Я взяла записную книжку со стола Дианы и прочитала имена изменников: Бен, Питер, Фриц. Боже мой, но они достигли таких успехов! Особенно Фриц - агент по продаже автомобилей "Порше". Он потерял бы работу, если бы не обратился ко мне. С мужчинами-покупателями у него не возникало особых неприятностей: они мирились с тем, что продавец автомобилей "Порше" по имени Фриц говорит с ужасающим немецким акцентом и грубит им. Но с покупательницами, которых постепенно становилось все больше, дело обстояло сложнее: они рассчитывали на вежливое и доброжелательное обращение с ними. Обманувшись в своих ожиданиях, они в гневе выскакивали из автосалона или пускались в слезы и, разумеется, ничего не покупали. Поэтому Фриц обратился ко мне за помощью. Всего за несколько недель он освоил методику доктора Виман, научился улыбаться покупательницам и учтиво говорить: "Разрешите мне сначала предложить вам чашечку кофе, а потом я объясню вам, что такое "вращающий момент".
- Может быть, ваши пациенты просто слишком заняты? - предположила Диана.
- Заняты?! - с неподдельным недоумением переспросила я. - Что может быть для них важнее, чем отношения с женщинами?
Среди пациентов, которые в этот день все-таки пришли, был Сэм - владелец компании, занимавшейся прокладкой водопроводных труб. Его жену очень огорчало его неумение поддержать разговор, когда она начинала жаловаться на свои "болячки". Этот недостаток свойствен многим мужчинам. В глубине души мужчины сочувствуют своим женам, страдающим расстройством желудка, грибковыми поражениями кожи и артритами. Просто они не любят говорить об этом.
- Сегодня мы будем учиться выражать сочувствие, - сказала я Сэму в начале занятия. - Вы научитесь отвечать Кэролайн, когда она жалуется на здоровье, и она увидит в вас опору и поддержку.
- Но я вовсе не…
- Не нужно защищаться, Сэм. По крайней мере, не в этом кабинете. Просто сделайте, о чем я вас прошу. Вот ваша копия сценария. Начнем.
Сэм выхватил лист бумаги у меня из рук. Как и многие другие пациенты, сначала он был настроен враждебно. Все они не могли взять в толк, что нуждаются в помощи, а я могу им помочь. Да и чего можно ожидать от особей, которые забывают опустить сиденье от унитаза, ругаются как сапожники и засыпают сразу после занятий любовью?
Я включила запись.
- Повторяйте за мной, Сэм: "Опиши мне все свои симптомы, Кэролайн". Очень важно сделать ударение на слове "все". Тогда ваша жена почувствует, что вы по-настоящему переживаете за нее.
Сэм заупрямился:
- Такие вещи говорят врачи, а не мужья.
- Врачи? - переспросила я. Господи, как же они все поначалу бестолковы! - А что вы обычно говорите, когда Кэролайн начинает рассказывать вам о своих болезнях?
- Ну, спрашиваю, есть ли у нас еще пиво, или говорю, что иду гулять с собакой.
- В общем, переводите разговор на другую тему.
- Именно. Неужели мне слушать, как она жалуется на свои болячки?
- Она не жалуется, а рассказывает. Она пытается наладить с вами контакт, потому что она любит вас, Сэм, и ждет от вас взаимности. Вот почему она так себя ведет.
Он тяжело вздохнул:
- А по-моему, она просто ипохондрик. Все женщины, которых я знаю, ипохондрики.
- Вернемся к сценарию, Сэм.
Вздохнув еще раз, он придвинулся к микрофону.
- Опиши мне все свои симптомы, Кэролайн.
- Отлично! Не так уж сложно, правда, Сэм? Поехали дальше. Эту фразу я попрошу вас запомнить как следует: "Мне тебя очень жалко".
- Зачем мне произносить это лишний раз? Она и так знает, что я ей сочувствую.
Тут я могла с ним поспорить.
- Это не просто выражение сочувствия, Сэм. Для вашей жены эта фраза будет означать, что вы внимательно слушаете ее, когда она делится с вами своими переживаниями. Когда Кэролайн опишет все признаки заболевания, кивните и скажите, что вам ее жалко. Такой ответ ей понравится больше, чем ваша реплика про пиво или собаку.
