Я - в полной растерянности. То, что читается и что увиделось - небо и земля. А еще Вересов утверждает, что автор сценария отлично знает героиню. Да она абсолютный антипод роли! Деловая дама, застегнутая на все молнии, пуговицы и крючки, немногословная, властная, уверенная в себе - запрограммированная на успех машина. Ни сомнений, ни слабостей - ничего, что делает человека живым. Ни намека! Может, просто умело прячет? В таком случае - либо очень умна, либо сильно бита. Возможно, и то, и другое. Как ее раскрыть, от чего оттолкнуться? Если бы не эта странная фраза про росу, без которой трава не вырастет, и ее улыбка - зацепиться вообще не за что. А улыбка, правда, удивительная - словно фонариком светит. Да еще глаза, глубокие и прозрачные, как вода в Средиземном море, только серые. И зрачок магнитом притягивает - не оторваться. Нет, пожалуй, я не права, зацепки есть, и очень сильные.
Заглянуть бы хоть на часок в ее жизнь! Не в сценарий - в жизнь".
Глава 5
Осень, 1991 год
No pasaran! Pasaremos! Путчисты не прошли. Прошла путчистка. Бунт, устроенный непокорной судомойкой при безмолвной поддержке макарон, увенчался "успехом": ее выгнали. С треском. Даже выходное пособие не дали. Сказали: "Будь благодарна, что выдаем трудовую книжку. А то можем и к суду привлечь - за нанесение ответработнику общепита морального и материального ущерба". У них есть такое право? Весьма сомнительно. Хотя, как известно, у сильного всегда бессильный виноват. Васса довольно улыбнулась, вспомнив облепленного вареными макаронами толстяка. Куда и наглость подевалась? А все потому, что не читал шеф-повар Иоанна Златоуста. Сказано же у святого: "Вовлекая других в грех, мы будем вдвойне наказаны".
Новоявленная Немезида подтянула к подбородку колени и, уткнувшись в них носом, задумалась: рассуждать хорошо, а что дальше-то делать? Где найти работу? На что жить? Как выжить в этом новом, не совсем понятном мире, который вытесняет ее, словно молодой здоровый ноготь - ушибленную синюшную роговицу? Мысли разбегались в разные стороны и, проявляя строптивость, никак не желали прийти к согласию или, как сейчас говорят, консенсусу. Васса хмыкнула: ее лексика явно делает успехи, не отстает от времени - хороший знак, что с ним поладить можно. Она еще поразмышляла, пытаясь получить мудрый совет от собственного разума. Но тот упрямился, советов не выдавал и вообще вел себя довольно странно: разошелся по закоулкам - в середке ничего и не осталось. Вздохнув, Васса признала единственный, но неоспоримый факт: первый блин вышел комом. Но это еще не означает, что в мире кончилась мука. Она обязательно что-нибудь придумает и найдет выход. Будет выпекать эти чертовы (Господи, прости!) блины, пока они не продублируют солнышко. А гневить Бога, предаваясь унынию, нет никакого резона. Да и в кресле сиднем сидеть - последнее дело. Поахала чуток - и будет. Мысли о блинах позвали аппетит. Тот заявился и стал требовать свое: давай, дескать, пошевеливайся. Василиса вышла в кухню, осмотрела холодильник, стол, полки. Для Рокфеллера - не густо, а для Поволоцкой - в самый раз. Деловито повязала фартук и закатала рукава просторного свитера.
Довольная хозяйка проглотила третий пирожок и запила чаем. Правду говорят: мастерство не пропьешь. На блюде, радуя глаз, возвышалась горка румяных, золотистых пирожков-лепестков. Аппетитный аромат разгуливал по квартире, вызывал приятные эмоции и настраивал на лирику. "Спасибо тебе, Господи, что подаешь мне чистый и светлый дух вместо унылого и малодушного!"
В дверь позвонили. На пороге стояла соседка и с озабоченным видом заглядывала в квартиру.
- Ой, а у тебя свет горит?
- Добрый вечер, Ира! Конечно.
