- Нет-нет, что вы!.. Хотела только, чтоб он наказал... выпорол, за грехи мои...
- Да-а? И что?? – поразилась матушка.
- Да что... Выпорол. А я ему руку за это целовала...
Удивлённая директриса задумчиво прошлась по ковру туда и обратно.
- Что скажете, сестра Агнесса?.. А вы бы хотели, чтоб Франко вас выпорол?
- Меня?.. – поразилась Агнесса. - За что??
- Ха-ха! А неужели не за что?
- Так ведь... Что тут скажешь, матушка?.. Все мы грешны. И в мыслях, и в поступках...
- Вот и я о том. Грешны все, а порку получают только послушницы... Нет, ей богу, вы молодчина, Марта - очень здравая идея! – директриса уселась в своё глубокое кожаное кресло. – Отныне так и решим: после порки наших юных грешниц свою долю будут получать и сёстры-наставницы. Все, по очереди! Нечего вам чваниться и возноситься в гордыне - пред Господом все равны. Первой была сестра Марта, следующей будешь ты, Агнесса. Ты старшая наставница, и должна дать пример смирения остальным.
Лицо сестры Агнессы, никак не ожидавшей подобных последствий, вытянулось. Между нею и Франко была давняя вражда. У ней хранились ключи от погреба, где издавна стояло два бочонка красного вина для торжественных случаев, и как он её ни упрашивал, она никогда ему этих ключей не давала. Франко терпеть её не мог и называл крысой.
- Сама объявишь нам тот из семи смертных грехов, к которому более склонна. А уж Франко постарается его из тебя выбить... Прекрасная мысль, ей богу! – всё не могла успокоиться директриса. – Мне и раньше казалось, что в наших воспитательных мероприятиях чего-то недостаёт... Ступайте, милые, готовьтесь.
* * *
С раннего утра в субботу в пансионе царило необычайное оживление. Все послушницы были подняты ни свет, ни заря и брошены на всеобщую генеральную уборку. К двенадцати часам дня, когда весь пансион уже сиял чистотой, девочек переодели в новую парадную форму - длинные чёрные юбки на помочах и белые блузки с воротничками, и вся школа была выстроена во дворе. Наставницы, изрядно волнуясь, следили за порядком.
Наконец толстая привратница, тётушка Клер, дежурившая у раскрытых ворот, замахала руками.
- Едут!! – не своим голосом закричала сестра Агнесса.
Наставницы кинулись подровнять строй, после чего и сами выстроились на правом фланге. Во двор плавно вкатил тёмно-красный Паккард, сделал красивый полукруг и остановился в центре.
Франко, забежав, открыл заднюю дверь. Из неё с улыбкой обожания вышла директриса, а за ней неспешно вышел и тот, кому эта улыбка предназначалась - высокий седовласый джентльмен в чёрном костюме патера со строгим, неулыбчивым лицом. Это был сам попечитель пансиона преподобный мистер Рочестер. Оглядев выстроившуюся школу, он милостиво улыбнулся и осенил всех крестным знамением.
Сестра Агнесса тут же кинулась к нему и, опустившись на колено, приложилась к ручке. Он, удивившись, перекрестил и её. Стоявшая в строю, послушница Джейн шепнула подруге: "Смотри, Роз, он, вроде, добрый...", на что та с сомнением хмыкнула.
- Я рад, дети мои! – заговорил преподобный хорошо поставленным голосом. – Рад снова лицезреть вас в добром здравии, в смирении, непорочности и послушании, какими и подобает быть послушницам нашего пансиона. Давненько я у вас не бывал... - задумался попечитель. - Давненько! И вот радостный день настал, и мы снова встречаемся. После моей воскресной проповеди и совместной молитвы мы вкусим праздничный обед, - он с улыбкой обернулся к директрисе, - который обещала нам матушка настоятельница.
- О, да! – живо воскликнула та. – Заслужившим этот замечательный обед приготовлены настоящие бараньи котлеты... Со спаржей! – возглас восхищения прокатился по строю. – И вишнёвый крюшон, и печенье! – все ещё раз ахнули.
