноги на ногу и страдальчески закатывал глаза, моля отпустить его в бар.
Стойкая нелюбовь Ричарда к танцам оказалась для меня неприятным сюрпризом. Но я не позволяла себе делать из этого трагедию. В конце концов, жизнь - не одни только танцы. И все же как приятно, когда тебя ведет в танце красивый мужчина, бережно придерживая за талию, словно ты - хрупкая статуэтка. Ничего более романтичного я и представить себе не могу. Романтичного и эротичного.
А тем временем оркестр закончил "Давай забудем обо всем" и заиграл "Как ты красива сегодня". Должна признаться, я люблю старые песни. Те самые, которые Ричард называл "бабушкин сундук". Скотт повел медленнее, голова у меня слегка кружилась, и я вдруг поняла, что шампанского было выпито немало. Глаза сами собой закрылись. "Настанет день, когда…"
Голова моя склонилась на плечо Скотта. Какой приятный запах! Смесь отутюженного хлопка и дорогого одеколона, теплый и острый аромат, обволакивающая волна накрывала нас при каждом движении тел, согретых в танце. Я глубоко вздохнула, напевая про себя звучавшую в тот момент песню "Щека к щеке".
- О боже, какое блаженство…
- Простите…
Я мгновенно пришла в себя.
- Простите… тут… ваша сережка… Вы меня укололи.
- Ох, извините.
Я прикоснулась к сережке-гвоздику с острым циркониевым кончиком. Не холодное оружие, конечно, но не хотелось бы, чтобы такая в меня впилась. Во избежание дальнейших недоразумений мы немного отодвинулись друг от друга и продолжали танцевать на более почтительном расстоянии, что было здесь более уместно.
- Ну так вот, - сказал Скотт, - о чем мы говорили? Да, о миссис Нордофф. Должен вам сказать, что она - широкой души человек.
- Очень широкой, - поспешно согласилась я. Надо же было что-то сказать.
- Будет просто прекрасно, если они с Эриком помирятся.
- Конечно!
- Я полагаю, ваше присутствие здесь, на свадьбе, будет в некотором роде способствовать этому примирению. Вы с Эриком давно… знакомы?
- Сто лет, - соврала я.
- А где вы познакомились?
- В одном ночном клубе, - ответила я. - Есть у нас один такой… закрытый… только для своих.
- Что-то вроде университетского клуба? - спросил Скотт.
- Да, типа того.
- Эрику крупно повезло.
Я чуть было не брякнула, что это мне крупно повезло, но вовсе не потому, что судьба свела меня с Эриком Нордоффом. Скотт смотрел на меня в упор. Глядя в эти бархатные карие глаза, я провела языком по губам. Мне показалось, что он готов произнести за меня сокровенные слова.
- Извините, - послышалось рядом.
Ну вот и все - момент упущен.
К нам подошла одна из кузин Эрика. Одна из тех двойняшек, которых сам Эрик называл копиями сестер-курилок небезызвестной Мардж Симпсон.
- Извините, но мне показалось, Эрик сам не прочь потанцевать со своей девушкой, - встряла она в наш разговор в самый неподходящий момент. - Вы танцуете уже полчаса.
- Что? Ах да, конечно.
Скотт тотчас же выпустил мою руку, причем сделал это с такой поспешностью, словно обжегся.
- Прошу прощения, Лиззи, я, кажется, украл вас у остальных.
- Я была только рада, - поспешила я заверить его.
Сельма втиснулась между нами.
- Теперь моя очередь, - сказала она с плотоядной улыбкой, хватая Скотта за руку и прижимаясь к нему всем телом.
К этому времени Эрик и миссис Нордофф уже вернулись из холла и сидели за столом. Я направилась к ним, но на полдороге не удержалась и обернулась. Скотт кружил с Сельмой в центре зала, обнимая ее за "талию", но вовсе не прижимая к себе так близко, как меня. Только сейчас я поняла, как двусмысленно мы с ним смотрелись, когда танцевали практически в объятиях друг друга.
- Элизабет! - обратилась ко мне Эльспет Нордофф и указала на соседний стул. - Садись к нам. Мы с Эриком как раз говорили о докторе Уолкере.