- А у нас вырубился. Можно у тебя перекантоваться? Мой-то сегодня не раньше одиннадцати заявится, а я ни черта в этих пробках не смыслю. - Она принюхалась с видом знатока. - Пахнет как хорошо! Пироги пекла? - Ирина работала в булочной, собиралась то ли выкупать ее, то ли арендовать, в общем, переустраивать и по выпечке считалась большим спецом. - Можно пройти?
Васса молча посторонилась, пропуская незваную гостью.
- Ой, какая прелесть! - всплеснула руками булочница, войдя в кухню. - Можно пирожочек? - И не дожидаясь ответа, аппетитно зажевала, морщась от удовольствия. - Вась, честно, таких пирожков в жизни не ела - сказка! Слушай, ничего, если я нахально на чай напрошусь, а? С пирожками! - просительно прижала руки к груди.
- Садись, - улыбнулась хозяйка, доставая вторую чашку, - будем пить чай.
- Вот спасибо! - обрадованно плюхнулась на стул соседка, не забыв прихватить еще пирожок. - Отличная выпечка! Где научилась? Рецептик дашь?
Васса налила свежезаваренный чай в большую чашку.
- Ешь на здоровье.
Булочница уплетала пирожки один за другим, не забывая про чаек, и все нахваливала золотые Вассины руки.
- Слушай, - осенило ее через пару часов, - а давай ты будешь нам свою выпечку поставлять!
Хозяйка вопросительно посмотрела на сытую, довольную гостью.
- Мы же переустраиваемся, - охотно пояснила та. И туманно добавила: - Есть у меня кое-какие соображения. Думаю, скоро начнутся крутые перемены. Кафешки вон частные появляются, кооперативы создаются, а мы чем хуже? Откроем свое дело - все к тому идет. Коммуняк же турнули! Теперь у нас будут свобода и демократия. Мне это, если честно, до одного места, главное - чтоб жилось хорошо, правда? - весело подмигнула. - Но зато демократы обещают деловым людям зеленый свет, и я их за это уважаю. А то правда: пашешь-пашешь, а все - дяде в карман. - Она задумчиво оглядела полупустое блюдо. - Золото партии ищут, казначеи коммуняцкие из окон вываливаются. А это все наши денежки, между прочим! Какая Америка? Не смеши! Да с этими деньгами Россия всех обставит! И унижать нас больше никто не посмеет, а то носятся с этой Америкой, как дурни с писаной торбой.
- А при чем здесь мои пирожки?
- Так я ж и говорю, - охотно переключилась с внешнеполитических проблем на собственные деловая булочница, - мы нашу булочную, как игрушку, сделаем! И чтоб народ туда двинул, а то выручки - никакой. Бабульки купят по батончику - и привет. А твоими пирожками всю округу заманим. Ты выпекаешь - мы продаем. Двадцать коп за пирожок. Идет? - Васса с интересом разглядывала активного предпринимателя. - Тридцать! Больше не могу, сама понимаешь - нерентабельно.
В дверь позвонили.
- Добрый вечер! Прости, Василиса, Ирка не у тебя?
- Здесь я, здесь, Коль! Ладно, побежала. Спасибо большое! А о моем предложении подумай. Серьезно, без дураков! Бумаги подпишем, все - честь по чести.
"А тут и думать нечего!" - закрыла за Фортуной дверь гостеприимная хозяйка. Не отвернулся от нее Бог.
Четыре месяца пролетели как четыре дня. Она сроднилась с духовкой, выпекая пирожки. За капустой весело плюхались в нежное податливое тесто творог, курага, яблоки и даже мак. С последним, правда, были проблемы, но известно же: кто ищет, тот всегда найдет. Привычная работа занимала только руки и ноги. Ноги бегали за начинкой, руки месили-фаршировали-ставили-вынимали. Голова была свободна, и она выдавала интересные результаты. Выяснилось, что в Василисе Поволоцкой проснулись прадедовские гены. Волжский купец, разбогатевший на зерне, вдохнул в правнучку дух азарта и разжег собственнический инстинкт. Кто бы мог подумать? Работать на себя оказалось приятно, продукции хотелось выдавать больше, и эквивалент румяного товара согревал, придавая ощущение свободы и независимости. Времени разгуливать-читать-спать не было, ела мало и на ходу, покупок никаких - и скоро в укромном уголке образовалась некая пачка, приятная глазу. Иногда, засыпая, Васса представляла, как подкопит денег, откроет собственное дело, и тогда… Что будет "тогда", додумать не успевалось. За день уставала так, что засыпала быстро и спала праведным сном честного труженика: крепко, без сновидений. Так прошли четыре месяца, пятый дал сбой. Сначала уменьшилась сумма, которую выдавала Ирина. Пришлось поднапрячься и увеличить количество продукции. Потом снизилась цена за единицу товара.