- Надеюсь, я его тоже заслужу? – изволил пошутить попечитель.
- О, ваше преподобие! – воскликнула директриса и, преклонив колено, приложилась губами к его рукам, сложенным на животе. Преподобный ласково возложил ей одну руку на голову и слегка привлёк к себе. Прижимаясь щекой к его животу, директриса ощутила, как под одеждой его что-то шевельнулась... Когда она встала, было заметно, что глаза её блестят как-то по-особому.
- Однако тем, дети мои, кто провинился и согрешил в этом месяце, - продолжил преподобный, – прежде, чем вкушать от даров Господних, предстоит получить очищение. Вы знаете, что чем суровее наказание, тем легче оно очищает душу от прегрешений, и тем легче возносится она к Господу!
- Посему не смущайтесь, дети мои, принять наказание. Не бегите его, а стремитесь к нему всею душою! Примером вам в этом пусть будет ваша покровительница святая Бригитта, которая без звука претерпела все ужасные и незаслуженные наказания, которые ниспослал ей Господь. Он же, видя с небес ваше послушание и презрение к плоти, возрадуется... А наставники ваши благословят вас. Амен!
Осенив всех ещё раз крестным знамением, преподобный оборотился к матушке Элеоноре, давая понять, что официальная часть закончена. Та взяла его под локоть и, дав знак Агнессе, торжественно повела преподобного в здание пансиона, где уже ждал их в кабинете ланч на двоих. Послушницы же были отпущены готовиться к процедуре очищения.
* * *
- ...Позвольте налить вам этого чудного вина, - низким бархатным голосом говорил преподобный, склоняясь к матушке. – Откуда такая прелесть?
- Ах, какая там прелесть, ваше преподобие... Вино и вино. А впрочем, да, пришлось постараться. Я сама ездила за ним в монастырь бенедиктинок. Откушайте вот артишоков, мистер Рочестер. Вот спаржа... Ах, да – паштет! Отведайте, прошу вас... Из печени диких уток! Заставила нашего Франко ходить на охоту, на дальние Корнуэльские болота. Представьте, этого лентяя!.. Однако настрелял целую сумку.
- Давайте выпьем за ваш замечательный пансион, дорогая матушка Элеонора! За ваших сестёр-наставниц и ваших учениц! И, главное, за замечательного, незабываемого, прекрасного... директора пансиона! Который, как я вижу, может очень далеко пойти в своей карьере.
Растаяв от обилия комплиментов, директриса осушила полный бокал красного бенедиктинского и тоже раскраснелась.
- Дорогой преподобный! После небольшого отдыха, вы, надеюсь, примете участие в наказании провинившихся послушниц. Оно проводится раз в месяц, и для нас это всегда торжественный момент. И кое-что я должна с вами обсудить.
- Не стесняйтесь, моя дорогая, – патер закусывал вино паштетом, одновременно придвигая к себе блюдо с рыбой.
- Это рыба святого Петра, ваше преподобие, - говорила матушка. – Обязательно откушайте... Так вот. Провинности послушниц записаны в кондуите, но... мне кажется, что вам нужно побеседовать перед наказанием с каждой... оценить её грехи на, так сказать, неподкупных весах. И пусть каждая... мне кажется, так нужно... каждая из наказуемых предстанет пред вами в... готовом уже виде.
- В готовом виде? Что вы имеете в виду? - удивился преподобный, наполняя ещё бокалы.
- В готовом к наказанию... - матушка слегка покраснела. – Уже разоблачённая... Ваши внушения, святой отец, если они их выслушают в таком виде, сгорая от стыда, запомнятся надолго, - усмехнулась она.
У преподобного брови полезли наверх, он даже забыл про рыбу святого Петра.
- То есть, послушницы будут... безо всего?
- Снизу...– матушка густо покраснела. - Но если вы против...
- Нет, почему же, – подумав, ответствовал, наконец, мистер Рочестер. – Это действительно... вносит много нового!
- И ещё, святой отец, - осмелела директриса. – Я решила, что очищение посредством телесного наказания должно касаться всех... Всех нас.
- Вот как? – поразился преподобный. И добавил, улыбаясь: - Вы и меня решили выпороть?
