На самом деле этот торговец наркотиками не представлял никакой опасности, даже я была выше его ростом и фунтов на двадцать тяжелее. Неудивительно, что бедняга изумился реакции Джордана.
Тут-то я и осознала, кто передо мной. Не друг. Даже не приятель. Мой бывший бойфренд.
– Ладно, – сказала я, – забудь.
Я отпустила его руку и пошла к своему дому. Все бы хорошо, да только Джордан пошел за мной:
– Что я такого сделал? Хизер, ну скажи. Прости, но я просто не знаю, какой реакции ты от меня ожидаешь. Трупы девушек, презервативы, торговцы наркотиками. И вдобавок, ты теперь куришь. Хизер, что это за жизнь такая? Скажи, что это за жизнь?
Я поднималась по ступенькам парадного входа в дом Купера и искала в сумочке ключи. Мне хотелось побыстрее открыть замки, но Джордан стал подниматься вслед за мной и заслонил свет уличных фонарей.
– Послушай, – сказала я. – Это моя жизнь. Извини, что в ней такой бардак, но, знаешь, ты тоже приложил руку к его созданию.
– Да знаю! – закричал Джордан. – Но вспомни, я ведь предлагал сходить к психологу, а ты отказалась. Я тебя упрашивал…
Его тяжелые руки легли на мои плечи, на этот раз не для того, чтобы встряхнуть, – он просто развернул меня лицом к себе. Я заморгала. Свет фонаря освещал Джордана сзади, его волосы превратились в светящийся нимб, внутри которого все было в густой тени.
– Хизер, – продолжал он, – проблемы бывают у каждой пары, но если мужчина и женщина не стараются решить их общими усилиями, они недолго продержатся вместе.
– Точно, – сказала я с сарказмом. – Как мы.
– Да.
Джордан смотрел мне в лицо, я не видела выражения его глаз, но все равно чувствовала, что его взгляд меня прямо-таки прожигает. Почему он вообще смотрит на меня так… будто… будто…
– О нет! – Я поспешно попятилась… и уперлась в дверь. Дверная ручка больно давила мне в спину. – Скажи, Джордан, зачем ты вообще пришел? Скажи, зачем ты пришел на самом деле?
– Родители устраивают прием по случаю моей помолвки. – Его голос вдруг стал хриплым. – У нас дома. В пентхаусе. Прямо сейчас.
Когда мы с Джорданом обручились, мистер и миссис Картрайт не устраивали прием. Зато миссис Картрайт поинтересовалась, не беременна ли я. Наверное, ей не приходило в голову, что ее сын может по какой-нибудь другой причине обручиться с девушкой, творческая карьера которой катится под гору, а талия, наоборот, растет.
– Разве тебе не полагается быть там?
– Полагается, – сказал он. Я вдруг поняла, что голос у него не просто охрипший, а какой-то несчастный. – Сам знаю, что я должен быть там, но я весь день думаю только о тебе.
Я с трудом глотнула и попыталась мыслить разумно. Как-никак я все-таки девушка-детектив. А мы, девушки-детективы, этим и занимаемся – рассуждаем разумно. Но почему-то сама близость Джордана, тем более такого несчастного, не говоря уже о неприкрытом желании в его голосе, – мешала мне трезво мыслить.
А еще было очень приятно чувствовать тяжесть его рук на плечах. И меня даже не раздражал запах "Драккар Нуар".
И конечно, в темноте мне не было видно ни его золотого ожерелья, ни браслета с личными данными.
Браслет с личными данными! Есть!
– Я тут подумала… – Я лихорадочно пыталась справиться с подступающей истерикой. – Может, тебя просто достала вся эта суматоха, ну, знаешь, объявление о помолвке, репортеры и все такое. Может, тебе надо просто пойти домой и выпить таблетку от головы?
– Не нужны мне таблетки, – прошептал Джордан, прижимая меня сильнее. – Мне нужна ты.
– Нет! – Ткань его рубашки коснулась моей щеки. Я запаниковала. – Я тебе не нужна. Вспомни, ты же все время твердишь, что я изменилась. Ну так вот, Джордан, я действительно изменилась. Мы оба изменились. Нам нужно двигаться дальше. Каждому своей дорогой. Это как раз то, что ты делаешь с Таней, а я – с…
С кем я иду своей дорогой? У меня же никого нет! Это несправедливо, что у Джордана кто-то есть, а у меня – никого.
