- Вам надо бы разобраться сначала с собой, - не сдержалась Таня. - И только на это направить всю свою прямоту.
- Мою прямоту! - как бы обрадовавшись ее словам, подхватила Вика. - А вы хотели бы, чтоб я ходила вокруг да около, вела с вами светскую беседу, а потом все деликатно разошлись бы по отдельным комнатам, хотя мы с Аликом уже спим вместе! Зачем вам нужно, чтобы я изображала перед вами святую невинность?!
- Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, - произнесла Таня, действительно с хрустом надкусив огурец. - И где же вы, извините, встречаетесь?
- Это наше дело, - подал голос Олежка.
Таня покачала головой. Олег отвернулся.
- Да, наш разговор пошел по замкнутому кругу, - признала наконец Таня после долгой паузы. - Может, и впрямь имеет смысл обсудить что-нибудь... светское?
- О, не стану принуждать вас к этому, - ответила Вика, подымаясь из-за стола. - Поехали, Алик...
- Олежка, проводи даму и возвращайся, - вслед сыну сказала Таня.
Когда парочка уехала, Олег предложил:
- Может, все-таки пообедаем?
- Эта девушка отбила у меня аппетит. Круто она взялась за нашего сыночка.
- Чем круче, тем лучше, - заметил Олег. - Долго Олежка ее не выдержит.
- А что, если мы только подлили масла в огонь? Теперь нашему сыну захочется изображать из себя защитника бедной жертвы...
- Вика не похожа на жертву, - возразил Олег. - Я поговорю с Олежкой, - пообещал он, хотя в глубине души не был уверен в том, что сумеет как следует поговорить с сыном. Вика ему не понравилась, но еще больше не нравилось Олегу то, что творилось в его собственной душе...
Олег гнал машину по направлению к Москве со странным чувством - как будто с каждым километром он уходит от опасности, и, когда он въехал в Подольск, откуда до дому было рукой подать, ему показалось, что он влетел в зону тревожной, звонкой юности с ее счастливым ознобом и предощущением невероятных великих событий.
Между тем все его молодые дни, как дожди, давно выпали из распластанных над землей облаков, давно и бесполезно, как казалось ему теперь, выпали, пройдя мимо сердца, когда-то жаждавшего бурь и потрясений, чтобы расцвести. Он и сам не заметил, как прожил жизнь, словно за оградой цветущего сада, который грезился в юности. Прожил как все, хотя с самого детства и не мыслил, что ему предстоит смешаться с толпой людей, выше всего ставящих покой и благополучие, с толпой, всегда идущей мимо сада, - в дома, в патентованный уют семьи.
Основными вехами его жизни стали женитьба, рождение сына, работа, - дальше они замелькали перед глазами как верстовые столбы: въезд в долгожданную новую квартиру, приобретение обстановки, холодильника, телевизора, книг, устройство сына в спецшколу, покупка участка, строительство дачи... Все это обычно люди делают как бы во имя своих детей... Но оказалось, его сын желает совсем другого, он как будто надеется восполнить пробел в жизни отца; тоже когда-то мечтавшего о немыслимой любви...
Но ведь любовь рано или поздно уведет его с веселых, петляющих в буйной траве тропинок, вытащит на ту же общую дорогу, по которой шаркает толпа, с теми же верстовыми столбами и указателями. Олежке тоже предстояло рано или поздно пристроиться к унылой очереди за покоем и благополучием, всегда идущей мимо сада...
Таня отправила мужа в Москву, с тем чтобы он по-мужски поговорил с сыном.