- О, Ваше преподобие... Как можно! – смутилась директриса. – Я имела в виду нас, воспитателей... Сестёр-наставниц.
- Никогда о таком не слышал, – всё более удивлялся мистер Рочестер. – У вас просто поток свежих, необычных идей, дорогая матушка! И что же... вы и себя... предполагаете?
– Ежели от вашей святой руки, - кротко потупившись, сказала директриса, - я не воспротивлюсь нисколько. Я уже вам говорила...
- Отведайте ещё вот этот нежный салат, салат бенедиктинцев, святой отец! К красному вину он подходит как нельзя лучше.
* * *
- ...И вот, дети мои, - торжественно вещал преподобный с амвона, - ни в чём не повинную, но токмо опороченную злобным наветом, бедную Бригитту привезли на главную площадь, где собрался народ, и привязали к столбу для наказаний. И служитель объявил толпе, что послушница сия замечена в постыдном распутстве и в воровстве, чем опозорила своих отцов-настоятелей и всю святую обитель. И да буде подвергнута она жестокой порке.
- Ни единым словом не выразила Бригитта ни протеста, ни возражения, ибо решила она испить всю чашу страданий до дна! И сняли с нея все одежды, и предстала она пред всеми нагая... И только непорочное лицо своё подняла она к небу, и губы ея шептали молитвы Господу. И вышел палач с длинным кнутом, и приготовился. "Да свершится наказание!" - махнул рукой настоятель, и кнут взвился...
Тут преподобный выдержал скорбную паузу, после которой голос его зазвучал ещё торжественнее.
- И вот, когда всё тело её сверху донизу покрылось кровавыми рубцами, настоятель остановил палача, дождался, пока утихнут её дикие вопли, и подошёл к столбу. "Каешься ли ты в позорных деяниях своих?" - вопросил он. "О, святой отец! - отвечала Бригитта. – Я во всём покаюсь, только дайте мне ещё кнута!" Святой настоятель ахнул, ибо счёл слова её страшной дерзостью непокорной грешницы, которая даже у столба не желает раскаяться, и махнул рукой палачу. И снова засвистал кнут...
- И снова остановил настоятель палача, и снова подошёл к Бригитте. "Каешься ли ты? Признаешься ли, с кем предавалась распутству?" Бескровное лицо её обращено было к Господу, руки, привязанные к железному кольцу, искусаны в кровь, но посиневшие губы её прошептали: "Ещё немного..." Подивился отец-настоятель такому упорству во грехе, грозно осерчал он и опять махнул палачу...
- Когда сняли её со столба, всю иссеченную в кровь, была она светла и бездыханна, а невинная душа ея была уже на пути к Господу.
Святой отец вознёс очи горе, постоял так немного и продолжил:
- Позже клевета и наветы, на нея возведенные, были раскрыты, завистницы и клеветницы изобличены, а настоятель той обители от ужаса содеянного наложил на себя епитимью - цепи и вериги на 10 лет. Послушницу же Бригитту, непорочную, но принявшую страшную кару за несовершённые ею деяния, представили к лику святых.
- И теперь, дочери мои, сия дева святая является вашей покровительницей. Молитесь же ей, просите у неё защиты, наставления и прощения, и она не оставит вас. Амен!
Все послушницы, сёстры и учителя пансиона, внимавшие торжественной проповеди, истово троекратно перекрестились. У многих на лицах блестели слёзы. Преподобный милостиво осенил всех крестным знамением и неспешно сошёл с амвона. К нему тут же приблизилась директриса и склонилась к его руке с поцелуем. После чего повернулась к залу и торжественно объявила:
- Праздничный ужин - я бы назвала его Ужином святой Бригитты - ждёт вас, дети мои! Однако перед этим всем согрешившим в этом месяце предстоит очиститься, то есть принять наказание, достойное совершённому. Примите же его смиренно и терпеливо! – голос её посуровел. - Все, надеюсь, уже знают, что крики во время наказания есть нарушение порядка, и нарушение это может только увеличить наказание! Посему крик - этот телесный ропот против наказующей руки, следует целиком исключить.