Сэм был моим последним пациентом в тот день. Как только занятие с ним закончилось, я стала звонить подругам, но не застала никого из них, кроме Пенни.
- Как твои дела, Линн? - спросила она таким голосом, каким разговаривают с человеком, недавно пережившим смерть близкого родственника.
- Да в целом неплохо, - ответила я. - Кип же, слава богу, не умер, а просто разрушил нашу семью.
- В самом деле? - с недоверием переспросила она.
- Ну разумеется! Конечно, я переживаю, но это не выбило меня из колеи. Работа - прекрасный стимул. Когда я общаюсь с пациентами, я забываю о своих проблемах.
- С пациентами? А что, никто из них не отказался от твоих услуг?
Я была озадачена ее вопросом.
- Честно говоря, сегодня утром трое отказались. А почему ты спрашиваешь?
- О боже мой, Линн! Неужели ты до сих пор ничего не слышала?
- Чего я не слышала?
- Подожди, я только закрою дверь, - прошептала она, через несколько секунд я услышала щелчок.
- Значит, ты ничего не знаешь?
- Нет. Да нет же! Что случилось?
Я уже начинала беспокоиться.
- Не хочется приносить тебе дурные вести. Обещай, что ты оставишь гонца в живых.
- Обещаю.
- Ладно. - Она понизила голос. - Кто-то разболтал прессе об интрижке Кипа. Твою тайну раскрыли. Судя по всему, это случилось на днях.
Мое сердце бешено забилось. Мне не хватало воздуха.
- Мы не зря волновались о твоей профессиональной репутации, - продолжала Пенни. - Автор статьи раскритиковал в пух и прах методику доктора Виман и заявил, что после того как стали известны подробности твоей личной жизни, только сумасшедший придет к тебе на прием.
Я молчала.
- Алло! Ты слышишь меня, Линн?
- Прекрасно слышу.
Во рту у меня пересохло, а губы не слушались. Мне был нужен глоток воды - нет, лучше виски.
- Не понимаю, откуда этот писака узнал о нас с Кипом. Мы все еще живем под одной крышей, и для всех окружающих мы - пара.
- Так или иначе, на первой странице газеты появилась статья о вас.
- На первой странице? Не может быть. Я не так знаменита.
- Но это же "Нэшнл инквайрер", Линн. Ты же знаешь их: если они не накопают ничего о знаменитостях, то будут довольствоваться тем, что есть.
Моя фотография на первой странице желтой газетенки. Докатилась! Понятно, что Сэм и остальные пациенты, не отменившие встречу со мной, просто ничего не знают об этой статье.
- Значит, скоро вся Америка узнает обо мне? Кто угодно сможет прочитать о нас с Кипом, стоя в очереди в супермаркете и листая газеты!
- Боюсь, что да. Конечно, это неприятно, но тебе придется через это пройти.
- Каким же образом?
- Ты опубликуешь опровержение и заявишь, что с тобой обошлись несправедливо. Будем надеяться, что публика отнесется к тебе с сочувствием и поверит, что ты не шарлатанка.
- Но я не шарлатанка!
- Мы-то с тобой об этом знаем, но читатели могут поверить автору статьи. Послушай меня, Линн. Я считаю, что работа, которую ты провернула, достойна Нобелевской премии, но она сделала тебя мишенью для критики. Ты - королева, никто не может сравниться с тобой, а такие люди всегда вызывают зависть и агрессию.
- Иначе говоря, своей статьей "Инквайрер" открыл сезон охоты на меня?
- Наверняка появятся и другие статьи. Сожалею, Линн. Очень сочувствую тебе.
- Ничего, я как-нибудь справлюсь. А вот тот, кто рассказал о нас "Инквайрер", горько пожалеет! Думаю, это была любовница Кипа.
- Сомневаюсь. В статье даже не упомянуто ее имя. О ней там вообще очень мало. В основном речь идет о вас с Кипом. Такую информацию мог предоставить им только один человек. Больше никто не мог продать им такие сведения. Понимаешь, о ком я говорю? Догадываешься?