Не надо давить на него, предупреждала она, ни в коем случае не надо унижать его, а просто, осторожно выбирая слова, поговорить... Она боялась, как бы Олежка не натворил глупостей: не бросил институт и не развел бы в аварийном порядке Вику с мужем. Кто угодно, твердила Таня в страхе, только не эта девица! Олегу Вика также резко не понравилась, но он думал: а что, если б на ее месте оказалась Галя Тихомирова?.. Что бы тогда сказала Таня? Галя с ее горящим взглядом, острым умом, такая же любительница мистификаций, - достаточно вспомнить, как она сказала ему при знакомстве, что учится в театральном училище... Может, пресловутая слепота влюбленных - не пустая фраза? Может, он, Олег, тоже ослеп? Может, слепы они с Таней и видят Вику коварной, эксцентричной, а Олежка зрит ее сердцем, и в этом фокусе она совсем иная - беззащитная, ребячливая, добрая... Сын видит ее так же, как Олег постоянно видит перед собой Галю - внутренним зрением. Он помнит, как раздувало в машине ветром ее переливающиеся на солнце волосы, как она нетерпеливым движением отбрасывала их за спину и, выгнувшись на сиденье, пыталась заплести в косу... Помнит, какими сердитыми глазами она взглянула на него в магазине, когда он вытащил свои деньги, чтобы помочь ей расплатиться... А потом сама догнала, его на улице... Да, Москва большая, в ней множество дорог, но им не дано разойтись, потому что с того момента, как они второй раз столкнулись в магазине, он почувствовал, как между ними протянулась волшебная нить - куда она, туда и он стремится всем сердцем, чем дальше она от него, тем больше натягивается эта нить, но если ее оборвать... Об этом Олег старался не думать. И вообще он ни о чем не мог думать, даже о предстоящем разговоре с Олежкой, от которого, как надеялась Таня, многое зависит...
- Так и знал, - сварливо произнес Олежка, открыв отцу дверь, - так и знал, что кто-то из вас приедет промывать мне мозги. Ты или мама.
- Ты один? - осторожно осведомился Олег.
- Один, один... Говорю тебе, я ждал кого-нибудь из вас. Ну давай заходи, садись, начинай разговор по душам...
- Для того чтобы мы поговорили по душам, тебе придется сменить тон, - предупредил Олег, - если мы оба станем ерничать друг перед другом, при чем тут душа?
Олежка провел ладонью по лицу, как бы смывая с него ироническую гримасу:
- Хорошо, я постараюсь.
- И я постараюсь, - заверил его Олег. - Прежде всего я хотел бы извиниться за нас с матерью: наверное, мы не слишком хорошо вас приняли...
- Это мягко сказано, папа, но считай, что я вас простил... Что ты хочешь выяснить? Серьезны ли мои чувства к Вике? Да, они предельно серьезны. Я жить без нее не могу.
- Хорошо, жить без нее не можешь, - терпеливо произнес Олег. - Но ты совершенно уверен, сын, что сможешь жить с ней? В состоянии ли ты немного подняться над своими чувствами и посмотреть в будущее? Сможет ли Вика дать тебе все, что необходимо мужчине в жизни? Та ли она женщина, с которой ты хотел бы прожить всю свою жизнь?
Олежка раздраженно передернул плечами:
- Папа, как я могу отвечать за всю жизнь...
Олег удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Этот раунд он выиграл. Очень важный раунд.
- Но ведь придется взять на себя ответственность за Вику на всю жизнь, не так ли?
- Так, - вздохнул Олежка, и этот вздох выдавал его сомнения. - Но сейчас я знаю одно: я жить без нее не могу.
- Дорогой мой, - наставительно продолжал Олег. - Любовь - это "сейчас", а жизнь - всегда. Понимаешь разницу? Но ведь даже теперь есть что-то очень слабое в твоей позиции... Это нечестное отношение твое и Вики к ее мужу...
- Вот я и хочу, чтобы все было честно... Папа, - Олежка поморщился, - не стоит нам с тобой говорить об этом... Я все понимаю. И мне жаль, что у меня получилось не так, как у вас с мамой... А я мечтал, чтобы все было именно так...
- Как у нас с мамой?! - вырвалось у Олега.
Олежка удивленно посмотрел на отца - он не ожидал такой реакции.