- Что же остаётся наказуемой?.. Молитва! Во время наказания возносите молитвы святой Бригитте, и она поможет вам перенести его с должным смирением. Всё! Всему пансиону построиться в дортуаре.
Все стали подниматься со скамей и покидать зал для проповедей. Директриса остановила проходившую мимо сестру Марту.
- Милая, сбегай к Франко, пусть идёт сюда. Да пусть кроме ремня захватит ещё хлыст для лошадей.
- Слушаю, матушка, - с готовностью отвечала сестра и бросилась исполнять.
* * *
В гараже, куда зашла Марта, царил полумрак. Франко сидел в яме с переносной лампой и ковырялся в днище Паккарда.
- Франко, милый, - защебетала Марта, опустившись на корточки. – Давай быстро в пансион, матушка требует.
- Что за спех? – недовольно отозвался механик.
- Спех, спех, - отвечала та. – Сейчас большая порка начнётся. И послушниц много, и даже, представь, - Марта захихикала, - самой сестре Агнессе назначили телесное... Вот кого тебе пороть придётся!
- Агнессе назначили порку?? – Франко эта новость так поразила, что он тут же выбрался из-под машины. – Как это? За что?
- Да так вот... Матушка Элеонора решила. От гордыни, говорит, помогает.
- Вот так-так!.. И сколько ей назначили?
- Неизвестно пока.
- Хе-хе!.. Ну, держись, сестричка Агнесса! Уж я тебя вылечу... Гордыню как рукой снимет, – и Франко, ухмыляясь, тщательно протёр руки ветошью.
Затем одной рукой он обнял Марту за талию, а другую запустил ей под юбку и крепко ухватил за задницу. Марта задёргалась, пытаясь вырваться, но руки у Франко были что клещи.
- Ну, а ты сестрица давно ли не стояла в покаянной позе?
- Пусти, Франко, – вырывалась Марта. – Какой ещё позе?..
- Покаянной. Грешнице, чтоб покаяться, дОлжно склониться перед этим священным Паккардом, упереться в этот бампер и задрать юбки, - и он попытался наклонить её.
- Нет, нет! Не сейчас, миленький, – Марта умоляюще приложила ладошку к его губам. – Идти надобно... А то матушка, не приведи Господь, ещё кого пришлёт вдогонку. Сегодня к вечеру жди... – стыдливо потупилась она, - приду грехи искупать.
Она убрала ладонь и Франко, неожиданно для самого себя, поцеловал её прямо в губы.
* * *
В кабинете директрисы всё было готово к торжественной экзекуции. В центре стояло широкое кожаное кресло, вокруг его толпились сёстры-наставницы, а сам преподобный мистер Рочестер и матушка Элеонора, подобно королю с королевой, восседали на высоких стульях у директорского стола.
В приёмной при кабинете были уже собраны и закрыты на ключ согрешившие послушницы, которых на этот раз - видимо в связи с приездом преподобного - набралось значительно более обычного. Три дюжих тётки должны были готовить грешниц к воспитательному акту: по очерёдности, то есть по убыванию тяжести провинности, разоблачать негодниц и заводить их в кабинет. Остальные, сидя на длинной скамье в страхе и слезах дожидались своей очереди.
- Послушница Розалия Смит, - прочитала матушка по журналу наказаний, когда две тётки, крепко держа под руки, завели в кабинет первую - крупную высокую послушницу и поставили пред очи преподобного. Ни юбки, ни панталон на ней уже не было, а её короткая белая блузка едва доходила до пупка. Красная как рак, она пыталась прикрываться руками.
- Извольте стать ровно, дочь моя! И положить руки по швам, - возвысил голос преподобный, и Розалия испуганно вытянулась. – Вы нарушали дисциплину и совершали прегрешения весь месяц... Теперь извольте стоять смирно, в таком виде, какого вы заслуживаете. Итак, что может сказать о ваших проступках?
И преподобный, закинув ногу на ногу, остановил задумчивый взгляд на чёрном треугольнике волос между её ногами. От этого взгляда живот Розалии стал покрываться бисеринками пота.