- Вась, привык народ к твоим пирожкам, - докладывала булочница, сокрушаясь и разводя руками. - Заелись! Торты им подавай, пирожные. Может, на тортики перейдешь, а? - И, преданно глядя в глаза, убеждала: - Вась, больше двадцати копеек за штуку дать не могу, хоть убей. Честно!
Цена была смехотворной, но отступать не хотелось, и, вынимая из духовки золотистых близнецов, Васса удивлялась капризам сытого потребителя. К концу пятого месяца не выдержала и, упрекая себя за подозрительность и недоверчивость, отправилась в булочную. Убедиться в честности работодателя.
Над входной дверью млела деревянная парочка: румяный пирожок в обнимку с пышной ватрушкой. Призывно белела завитушками вывеска: "Из духовки бабушки Василисы". "Бабушка", пролетевшая с легкой Иркиной руки через поколение, хмыкнула и переступила порог. Одобрительно огляделась: чисто, уютно, хорошо пахнет. На окнах - цветочки в горшках, улыбчивые продавщицы в голубых нейлоновых халатиках по чекам хлеб выдают и конфеты отвешивают. В углу толпится скучающий народ. Васса направилась туда, пристроилась к молодой женщине, нетерпеливо поглядывающей на часы.
- Ну, что за безобразие! Вечно из-за этих пирожков на работу опаздываю! - Дальше шло неразборчиво, но, судя по артикуляции, выразительно, по-русски.
Васса предпочла не прислушиваться, а спросить прямо, не таясь. Тем более что ответ требовал не открытия - подтверждения. Оставалось только уточнить кое-какие детали.
- Простите, вы не пирожки ждете?
- Нуда, пирожки!
- А кто последний?
- Не знаю, - досадливо отмахнулась опаздывающая, - не уверена, что сегодня их вообще привезут. - И, бросив короткий взгляд на часы, заспешила к выходу. - Тьфу ты, черт, зря прождала!
Любознательная придвинулась к могучей кучке.
- Простите, кто за пирожками последний?
- Я! - по-пионерски подняла правую руку старушка в каракулевой шубке.
У Василисы была такая лет двадцать назад, на заре романа с Владом. Эта шубка сразу согрела сердце, и Васса придвинулась к ее владелице поближе.
- А что случилось-то, почему так долго ждем?
- Так у них перебои с транспортом, - охотно ввязалась в диалог старушка. - Говорят, правда, что эта пекарня где-то недалеко, но не знаю, врать не буду.
- Название какое хорошее придумали! - похвалила вывеску "крайняя".
- Почему "придумали"? - удивилась незнанию местного колорита аборигенка. - Это не придумка, а самая что ни на есть правда. Разве вы не знаете? В нашем районе живет бабушка Василиса, у которой своя пекарня. Она - дочка того самого Филиппова, ну, булочника знаменитого, слыхали? - Васса заинтересованно кивнула. - Так вот, Василиса эта знает рецепты, которые передал ей отец, но никому не открывает. Даже из московского правительства к ней посылали - молчит. Говорят, правда, что заведующая нашей булочной за большие деньги выкупила их у нее. Но не знаю, врать не буду. Старухе где-то под восемьдесят, капризная и очень жадная. Сама не печет - командует только. А за все платит заведующая, потому и цену приходится подымать. Но народ все равно берет, потому как лучше домашних. Спрашивается: зачем колготиться? Пришел, купил - и делов нет. Оно все равно: так на так и выходит, чуток подороже. Зато по старинным рецептам, сейчас так не пекут.
- А сколько стоят?
- Ну, это по-разному, - просвещала темную бывалая клиентка. - С маком - те дороже, по три рубля, а с капустой - рупь с полтиной, ну и с творогом - по два.
