– Так вот, Верочка, – продолжила Эльвира Викентьевна. – Вы, и правда, верите во всю эту чушь? Люди набивают капсулы молотой соломой и имеют с этого очень приличные деньги. Эти добавки от всех болезней выпускаются в огромных количествах. Вы не замечали?
– Ну да, – согласилась Шура. – Главное приписать, что эта капсула с соломой не является лекарственным препаратом. Только не ясно, для чего тогда они рекомендуют проконсультироваться с врачом?
– Вот-вот, – ухмыльнулась Эльвира Викентьевна.
– Нет, ну не все же соломой торгуют. Есть же и уважаемые иностранные фармацевтические компании. Их добавки очень даже работают. На себе проверяла. – Вера старалась никогда не судить о чем-либо, не имея на руках достоверных фактов. Она любила справедливость.
– У них и лекарства-то не всегда работают. Правда, конечно, если у нас покупать. Я вот в последнее время с приятельницей за лекарствами в Финляндию езжу. – Эльвира Викентьевна горестно махнула рукой. – Значит, вы ничего не знаете, и помочь мне ничем не сможете. И начнется у меня вымывание кальция из организма, гипертония, морщины и даже прыщи. Хорошо, если без онкологии дело обойдется.
– А гормонозаместительная терапия? – поинтересовалась Вера.
– Вот! – Эльвира Викентьевна подняла палец кверху. – На это-то я и надеялась. Говорят, на западе уже придумали систему постепенного гормонозамещения. Хоть с тридцати лет можно начинать. Сдаешь анализ, доктор смотрит, какой гормон у тебя в недостатке и в каком количестве. Делает тебе укол, ну, или порошок дает с точно выверенной необходимой тебе дозой. И вперед – вечная молодость!
– Это невозможно, – категорически заявила Шура. Даже рубанула рукой воздух. – У нас, по крайней мере, точно. Я имею в виду в России.
– Почему? – поинтересовалась Вера.
– Анализы. Мы не можем делать такие точные анализы. Не знаю, может быть, на западе уже научились, но мы таких анализов делать не умеем. Так что, мама, тебе остается только традиционная гормонозаместительная терапия.
– Ага. Только ее можно применять исключительно тогда, когда из меня уже весь песок высыпится. То есть, когда мой организм уже перестанет эти самые гормоны вырабатывать. Полностью. А пока он ни шатко, ни валко еще трепыхается, я буду стареть, и, в конце концов, превращусь в печеное яблоко.
– Мама, не надо. – Шура обняла Эльвиру Викентьевну.
– Сама не хочу. – Эльвира Викентьевна шмыгнула носом.
– Я знаю, – многозначительно заметила Вера.
– Что? – Шура и Эльвира Викентьевна оторвались друг от друга и с надеждой посмотрели на Веру.
– Самое главное лекарство от старости заключено в мужчинах, – заявила Вера.
– Тоже мне удивила. – Эльвира Викентьевна полезла в сумку, вызвав ворчание Сюсеньки. – Заткнись ты, – это уже предназначалась Сюсеньке, а не Вере. Она достала большой носовой платок и с чувством высморкалась.
– Нет, я не про то, что вы подумали. Секс – это тоже, разумеется, хорошее дело, но самое главное другое. Самое главное восхищение. Пока женщина вызывает у мужчин восхищение, она не стареет.
– Это, каким же образом?
– Не знаю, – Вера пожала плечами. – У меня в жизни был период, хоть вешайся. И выглядела я тогда, как чумичка. Раза в два старше, чем сейчас. Но стоило одному замечательному парню посмотреть на меня с восхищением, как я стала молодеть на глазах.
– Эффект плацебо, наверное, – заметила Шура. – А где этот парень сейчас?
– В Милане математику в университете преподает. Но дело не в этом. Не в наших с ним отношениях. У нас ничего не было, и быть не может. Дело в восхищении. Недаром вы, Эльвира Викентьевна, выглядите намного моложе своих лет. Это мужское восхищение. Вы его пьете и не стареете.
– Как вампир. – Шура погладила мать по руке.
– Давайте, Эльвира Викентьевна, вы к нам в клинику на недельку приляжете. Мы вам программку детоксикации подберем, физкультуркой позанимаетесь, витаминно-минеральный комплекс вам прокапаем. И выйдете вы от нас новенькая, как машина после полировки. Глядишь, и гормоны ваши встрепенуться. Уж если мы не можем остановить неизбежные процессы, так постараемся их, хотя бы, отсрочить.
