Через дверь, очевидно ведущую в кухню, вошел слуга и проговорил:
- Добрый вечер, сеньор. Я все приготовил, как вы велели. Когда вы будете готовы, я начну подавать.
- Нам нужно несколько минут, чтобы выпить по стаканчику, и после этого можно будет приступить, - кивнул Мануэль, и человек, улыбнувшись, удалился.
- Это Хосе, - пояснил Мануэль после ухода слуги. - Он со мной не помню сколько лет.
Джули улыбнулась и, следуя приглашению Мануэля, погрузилась в низкое глубокое кресло.
- Что вы выпьете? - спросил он, направляясь к бару. - Херес? Вермут? Что-нибудь покрепче?
- Если можно, херес, - смиренно ответила Джули.
Вручив Джули бокал, Мануэль стоя выпил виски, затем сел напротив, широко расставив ноги и уронив руки на колени.
- Сегодня вы особенно очаровательны, - сказал он. - Этот цвет вам очень к лицу.
- Спасибо, - отозвалась Джули, явно волнуясь. - Вы вчера летали в Париж?
- Да, - откинулся он на спинку кресла. - А вам когда-нибудь приходилось бывать в Париже?
- Нет, никогда.
- Вы любите путешествовать?
- Очень. Но это не всегда возможно. Мой отец всего лишь доктор. Мы не очень богаты.
- В моей стране доктор - важная персона. Повседневное здесь у вас, там, у нас, где живет мой народ много значит, - щелкнул пальцами Мануэль.
- А ваша семья… - залилась краской Джули. - Она живет в Мексике?
- Конечно. У меня семь братьев и четыре сестры, - пояснил Мануэль, не спуская пристального взгляда с Джули, которая покраснела еще больше. - Вы шокированы? - Он покачал головой. - Немного же требуется, чтобы выбить вас из колеи, мисс Джули Кеннеди. Какую же узкую, мелкую жизнь вы вели до сих пор!
- Вы меня ничуть не шокировали, - возразила Джули, наклоняя голову. - Бедность, сама по себе, не шокирует, а огорчает. Но ваша семья… они ведь не бедствуют?
- Теперь, нет. Но было время, когда они очень нуждались. В Мексике у всех большие семьи. Несчастные совершенно не разбираются в самых элементарных вещах. Ничего не знают о контроле за рождаемостью, противозачаточных средствах и благодарны Богу за все, что он им посылает. Моей семье повезло. У них есть я, который обеспечивает их самих, их детей и детей этих детей. - Мануэль резко выпрямился, как бы желая придать своим словам еще большую выразительность. - До десяти лет я не умел читать. В деревне не было никого, кто бы мог научить меня, поэтому, когда я стал достаточно взрослым, я выучился сам. Затем я читал и читал до рези в глазах и ложился спать с головной болью. Я также самостоятельно освоил игру на гитаре. А теперь, вы видите, я богат, сносно образован… но я не забываю прошлое.
Джули пригубила херес и взяла предложенную сигарету. Мануэль говорил с горечью, но как раз подобная эмоциональность являлась частью его притягательной силы. Джули хотелось сказать ему, что ее не интересует ни его происхождение, ни образование, что нравится ей он сам, какой есть.
Ужин был сервирован в маленькой столовой, которая примыкала к гостиной, на круглом столе из розового дерева; салфетки из венецианских кружев чудесно сочетались с полированной поверхностью. Канделябры обеспечивали дополнительное освещение, и Джули подумала, как бы все это выглядело, если бы они ужинали только при свете канделябров.
За салатом из мяса лосося под майонезом последовал беф-строганов в горшочках, а трапезу завершила свежая малина и взбитые сливки. Насытившись, Джули откинулась на спинку мягкого стула и вздохнула, до известной степени сожалея, что все кончилось.
- Просто восхитительно! Кроме всего прочего, Хосе еще и готовит?
- Да. Я передам ему ваш комплимент.
- Он, должно быть, настоящая жемчужина, - улыбнулась Джули.
В глазах Мануэля мелькнул озорной огонек.
- Хотите, чтобы я передал ему и эти ваши слова.