- Ты думаешь, что Кип…
- Судя по всему, да. Он чувствовал, что рано или поздно ты выгонишь его, и тогда ему понадобятся деньги. И ему, видимо, пришло в голову, что если пристроить статью в "Инквайрер", то еще какое-то время ему будет на что покупать коктейли для своей пассии.
- Кип не мог так поступить… - пробормотала я, все еще не веря в случившееся.
А ведь сначала он казался таким искренним, таким честным! Как я могла так ошибиться в нем? Он не только спал неизвестно с кем, но еще и продал меня. Двойной удар.
- Хочешь, я возьму такси и приеду к тебе сейчас? - спросила Пенни. Ее контора находилась в другом конце города.
- Нет, спасибо, - сказала я. - Скоро начнется моя радиопередача.
- Она обещает быть интересной. На твоем месте я бы ответила на несколько звонков от особо любопытных.
Да, было несколько звонков от особо любопытных. Они не хотели говорить о своих проблемах, гораздо больше им хотелось опорочить меня. Конечно, звонили и сочувствующие, но таких было немного. Как Пенни и полагала, основная масса звонков поступила от любителей поругаться, которые позволяли себе выпады в мой адрес вроде: "С какой стати мы должны слушать ваши советы?", "Сами-то вы понимаете, о чем говорите?" или "Ни за что больше не позвоню на ваше шоу!".
Последний удар мне нанес директор студии. Я уже одевалась и собиралась идти, когда он подошел ко мне. Положив мне руку на плечо, он сказал, что разделяет мои чувства, а затем добавил тоном, не предвещающим ничего хорошего:
- Поживем - увидим, что из этого выйдет.
- Что вы имеете в виду?
- Будем ли мы и дальше терять слушателей. Публика непостоянна, Линн. Стоит однажды утратить ее доверие - и назад вы его уже не вернете.
- Ну, я пока еще ничего не потеряла, - возразила я. - Я только немного поколебала их веру в меня.
Напрасно я тешила себя этой надеждой. Я полагала, что "Инквайрер" окажется единственным изданием, опубликовавшим статью о нас с Кипом, и интерес к нашей семье спадет после следующей же железнодорожной катастрофы. Я надеялась, что слушатели, не говоря уже о пациентах, вернутся. Боже, как я была наивна!
Кипа я застала на кухне. Он стоял у плиты, помешивая что-то в большой кастрюле.
- Я сделал чили, - бодро сообщил он. - Как ты любишь.
Я молча смотрела не него. Он продал наши семейные тайны бульварной газетенке, разрушил мою репутацию, на формирование которой у меня ушли годы, а теперь смеет говорить мне о чили? Да он не просто негодяй, это уже патологический случай.
Я пришла в ярость. Оттолкнув его, я схватила кастрюлю и, обжигая руки, вылила все ее содержимое в раковину.
- Вот в таком виде мне гораздо больше нравится твой чертов чили.
- Линн! Что ты…
- Убирайся вон, - спокойно сказала я, когда произведение кулинарного искусства с хлюпаньем исчезло в канализации. - Собирай все самое необходимое и убирайся вон отсюда, Кип. Мой адвокат скажет тебе, когда прийти за остальными вещами.
Он заплакал - не притворно, а по-настоящему.
- Но почему, Линн? Почему именно сейчас? Я думал, что мы пришли к согласию…
- Я тоже так думала, - сказала я, дрожа от гнева. - Но тогда я еще не видела вот этого. - Я показала ему номер "Инквайрер", который купила по дороге домой.
- Можно посмотреть? - спросил он так, будто понятия не имел, чем вызван весь этот шум.
Я смяла газету и швырнула ему. Комок попал бедняге прямо в лоб. Он развернул газету и сделал вид, что читает статью впервые.
- Сколько тебе заплатили? - спросила я.
- Мне?! Я не имею к этому никакого отношения! - протестовал Кип со слезами на глазах.
- Сказки не рассказывай!
- Но я говорю правду! Для меня это такая же неожиданность, как и для тебя!