- Да, - сказал он. - А что?
- Ничего. - Олег чувствовал себя фарисеем и старался не смотреть сыну в лицо. - Извини меня. Я приехал с намерением поговорить по душам, но что-то у меня не получается...
Галя чувствовала, что ее жизнь, до недавнего времени такая гладкая и накатанная, дала ощутимый сбой, но, к чему именно отнести этот сбой, она не могла понять.
Не могла же ее в самом деле вывести из равновесия повторная встреча с этим Олегом? Галя не была до такой степени романтической особой, чтобы считать повторную встречу с Олегом знаком судьбы, - просто случайность... Да и ничего хорошего не сулило ей подобное знакомство. Связываться с женатыми мужчинами не в ее правилах.
Но что-то изменилось в ней настолько, что Галя едва собрала все свое внимание, отправляясь в рейс, и один раз даже сбилась, излагая информацию пассажирам. Она сама не поняла, в чем дело, хотя заметила, что после каких-то ее слов некоторые пассажиры привстали с кресел. Тут за ее спиной прозвучал голос бортпроводника Валеры:
- Мы летим в Минводы, а не в Ереван!
...В этом рейсе они работали втроем: Галя, Вера и Валера. С мужчиной-бортпроводником всегда спокойнее, не говоря уже о том, что этот мужчина - Валера, который брал на себя осмотр салона до посадки пассажиров и очень помогал с кухней.
За многие часы их общих полетов Галя с Валерой общалась очень мало, но она считала его своим другом, знала, что на него можно положиться в экстремальной ситуации, хотя такие ситуации, к счастью, редкость. Экипажи и бортпроводники могут всю свою жизнь вплоть до пенсии пролетать вполне благополучно, но тем не менее всякое может случиться между небом и землей, да и на взлетной полосе тоже. Существует печальная статистика, свидетельствующая о том, что в основном самолеты разбиваются при взлете. Все может случиться, поэтому очень важно, с кем ты летаешь... Валера спокойный, выдержанный, всегда старается основную работу взять на себя, не только физическую, но и психологическую... Попадались в рейсах иногда неврастеники, или люди, испытывающие клаустрофобию, или капризные дети - Валера всех умел успокоить, помочь, выслушать... Как-то раз ему удалось предотвратить начавшуюся было на борту драку между двумя слегка подвыпившими золотодобытчиками. Сам он говорит мало, но умеет слушать, как немногие. Он не просто слышит голос или слово, но всего человека, тот будто перетекает в него, Валеру. Это не просто дар слушателя, а дар любви. Валера любит людей и своим перемещением в пространстве как бы соединяет одну часть человечества с другой - эвенков с белорусами, эскимосов с абхазцами...
...В Минводах Галя никуда не пошла, хотя были вечер и целая ночь в запасе, легла в своем номере и зашторила окна. Она была уверена, что Вера с Валерой уехали в город, и очень удивилась, когда в дверь постучали и в комнату вошел Валера. Он принес бутерброды и несколько больших спелых груш - где только успел купить...
- Мне кажется, тебе не слишком хорошо, - объяснил он причину своего появления. - Вера отправилась по магазинам... Помощь не нужна?
Сколько раз в жизни Галя слышала эти слова и сколько раз сама их произносила, но в случае с Валерой можно быть уверенной, что это не формальное участие.
- Если бы я знала, какая мне нужна помощь, - задумчиво произнесла Галя.
- А что случилось?
- Случилось, - кратко ответила Галя. - Знаешь, пожалуй, ты и правда можешь мне помочь кое в чем разобраться. Можно задать тебе прямой вопрос?
- Если он касается меня лично, - серьезно сказал Валера.
- Тебя и Веры, но от Веры я бы ничего не узнала. Скажи, что мешает вам обоим развестись и пожениться?
- Мой ответ поможет тебе решить какую-то свою задачу? - проницательно глядя на нее, спросил Валера.
