Общественный защитник Боза на суде был умным молодым адвокатом. Он представил горького пьяницу жертвой безработицы. Но жестокое избиение, оскорбление жены и стрельба из пистолета исчерпали терпение нашего городка. Майк Мейтлэнд дал показания, подтвердив, что это не было шуткой или спортивным состязанием, как пытался представить дело адвокат Боза.
Боз отсидел девяносто дней, а потом навсегда уехал в Тулсу, где у него жил двоюродный брат.
Синяки у Долли прошли, но сердечные раны оказались глубокими. Она очень долго казалась совсем потерянной, ни на что не реагировала. Наконец женщинам это надоело. У членов клуба был богатый жизненный опыт. Они насели на нее все разом, когда, по их мнению, прошло достаточно времени, и провели цикл лекций о самоуважении. Завершился этот цикл убедительным выступлением Деборы.
– Ты что, жалкая курица? Я знаю таких, но, уверяю тебя, ты не из их числа! Вспомни, кто нашел магазин "Земля и природа", наше первое удачное вложение? Конечно, это было задолго до того, как ты решила стать жалкой курицей. Отнесись к себе с уважением наконец! Купи хороший новый дом, съезди отдохнуть в Европу. Займись своим зубом и похудей. Не сиди и не кисни, жалея себя. Ни один мужик не стоит того, чтобы женщина из-за него перестала быть женщиной. Ты сама по себе потрясающе красивая и сильная женщина, Долли!
Но не все домашние проблемы членов клуба я узнавала из вторых рук. Некоторые из них относились непосредственно ко мне.
Мои родители жили вместе только из-за детей, считала я. Да еще они по-прежнему считали развод чем-то неприличным. Но эти причины с годами теряли свою актуальность.
Мой отец, Мак Петере, высокий, физически очень сильный мужчина, всегда был успешным и гордым человеком. Все в городе уважительно звали его Большой Мак. В университете он играл в футбол за сборную и по математике был первым на курсе. Его пригласили работать на завод сразу после учебы. И рабочие уважали его не меньше, чем самого Халворсена.
К 1990 году мои братья давно разъехались, но я была еще одинокой и часто гостила у родителей, так что нельзя сказать, что семейное гнездо полностью опустело.
Мой старший брат Артур работал в крупном чикагском банке и звонил домой раз в месяц. Дэниэл жил в Сан-Франциско и тщательно скрывал от нас свою личную жизнь. Вильям работал в Далласе школьным учителем и был счастливо женат. Он старался держаться подальше от всей нашей семьи. Но все они исправно совершали паломничество домой раз в год на Рождество.
Мой отец, когда они разъехались, чувствовал себя очень одиноким. Все его надежды и энергия были сконцентрированы на сыновьях. Он воспитывал в них твердость и мужество. Однажды, когда Дэниэлу было четырнадцать, а Вильяму двенадцать, он отвез их куда-то к канадской границе, якобы порыбачить, и бросил там, сказав, что они должны сами добраться домой. Он хотел научить их рассчитывать только на собственные силы. Братья вернулись домой и получили в подарок велосипеды, но я сомневаюсь, что они после этого доверяли отцу.
На меня его твердость не распространялась. Скорее всего, он был убежден, что девочек надо воспитывать мягко, а так как он был на это не способен, то просто оставил меня в покое. Отец был очень умным человеком, но пытался быть гениальным. И это у него, к сожалению, не получалось.
Когда мне было уже тридцать, он пытался подружиться со мной. Признаюсь откровенно, у него это не очень ловко получалось. Как-то осенью, когда мы стояли с ним на веранде, отец дотронулся до моего плеча.
– Почему бы нам не поехать с тобой поохотиться на уток? – спросил он.
Это было очень великодушно с его стороны, потому что с моим умением стрелять я запросто могла вместо утки пристрелить его.