- Ну, конечно. Кто же тогда рассказал им о нас? Твоя подруга?
- Все может быть. Но я с ней порвал и с тех пор больше не разговаривал, поэтому не могу сказать точно.
- Хватит врать, Кип! Она тут ни при чем, и ты прекрасно это знаешь. Ей просто неоткуда знать всех деталей, которые упоминаются в статье. Разве что допустить, будто последние три месяца вы только тем и занимались, что обсуждали подробности моей биографии и нашей с тобой жизни. Но в этом я сильно сомневаюсь. Того, что она может знать, даже на абзац бы не хватило.
Кип только покачал головой и вытер слезы.
- Мне совершенно ясно, что именно ты рассказал о нас журналистам, так что убирайся вон из моего дома. Потом заберешь остальные вещи. Я ясно выразилась?
- Ухожу, ухожу.
Но Кип не двинулся с места. Он стоял как вкопанный, со слезами на глазах, а потом с тоской осмотрелся вокруг, словно хотел попрощаться с кухней, где провел столько счастливых часов за приготовлением обедов.
- В чем дело? - спросила я, полагая, что он сейчас разразится очередной историей о своем отце или еще какими-нибудь откровениями.
- Я…
- Что - ты? - нетерпеливо перебила его я.
- Я хотел спросить… - Его взгляд скользнул по полкам с кулинарными книгами. - Когда ты будешь делить имущество, ты позволишь мне забрать… хотя бы только классиков?
"Как мило! - подумала я. - Есть же на свете отзывчивые и разговорчивые мужчины, мечта любой женщины. А этот к тому же и в кулинарном искусстве преуспел".
А еще я подумала, что слишком хорошо знаю мужчин, чтобы позволить себе влюбиться в одного из них. Да, Кип отличался от пациентов, приходивших ко мне за помощью, но вот как все обернулось. Что и говорить, исключения лишь подтверждают правила. Я всегда полагала, что большинство мужчин - болваны, примитивные существа, которые портят воздух и не извиняются при этом, бросают свою одежду где попало и считают, что подруги, которые отправляются в отпуск вместе, - непременно лесбиянки. А я совершала благое дело, обучая мужчин Языку женщин, просвещая их, спасая их. И, к счастью, этот огонь не угас во мне. Вопрос был только в одном: найдутся ли теперь среди мужчин такие, которые, несмотря на все мои неприятности, захотят воспользоваться моими услугами…
5
Следующие несколько месяцев прошли как в кошмарном сне. Вначале, после появления статьи в "Инквайрер", падение интереса к моей методике было не так заметно. Правда, многие пациенты отказались от моих услуг, однако это было еще терпимо, до полного провала еще не дошло.
Но затем, когда я начала привыкать к мысли, что ничего страшного не случилось, вдруг обнаружился целый шквал злорадных и даже злобных статей в центральных газетах. Те же самые издания, которые совсем недавно боготворили меня, теперь смешивали меня с грязью. Досталось не только мне, но и моей методике, и это мучило меня больше всего. Я посвятила всю жизнь ее созданию и разработке, а теперь, только потому, что мой муж оказался ничтожеством, все мои труды пошли прахом!
Конечно, я пыталась защищаться. Я обошла все печатные издания в городе с просьбой позволить мне высказать свою позицию. Но они не проявили ко мне ни малейшего интереса. Ни из одного из них мне не перезвонили. В общем, на мне поставили крест. Я больше не заслуживала их внимания.
Вы спросите, почему я не попыталась вернуть расположение публики с помощью моей радиопередачи, колонки в газете, выступления в программе "С добрым утром, Америка!"? Почему я не воспользовалась этой возможностью и не объяснила, что мой случай не имеет никакого отношения к методике доктора Виман? Да просто потому, что такой возможности у меня больше не было. "Вы утратили доверие публики", - объяснили мне тем тоном, каким, наверное, разговаривают с прокаженными.