– С Люси, – закончила я. На мой взгляд, получилось довольно смело.
– Ты, правда, этого хочешь? – Губы Джордана вдруг оказались в опасной близости от моих. – Ты хочешь, чтобы я был с Таней?
Я ушам своим не поверила:
– И ты спрашиваешь об этом сейчас!
И тут он вдруг наклонился и прижался губами к моим губам. Обычно я без труда сохраняю ясную голову в таких ситуациях – ну, когда какой-то мужчина начинает меня целовать, впрочем, такое случается не часто. Мне хватает присутствия духа сказать ему, чтобы он прекратил, если мне не нравится, либо ответить на поцелуи, если нравится. Но в этот раз я так удивилась, что даже оцепенела. Конечно, я сознавала, что мне в спину больно упирается дверная ручка и что свет в доме не горит, а значит, Купер еще не вернулся, и слава богу! Но кроме этого и еще легкого смущения из-за того, что торговцы наркотиками подбадривают меня криками: "Давай, давай, детка!", я больше ничего не чувствовала.
Ничего, кроме удовольствия, а его, то есть удовольствия, у меня давно не было.
Наверное, у Джорджана тоже был довольно большой перерыв (или Таня не очень-то напрягается в постели), потому что стоило мне обнять его за шею – я сделала это по привычке, клянусь! – он тут же прижал меня к двери так, что я чувствовала каждую заклепку на его ширинке. Потом его язык оказался у меня во рту, а пальцы – в моих волосах.
В голове у меня была только одна мысль: "О нет!"
Потому что он помолвлен. И не со мной. А я… я не такая. НЕ ТАКАЯ.
Но какой-то голосок у меня в голове нашептывал: "Может, так и надо". И еще: "М-м-м-м, я помню эго ощущение", и "Кажется, он ничего не имеет против того, что я поправилась". Поэтому сделать то, что положено, то есть оттолкнуть Джордана, было очень, очень трудно. Если совсем честно, из-за этого голоска оттолкнуть Джордана стало просто невозможно. Наверное, хореографы ошибались. Вы помните, они говорили, что я не умею отключить мозг и давать телу свободу? Ну так вот, сейчас мое тело просто пело, причем безо всякой поддержки со стороны мозга.
Наркодилеры все подбадривали нас криками, и дело шло к тому, что нам пора укрыться в доме, поэтому я развернулась и наконец открыла дверь. Мы ввалились, почти упали в темный вестибюль.
Тут я уперлась ладонями в грудь Джордана и пустила в ход последний проблеск здравого смысла:
– Послушай, Джордан, я, правда, думаю, что нам не стоит этого делать.
Но было поздно. Он уже вытянул мою рубашку из-под пояса джинсов, а в следующее мгновение его ладони накрывали мои груди через кружевные чашечки бюстгальтера, и он уже целовал меня глубоким поцелуем.
Конечно, у меня мелькала (совсем быстро мелькнула) мысль напомнить ему, что не далее как сегодня утром я прочитала в газете объявление о его помолвке. С другой женщиной. Но знаете, иногда бывает, как только разум отказывает, тело тут же берет управление на себя. А мое тело, казалось, Действовало на автопилоте: оно вспомнило все хорошие моменты, которые когда-то делило с тем телом, которое сейчас к нему прижималось. Вспомнило и взмолилось о большем. Потом, кажется, я какое-то время вообще не могла ни о чем Думать. Разве что… одна мысль у меня все-таки была, она пришла под конец. И я бы предпочла, чтобы именно эта мысль не приходила.
Это была мысль о том, что я не с тем братом.
Вот и все. Мысль, что я валяюсь на полу не с тем братом.
И я совершенно этим не гордилась.
Хуже всего то, что мне было не так уж и хорошо. Единственный плюс – все прошло быстро. И слава богу, потому что ковровая дорожка – не самое удобное место. Все было безопасно, потому что Джордан пришел подготовленным, как порядочный член "Гладкой дорожки".
