– Пойди трахни себя!
Моя дочь никогда не говорила мне ничего подобного. И слава Богу, а то бы я ей точно врезала. Зато я знала свою следующую реплику.
– Не смей мне такого говорить. С кем ты, по-твоему, разговариваешь?
– С тобой, сука!
Это был дико. В точности кошмарный скандал с моей собственной дочерью. Из тех, что происходят у нас раза два в год, только еще ужаснее. Было жутко слышать саму себя, вот так кричащую на ребенка. Даже если ему тридцать пять и он только притворяется ребенком. Мне было стыдно.
– Ударьте ее по руке, – шепнула мне на ухо руководительница. Я вздрогнула и ударила.
– Да пошла ты...! – заорала она. Я снова ударила.
– Не смей так со мной разговаривать! – закричала я и ударила еще раз, очень сильно. А чего я добиваюсь? Немедленного послушания? Слез?
– Я тебя ненавижу! – завизжала она.
– Я сыта тобой по горло. Ты просто невыносима! – Я была готова сама разрыдаться. Воплощался в жизнь мой самый кошмарный сон.
– Все, достаточно, – пришла мне на помощь руководительница. Она обернулась и мягко заговорила с тридцатипятилетним подростком:
– Что вы хотите сказать ей сейчас?
Я ожидала гнева. В конце концов, это семинар по гневу. Но не угадала.
– Мам, прости меня. Я только хочу сказать, что я столько лет злилась на тебя. Я просто не понимала, каково тебе было, когда папа ушел и все такое. Ты говорила правду – я никогда ничего для тебя не делала, но я была эгоистичным ребенком и ничего не понимала. Мама? – обращалась она ко мне.
– Я знаю, – ответила я. – Я понимаю. Я твоя мама. Я люблю тебя. Прости меня.
Она обняла меня.
Я села и задумалась о своей дочери и о наших с ней отношениях. Мы с ней уже давно не скандалили. И я молча поклялась себе, что в следующий раз, когда она начнет грубить или давить на меня, я просто выйду из комнаты. Я сыграла эту сцену сейчас и, по милости Господней, уже никогда не захочу повторить ее. Я пришла на этот семинар, чтобы узнать что-то о гневе, и никак не ожидала подобного урока. Я была потрясена сильнее, чем американка.
– Воды? – предложила она. Я бы выпила виски.
– Давайте отдохнем, – предложила француженка, посмотрев на меня, и включила танцевальную музыку. Я танцевала глупый вальс и вспоминала, как танцевала глупые вальсы со своей дочерью. И песенки, которые мы пели вместе с ней, и игры, в которые играли. Я превратила свой танец в благодарение той красивой юной деве, что сидела сейчас дома с друзьями. Мне хотелось помчаться домой, обнять ее и сказать:
– Прости меня за то, что я кричала на тебя.
Но она только возведет к небесам страдальческие глаза и вздохнет:
– Ах, мать... опять ходила на один из своих семинаров?
Танец кончился, и француженка объявила:
– У нас есть время еще на один спектакль.
Поднялась робкая, как мышка, женщина. Она выглядела так, словно всю жизнь была смертельно испугана. Так и оказалось. Мы переглядывались, ища поддержки друг у друга.
Этого мы все и боялись. Изнасилование ребенка. Она описала нам эту сцену. В постели ее, шестилетнюю, изображал большой плюшевой медведь.
Один мужчина храбро вызвался быть добровольцем. Он подошел к медведю и откинул покрывало. Она его умоляла.
– Вы больной человек. Мне было всего шесть лет. Всего шесть лет! Я всю свою жизнь была жертвой. Отойдите от нее. Не смейте прикасаться к ней, вы, ужасный извращенец! – Она кричала на него. Она оплакивала утраченную невинность той шестилетней девочки. Она почти визжала.
Мы были в благоговейном восхищении от ее работы, а потом начали аплодировать.
Мужество, которое люди проявляют на подобных семинарах, так воодушевляет. Желание человека простить, забыть и двигаться дальше – и неважно, какая рана была ему нанесена – никогда не перестанет меня волновать.