– Точно, – согласилась с Верой Шура. – И Пьетрофич, это отчим мой, – пояснила она Вере, – соскучится и с новой силой начнет тобой восхищаться.
– Хорошо говорите, девочки, убедительно. Только не на недельку, а на две и Шурка, заодно, мне личико филлернет. – Эльвира Викентьевна покрутила указательным пальцем вокруг своего безукоризненного лица.
– Отлично, а организм ваш за прекрасной внешностью потянется, как миленький. Никуда не денется. А в качестве бонуса от нашей клиники мы вас в люксе поселим, – объявила Вера довольным голосом.
– Только с животными у нас нельзя, – вдруг встряла в беседу осмелевшая администратор рецепции.
– Уже можно, – распорядилась Вера. – Только с маленькими. Карманными и сумчатыми. – Она кивнула на сумку Эльвиры Викентьевны.
– Сюсенька, солнышко, покажи моську, – засюсюкала вдруг Эльвира Викентьевна.
Из сумки показалась недовольная Сюсенькина морда.
– Ой, какая прелесть! – Администратор рецепции всплеснула руками. – А Акбар ее не сожрет?
– Какой Акбар? – взволновалась Эльвира Викентьевна.
– Акбар собак не жрет, – раздалось от дверей. Там стоял Ашраф невозможно элегантный в своей летней форме службы охраны. Форму он закупал себе сам за собственный счет и в ней напоминал арабского шейха на африканском сафари. Форма цвета хаки состояла из шорт до колен, рубахи с накладными карманами и завернутыми рукавами и кепки с высокой тульей. Шорты были тщательно отглажены с безукоризненными стрелками. На ногах Ашрафа красовались желтые горные ботинки на толстой подошве. Для полноты образа не хватало только ружья и пробкового шлема. – Акбар сам собака. Зачем ему собак жрать? Вот если б кот, тогда другое дело.
При виде Ашрафа Эльвира Викентьевна встрепенулась и кокетливо тряхнула волосами.
– А кота сожрет? – Шура Животова явно испугалась, даже глаза у нее стали вдвое больше прежних.
– Нет, не сожрет, но пришибить может.
– Да кто такой этот Акбар? – не унималась Эльвира Викентьевна.
– Заместитель начальника охраны, – поведал Ашраф. – Весьма, кстати, породистый. Маламут. Слышали о таком?
– Слышала. – Эльвира Викентьевна придвинула к себе сумку с Сюсенькой.
– Да, не волнуйтесь, Акбар, когда на работе, выполняет только поставленные перед ним задачи. Строго по регламенту. А задачу жрать собак и гонять котов перед ним никто не ставил. И еще у него задача вам на глаза не попадаться. Так что вы его вряд ли у нас тут встретите. Он в основном на полицейских охотится и на шантрапу всякую.
– А вдруг он меня с кем перепутает и прыгнет?
– Такую красивую женщину с ментом или шантрапой никак не спутаешь, даже если выпить, а Акбар трезвенник. Вам, случайно, вещи никакие поднести не надо? – Казалось, Ашраф сейчас щелкнет пальцами и из-за его спины появятся согбенные слуги, чтобы поднести багаж Эльвиры Викентьевны.
– Надо. Там в машине в багажнике у меня чемодан. На всякий случай взяла, – пояснила Эльвира Викентьевна Шуре с Верой.
– Это мерседес кабриолет? – уточнил Ашраф. – Я сразу понял, что это ваш. У самой красивой женщины обязательно должен быть самый красивый автомобиль.
Эльвира Викентьевна залилась краской, и они с Ашрафом удалились за вещами.
– Похоже, процесс омолаживания уже в разгаре, – заметила Вера.
* * *
– Шурка! Поехали кататься! – Федька Моргунов позвонил, когда Шура обессиленная тяжелым рабочим днем, уже дрыхла без задних ног. Даже кино никакое не посмотрела. Пришла домой, поцеловала кота Федьку и брякнулась в кровать. Начало осени. У косметологов начинается жатва. В октябре и вовсе Шура будет работать без продыху.