- Приятный человек.
- Тебе он тоже понравился? Ну хорошо, - сказала матушка и вернулась к любимой всеми пожилыми людьми теме собственного здоровья: - Доктор Уолкер настаивает на том, чтобы я не переутомлялась и как можно больше отдыхала. Похоже, он не совсем понимает, что у меня есть некоторые обязательства перед людьми. Что, спрашивается, станет с Женским библейским кружком, если я перестану им заниматься? Вот, например, в прошлый раз я доверила Мэрилин организацию очередного заседания, и что мы получили? Дискуссию на тему возможности рукоположения женщин в сан священника. Естественно, половина дам, состоявших в нашем кружке, уже сообщили мне о своем твердом намерении никогда в жизни больше не показываться в стенах этого "богопротивного заведения".
Эрик энергично кивал.
- А взять Попечительский совет галереи? Кто, кроме меня, сможет организовать курс лекций по истории искусства или ежегодный прием с балом? Попробуйте-ка убедить некоторых художников бесплатно предоставить свои картины в качестве призов для благотворительной лотереи.
- Столько работать? Вы же себя в могилу сведете!
Эрик уронил ложку в чашку с кофе, забрызгав белоснежную скатерть. Миссис Нордофф просто молча смотрела на меня.
- Лиззи, - сказал Эрик страшным голосом. - Маме недавно поставили диагноз: у нее рак, очень редкая форма.
У меня не было слов. Я, открыв рот, в ужасе смотрела на миссис Нордофф, а та лишь кивала головой в подтверждение слов сына.
- Извините, - выдавила я наконец.
- Да нет, ничего, вы же не знали, - тихо ответила миссис Нордофф.
- Мама, ты уверена, что тебя лечат правильно?
- По крайней мере, они очень стараются. Доктор Уолкер лично проводил химиотерапию, но был вынужден признать, что на этой стадии болезни все лечение сводится только к снятию симптомов и приему болеутоляющих. О выздоровлении речь уже не идет.
- Должно же быть какое-то лекарство?
- Эрик, дорогой, не нужно сердиться ни на врачей, ни на судьбу. Гнев сжигает людей изнутри и не делает их лучше. Я свое пожила и не ропщу. Надеюсь, я была не самым плохим человеком. Я много трудилась. И всегда старалась быть хорошей матерью.
- Ты самая лучшая мать на свете! - воскликнул Эрик.
Миссис Нордофф просияла. В ее глазах стояли слезы.
- Стоило жить ради того, чтобы услышать эти слова. Я счастливый человек, Эрик. Если пришло мое время, я уйду достойно и со смирением в сердце. По крайней мере, судьба дала мне возможность попрощаться с близкими. Не то что бедной миссис Эддисон.
- Миссис Эддисон? А что с ней случилось?
- Ударило током. Короткое замыкание. Умерла прямо на массажном столе в центре коррекции веса. Ее будут хоронить в закрытом гробу.
К нашему разговору присоединилась тетя Кэтрин.
- Ну что, я вижу, ты уже познакомилась с очаровательной девушкой Эрика? - сказала она, обращаясь к миссис Нордофф. - Должна признаться, в нашей семье кое-кто уже стал сомневаться в том, что Эрик когда-то остепенится. Но вам, Элизабет, удалось почти невозможное. Вы, должно быть, какая-то особенная, не такая, как все.
- Так и есть, - с энтузиазмом сказала Эльспет Нордофф. - Элизабет, кстати, закончила Оксфордский университет.
- Ну надо же! С ума сойти!
- И она из очень хорошей семьи. Из доброй старой Англии!
Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Вот мама бы порадовалась!
- И чем же вы занимаетесь в Америке? - полюбопытствовала тетя Кэтрин.
- Да так… Живу… Хожу на кинопробы… Я, так сказать, актриса.
Тетя Кэтрин взглянула на меня удивленно и неодобрительно. Я наскоро стала сочинять, что рассматриваю только предложения сниматься в экранизациях Шекспира или Толстого, но тут мне на помощь подоспела Эльспет Нордофф.
- Она играет только классический репертуар. Кроме того, как только они с Эриком поженятся, Элизабет собирается посвятить себя совсем другим вещам.