А потом, когда я уже решила, что все закончилось, нам опять предложили избивать подушки. Я лупила подушку и думала, почему я бью ее на этот раз. И тут вспомнила мужчину, которого никогда не видела. Где-то в другом измерении стоял мужчина и ждал моего прощения.
Роджер Вуглер сказал, что сначала надо избавиться от гнева, и лишь потом сострадать. Я вспоминала умирающую от голода женщину и трех детей и лупила подушку до тех пор, пока палка не выпала у меня из рук. Потом вспомнила своего отца и еще немного побила подушку.
– Ты даже не представляешь, как тяжело было маме. Ты ублюдок.
На самом деле я не так уж сильно злилась на него. Но произнести это вслух было очень здорово. Я ударила подушку еще пятьдесят раз – для ровного счета.
Потом – о блаженство – мы медитировали. Она включила призрачную музыку, которая идеально подходила для полета в мире духов, где незнакомый мне мужчина все еще стоял и ждал. Я встала перед ним и произнесла:
– Я была разгневана. Я была так же жестока к своей дочери, как ты был жесток ко мне. Ты не хотел сделать мне больно. Ты просто не понимал. Ты ничего не понимал, и ты был отчаявшийся мужчина, а я – отчаявшаяся женщина. Я ничем не лучше тебя, и поэтому – да, я прощаю тебя. Можешь ты меня простить? – И где-то среди моей медитации чей-то голос сказал:
– Конечно.
Когда музыка для медитации кончилась, я ощутила легкость.
День кончился, и я увидела улыбающуюся мне Фиону. Она сумела промолчать и не сказать "а я тебе говорила", но я прочитала это в ее глазах.
– О да, хорошо, я согласна. Думаю, что этот семинар был полезен.
А утром я считала, что во мне нет гнева. Самопознание? Спросите мудреца с Бэттерси...
ТРИНАДЦАТАЯ ФАЗА: ГИПНОТИЗЕР, ГЕНИЙ И ТОЛСТЯК
Один из недостатков продвижения по Пути к Просветлению – это огромное количество довольно странной почты. Если вы посещаете какой-нибудь семинар, ваше имя вносится в центральный реестр под этикеткой "доверчивый типаж Новой Эры", и каждый гуру в Лондоне желает пригласить вас на свой курс, или два, или три...
Еще одна работа на телевидении началась и закончилась. Я сделала целую программу о Фрейде (и все равно ничего о нем не знаю). Я чувствовала себя умственно отсталой. Чем бы заняться – погрузиться в чтение "Полного собрания сочинений" Зигги или мне больше понравится почитать почту? Из рекламной листовки:
Учиться музыке у Моцарта, физике у Эйнштейна, рисованию у Пикассо, а НЛП нужно учиться у творческого гения, который все это начал – у Ричарда Бандлера.
Знаете, я в своей жизни людей с претензиями повидала, но этот заслуживал главного приза года в номинации "псих". С листовки на меня смотрел седовласый мужчина, подсвеченный со спины мистическим желтым светом, с рябым лицом и ногтями, покрашенными черным лаком. Рядом с ним стояли еще два скользких типа. Один нацепил на себя крайне непривлекательный галстук и был, видимо, Полом Маккенной, "ТВ-гипнотизером". Третий мужчина показался мне весьма жирным, но галстук выбрал поприличнее.
Думаю, предполагалось, что я слышала о Поле Маккене, да только я не смотрю телевизор. Телевидение меня совершенно не интересует. Может, я выбрала не ту работу? Разумеется, мне приходится делать вид, что я не отрываюсь от телевизора. В одном интервью меня спросили, какое из дневных ток-шоу мое самое любимое. Я так и не сумела сочинить ответ. И, право же, я ничуть не интересуюсь людьми, у которых есть на телевидении свои программы – за исключением гипнотизеров.