А в остальном все это не очень отличалось от секса, которым мы когда-то занимались три раза в неделю – в понедельник, среду и субботу.
Интересно, чувствовала ли Таня когда-нибудь себя такой же виноватой, как я сейчас. Сомневаюсь. По-моему, Таня не из тех, кто способен почувствовать угрызения совести из-за чего бы то ни было. Как-то раз я видела, как она бросила на землю в Центральном парке обертку от "Джуси фрут". Короче, ей не совестно даже мусорить!
Еще одно существенное отличие "послеразрывного" секса от того, который был у нас до разрыва, – как только мы закончили, Джордан почти сразу встал. Раньше он просто переворачивался на бок и засыпал.
Я села и посмотрела на него. Он сказал:
– Извини, но мне нужно идти.
Он произнес это тоном человека, который вдруг вспомнил, что записан на очень важный прием к зубному.
Теперь я скажу то, из-за чего мне ужасно неловко: мне было немного грустно. Как если бы я немножечко надеялась, что Джордан повернется и прямо сейчас позвонит Тане и порвет ней, потому что хочет остаться со мной навсегда.
Не уверена, что я бы к нему вернулась, если бы он это сделал. Возможно, и нет.
Ладно, точно нет.
Но… в общем, когда у тебя никого нет, чувствуешь себя немного одиноко. Нет, я не хочу быть похожей на Рейчел. Если бы у меня был бойфренд, пусть даже Купер, мужчина моей мечты, это не решило бы все мои проблемы. И я не собираюсь питаться одним салатом без заправки, чтобы заполучить бой-френда. Не настолько я в нем нуждаюсь. Но было бы неплохо, если бы у меня был кто-то, кому я небезразлична.
Конечно, Джордану я ничего такого не сказала. Все-таки какая-никакая гордость у меня есть. Поэтому, когда он сказал, что уходит, я ответила только:
– Давай.
– Но я тебе завтра позвоню. – Он стал застегивать брюки. – Может, мы как-нибудь пообедаем вместе.
– Ладно, – сказала я.
– Так я позвоню, – сказал Джордан уже из вестибюля.
– Конечно.
Думаю, мы оба знали, что он врет.
Он ушел, я заперла дверь и поднялась к себе. Люси мне очень обрадовалась: ей не терпелось выйти на вечернюю прогулку. Я искала ее поводок и посматривала в кухонное окно на верхние этажи Фишер-холла.
Интересно, удалось Кристоферу Эллингтону так же легко залезть в трусы к Эмбер, как Джордану Картрайту – в мои?
Потом я вспомнила, что упомянутые трусы все еще валяются на полу первого этажа. Я быстренько сбегала за ними, пока Купер не вернулся и не обнаружил на ковровой дорожке неопровержимое доказательство моей глупости.
17
Ты мне сказал: "Любовь прошла",
Но я тебе не верила.
Стал недоступен, как скала,
Но я тебе не верила.
Промчались дни, с другою ты,
Теперь мне все равно.
Разбились вдребезги мечты,
Теперь мне все равно.
"Все равно". Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Валдес/Капуто. Из альбома "Лето". "Картрайт рекордс"
В одном я оказалась права: Рейчел ужасно заинтересовалась Джорданом и моими с ним отношениями. На следующее утро, стоило мне только войти в офис – с влажными волосами, чашкой дымящегося кофе в руке и большой алой буквой на блузке (насчет последнего я пошутила), как она:
– Итак, кажется, ты и твой бывший приятель вчера не плохо поладили?
Она даже не представляла, насколько неплохо.
– Ну да, – только и сказала я.
Я села за стол и нашла номер телефона комнаты Эмбер. Но Рейчел не поняла намека.
– Я видела вас на улице, – продолжала она, – вы разговаривали с сыном президента Эллингтона. Да, с Крисом.
Я сняла трубку и набрала номер Эмбер.
– Кажется, он симпатичный, – не унималась Рейчел. – Сын президента.
– Пожалуй, – сказала я, а про себя подумала: "Для убийцы".
Телефон Эмбер не отвечал.
– И умный, – продолжала Рейчел. – И, говорят, довольно богатый, дедушка основал доверительный фонд на его имя.