– Очумел? Ты на часы погляди. – Шуре очень хотелось покататься с Моргуновым на его драндулете, но спать хотелось еще больше. И вообще, где он все это время пропадал? Летом у Шуры работы гораздо меньше, можно и покататься. А тут исчез почти на три месяца и является – здрасьте вам! После случайной встречи с Моргуновым на бензозаправочной станции и особенно после того замечательного прощального поцелуя на даче у Пьетрофича Шура ждала его звонка каждый день. Нервничала, волновалась, а потом устала, разозлилась и ждать перестала. Решила, что обиделся Федька на ее родителей, а она ему не так уж и интересна. Он теперь парень, хоть куда, наверняка у него девчонок просто море. Ну, или телефон с ее номером утопил в заливе. Про залив было думать приятней всего. Шура представляла, как Федька мечется по городу в поисках Шуриных координат. Хотя, чего метаться? Если телефон утопил, то можно не метаться, а просто заехать на выходных на дачу к Пьетрофичу. Тот уж точно Федьке бы Шурин телефон выдал. Так что по всему выходило, что у Федьки кто-то есть, и ему совершенно нет никакого дела до старой школьной подруги. И вот, нате, прорезался.
– А чего на часы глядеть? Сейчас самое время. Пробки рассосались и погода отличная. Бабье лето! – Федькин голос звучал на фоне стрекочущих мотоциклов. – И компания замечательная.
– Я бы с удовольствием, – честно призналась Шура. – Но у меня сегодня был очень тяжелый рабочий день. Глаза просто слипаются. Давай завтра. Завтра у меня выходной. Может, сходим куда-нибудь?
– Хорошо. Завтра позвоню. – Федька дал отбой, а Шура подумала, что она дура. И еще подумала, что так и не выяснила, где он все это время болтался. А вдруг в тюрьме сидел и позвонить не мог?
Назавтра она опять ждала Федькиного звонка. Практически все утро. Потом не удержалась и решила позвонить ему сама. Благо Федькин телефон у нее в мобильнике высветился, и она занесла его в память. Хватит уже придуриваться. Больше всего на свете Шура не любила вот это вот – позвонит, не позвонит. Добро бы еще дело касалось какого-нибудь загадочного незнакомца. Но это ж Федька. Лучший друг детства.
Шура решительно набрала Федькин номер. Трубку долго не брали, потом она услышала сонный Федькин голос:
– Але. Шурка привет, – сказал он позевывая.
– Дрыхнешь, что ли? – Шура даже расстроилась. Она тут, понимаете ли, извелась уже вся, а он дрыхнет себе, как ни в чем небывало!
– Ага. Мы почти всю ночь катались.
– Жалко. А я хотела тебя куда-нибудь позвать.
– Куда? – оживился Федька.
– Не знаю. Ты придумай. Я же девушка. – Это Шура очень даже кстати вспомнила. Лучший друг – это одно, а девушка – совсем другое.
– Здрасьте! Ты ж меня зовешь.
– Я зову, чтобы ты меня куда-нибудь позвал. Вот. Может в кино?
– Нет. В кино это банально. "Я поведу тебя в музей, – сказала мне сестра".
– В музей? – удивилась Шура.
– Чего удивляешься? Ты же приличная девушка. Значит, тебя надо вести в музей, или, на худой конец, в оперу или в филармонию. Но опера и филармония днем закрыты, значит, остается идти в музей.
Шуре как-то сразу стало скучно от перечисленных Федькой мероприятий для приличных девушек, поэтому она поинтересовалась:
– А неприличных ты куда водишь?
Федька хмыкнул.
– Неприличных, как я слышал, обычно водят в баню, но я с такими не знаюсь. Мы с тобой пойдем в музей народов мира. Знаешь, там такие сцены костюмированные из жизни разных народов. Я люблю. Особенно про индейцев.
– Хорошо. Я про индейцев тоже люблю. Натаниэль Бампа, Кожаный чулок, Соколиный глаз, Чингачгук и другие. Хотя, среди них индеец один – Чингачгук. А когда? Тебе ж еще наверняка прическу уложить феном надо. Бороду расчесать.
– Точно, – согласился Федька. – Бороду я на бигуди накручиваю. Целая история. Давай, через два часа. Я за тобой заеду.
– Давай. Договорились, – согласилась Шура и нажала отбой, но тут же спохватилась, что не спросила у Федьки самого главного. Она опять набрала его номер.
– Шурик? Ты уже не можешь без меня и пяти минут? – поинтересовался Федька. Вот нахал!
– Самое главное забыла спросить. Чего мне надеть?
– Ну, Шурик! Девушки в музей обычно надевают кожаные трусы, фашистскую кепку и берут с собой плетку.
– Дурак! В чем девушки обычно с тобой на драндулете твоем ездят. Чтобы и в музей прилично было пойти.
– Так со мной на драндулете девушки так и ездят, как я сказал. В кожаных трусах. Но мы с тобой на драндулете не поедем. Кто же в музей на драндулете ездит? Он же там, бедненький, неохраняемый будет.