Ну что ж, вот мне и выпал шанс поучиться чему-нибудь диковинному у телевизионной мегазвезды, эго-маньяка и толстяка. Они предлагали "Новый мир возможностей" и утверждали, что они – самые лучшие и наиболее успешные инструктора по НЛП во всем Соединенном Королевстве, и у них более 400 "делегатов" для обучения. Нейро-лингвистическое программирование, если уж называть эту дисциплину полным наименованием, это нечто, о чем я неоднократно слышала, но о чем вообще ничего не знаю. Мне известно, конечно, что "Внутреннее Проникновение" использует кое-что из него, но что именно – я не знаю. Однажды я даже слышала, как кто-то гордо заявил:
– Видел? Я его заНЛПил!
Я посмотрела на этого человека довольно ошеломленно. Понятно, конечно, что "нейро" относится к мозгу, "лингвистика" – это языки, а "программирование" означает... гм... программирование. И каким-то боком там еще замешан гипноз. В общем, все ясно, верно? Разумеется, раз существует уже 400 "делегатов", то у меня есть статистический шанс встретиться с интересным человеком. Хм, изучают ли НЛП интересные мужчины? А что, есть какая-то причина, по которой они не должны этого делать? Инструкторы не внушали мне доверия, они ухмылялись, предлагая совершенно новую жизнь. Но, как и всегда, любопытство победило.
Курс проходил в конференц-центре на Тоттенхем-Корт-роуд. Не успела я приехать, как меня заставили подписать длиннющий контракт, согласно которому я обещала не устраивать курсов НЛП сама. Одновременно мне выдали бэджик с надписью: "Практик НЛП Изабель Лосада" и сообщили, что к концу недели я стану членом Общества нейро-лингвистического программирования и получу лицензию. Все, что требовалось, дабы приобрести эту квалификацию – заплатить денежки и остаться с ними, и тогда я смогу убедить любого доверчивого человека (вроде себя самой), что меня научили, как изменять жизни других людей. А чтобы доказать это, мне выдадут свидетельство в рамочке, которое я повешу на стену.
Я вошла в комнату и за две секунды, которые требуются любой женщине, чтобы засечь интересного мужчину на расстоянии в двести ярдов, осмотрела все 400 человек. Один был, но лысый. Присмотрюсь к нему как следует попозже.
Конференц-зал, без выходящих на улицу окон, был огромным, и в нем господствовали два динамика, изрыгающие из себя тяжелый рок. Очевидно, ответственному за музыку велели поставить что-нибудь "громкое и оптимистичное". Потом раздались громкие аплодисменты (аплодировать начала группа поддержки с задних рядов), и на сцену вышли толстяк и гипнотизер.
Начали они с самовосхвалений. Толстяк рассказал, какие у них успешные курсы, и мы аплодисментами встретили каждую группу, пересекшую океан, чтобы поприсутствовать здесь.
– Давайте поприветствуем приехавших из Кувейта и Объединенных Арабских Эмиратов.
Мы послушно аплодировали.
– Давайте поприветствуем приехавших из Германии.
Мы оглянулись, чтобы увидеть их, и захлопали. Так оно и тянулось. Италия, Монако, Нидерланды, Дания, Норвегия, Португалия, Израиль, Турция и Вымышленная Страна Неверлэнд... Когда это, наконец, завершилось, гипнотизер добавил:
– Есть ли здесь кто-нибудь из Кенсингтона, чтобы подбросить меня домой?
Он смешной. И это радует, потому что толстяк, который в основном и говорил, был совсем не смешным. Я сидела и думала про него всякие нелестные вещи. Пол Маккенна определенно более привлекательный и забавный, так почему этот толстяк так много болтает? Знаете, как раздражает, когда выступающий относится к аудитории свысока, а ты даже не можешь ему крикнуть: "Эй, так нельзя!"? Вот в такой ситуации мы все и оказались. Вот он ухмыльнулся и заявил:
– На этих курсах люди избавятся от своего страха перед словами.
Чертов нахал, подумала я. Лично я боюсь, что меня когда-нибудь заболтает до смерти сомнительно искусный оратор, а вот слов я не боюсь.