- Я не знаю... – пролепетала она, обмирая от стыда.
- Глупости! – оборвал преподобный. – Вот в журнале указано: сомневалась в деяниях святого Фомы Аквинского... Как это возможно? Святого! Каноника!!
- Я уже не сомневаюсь... ваше преподобие.
- Забиралась ночью в постель к послушнице Джейн Остин... Да это же разврат! Строила рожи за спиною сестры Агнессы... Смешила подруг во время молитвы!? Какой грех, ай-ай-ай! Вы сами, дочь моя, это понимаете?
- Понимаю... я нарушала... – скулила Розалия. - Но я больше не буду!
- Не сомневаюсь. Но понимаете ли вы, чего вы заслужили?
- Да... Порки... – захныкала послушница, - но ваше пре...
- Вот именно - порки!.. А теперь – кру-у-гом!..
Розалия, как в строю, повернулась на каблуках, и перед преподобным предстал её круглый, розовый зад прекрасной формы.
- Однако, дочь моя! Как у вас развита... э-э... задняя часть, - залюбовался преподобный, но тут же голос его посуровел. - Которой сегодня предстоит расплачиваться за ваши прегрешения! Хотя для такой крепкой... э-э-э... назначенные двадцать ремней – пустяки...
- Ваше преподобие, - включилась директриса. - Вы своей волей вправе добавить сколько угодно. Хоть тысячу! За её прегрешения всё будет мало.
- Ну, что же, дочь моя... Сомнения – грех тяжкий. Да ещё усугублённые развратом!.. Тридцать пять! – провозгласил преподобный, хлопнув ладонью по столу.
- Ва-аше преподобие-е!.. – в ужасе заскулила Розалия, ожидавшая лишь двадцати ремней, как было объявлено на построении.
- Молитесь, дочь моя, - преподобный сделал отстраняющий жест. – Наши послушницы должны смиренно принимать любое наказание.
Директриса молча указала ей на кресло. Сёстры подхватили несчастную и перегнули через его спинку так, что голова её уткнулась в кожаное сиденье, а крепкая попа высоко поднялась над креслом. Хозяйка этой попы, сжав ягодицы, принялась горячо молиться святой Бригитте, с ужасом ожидая первого удара.
– Не вздумай только орать, - сказала директриса и обернулась к механику. - Франко! Послушнице Розалии Смит – тридцать пять ремней. Если будет кричать – добавим ещё.
Первый удар ожёг Роз, но не произвёл сильного впечатления – она ожидала большего. Второй пришёлся по следу первого и ожёг сильнее, она даже взвизгнула. Потом удары посыпались один за другим, и попу стало жечь как на сковородке.
Роз, изо всех сил сдерживая вопли, терпела и молилась, молилась и терпела... "Матушка заступница святая Бригитта, спаси и защити! Помоги мне всё стерпеть, помоги не закричать, а то ещё добавят..."
Кто-то из сестёр-наставниц считал удары вслух, и Роз, кусая губы и молясь, одновременно прислушивалась, долго ли ещё до конца?
Заинтересовавшийся преподобный встал и, сохраняя торжественный вид, приблизился к креслу, над которым летал широкий ремень, раздавались звонкие шлепки, и дёргалась из стороны в сторону уже совершенно красная попа юной послушницы.
- Так, так её, - довольно кивал он, помахивая в такт рукой. – Замечательно!.. Просто воочию наблюдаешь, как с каждым благотворным ударом грешница становится всё чище и чище...
Матушка Элеонора, внимательно следившая за его лицом, поняла, что пока святому отцу всё нравится.
...Всё когда-нибудь кончается. Роз неожиданно ощутила, что порка прекратилась и её больше не удерживают. Тяжело дыша, она подняла красное, потное лицо и выпрямилась.
Все с любопытством смотрели на неё. В глазах каждого был вопрос: "Ну, как?"
Она осторожно притронулась к ягодицам. Они горели огнём, но... было терпимо.
- Повернись, - приказала директриса, и, разглядывая её красный зад, удовлетворённо заметила:
- Прекрасный результат... Не правда ли, ваше преподобие?