Джули вспыхнула и отвернулась. Он опять привел ее в замешательство.
Кофе и ликер были приготовлены в гостиной на маленьком столике, и Джули автоматически взяла на себя заботу о кофейнике из тонкого китайского фарфора. Мануэль отказался от кофе и пил ликер. Кофейный столик стоял перед покрытой леопардовой шкурой кушеткой, на которой Джули волей-неволей пришлось расположиться. Перед ужином она сознательно заняла отдельное кресло, а теперь Мануэль сам сел рядом с ней - ворот рубашки расстегнут, узел галстука сполз вниз.
Затем он лег на спину и закрыл глаза, будто от утомления. Волнуясь, Джули пила кофе, вновь изучая убранство комнаты и смотря на синий бархат ночного неба за окнами.
С закрытыми глазами Мануэль казался моложе и беззащитнее, и у Джули на какое-то мгновение от нежности сжалось сердце. Поставив чашку на блюдце, она взяла сигарету из коробки, заботливо приготовленной Хосе. Было тихо и уютно, а после превосходного ужина Джули почувствовала, как спадает напряжение.
Потом она заметила, что глаза у Мануэля открыты, и он искоса наблюдает за ней. И сразу же опять ее охватило беспокойство.
- Расслабься. Тебе здесь нравится? Разве здесь не лучше, чем в каком-нибудь гостиничном холле?
- Да, - кивнула Джули, - здесь очень мило. Вы устали?
- Немного.
- Быть может, вы слишком много работаете?
- Видимо, так. Но я люблю свою работу.
И Джули подумала о том, сколько времени он проводит с Долорес Арриверой. Было бы интересно знать, известно ли неистовой Долорес о его других увлечениях, например ею.
- О чем ты думаешь?
Его голос заставил Джули вздрогнуть.
- Ни о чем особенно, - ответила она, и Мануэль, пожав плечами, взглянул на свои золотые наручные часы.
- Уже три четверти восьмого, - заметил он. - Как бежит время.
- У вас сегодня выступление?
- Разумеется.
Мануэль потянулся.
Джули старалась не смотреть подолгу на него. Она не хотела показаться слишком заинтересованной, но он возбудил ее любопытство. Его привлекательность нисколько не уменьшилась и на близком расстоянии. В нем было что-то неукротимое, темное, своего рода первозданная красота.
Мануэль вновь лег на спину и возобновил наблюдение за ней. Джули беспокойно задвигалась, не в состоянии выдержать этого иронического пристального взгляда.
- Ты очень красивая, Джули, - внезапно улыбнувшись, пробормотал он. - Говорил ли я уже тебе об этом?
Не отвечая и не поднимая на него глаз, Джули загасила в пепельнице сигарету.
- Мне нравятся твои волосы и твоя кожа, - ласково продолжал Мануэль. - Она такая белая, нежная, бархатная. Джули!
Она сделала вид, что не слышит. Пол никогда не говорил ей таких слов.
Дальше робкого "ты выглядишь потрясающе" он не заходил, и этим исчерпывалась вся его фантазия.
Мануэль резко встал, и Джули вздрогнула от испуга, но он лишь подошел к телевизору и зажег стоявший вблизи торшер, затем направился к двери и выключил хрустальную люстру. Атмосфера в гостиной сделалась интимнее, обольстительнее, а Мануэль - опаснее. Джули буквально затрепетала.
Мануэль вновь опустился на кушетку рядом с ней, на этот раз совсем близко и ногой оттолкнул кофейный столик в сторону. Затем он, забрав в кулак прядь ее волос, с силой повернул лицом к себе.
- Перестань бояться, - скомандовал Мануэль почти сердито. - Ты прекрасно знаешь, что тебе хочется, чтобы я коснулся тебя, и - черт побери! - я этого тоже хочу.
Джули почувствовала боль под ложечкой. И ей стало трудно дышать, будто что-то стиснуло горло, и сделалось жарко. Она отчетливо воспринимала запах табака, крема для бритья и тот специфический запах, свойственный только мужчинам. Ей казалось, что она погружается в водную стихию.