– Мы не преподаем теорию, – сказал он. Я звонила подруге, знающей кое-что про НЛП, и она предупредила: "У них цель дать переживания на подсознательном уровне, и они не утруждаются обучением". Она говорила, что это будет потерянная неделя. Я уже успела подумать, что она права, кроме того, из кресла торчала пружина, врезавшаяся мне в задницу. Тут начали раздавать руководства. 144 страницы теории! Они же только что сказали, что не собираются учить нас теории! Я перевернула страницу и прочитала: "Этот справочник – не учебное пособие". Вот и хорошо, тут же решила я, значит, мне не придется его читать, и воспользовалась им, чтобы прикрыть торчавшую из увечного кресла пружину. Тут Маккенна заговорил об общении.
– Я ненавидел географию. Может быть, из-за того скучного онаниста, который меня учил. – Женщины в наглухо застегнутых блузках заерзали на своих местах. – У нас здесь полно богохульственных высказываний, но очень тщательно продуманных.
Они продолжали нам рассказывать, какие у них замечательные тренинги.
– Все остальные организации НЛП нас не одобряют. Они говорят, что НЛП нельзя научить за семь дней. А все потому, что люди, занимающиеся НЛП, обычно такие занудные тупицы.
Я не была уверена, что обозвать меня в первый же день тренинга занудной тупицей – лучший способ внушить мне любовь к их основным идеям. Потом они в два голоса начали рассказывать нам, какой выдающийся человек "гений, создавший все это".
– Бандлер умеет общаться лучше всех, кого я когда-либо встречал.
Они продолжали соглашаться друг с другом. Моя задница мечтала о перерыве на чашечку кофе.
Наконец он наступил, и я вышла из зала, охваченная желанием налопаться печенья с начинкой из джема. Остальные занудные тупицы болтали между собой и с энтузиазмом кивали друг другу головами. Ко мне приблизилась длинная особь мужского пола, улыбаясь с тревожащим дружелюбием.
– Я здесь, чтобы помочь сыну, – заявил он.
– О, в самом деле? – с деланным интересом отозвалась я. – И сколько ему лет?
– Двадцать пять.
Похоже, этот разговор потребует больше непрошеных советов, чем я готова предоставить. И мне совсем не хотелось участливо слушать – не то настроение.
Подошла очень тощая женщина с сопереживающей улыбкой. Мне не требовалось сопереживание, и я быстренько превратилась в курильщицу:
– Я выскочу наружу, покурю.
Это, конечно, неправда, но ложь совершенно незнакомым людям доставила мне огромное удовлетворение. Мне еще и кофе на нее захотелось выплеснуть. Думаю, я была не в самом лучшем настроении. Я выкурила невидимую сигарету с экстра высоким содержанием смол и никотина и поплелась обратно в зал. Сменила место, но новое оказалось еще неудобнее предыдущего.
И тут раздались звуки фанфары. Группа поддержки на задних рядах исступленно зааплодировала, и появился эгоманьяк с покрытыми черным лаком ногтями. Он выглядел, как демонический массовый убийца, готовый вытащить пулемет и перебить всех нас. Он находился на каком-то другом уровне сознания. То ли наркотиками накачался, то ли рехнулся, то ли и то, и другое? Низкий резонирующий голос ласкал барабанные перепонки.
– Если обучение объединить с удовольствием, люди будут учиться лучше, – заявил он. Интересно, подумала я, почему никто не подумал об этом в школе моей дочери? Мужчина в переднем ряду лихорадочно записывал. Бандлер агрессивно надвинулся на него.
– Вы забудете число 379? – спросил он. Мужчина что-то перепуганно односложно пробормотал. – Нет? Так каким образом вы забудете весь семинар? – Тетрадка послушно улеглась на пол.
Потом он начал ломать тридцатиминутную комедию. Первая тема: психотерапия – это пустая трата времени.
– Большинство психотерапевтов учат вас, как впадать в депрессию по поводу своей жизни. В психотерапии не существует ничего, что могло бы вас подбодрить. В основном это полное дерьмо. Если человек ходит к психотерапевту много лет подряд и все не может стать счастливым, почему он не требует возмещения убытков?