Самым забавным было то, что чем богаче становилась моя мать, тем более шатким становилось положение отца на работе. Найти другую работу в его возрасте было делом нереальным. Так что роли родителей дома незаметно переменились. Всеми делами теперь заправляла моя мать, скрывая это от отца. Отец делал вид, что по-прежнему рассчитывает только на себя, а мать притворялась, что это она от него зависит. Но с каждым днем притворяться обоим было все труднее. Дела на заводе шли все хуже и хуже, а атмосфера дома накалялась все сильнее.
Так начиналось лето, которое по закону подлости было самым лучшим за многие годы.
Глава 45
ПОТОРАПЛИВАЙСЯ, СОФИЯ!
К лету 1991 года слухи, что завод скоро закроют, взбудоражили весь город.
На заседании правления завода было объявлено, что будут остановлены все цеха, на переоборудование которых нет денег.
К концу года должны были закрыть экспериментальную лабораторию, в которой работал Майк. Мэри сказала, что, как только это произойдет, они с мужем переедут в Силиконовую долину, где такие специалисты, как Майк, всегда нужны.
Пару лет назад этот удивительный мужчина, воспользовавшись сбережениями жены, записался на вечернее отделение университета и закончил его экстерном, получив диплом специалиста по компьютерам. С его опытом работы на заводе и новым дипломом безработица ему явно не грозила. А я лишний раз убедилась, что значит настоящая крепкая семья! Мой отец счел бы ниже своего достоинства учиться на деньги жены.
Но даже с теми, кто был устроен хорошо, в те годы все равно что-то происходило. В конце восьмидесятых годов в Америке явно менялась духовная атмосфера.
Впервые я это обнаружила, когда Марси, моя эксцентричная лучшая подруга, увлеклась восточной философией. Однажды июньским вечером вместо того, чтобы завезти меня в обычный бар, она привезла меня в вегетарианский ресторан и весь вечер рассказывала о религиях Индии.
Я не обратила на это особого внимания. Марси была интеллектуальным полиглотом. Она хотела знать все на свете и с таким же увлечением могла говорить о политике на Балканах или архитектуре Китая. Именно за это я ее больше всего любила.
– А какая из них тебе больше всего нравится? – вежливо поинтересовалась я.
– Буддизм, особенно принцип отказа от насилия. Это гораздо более действенный путь, чем западная юридическая система.
Ты что, собираешься теперь работать, не сопротивляясь насилию? Лучше станешь жертвой, чем дашь сдачи? Или встанешь в суде и заявишь: "Ваша честь! Ощутите гармонию Вселенной!" И судья прозреет и пошлет преступника медитировать?
– Какого черта ты смеешься надо мной, если ничего в этом не понимаешь? – возмутилась Марси.
– Я просто удивляюсь, что тебя вдруг интересует религия.
– Это не совсем религия. Это скорее метафизика.
– А ты не можешь объяснить мне, в чем разница?
– Боюсь, что нет, – ответила Марси, немного подумав.
– Тогда я – пас. У меня уже есть религия. Я методистка, помнишь? И я за метод и физику.
– Очень смешно, София.
– Лучшее, что я могла так быстро придумать, – огрызнулась я.
На самом деле у меня было столько сомнений в вопросах религии, что об этом лучше было не говорить. Я исправно ходила в церковь с родителями, но и только.
Марси, как всегда, была полна энергии.
– Слушай, я записалась на выездной воскресный семинар восточных единоборств. Поехали со мной, – сказала она.
У меня в ушах тут же зазвенели колокола: "Опасно – энтузиазм!", и я покачала головой.
– Это потрясающе интересно, София. Ну, поедем!
И тут я заметила кое-что поразительное в поведении своей подруги. Обычно, когда она меня куда-то звала, она делала это задорно, предвкушая удовольствие. Но сейчас в ее глазах я обнаружила нечто похожее на мольбу о помощи.
– Ладно, звучит заманчиво, – тут же сдалась я.
– Я заеду за тобой в воскресенье в шесть утра,
– Замечательно.