Эрик по привычке принялся с энтузиазмом кивать, но, как только до него дошел смысл маминых слов, голова его затряслась, как в истерическом припадке.
Жениться? Эрик с опаской взглянул на меня. Я с не меньшим изумлением посмотрела на него. Мы оба побледнели от ужаса.
- Ой, ты хотел преподнести сюрприз, а я все испортила?! - всплеснула руками мама Эрика. - Элизабет, детка, ну прости. Он взял с меня слово, что я не выдам его, но я, как видишь, проговорилась. Дорогая, Эрик собирался сделать тебе предложение сразу после этой свадьбы. Но ведь ты скажешь "да", правда? Просто не верю, что у тебя могут возникнуть сомнения. Ведь одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять - вы просто созданы друг для друга!
Тетя Кэтрин медленно подняла руку, чтобы поставить на место отвисшую челюсть. Эрик ошарашенно глядел на меня.
- Эрик, - строго сказала я, - ты это… всерьез?
Неожиданно Эрик Нордофф опустился передо мной на колено.
- Лиззи… я тут подумал… ты, ну, так сказать… ты выйдешь за меня замуж?
Все звуки на террасе смолкли. Музыкантам махнули, чтобы они прекратили играть. Нас плотным кольцом окружили гости. Я все еще отказывалась верить, что этот кошмар происходит со мной наяву.
Эрик сжал мою руку. Его ладони пылали - мои щеки тоже. Он смотрел на меня снизу вверх с мольбой в глазах. Улыбка так и застыла на его лице. Чего он от меня ждет? Что я должна ему ответить? Я пристально посмотрела Эрику в глаза, пытаясь прочесть ответ. Молит ли он меня об отказе или пытается выразить: скажи "да", а там разберемся? Я еще немного подумала - и выбрала второй вариант.
- О да, да! Разумеется! - Мышцы на лице Эрика немного расслабились. Похоже, я угадала. - Эрик, конечно, я выйду за тебя!
Эрик поднялся с пола, схватил меня в охапку и закружил по залу.
- Ну что, я правильно ответила? - шепотом спросила я.
- Да, да, ты все сделала правильно. Потом разберемся.
А пока мы были вынуждены изображать счастливых влюбленных, решивших пожениться. Оркестр снова заиграл "Да не покинет нас любовь", и на этот раз мы с Эриком оказались в центре внимания. Мы закружились по залу в каком-то безумном, очень быстром вальсе. На наших лицах застыли идиотские улыбки.
- Во мама дает! Не ожидал от нее такого.
- Это ты ей сказал, что мы собираемся пожениться?
- Ну… Пришлось намекнуть ей… Так, между строк.
- Правда - если твоя мама ее узнает - просто убьет ее, - прошептала я, делая вид, что целую Эрика в ухо.
- Насчет этого можешь не беспокоиться. Она умрет раньше, чем все выяснится.
Глава 16
- Поздравляю, - сказал Скотт сдержанно и протянул мне руку. Это выглядело как-то слишком официально, и мне показалось, что он тоже почувствовал фальшь своего жеста. Но мне оставалось только пожать ее.
- Спасибо, - сказала я. - Все произошло так неожиданно!
- Это просто прекрасно, а главное, благодаря вам сегодняшний день заканчивается очень романтично.
Мне хотелось сказать ему, что все это не более романтично, чем получить предложение руки и сердца под конец шоу Джерри Спрингера (темой которого, если помните, была особая любовь некоторых людей к своим домашним животным, по-научному называемая зоофилией). Мне хотелось сказать, что Эрик просто лишил меня возможности послать его куда подальше, устроив спектакль на глазах у гостей, а главное, своей любимой мамочки. И еще мне хотелось сказать, что единственной романтической нотой, прозвучавшей для меня за весь день, был танец с ним, Скоттом, под восхитительную музыку. Но ничего этого я не сказала.
- Надеюсь, что мы с вами увидимся на следующем благотворительном балу миссис Нордофф, - сказал мне Скотт и, кивнув на прощание, обернулся к Эрику. - Очень романтично, - сказал он, поздравив "жениха".