Последнего я не знала. Может, Кристофер Эллингтон – вроде Брюса Уэйна? Серьезно. Такой же, только злодей. Может, у него есть под Фишер-холлом пещера, в которую он утаскивает невинных девушек, делает с ними, что хочет, а потом поднимает их наверх и сбрасывает в шахту лифта? Вот только я точно знаю, что под Фишер-холлом ничего нет: я провела в этих подвалах довольно много времени и сама видела, что там полно старых матрасов и мышей.
Наконец, в комнате Эмбер сняли трубку. Сонный девичий голос произнес:
– Алло.
– Привет, – сказала я. – Это Эмбер?
– Угу. Это Эмбер, а кто это?
– Никто, – сказала я. "Я только хотела убедиться, что ты еще жива". – Спи дальше.
– Ладно, – пробормотала Эмбер и повесила трубку.
Ну что ж, во всяком случае, Эмбер еще жива. Пока.
– Так вы с Джорданом снова сходитесь? – полюбопытствовала Рейчел.
Похоже, она не нашла ничего странного в том, что я без видимых причин звоню студентам и бужу их. Вообще-то, это говорит только о том, что и место, где мы работаем, и сама наша работа весьма странные.
– Вы с ним очень хорошо смотритесь вместе.
К счастью, отвечать мне не пришлось, так как зазвонил телефон. Наверное, это Эмбер: на определителе высветился номер, и она звонит узнать, какого черта я бужу ее в девять утра в учебный день.
Но оказалось, что это не Эмбер. Это Пэтти. Она сразу начала:
– Ну, выкладывай все.
– О чем?
Вообще-то я чувствовала себя неважно. Сегодня утром мне хотелось только одного: снова накрыться одеялом с головой и никогда не вылезать из постели. Вообще никогда.
Джордан. Я переспала с Джорданом. Господи, ну почему, почему?
– Что значит "о чем"? – Пэтти была потрясена. – Ты что, не видела сегодняшнюю газету?
У меня похолодела кровь – второй раз за последние двадцать четыре часа.
– Какую газету?
– "Пост", – сказала Пэтти. – Там ваша фотография, прямо на первой странице. Вы целуетесь. Вообще-то там не видно, что женщина – ты, но это явно не Таня Трейс. Вы сфотографированы на крыльце Купера.
Тут я произнесла слово, услышав которое, Рейчел тут же примчалась из своего кабинета узнать, что случилось.
– Все в порядке. – Я зажала дрожащей рукой трубку. – Правда, ничего не случилось.
Тем временем Пэтти трещала мне в ухо:
– Знаешь, какой заголовок? "Скользкая дорожка". Наверное, намек на то, что Джордан изменяет невесте. Но ты не переживай, они называют тебя "неизвестной женщиной".
Боже, могли бы и сами догадаться. Снимок явно любительский, и твоя голова в тени. Но все равно, когда его увидит Таня…
Меня слегка затошнило, я перебила:
– Я не хочу сейчас об этом говорить.
– Не хочешь? – Кажется, Пэтти удивилась. – Или не можешь?
– Угу. Как насчет кофе?
– Идет. Ленч?
– Ладно.
– Ты такая скрытная. В тихом омуте… – Но при этом Пэтти хихикнула. – Я загляну за тобой около полудня. Сто лет не видела Магду, не терпится узнать, что она об этом скажет.
Мне тоже.
Я повесила трубку. В офис вошла Сара, полная нетерпеливых вопросов – о чем бы вы думали? – о Джордане. А мне хотелось только одного: свернуться в клубочек и заплакать. Почему? ПОЧЕМУ, ПОЧЕМУ, ПОЧЕМУ Я БЫЛА ТАКОЙ СЛАБОЙ?
Но поскольку на работе невозможно сидеть и плакать, чтобы при этом к тебе не подошло человек семьдесят со словами: "Что случилось? Не плачь. Все будет хорошо", то я занялась делом: стала обрабатывать заявки на возврат денег, которые "проглотил" автомат с колой. Я склонилась над калькулятором и постаралась напустить на себя максимально деловой и занятой вид.