Марси, которая ничего не делала наполовину, распланировала весь наш посвященный Востоку день по минутам.
Мы начали с того, что в шесть сорок пять утра три раза обежали вокруг озера Ларксдейл. Потом последовала двухчасовая тренировка по карате. Хотя Марси не преминула заметить, что считает нанесение ударов насилием и это противоречит принципам буддизма. Не знаю, как буддизму, но моему физическому состоянию это точно противоречило. Я взмокла через пятнадцать минут, так как уже полгода не ходила ни на какие тренировки и отлично помнила почему.
Потом мы немного отдохнули, выпив по литровой бутылке минеральной воды каждая. Потом два часа осваивали айкидо. Марси была абсолютно права насчет этого вида борьбы. Это действительно был самый философский путь избить другого до бесчувствия.
В довершение всего меня в нос укусил комар.
Помимо этого, все было прекрасно. Воистину мирный жаркий летний день. Мы обнаружили небольшой ресторан на берегу. Нас очень медленно обслуживали, видимо, тоже из-за жары, и пища была подозрительной на вид. Но мне так хотелось есть, что я старалась не обращать на это внимания.
– Как тебе яичница? – спросила Марси, когда мы закончили есть.
– Вкусная, но я была такая голодная, что еще чуть-чуть – и укусила бы кого-нибудь из посетителей.
– София! – возмутилась Марси, которая так старалась привить мне принципы отказа от насилия.
– Я – вампир, ты что, не знала? Этот ребенок вон там, в углу, выглядит очень аппетитно.
– Тебе действительно надо научиться концентрировать внимание на духовном возрождении.
Я умею. Дай мне "Уолл-стрит джорнэл" и включи биржевые новости, и ты увидишь, как я умею концентрироваться. Я даже думаю, что могла бы распространить пособия собственного сочинения по этому делу во всех ашрамах Индии. Через шесть месяцев они бы так научились…
– Нам пора на йогу, поторапливайся, София, – перебила меня Марси, вставая.
Я пошла за ней, скорчив рожу ребенку. Он показал мне в ответ язык, но я его простила. Он ничего не знал о принципе отказа от насилия.
Марси, если чем-то увлекалась, отдавалась этому самозабвенно, забывая все, в том числе и меня. Она привезла меня в центр йоги, который находился в шикарном здании рядом с самыми богатыми магазинами Миннеаполиса.
Я открыла дверь зала и тут же ее захлопнула. Меня обдало почти нестерпимым жаром.
– Господи, Марси! Там пожар, беги скорее звонить! – закричала я в ужасе.
– Не паникуй, они просто поддерживают там постоянную высокую температуру, – успокоила меня подруга.
Мы зашли в небольшой зал с оранжевыми светильниками на стенах. Играла индийская музыка. Я взмокла еще на карате, но здесь пот заструился с меня, как водопад. Я была близка к солнечному удару, зная признаки его приближения из опыта герлскауте кой жизни.
– Мы что, тренируемся, чтобы вступить в африканскую армию?
– Глупая София! Это поможет тебе расслабить мускулатуру.
– Если я расслаблюсь еще немного, тебе придется свернуть меня в тубус и отнести в машину.
***
Но оказалось, что я способна на большее. Я стала чемпионом по расслаблению. Напрягаешь мышцы, потом отпускаешь, а затем – полное расслабление.
Через двадцать минут постоянной температуры градусов в тридцать пять выше нуля я быстро прошла эти три стадии.
А потом начались занятия.
Оказалось, что йога – это как средневековые пытки на дыбе, только ты пытаешь себя сама. И еще похоже на актерские этюды. Ты принимаешь вид различных предметов: то колеса, то циркуля, то какого-то животного – и в конце концов становишься мертвым адвокатом.
***
Я смогла превозмочь боль и доплестись до машины самостоятельно. Это было даже приятно. Потому что я начала видеть слабый свет в конце тоннеля… этого страшного дня.