Галя кивнула.
- У меня больная жена.
Теперь Галя совсем ничего не понимала... То есть понятно, совесть не позволяет Валере бросить больного человека. Но он так мягко, так по-доброму произнес слово "жена", что ей сделалось ясно: так можно говорить лишь о любимом человеке. Что ж это получается? Он любит больную жену и одновременно любит здоровую Веру?
- Ты любишь свою жену или только жалеешь? - решила уточнить Галя.
- Люблю.
- А Веру любишь?
- Люблю.
Одно и то же слово, но оно прозвучало по-разному, и Галино чуткое ухо это уловило. Ясно одно - Вера не могла чувствовать себя униженной такой любовью. Что-то такое есть в Валере, исключающее возможность унижения человека, кто б он ни был... А если бы на месте Валеры был Олег, а на месте Веры она, Галя?.. Олег, который не захотел бы расстаться ни с ней, ни со своей женой?.. Галя, конечно, порвала бы с ним. Почему? Почему так?..
- Извини, - сказала она. - Это было не просто любопытство.
- Я понял, - мягко произнес Валера.
На следующее утро они вылетели в Москву.
Небо за бортом было безоблачное, но Гале казалось - она летит в грозовой туче. Не самолет, а она сама находится внутри грозовой тучи... Господи, да что же это такое! Неужели действительно, чтобы вновь обрести чувство полета, ей так необходим этот человек, который вдвое старше ее? Чужой, случайный, о котором она почти ничего не знает! Нужен, да, нужен! Зачем? Низачем, она просто хочет его обнять - и не заглядывать дальше в будущее, не думать о нем! Только обнять, растворить в этом объятии измучившую ее тревогу!
И когда Галя увидела на взлетной полосе Олега, стоявшего у трапа, она, забыв о пассажирах, не сознавая, что делает, точно примагниченная им, слетела вниз и бросилась ему на шею...
Глава 6
Вика вернулась домой, изрядно сконфуженная приемом у Градовых.
Ей не понравилось, как они себя вели, как вел себя Алик, промолчавший всю обратную дорогу, а главное - как вела себя она сама.
Если бы Вика еще продолжала учиться в театральном училище, педагог по актерскому мастерству сказал бы ей, что она провалила роль.
Она действительно ее провалила: не слишком владела голосом, не держала паузу в нужном месте и не пыталась войти в настоящий контакт с партнерами, в данном случае с родителями Алика.
Острое недовольство собой заставило Вику сделать то, что было ей несвойственно, а именно обратиться к реальности.
Реальность же такова: ее мальчик явно находится под влиянием родителей. И хотя сейчас в нем еще не отгорела первая свечка любви, очень скоро это влияние скажется. Его родители, особенно мать, никогда, никогда не примут Вику, и Алику рано или поздно придется разрываться между ней и своей семьей.
Обо всем этом Вика размышляла под мерный стрекот машинки, на которой Вадим Григорьевич перепечатывал набело рукопись очередной книги.
Она была уверена, что муж, как обычно, поглощен своим делом, и, когда тот вдруг подал голос, вздрогнула от неожиданности.
- Ты сегодня явно не в себе, детка, - произнес он, развернувшись в своем вертящемся кресле.
- С чего ты взял? - стараясь придать голосу беспечность, спросила Вика.
- Милое мое дитя, за пятнадцать минут, пока я печатал одну страницу, ты съела больше половины коробки вишни в шоколаде. Такое с тобой случается, детка, когда ты хочешь перебить горький привкус в своей маленькой, уютной жизни... Ты опять влюбилась?
Вика мгновенно перестроилась. И в самом деле, кто еще так поймет ее, как родной муж, кто еще так пожалеет ее, бедную...
- На этот раз серьезно, Димулечка, - дрожащим голосом сказала она.
Вадим Григорьевич снял с носа очки и сладко потянулся.