Удивительно, до чего быстро все меняется в мире шоу-бизнеса! Как легко вас могут забыть, растоптать и уничтожить. Стоит только вам вступить в конфликт с кем-нибудь или просто совершить ошибочный шаг - и вас забросают камнями, прежде чем вы успеете глазом моргнуть. Вы скажете, что я рассуждаю сейчас как моя подруга Сара. Но у меня самой голова пошла кругом, когда я осознала, как мало времени надо, чтобы полностью перестать существовать для них.
От меня отвернулись все - даже мой литературный агент. По наивности своей я надеялась, что даже если телевидение и радио от меня отказались, я могу рассчитывать на успех хотя бы в той области, с которой начиналась моя карьера, - на литературном поприще. Я решила написать новый бестселлер - продолжение моей книги, за которой совсем недавно охотились издатели. Но мне пришлось распрощаться и с этими планами. Литературный агент сообщил мне, что, "прощупав почву", он пришел к выводу: книги Линн Виман не будут пользоваться спросом на рынке. Он добавил, что я могу попытать счастья где-нибудь еще.
Оставалось только заниматься частной практикой. К счастью, не все пациенты отказались от моих услуг, но их было так ничтожно мало, что денег хватало только на зарплату Диане. На содержание дома на Гора-Киско средств уже не было. Честно говоря, я едва сводила концы с концами. Конечно, я могла продать дом, но это было бы невыгодно: изменились пристрастия покупателей - "деревенский стиль" вышел из моды.
Конечно, я не умирала от голода и у меня была крыша над головой, но сознание того, что я потеряла почти все, чего достигла, не давало покоя. Я ощущала себя изгоем. Я бродила по улицам Нью-Йорка, с тоской глядя на спешащих куда-то женщин в деловых костюмах. Во время обеда я не выходила из конторы. Вместо того чтобы идти в ресторан, где можно было встретить знакомых, я наблюдала, как Диана красит ногти. Я перестала уделять внимание своей внешности, редко мыла голову, не пользовалась косметикой и дезодорантом. Просто удивительно, что я не лишилась последних пациентов!
Особенно остро я ощутила свое горе, когда однажды стояла перед прилавком с овощами и размышляла, могу ли я позволить себе спаржу на обед. Хорошо одетый мужчина, стоявший рядом со мной (он как раз покупал спаржу), неожиданно похлопал меня по плечу со словами: "Вы и есть та самая Линн Виман? Что ж, не все коту масленица!"
Несмотря на то что острота была довольно банальной, я почувствовала себя оскорбленной до глубины души. Я проплакала весь вечер. Слова этого мужчины не выходили у меня из головы. Наконец, прекратив истерику, я включила телевизор. Там шло "Тунайт-шоу". Какая-то самозванка, пришедшая на передачу, хвасталась своей методикой обучения мужчин чуткости в отношениях с женщинами!
В тот же миг я перестала жалеть себя и пришла в бешенство. Я ощутила прилив ненависти к ней, к Кипу, ко всем, кто вначале восхвалял методику доктора Виман, а потом присоединился к толпе, насмехавшейся над ней.
"Ну, я им покажу! - думала я, запихивая в рот огромные куски спаржи. Хотя мое финансовое состояние оставалось прежним, аппетит ко мне вернулся. - Я не позволю им сломить меня, развенчать теорию, в которую я верила с детства. Я сумею привлечь их внимание. Они еще попляшут у меня!"
Разумеется, я еще не знала, как именно я им это покажу, но, по крайней мере, теперь я была настроена не столь пессимистично.
Однажды Пенни пригласила меня на обед. Был уже февраль. У нее собрался весь наш "мозговой трест". Общение с подругами было для меня единственной отдушиной в тот нелегкий период. Каждая из них находила для меня время, стремилась отвлечь от мрачных мыслей, позволяла мне дать выход своим чувствам. Поэтому и в тот раз я с нетерпением ждала встречи с ними.
Пенни жила в двухэтажной квартире в районе Грамерси-парка. Когда я приехала, все уже были в сборе и вели непринужденную беседу о работе: о фильмах Гейл, о фотографиях Изабеллы, о книгах Сары, о деловых контактах Пенни. Я вдруг почувствовала себя лишней, будто моя работа не стоила того, чтобы о ней говорить.