Когда мы тронулись в путь, Марси выглядела, как всегда, свежей, красивой и очень позитивно настроенной. Можно даже сказать, что она стала родной матерью всему миру. Я же, почетно устраивая свое бедное тело на сиденье поудобнее, тихо ненавидела себя и весь свет в придачу.
– Ну, что скажешь? – спросила вдруг Марси.
– Гм-м.
– Это здорово, правда?
– Гм-м.
– Ты в порядке?
– Гм-м.
– Очень смешно! – Марси недовольно фыркнула.
– С чего они решили, что эти позы снижают давление? У меня оно поднялось, я уверена, – мрачно сообщила я.
И я имела полное право на такое заявление, потому что у меня перед глазами плавали зеленые круги, сливаясь с зеленой кожей сиденья, которая почему-то упорно лезла мне прямо в глаза.
– Просыпайся, София. Мы подъезжаем к залу медитаций.
– Мне это не нужно. Я достигла нирваны уже полчаса назад. Это похоже на сон, – буркнула я и опять закрыла глаза, чтобы проверить свое наблюдение.
Марси потрясла меня за плечо:
– София! Ме-ди-та-ция! Ты настоятельно нуждаешься в духовном пробуждении.
Я не стала спорить, так как это было очевидно, и обреченно вылезла из машины.
***
Ровно в четыре часа этого страшно жаркого и длинного дня под неумолчный гул москитов мы пришли в зал медитаций, который находился недалеко от университета. Я чувствовала себя вареной макарониной.
Зал поражал элегантной простотой, но мое внимание сразу привлек инструктор.
Это был очень высокий блондин с пронзительно синими глазами. Я подумала, что его предки были из какого-то древнего индийского города в окрестностях Копенгагена, о котором еще ничего не известно историкам. И тут у меня возникли смутные подозрения, из какого корня вырос интерес Марси к восточной философии. Буддистская этика была явно не единственной его причиной.
Но когда блондин заговорил, все мои подозрения отпали. Из всех сторонников буддизма этот был самым нудным. С другой стороны, внушать адвокатам идею отказаться от гнева – занятие не самое продуктивное. Адвокаты заправляются гневом в своей работе, как машины бензином.
Я внимательно посмотрела на Марси, и мне стало стыдно за свои подозрения. Не могу сказать, что она выглядела до конца просветленной, как индийские йоги, но было видно, что она очень старается.
Тогда мне стало стыдно за себя, и я тут же решила научиться медитировать.
Это было бы чудесно, если бы не моя вечная неудачливость. Пытаясь сесть и скрестить ноги на коврике, я так старалась, что чуть не упала на подругу.
– Закройте глаза, – скомандовал в это время инструктор.
Наконец-то я хоть что-то смогу сделать хорошо! Мои веки очень правильно опустились на глаза. Меня больше ничто не волновало.
– Избавьтесь от ненужных мыслей.
Никаких проблем. В голове моей было пусто, как в чистом небе.
Я была уже близка к просветлению, когда вдруг отчетливо услышала какой-то знакомый звук. Кто-то явно похрапывал. Я стала гадать, кто это делает?
Разумеется, это была я.
Глава 46
ГЛЭДИС ВЫХОДИТ ИЗ СЕБЯ
Так проходило лето. Мы перестали расстраиваться из-за того, чего не могли изменить. Мы искали маленькие радости, где удавалось. Я не разделяла страсти Марси к восточным религиям, но перестала над ней смеяться.
Члены клуба регулярно встречались раз в неделю, хотя Скай не всегда могла к ним присоединиться в силу своей занятости на работе. Долли, которая наконец купила дом за городом, тоже не всегда приезжала на встречи. Инвестиции уже не были таким волнующим событием, как раньше. Даже волнение иногда приедается. Дебора, которой надоело заниматься парикмахерским делом, продала "Комбат".
Члены клуба всячески пытались помочь городу, выдумывая всевозможные программы по переквалификации и переподготовке специалистов. Они помогали работе детского компьютерного центра, который открыла Агнес. Но Ларксдейл очень медленно привыкал к изменениям.