- Я вижу, что серьезно, детка, столько в один присест убрать конфет...
- Ты не шути, мне правда не по себе, - ощущая сладкий комок в горле, произнесла Вика. - Я даже собираюсь уйти от тебя...
Жизнерадостный, молодой смех был ей ответом.
Вадим Григорьевич откинулся на спинку кресла и даже задрыгал ногами от хохота.
Слезы моментально высохли на ее глазах. Муж продолжал смеяться, отмахиваясь от Вики обеими руками, как от смешинок, которые как будто мельтешили в воздухе.
- Да перестань в конце концов! - побледнев от обиды, прикрикнула Вика.
Вадим Григорьевич подавил приступ смеха, поднялся с кресла, подошел к жене, сидящей на тахте, и церемонно предложил руку. Вика машинально поднялась. Муж подвел ее к окну:
- Что ты видишь, детка?
Вика сердито ответила:
- Ну, елку...
- Это вовсе не "ну, елка", - передразнивая ее, тонким голосом сказал Вадим Григорьевич. - Это вид из окна. Нет, не просто вид из окна на серебристую ель... Это приобретенная тобой дорогая картина, пейзаж, ставший твоей собственностью... Пошли дальше... - Вадим Григорьевич прижал локоть жены к боку, подвел ее к журнальному столику, на котором стояла раскрытая коробка конфет: - А это что?
- Ну, конфеты, - не понимая, к чему он клонит, ворчливо ответила Вика.
- Не "ну, конфеты", моя радость, а вишня в шоколаде, твое любимое угощение... - таинственно понизив голос, продолжал Вадим Григорьевич. - Но это не просто конфеты. Это одна из твоих благоприобретенных привычек, которые я уважаю... Пошли дальше. - Вадим Григорьевич потащил Вику на кухню и ткнул пальцем в растение, увившее дверной проем. - А это что, по-твоему?
- По-моему, цветок, - почему-то испытывая к мужу прилив давно забытого почтения, ответила Вика.
- Это не просто цветок, - нравоучительно заметил Вадим Григорьевич, - это повитель. Когда ты посадила ее в горшок, она была с мизинец, а за время нашей с тобой жизни обвила двойной рамой вход в нашу столовую. Ты ухаживала за ней, поливала, даже, помнится, как-то раз пересаживала из одного горшка в другой... Пошли дальше.
Теперь они остановились перед трюмо.
- А это кто?
- Это я, - вздохнула Вика.
- Кто "я"?
- Ну я. Вика, твоя жена.
- Вот именно! Умница! - как бы в восторге произнес Вадим Григорьевич. - Моя дорогая, я бы добавил, жена. Это твой статус. Ты не студентка, не актриса, не еще какой-нибудь деятель, а моя дорогая, как я уже заметил, жена. Ты потому видишь себя, детка, такой хорошенькой в этом откровеннейшем из предметов домашнего обихода, что ты - моя жена. Ты здорово сохранилась. Это я сохранил тебя такой, дав тебе полную свободу, вид из окна, всевозможные сладости... Поэтому ты - это ты... А в чужих зеркалах ты уже будешь не ты... Кто еще даст тебе так много разных разностей?
Вика, растроганная, погладила мужа по седой шевелюре.
- Погоди, детка, я еще не закончил свое выступление. - Вадим Григорьевич подвел Вику к своему вертящемуся креслу. - Садись, я тебя покатаю. - Он и в самом деле принялся вращать кресло с Викой из стороны в сторону, как бы укачивая ее. - Другой мужчина не станет катать тебя в кресле и кормить вишней в шоколаде. Он будет относиться к тебе как к ровне, такому же борцу с житейскими трудностями, как и он сам... Он спросит с тебя не как с девочки, а как со взрослой женщины. А ты к этому, дитя мое, не готова.
- Димуля, но ведь я влюблена, - жалобно глядя на мужа снизу вверх, проныла Вика. - Разве тебе это не обидно...