Помимо воли губы ее раскрылись, и она почувствовала, как к ним прижались его губы, твердые, настойчивые и требовательные. Джули вся изогнулась, стараясь прижаться своим телом к нему, не в силах бороться с охватившим ее страстным желанием, которое поднималось изнутри навстречу его желанию. Она еще никогда не знала таких поцелуев, лишавших ее воли и заставлявших льнуть к нему. Потом его губы коснулись ее ушей, глаз, шеи на затылке у самой кромки шелковистых волос.
Она едва соображала, где находится, в эти первые волнующие мгновения, когда все вокруг утратило свое значение, кроме желания, чтобы он не останавливался. Джули походила на человека, полностью растворившегося в эмоциях. И только когда в голове вдруг раздался тревожный набат, она физически ощутила давление его тела и осознала, что перед ней не неопытный юноша, а взрослый мужчина, который не питает уважения к женщине и не останавливается ни перед чем в стремлении добиться своего.
Джули усилием воли заставила себя перейти из сказочного мира нежного забвения обратно в суровую реальность, решительно поднялась, с трудом переводя дыхание, волосы свисали прядями на лицо, на котором не осталось и следа от макияжа. Она привела в порядок костюм, пригладила волосы. Мануэль лежал на кушетке, где она его оставила, не сводя с нее пристального взгляда. Джули понимала, что если бы он захотел, то смог бы заставить уступить его желанию, но когда она воспротивилась, он сразу же отпустил ее. Джули не знала, как поступить или что сказать, при этом она совершенно четко осознавала, что даже теперь ей страстно хотелось вновь ощутить тепло его сильных рук. Но разум предостерегал - причем абсолютно недвусмысленно - от грозившей ей опасности и от неизбежных последствий подобной продолжительной связи.
Мануэль не произнес ни слова, продолжая смотреть потемневшими, странными глазами. Джули взглянула на часы. Было только четверть девятого. Между тем, казалось, прошли многие часы с момента окончания ужина.
Мануэль, пожав плечами, опустил ноги на пол и встал. Застегнул рубашку, поправил галстук.
- Я отвезу тебя домой, - проговорил он спокойно, подал ей пальто, помог одеться и оделся сам. Следовало быть довольной, что Мануэль не устроил ей сцену, но почему-то мучило ощущение вины, и это состояние ее удручало.
Молча они дошли до лифта и молча доехали до Фокнер-роуд. Когда машина остановилась, Мануэль повернулся к Джули - рука на спинке ее сиденья.
- Иди домой и играй с мальчиками, - сказал он холодно и сухо. - Ты пока все еще в младшей лиге!
Джули сжала губы, чтобы они не дрожали. Она чувствовала себя необыкновенно юной и необыкновенно глупой.
- По-моему, вы отвратительны, - задыхаясь, выговорила она. - Вы думаете, что каждой девушке, с которой вы встречаетесь, не терпится лечь с вами в постель.
- Дорогая Джули, - усмехнулся Мануэль с иронией, - ты вся как на ладони! Думаешь, я не понимаю, какие мысли копошатся в твоей премиленькой головке? Ты просто слишком… как бы это сказать… старомодна. И кроме того (его глаза сузились), я не люблю женщин, которые только дразнят.
- Я вовсе не дразнила вас, - испуганно запротестовала Джули.
- Разве? - пожал он плечами. - Хорошо, пусть будет так. Присовокупи этот эпизод к своему мизерному опыту.
Джули взялась за ручку дверцы, и Мануэль, как бы смягчаясь, спросил:
- Если я снова тебя приглашу, ты придешь?
- Я… я не знаю. Вы что, меня приглашаете? - проговорила Джули, почему-то чувствуя себя униженной.
- Пожалуй, - пожал он плечами. - На этой неделе у меня нет времени, но возможно, на следующей. Своего рода прощальный ужин, если можно так выразиться. В конце следующей недели я возвращаюсь в Соединенные Штаты.
- Правда?
Мануэль не мог видеть выражения лица Джули. В действительности его слова повергли девушку в смятение. Она не понимала, что с ней происходит, но она совершенно определенно знала: когда этот человек уедет, ей будет очень плохо.