– А у тебя еще и машина есть? – удивилась Шура. Похоже, Эльвира Викентьевна оказалась неправа. На второстепенных ролях в кино тоже хорошо платят.
– Машина у меня есть, только мы с тобой и на ней не поедем. Там её фиг припаркуешь у музея.
– Значит, мы поедем на метро или маршрутке? – разочарованно произнесла Шура. После того, как отчим подарил ей машину, она весьма недолюбливала общественный транспорт.
– Шура! Мы поедем на такси. Ты о таком слыхала? Смотри на часы. Ровно через два часа ты должна будешь спуститься вниз, и я заберу тебя от места проживания на машине, которая будет обозначена черными шашечками.
– Ой, Федька! А ты же адреса моего не знаешь!
– Знаю. – Федька продиктовал Шуре её собственный адрес. – Правильно?
– Правильно. Федька! Ты шпион. – Шура не удержалась и захихикала, как малолетка.
– Зовите меня просто Бонд. Джеймс Бонд. – Федька нажал отбой, а Шура кинулась в ванную. Потом к шкафу. Потом опять в ванную. Наконец, она замерла посередине и поглядела на себя в зеркало. Во-первых, у нее еще два часа, а во-вторых, это не свидание. Какое может быть свидание с Федькой Моргуновым? Совсем сбрендила. Или не сбрендила? Ведь не просто так изо всех сил ему намекала, что она девушка, а никакой не друг детства.
За час до обозначенного времени Шура сидела у окна, что называется, как дурак с намытой шеей, и высматривала внизу машину, обозначенную черными шашечками. Потом решила надеть другие туфли. Ведь по музею передвигаться лучше в удобных туфлях, нежели на шпильках. За туфлями последовало перекладывание вещей из сумки в сумку. Сумка к удобным туфлям полагалась другого цвета. Затем Шура повертелась перед зеркалом и решила надеть джинсы. Джинсы она перемерила все, какие у нее были, и, наконец, остановилась на черных. Самых узких. Дальше последовало переодевание свитеров, кофт, курточек и маечек. Естественно, все это сопровождалось переодеванием трусов и лифчиков. Кто ж светлую майку с черным лифчиком надевает? И наоборот. Остановилась Шура на кофточке в цвет туфель и сумки, а курточку сверху надела черненькую джинсовую. Кофточку в результате она все-таки поменяла на другую. Тоже черненькую, а сверху украсила себя хитом сезона. Замечательным шарфиком, привезенным Эльвирой Викентьевной из Индии. Шарфик был в тон и туфлям, и сумке, и даже имел черные вкрапления. К джинсам и куртке. Ну, вы понимаете. Все это Шуре шло чрезвычайно. И тут она вспомнила, что не намазала лицо автозагаром. К сентябрю ведь летний загар уже постепенно сходит на нет, а пугать Федьку аристократической бледностью Шура ни за что не хотела. Это в кино только мрачные бледные вампиры производят на окружающих впечатление, а в жизни людям обычно нравятся особы жизнерадостные и загорелые. Шура помчалась в ванную и нанесла автозагар. Глянула на часы. Мама дорогая! Машина, обозначенная черными шашечками, должна была уже ровно пять минут дежурить у ее подъезда. Шура метнулась в прихожую, облила себя духами, подхватила сумку, проверила открыт ли доступ коту к коробке с наполнителем, выскочила на лестницу и помчалась вниз через две ступеньки.
Машина с шашечками и Федькой Моргуновым, действительно, стояла у подъезда. Шура плюхнулась на сиденье рядом с Федькой и сказала:
– Привет!
Необходимо отметить, что после пробежки по лестнице, Шура слегка запыхалась.
– Привет, – ответил Федька, разглядывая Шуру, потом добавил: – Шурик, для практически лысой девушки ты очень долго собираешься к выходу.
– Прошу прощенья, – сказала Шура. – Я опоздала всего на пять минут.
– На десять. Правда, мы еще, как воспитанные люди, приехали чуть раньше.
– Сами виноваты.
– Можно я форточку открою? – жалостно попросил водитель. – Уж больно, девушка, у вас духи ядреные.
– Хорошие у меня духи, – буркнула Шура. – Французские. Сейчас выветрятся. Это я просто прямо перед выходом сбрызнулась.
– Шурик! А я думал, что ты в них искупалась. Но духи хорошие. Дай-ка нюхну еще. – Федька уткнулся носом в Шурину шею и засопел носом. Шуре стало щекотно от его усов, и она захихикала.
– Открывайте, – разрешила она водителю. – Раз вы не токсикоман!
– Я таксиман. – водитель завел машину.