Лихо! Оборотистая заведующая знала цену соседке. И легенду хорошую придумала: жадная бабка, отпрыск знаменитого московского купчины, доверила свой секрет начинающему предпринимателю, тронувшему старое сердце честностью и щедростью. Отлично, ай да Ирина! В булочную стали вносить лотки с "бабкиной" выпечкой. Народ оживился, повеселел и стал выстраиваться в управляемый хвостик. "Бабушка Василиса" двинула к выходу.
- Девушка, а вы за кем стояли? - спросили сзади.
Она молча указала рукой на каракулевую старушку.
Тесто послушно укладывалось под скалку, пузырилось и было легким, мягким, почти воздушным. Эмалированный таз занимала начинка - ворох маленьких прямоугольников плотной белой бумаги. Над тем и другим самозабвенно трудилась автор будущих мучных шедевров, известная в народе как "бабушка Василиса". Мечтательно улыбаясь и напевая, она фаршировала маленькие пушистые лепешки, с помощью каких-то выкрутас превращала их в затейливые лепестки и, любовно поглаживая каждый, бережно выкладывала на большой противень. Потом смазывала взбитым яйцом и посыпала сахаром - все честь по чести, как и положено. Вот только начинка, мягко говоря, слегка озадачивала: мастерица брала маленький бумажный квадратик, старательно выводила печатными буквами "Бабушка скончалась. Внучка", аккуратно складывала и запихивала в тесто. Подписывала и лепила прилежно, не торопясь - видно, что вкладывала всю душу.
В назначенное время раздался звонок. На пороге стоял водитель, усатый Валентин, и, приветливо улыбаясь, блаженно втягивал в себя ванильный аромат.
- Привет, Егоровна! Ну и запах у тебя - мечта желудка, никак не привыкнуть! Все готово? Я сегодня как штык - минута в минуту. А то Ирина Аркадьна забодала: покупателя, говорит, надо уважать, а ты опаздываешь! Грозится по карману ударить.
Васса улыбнулась и молча кивнула на свою продукцию.
Скандала не было. У Василисы. Булочнице же отвертеться от возмущенных покупателей не удалось. Разгневанные фанаты "бабушкиной" выпечки взяли штурмом булочную, атаковали заведующую и потребовали вернуть деньги за некачественный товар. Призывы опомниться и воззвания к совести никого не убедили - деньги пришлось возвращать. Мало того, одна из разъяренных стукнула в санэпиднадзор, и те прислали комиссию. Обо всем этом поведала "Филипповской дочке" дворничиха баба Люся. Булочнице высказаться не удалось: экс-партнер ее просто не пустила на порог. Но каждый субботний вечер румяная гвардия продолжала выскакивать из духовки, и ароматный дух жизнерадостно витал по квартире. Вассины творения с завидным постоянством поглощались Стаськой. Настенька все больше привязывалась к ней, появляясь, как часовой, по выходным на пороге.
- Теть Вась, а почему бы вам не поменяться? - как-то спросила она, с аппетитом уплетая очередной шедевр.
- Зачем?
- Новое место - новая жизнь. И люди новые. Это же так интересно! Я, например, обожаю перемены! Перемены обновляют унылый ход жизни, - авторитетно прочирикал стреляный воробей.