Никто бы не смог обвинить Бандлера в том, что он не говорит то, что думает. Шутки он перемежал рассказами на тему, какие все тупые и какой умный он. Вообще казалось, что он частенько прав.
– Возьмите кататоников... – Его пылкость привлекала всеобщее внимание. – Если вы кататоник, это значит, что никто вам не поможет, да никто и не пытается. Я сильно ударил кататоника, который не двигался и не разговаривал десять лет подряд, молотком по мизинцу на ноге. Дважды. И постарался, чтобы было очень больно. Его нервная система еще работала. Я стоял рядом с ним вместе с психиатром, который вообще ничего не сделал, чтобы ему помочь, и уже собирался ударить в третий раз, как внезапно рука пациента дрогнула, он схватил меня за руку и яростно заорал: "Нет!" Тогда я отошел в сторону и дал ему возможность выпустить пар на психиатра. Когда пациент пригвоздил доктора к полу, я подсказывал ему, что необходимо излить гнев. "Да-да, выплескивай свой гнев!"
Бандлер вел себя одновременно и как пациент, и как доктор. Он искренне ненавидел любые типы психиатрических учреждений, считая их своего рода тюрьмами, из которых всех следует немедленно освободить. Тут я с ним согласилась. Меня всегда возмущала идея взять группу людей, страдавших от психических расстройств, поместить их всех вместе и накачивать их наркотиками, которые никак не могли им помочь существовать в том, что мы называем реальностью.
Однажды, рассказывал он, я подсыпал группе докторов в чай лекарства, воздействующие на сознание.
Доктора запаниковали, а потом повели себя очень странно. Конечно, он не собирался навсегда вывести докторов из строя, но получил массу удовольствия, глядя на них.
Позже он сказал им, что не следует прописывать пациентам лекарств, эффекта от действия которых не знают, поэтому лучше всего сначала пробовать их самим. Эту свою точку зрения он преподнес очень изящно.
– Не ходите к психо-террористам, – заявил он и посмотрел на нас, как Джек Николсон в "Сиянии". – Если вы пойдете и начнете рассказывать им о том, как впервые впали в депрессию, и свяжете это с тем временем, когда злились на кого-нибудь, а потом сообразите, в какое смятение это вас ввергло, все кончится импотенцией. – Самсон предпочитал внушать людям положительные ложные впечатления.
– Пациент жалуется: "Люди выходят из телевизора и преследуют меня!" А я ему советую: "Так смотрите порно-канал!"
Я поймала себя на том, что смеюсь. Пожалуй, не буду я читать Полное собрание сочинений Фрейда. Тут он завершил рассказ и немножко поучил нас. Могу запросто передать вам это:
– Кто из вас разговаривает сам с собой и говорит себе, что он плохой?
Руки подняли все.
– Прекратите это. – Он угрожающе уставился на нас. – А уж если вам так необходимо разговаривать с собой, так делайте это сексуальным голосом. – Он сменил диапазон голоса, и в зале внезапно появилась Марлен Дитрих:
– Ты перепутал все на свете, – прошептал он с характерной интонацией и добавил: – Ты потрясающе сексуальное создание! – Это полностью уничтожило отрицательный эффект от сказанного. – Если уж вы вынуждены говорить себе неприятные вещи, так по крайней мере будьте сексуальными.
Все его шутки были в том же духе:
– Разочарование невозможно, если, конечно, вы сами этого не планируете.
– Не стоит сочетаться браком с тем, кому вы не нравитесь.
Жаль, что я не встретила его много лет назад. Потом он спросил:
– Какого цвета глаза у вашего возлюбленного?
Я оправилась на ленч в прекрасном настроении. До тех пор, пока на сцене стоит не толстяк, а этот сумасшедший эгоцентричный гений, я буду счастлива.
После ленча вернулись толстяк и костлявый гипнотизер. Они собирались научить нас, как можно загипнотизировать человека. Вот так запросто. Вперед вышел Пол Маккенна.
– Мне нужен доброволец, готовый войти в транс. Моя рука взметнулась в воздух раньше, чем он договорил. Хотя я вовсе не из покладистых.
– Хорошо, идите сюда.