Не скажу, что Рейчел нечем было заняться. Несколько дней назад она узнала, что ее выдвинули на премию Пэнси. Пэнси – это такие медали в форме цветка анютиных глазок, которые администрация колледжа каждый семестр вручает сотрудникам, совершившим нечто, выходящее за рамки их служебных обязанностей. К примеру, Пит однажды получил Пэнси за то, что выломал дверь комнаты, в которой одна девушка забаррикадировалась и включила газ в духовке. Он спас ей жизнь.
У Магды тоже есть Пэнси. Хотя она и не без странностей: взять хотя бы ее манеру называть всех кинозвездочками, но ребята ее просто обожают. Она дает им почувствовать себя как дома, особенно в декабре, когда вопреки правилам колледжа, украшает кассу фигуркой Санта-Клауса, ставит миниатюрные ясли и свечи.
Лично я думаю, хорошо, что Рейчел выдвинули на премию. С тех пор, как она пришла работать в Фишер-холл, ей много чем пришлось заниматься, в том числе двумя смертями студенток на протяжении двух недель. Ей пришлось писать извещения родителям о том, что их дочери погибли, дважды паковать вещи девушек (правда, оба раза вещи паковала я), и организовывать две поминальные службы. Медаль в форме цветка анютиных глазок – это самое меньшее, чего она заслуживает.
Номинация на премию Пэнси автоматически означала, что Рейчел приглашена на Пэнси-бал – официальное мероприятие, которое каждый год устраивается на первом этаже библиотеки колледжа. Она по этому поводу вся в растрепанных чувствах, потому что бал состоится сегодня вечером, а она все твердит, что ей нечего надеть. Она собиралась в обеденный перерыв заглянуть в "Блумингдейл", чтобы поискать что-нибудь подходящее.
Я, конечно, знаю, что это значит. Из магазина она вернется с вечерним платьем – самым красивым из всех, какие кому-нибудь из нас только доводилось видеть. У того, кто носит второй размер, выбор богатый – в любом магазине можно выбрать что угодно из сотен совершенно потрясающих нарядов.
Закончив обрабатывать заявки на возмещение, я объявила, что иду в бухгалтерию получать по ним наличные. Рейчел только помахала мне рукой – слава богу, она не стала удивляться, что я иду сама, хотя терпеть не могу стоять в очереди в кассу (а у Джастин это любимое времяпровождение), и обычно поручаю это кому-нибудь из студентов.
По дороге в бухгалтерию я, естественно, заглянула в кафе повидаться с Магдой. Она только взглянула на мое лицо и сразу сказала своему начальнику, Джеральду, что берет перерыв на десять минут. Джеральд, конечно, возмутился и сказал, что она выходила на перерыв всего полчаса назад, но Магда не обратила на его возмущение никакого внимания.
Мы вышли в парк, сели на скамейку и я выложила ей всю свою дурацкую историю с Джорданом.
Отсмеявшись надо мной, Магда вытерла глаза:
– Ох, бедняжка ты моя. Но чего ты ждала? Что он станет упрашивать тебя вернуться?
– Ну… – сказала я. – Вообще-то, да.
– И ты бы вернулась?
– Вообще-то, нет, но было бы приятно, если бы он попросил.
– Послушай, девочка, мы обе знаем, ты – лучшее, что с ним когда-нибудь случалось. Но сам-то он? Ему просто нужна девушка, которая будет делать все, что он скажет. А ты не такая. Так пусть уж он остается с этой своей мисс Тощая Задница. А ты подожди, когда появится хороший парень. Кто знает, может, он совсем рядом, ближе, чем ты думаешь.
Я поняла, что она говорит о Купере.
– Я же тебе говорила, – сказала я несчастным голосом, – я не в его вкусе. Чтобы соперничать с его последней подружкой – кажется, она открыла карликовое солнце, которое назвали ее именем, – мне надо получить, наверное, диплома четыре.
Магда только плечами пожала.
– Тогда, может, Кристофер Эллингтон, про которого ты мне рассказывала?
– Кристофер Эллингтон?! Магда, я не могу с ним встречаться! Я подозреваю его в убийствах!
Когда я поделилась с ней своими подозрениями насчет Кристофера Эллингтона, Магда разволновалась.