- Гммм, - задумался на какой-то момент Мануэль. - Как насчет следующего вторника? Я заехал бы за тобой, как сегодня, и мы могли бы опять отправиться в "Белый дракон". Идет?
- Хорошо, - кивнула Джули и выскользнула из машины. Несмотря на договоренность о свидании, настроение у нее с каждой минутой ухудшалось. Она чувствовала себя больной, несчастной, хотелось плакать. Свое состояние Джули объясняла последствиями того эпизода в квартире Мануэля.
Машина умчалась, и Джули медленно пошла к дому. Целых пять минут она безуспешно пыталась отыскать ключи. Пришлось позвонить. Дверь открыла мать. Отца не было видно.
- Миссис Колинз родит, - объяснила мать, сопровождая дочь в гостиную. - Джули, в чем дело? На тебе лица нет. Ты не больна? Что-нибудь произошло?
- Ничего не произошло, но мне действительно нехорошо, - ответила Джули, прижимая руку к животу. - Ах, мама, кажется меня будет тошнить!
И ее начало страшно рвать. Склоняясь устало над ванной, Джули с удивлением думала: что же произошло с беспечной девушкой, которой она была всего несколько дней назад. Жалкая и разбитая, она хотела только одного - поскорее лечь в кровать и во сне забыть все тревоги.
Мать выкупала Джули в горячей ванне, надела на нее ночную рубашку, уложила в подогретую постель, выключила свет и оставила одну. Джули лежала в темноте, уставясь в пространство. Сон упорно не шел к ней. Слишком активно работающий мозг не позволял отключиться сознанию. Лишь когда около пяти часов утра забрезжил рассвет, Джули наконец задремала.
Глава 4
Она проснулась мокрым, дождливым утром. За окном лило как из ведра. В половине восьмого мать принесла чашку чая.
- Как ты себя чувствуешь, дорогая? - спросила она. - В состоянии идти на работу или сегодня останешься дома? Я могла бы позвонить мисс Фадерстоун и сказать, что ты немножко прихворнула.
Джули с удовольствием бы согласилась с предложением матери, но она была не из трусливых и знала, что, кроме ощущения легкого недомогания где-то в области живота, она вполне в состоянии выполнять свои обязанности; остаться же дома означало бы - спасовать перед эмоциями.
Отрицательно качнув головой, Джули выпила чай и сказала, что скоро оденется и сойдет вниз.
Придя на работу, она была рада, что не уступила минутной слабости. Не явилась сильно простудившаяся Донна, и если бы еще и Джули отсутствовала, то Мерилин пришлось бы одной трудиться за троих.
День тянулся медленно, и, когда наконец наступило половина шестого и можно было идти домой, Джули испытала огромное облегчение. В этот вечер она ожидала Пола. Он обычно приходил по четвергам, и если мистер Кеннеди был дома, они играли в бридж. Джули эти вечера доставляли большое удовольствие. Она находила бридж захватывающей игрой и уже достигла довольно высокого уровня мастерства.
В пятницу вечером мистер и миссис Кеннеди где-то ужинали с друзьями, а Джули вымыла голову и занялась прической. Затем вновь наступила суббота, и она встретилась с Полом. На этот раз они отправились на вечеринку к Саманте. Знакомые супругов Барлоу были в подавляющем большинстве людьми искусства - художниками, скульпторами, артистами, - и всегда было интересно посещать квартиру друзей, ибо никогда никто не знал заранее, какая знаменитость там могла вдруг объявиться.
Саманта Барлоу была высокой стройной женщиной со светлыми длинными волосами, которые, как и у Джули, свободно падали на плечи, и голубыми глазами, обычно скрывавшимися за стеклами очков в роговой оправе. Из одежды она предпочитала брюки и свободные блузки, а поскольку в данный момент она была на шестом месяце беременности, то ей пришлось ограничиться специальным халатом с лиловыми, красными и зелеными узорами.
Когда Пол и Джули прибыли, в квартире уже собралось порядочно гостей. Саманта встретила Джули чрезвычайно радушно и сказала:
- Дорогая, где ты пропадала всю неделю, я ждала тебя, как всегда, в среду, но ты не пришла, потом я надеялась, что ты позвонишь, однако от тебя ни звука!