Васса улыбнулась юному радикализму, но, пораскинув умом, пришла к выводу, что мысль не так уж и плоха. Дальнейшее развитие событий показало, что устами юной Стаськи с ней говорило само провидение. Ровно через месяц (!) новоселка уже засыпала на новом месте. Жених во сне, правда, не явился, но приснилась широкая лестница, по которой почему-то непременно надо подняться. Подниматься было тяжело: ступени то расходились, образуя огромные щели, в которые запросто провалиться, то опять сходились, наползая одна на другую. Ноги - тяжелыми гирями - тянуло назад, и чтобы ускорить продвижение да не угодить в щель, Васса перетаскивала их с помощью рук. По перилам скользил лихой народ - мужчины и женщины - в ярких разноцветных лохмотьях, весело перекликались между собой и подшучивали над неумехой, что-то выкрикивая. Слова были непонятны, но смысл их ясен: неуклюже топаешь, милая, бери пример с нас, легких и ловких. А наверху стояла одинокая мужская фигура и терпеливо ждала корявую альпинистку. Лица не разглядеть - только посверкивают на глазах какие-то прямоугольники. Очки, что ли? Промучившись несколько ступеней, она проснулась. "Господи, какая чушь!" Прочитала даже утреннюю молитву: "От сна восстав, благодарю тя, Святая Троица…" - и так далее. Позавтракала чашкой кофе с молоком без сахара и принялась обдумывать свое бытие. Бытие, как и учили материалисты, определило сознание, которое выдало установку: найди работу. Хорошо устроилось: ему-то - слово, а Вассе - дело. А делать, как выяснилось, она умеет немного: тексты дикторам писать да пирожки выпекать. С текстами, похоже, распрощалась навсегда, а с пирожками куда сунешься? Информация внучки о бабушкиной кончине, запеченная в тесте, наверняка облетела многие булочные - слухом земля полнится. И кто же согласится после этого принять из ее рук продукцию, пусть даже и очень аппетитную? Васса задумчиво посмотрела в не зашторенное окно. По улицам сновал озабоченный народ, на углу бабулька торговала семечками. Двери какого-то учреждения поглощали коллектив, временно разбитый на индивидуалов. Некоторые тормозили у жареного товара, а затем шмыгали к усердной двери. Судя по всему, приучрежденческая торговля процветала: бабулька выбрала бойкое место. И тут Василису осенило.
- Доброе утро, Анна Иванна!
- Доброе, Василисушка! День-то какой великолепный, а? Душа радуется! Что у тебя сегодня, милая?
- Как всегда. - Васса приоткрыла большую кастрюлю и протянула пожилой женщине пышную теплую ватрушку. На творожной начинке ухмылялась изюмчатая физиономия.
- Ох, Василисушка, ну и выдумщица! - умилилась старушка. - Какая прелестная улыбка у этой мордашки!
- Угощайтесь, Анна Иванна.
- Спасибо, милая. - Торговка семечками с достоинством взяла протянутую ватрушку.
Васса привычно приткнулась рядом и, довольная, принялась ждать своих покупателей и своего "опекуна". Прошло пять месяцев с первой ночевки на новом месте. Утром следующего после переезда дня неугомонная новоселка уже вынимала из духовки румяных кормильцев. Первая партия была пробной, а потому небольшой. Разошлась мгновенно. Место действительно оказалось бойким: рядом с ВНИИКП. В этой аббревиатуре крылся успех: ученый народ оказался падок на домашнюю выпечку. Оно и понятно: мозги требуют подкормки. "Семечковая" бабулька приняла товарку приветливо: конкуренткой та не была, заняла свою нишу. Кроме того, при более близком знакомстве старушка оказалась милой и приятной. Бывший библиотекарь после реорганизации главка осталась не у дел и, чтобы не помереть с голоду, плюнула на принципы и пошла торговать жареными семечками. Бизнес наладила быстро. Кубанская родня передавала с проводником поезда мешок сырья - хватало на квартал.
- Так и живу, - делилась она, - привыкла. Униженной себя не чувствую: всякая работа почетна. А я не ворую, товар хороший, экологически чистый, не пережаренный - людям в удовольствие.
У Анны Иванны были и постоянные клиенты, она их знала по именам, все - из звонкой аббревиатуры рядом.
- Здесь работают над космическими проблемами, - просвещала бывалая новенькую, - только у них сейчас своих проблем много: борьба в руководстве.
Однако Вассу глобальные проблемы не интересовали - со своими бы разобраться. - Что-то по-новому стал посматривать на пирожницу бравый страж закона - и это настораживало. Первое время подойдет, молча протянет руку - и все ясно: клади на ладонь, не спорь. А сейчас - масленый блеск в глазках да облизывается, точно кот на сметану. Давно на нее так не смотрели, но блеск этот помнится. И он беспокоит.
- Доброе утро, Василиса!
- Доброе утро, Александр Семенович! Вам, как всегда, с маком?
- Ага! И с творогом парочку, и с яблоками, пожалуйста, три.
Она молча взяла протянутые деньги и опустила в карман фартука.
- Что-то еще?