- А? Что? - переспросил Эрик. Он выглядел виноватым и пристыженным, как собачка, нагадившая за диваном. - Ну да, да. Настоящая любовь, так сказать.
План Эрика сработал. Мама простила сына, и он снова был принят в лоно семьи. Дорого же ему это обошлось! Вечером, когда мы возвращались в наш номер, я заметила, что Эрика просто трясет. Хорошо еще, что миссис Нордофф последовала рекомендациям врачей и решила не перетруждать себя общением. Вечером мы были избавлены от ее общества.
- Что же я наделал, что же я наделал, что же я наделал, - бормотал Эрик по дороге в номер. - Что же я наделал?
- Ты сделал мне предложение, - напомнила я ему, - за что я тебе очень благодарна. Нет, правда, Эрик, никто еще не предлагал мне руку и сердце. Да не пугайся ты так, это же шутка.
- Не вижу ничего смешного, - огрызнулся Эрик. - Тоже мне шуточки.
- Да ладно, зато ты получишь свою машину, - сказала я. - А я, как ты понимаешь, не буду настаивать на том, чтобы наша помолвка переросла в брак.
- Ты-то не будешь. Мама будет.
- Ну не заставит же она нас на самом деле пожениться. Слушай, есть идея: давай скажем ей, что мы поженимся в две тысячи пятом году. К тому времени она уже умрет.
Эрик посмотрел на меня взглядом щенка, которого пнули так, что он с визгом перелетел через забор.
- Ладно, извини, - вздохнула я.
- Да ничего. Ты тут ни при чем. Я и сам понимаю: она так больна… Если бы не это, я бы вообще чокнулся сегодня.
- Я только не уверена, стоило ли заходить так далеко, - заметила я.
- А что мне оставалось делать? Ты же сама все слышала. Мама смертельно больна. Понятия не имею, как…
- Да я не про это…
- Пойми, я просто хочу, чтобы она была счастлива. Вот и получилось, что, когда мама завела речь, что, знай она, что я наконец остепенился, ей было бы легче доживать последние дни на этом свете, я возьми да и брякни, что так оно и есть: я собираюсь жениться.
- Значит, ты простил ее? Простил, несмотря на то, что она отказалась от тебя, узнав, что ты гей?
- Конечно простил. Я же люблю ее. Любовь, Лиззи, чувство иррациональное. Логике любовь не подвластна, даже та любовь, которую мы испытываем к родителям. Вот скажи, бывало у тебя в жизни так, что ты любишь человека только сильнее, хотя он тобой все время недоволен и ты чувствуешь себя рядом с ним ничтожеством? Такое возможно лишь по отношению к родителям. Зато какая радость, когда им нравится что-то из того, что ты делаешь! Это же как солнечный луч, пробившийся сквозь черные тучи! Это как тающий по весне лед! Как костер, который тебе наконец-то удалось разжечь из сырых веток!
- Да ты прямо поэт.
- Именно так и я почувствовал себя сегодня, когда посмотрел на маму после того, как сделал тебе предложение. Она смотрела на меня и улыбалась. Понимаешь, Лиззи, улыбалась! Мама не улыбалась мне с тех пор, как в первом классе я получил высший балл за хорошее поведение. Ты хотя бы понимаешь, как много это для меня значит? Я имею в виду ее улыбку, понимание того, что она гордится сыном. Она ведь отказалась прийти на премьеру моего дебютного фильма только по той причине, что сочла мой сценарий "Дамской комнаты" вульгарным и недостойным настоящего драматурга. А когда я пригласил ее на церемонию вручения "Золотой Пальмовой Ветви", она сослалась на то, что у нее, видите ли, неожиданно начался конъюнктивит. Все, что я делал последние двадцать пять лет, мама принимала в штыки. Не сын, а сплошное разочарование. Она и хотела-то от меня немногого: стань я достойным юристом с нормальной сексуальной ориентацией, она была бы вполне довольна. Но вместо этого мама получила извращенного режиссера-гомосексуалиста.
Эрик вытер нос рукавом. Оказывается, он уже плакал.
- Ты что, Эрик! - сказала я, - на вот, возьми, высморкайся.
С этими словами я протянула ему перчатку. Ничего более подходящего у меня не нашлось.