Пол, которого Бенедикт потащил знакомить с каким-то подающим надежды певцом, был далеко, поэтому Джули попросила:
- Сам, голубушка, не могли бы мы поговорить наедине. Мне нужно высказаться, иначе я сойду с ума!
Саманта с тревогой посмотрела на подругу.
- Но разумеется, дорогая… Бен! Займись гостями. Я пойду в спальню поболтать с Джули.
Бен, высокий и широкоплечий, с усами и бородой, как у Ван Дейка, кивнул и воскликнул:
- Хорошо, любовь моя!
Обе девушки прошли в спальню, которая сама по себе являлась достопримечательностью с обоями в лиловую и белую полоску, пушистым черным ковром и круглой кроватью.
Подруги устроились на ней, и Саманта с теплым участием сказала:
- Давай, цыпленок, расскажи все своей мамочке!
Джули вздохнула и, стараясь ничего не утаивать, откровенно поведала Саманте все, что с ней произошло с их последней встречи. Саманта слушала сначала с удивлением, затем не веря ушам своим.
- Но, милая, ведь это Мануэль Кортес! Просто невероятно! - Саманта буквально вытаращила глаза. - Ты очень красива, моя дорогая, а, как я слышала, Мануэль весьма неравнодушен к красивым женщинам.
- Я знаю, - с горечью заметила Джули. - Вот такая со мной приключилась история! Мне было необходимо кому-то излить душу. Последние дни я просто сама не своя.
- И ты встречаешься с ним во вторник?
- Наверное. Если он вовремя появится. В противном случае я не собираюсь ждать его, как в прошлую среду. И самое главное: я вовсе не уверена, что поступаю правильно, соглашаясь на свидание с ним.
- Дорогая, не знаю, что тебе и посоветовать, - вздохнула Саманта. - Он хорош, я бы сказала, довольно опасен! Ведь ты сама говоришь, что у него нет уважения к женщине. Да и откуда оно может появиться, если все женщины во всех городах цивилизованного мира сходят по нему с ума? - из кармана халатика Саманта достала сигареты и предложила Джули. - Не удивительно что его женитьба окончилась полным фиаско.
- Женитьба? - перебила Джули, внезапно побледнев.
- Да, Джули, женитьба. Я однажды прочитала его биографию в каком-то журнале. Кажется в "Лайф". Он женился, когда ему было шестнадцать лет, на мексиканской девушке. У нее родился ребенок, девочка. Не помню, как ее назвали. Мануэль уехал в Сан-Франциско, а став знаменитым, развелся. Или, может быть, она с ним развелась. Подробности я забыла.
- А ребенок? - спросила Джули тихо.
- Кажется, девочку он взял себе. С его деньгами он мог себе это позволить. Ей сейчас должно быть уже шестнадцать лет. Кортесу тридцать три или тридцать четыре года. - Саманта пожала плечами. - Я думаю, это был один из тех вынужденных браков. Неожиданная беременность и тому подобное. Они никогда не бывают прочными… или, по крайней мере, очень редко.
- Да, - с трудом сглотнула Джули. - Я не знала, что он был женат. И что у него есть дочь.
- Мало кому известно. Он старается не распространяться о своей личной жизни и не стремится, как некоторые звезды эстрады, к широкой рекламе.
- Знаю, - сказала Джули, вспоминая их поездку в ресторан "Белый дракон". - Он вообще не любит больших скоплений людей. У него чудесная квартира на самом верхнем этаже нового высотного дома, откуда открывается великолепный вид на Лондон.
- Знаешь, Джули, - дружески похлопала Саманта приятельницу по плечу. - На твоем месте я постаралась бы забыть Мануэля Кортеса. Он не для тебя. Его жизнь, вся окружающая среда, в корне отличаются от твоей жизни и той среды, в которой ты выросла. Как бы ты ни думала на этот счет, ты сама прекрасно видишь, что, судя по его поведению, у него в отношении тебя нет сколько-нибудь серьезных намерений. Если мужчина по-настоящему любит девушку, он не станет ее совращать, а будет обращаться с ней уважительно.