***
Мы были глупыми, когда думали, что сможем вечно держать в секрете дела клуба. Но я думала, что все произойдет как-то более гладко.
Никто потом не осуждал Глэдис. Она была очень одиноким человеком. Единственными людьми, которые поддерживали с ней родственные отношения, была семья ее двоюродного младшего брата Джека Нельсона. Он жил в Дулуте с женой Филлис и двумя сыновьями. Два раза в год, летом и на Рождество, Глэдис гостила у них по неделе.
Поэтому было естественно, что как-то весной она решила порадовать семью брата праздником. Отплатить за многие годы его гостеприимства.
***
Идея возникла у нее в голове внезапно, когда Глэдис была в торговом центре. Она выбирала на распродаже мужские фланелевые рубашки для работы в саду, когда вдруг в голове у нее появилась яркая картинка. Глэдис выходит из лимузина у дома Джека и Филлис. На ней очень элегантное белое платье с золотой отделкой и бриллиантовая диадема на седой голове. Глэдис бросила рубашки на прилавок и покинула магазин. Она поняла, что эта идея не даст ей покоя.
Все библиотекари – деятельные люди. Глэдис на следующий же день на работе проштудировала справочник и к двум часам дня наняла лимузин, записалась в парикмахерскую и в салон модной одежды.
Салон модной одежды поразил ее тишиной, особенно после толкучки и ругани на дешевых распродажах, к которым она привыкла. Здесь почти не было покупателей, так как цены кусались, но Глэдис понравилось обслуживание. Молоденькая продавщица обращалась с ней как с драгоценностью, предлагая лучшие платья. Тихо пела Эдит Пиаф, а яркие цвета нарядов вокруг навевали мечты о Париже и лете в Провансе. Глэдис представляла себя сидящей в уличном кафе под полосатым зонтиком с бокалом "Перье" в руках. Чуть трясущейся рукой она оплатила понравившийся наряд. Правда, при взгляде на цену белого платья с золотой каймой ей стало не по себе. Платье стоило столько, сколько она тратила на одежду за целый год. Глэдис вдруг почувствовала себя дурочкой, но продавщица уверила ее, что платье ей удивительно идет. Глэдис решила, что лучше быть счастливой дурочкой, чем занудной старой скрягой. Дурочки ведь любят ярко одеваться. Она вышла из магазина под одобрительную улыбку продавщицы.
Вечером Глэдис позвонила двоюродному брату. Он очень сожалел, что они с женой не смогут с ней повидаться, так как едут с утра к друзьям играть в гольф. Поэтому Глэдис договорилась, что заедет за племянниками в девять утра и привезет их обратно ближе к вечеру.
Глэдис это даже обрадовало. Мальчики, Уилл и Эндрю, десяти и двенадцати лет, были очаровательно невоспитанные. Уж они-то честно скажут Глэдис, если им что-нибудь не понравится. А Глэдис нужна была правда.
Она с трудом заснула в эту ночь. Обычно Глэдис ездила в Дулут на автобусе. Ей нравились эти поездки. У нее всегда были вежливые и приятные попутчики. Зимой, правда, она беспокоилась из-за гололеда. Но все всегда заканчивалось благополучно. А завтра Глэдис сядет не в автобус.
В сказках и старых фильмах превращения случаются волею фей или волею судьбы. В реальной жизни люди слишком часто считают, что чудес на самом деле не бывает. Так случилось и с Глэдис.
Сначала все шло хорошо. В шесть утра прибыл лимузин. Вежливый молодой человек по имени Сол постучал в дверь Глэдис и любезно проводил даму к машине. Белый автомобиль с черными кожаными сиденьями выглядел потрясающе. Сол, который сразу понравился Глэдис, первый час крутил классическую музыку. Потом научил ее пользоваться магнитофоном, менять пленки и открывать мини-бар.