Глава 12
- ОТКУДА вы знаете, что младшая Ольгушка умерла? – Лизу удивило не то, что автора найденного под старой газетой письма уже нет в живых, в глубине души она была готова услышать печальное известие, а то, каким бесстрастным тоном об этом сообщила Ольга Петровна.
- Потому что ее послание оказалось у меня, - пожилая женщина обхватила плечи руками. – Однажды ночью мне позвонили из больницы…
После аварии, которая закончились преждевременными родами и гибелью ребенка, Ольга Петровна заметила, что Андрей Петрович стал носить в кармане пахнущие мятой таблетки валидола.
- Что-то сердце ноет, - пожаловался он жене. – Видимо, нервное. Не волнуйся, - тут же успокоил физик побледневшую женщину. - Обязательно загляну к врачу.
Но до врача так и не добрался. Некогда. Ольга Петровна забеременела снова. Чувствовала себя отвратительно, доктора, опасаясь за здоровье немолодой роженицы, периодически укладывали ее в больницу. Потом – кесарево сечение, рождение сына. Суета и беготня отвлекали Андрея Петровича от давящих мыслей, отдаляли тот трагический день, но память о нем, как ни старались, стереть не смогли. Тяжелая моральная ноша сжимала сердце: он винил только себя одного в том, что случилось. Ведь мог же выехать на минуту позже или раньше, мог внимательнее следить за дорогой и тогда вовремя заметил бы девушку, выбежавшую на проспект. И тогда бы Ольга Петровна не смотрела на него такими испуганными, обвиняющими глазами, и их девочка была бы жива!
Валидол перестал помогать, и однажды безумная боль буквально разорвала грудь. Врачи "неотложки" констатировали инфаркт, и увезли Андрея Петровича в больницу. Утром, оставив маленького Илюшу на попечение няньки, Ольга Петровна торопилась в клинику. Женщина сидела у кровати мужа, обхватив его холодные пальцы своими руками, и была уверена, что пока она рядом, с ним ничего страшного произойти не может. Но вечером ее отправляли домой, и вот тогда накатывал ужас. Ольга Петровна вздрагивала от каждого телефонного звонка – ведь в любой момент могли позвонить из клиники и сказать, что сердце мужа остановилось.
Поэтому, когда сообщили, что звонят именно из больницы, Ольга Петровна подумала, что Андрея Петровича больше нет.
- Вы знакомы с Ольгой Терещенко? – между тем продолжала "трубка".
Ольга Петровна села на стул и… облегченно перевела дух: как хорошо, что прозвучали совсем не те слова, которые она боялась услышать.
- Нет, первый раз слышу, - постепенно стала приходить в себя напуганная женщина. - Здесь, наверное, ошибка с номером.
- Но вы Каменева? Ольга Петровна? – настаивали на том конце провода.
- Да.
- К нам в хирургическое отделение попала женщина, которая продиктовала ваш номер, - тараторила работница больницы. – Называет себя как-то странно - "второй Ольгушкой". Вам это о чем-то говорит?
- Ах, извините, я и не знала, что фамилия Оли – Терещенко. Нас медсестра в роддоме только по имени называла, Ольгушками. Так что, вы говорите, случилось?
- Повторяю, - сотрудница медучреждения уже начинала злиться, – Терещенко лежит в хирургическом отделении, в тяжелом состоянии и просит вас приехать.
- Меня? – удивилась Ольга Петровна, - но мы…, - "практически не знакомы" хотела сказать женщина. Но тут же пристыдила себя: разве можно отказывать, когда зовет человек, которому плохо? – Хорошо, диктуйте адрес.
Ольга Петровна поймала такси и приехала на Пресню. Прошло почти пять лет, но Олю, с которой когда-то они провела бок о бок три недели в роддоме, невозможно узнать. Симпатичное личико превратилось в один большой синяк, красивые волнистые волосы слиплись и свисают жалкими прядями.
- Ее нашли на автобусной остановке, сильно избитую, без денег и документов, - прошептала медсестра, нащупывая вену для укола. – Какой-то случайный прохожий вызвал "скорую". Несколько дней лежала без сознания, но сегодня пришла в себя.
- У нее есть шанс выкарабкаться?
- Вряд ли, - девушка еле заметно покачала головой, чтобы не увидела больная. – Повреждены внутренние органы, потеряла много крови. Приходил следователь. Пытался узнать, что за поддонки ее изуродовали. Но она молчит. Может быть, вам скажет?
- Ольгушка, - попыталась улыбнуться Оля, разглядев сквозь туманную пелену посетительницу. – Извини, что пришлось побеспокоить тебя ночью. Но баба Люба,… -молодая женщина закашлялась и стала громко, со свистом выдыхать воздух.
- …твоя тетка? - вспомнила Ольга Петровна.
- Да, да, моя тетка… Мы с ней давно не виделись. Она слишком старенькая, чтобы выдержать такое неприятное зрелище, - Оля подняла свободную от капельницы руку, попыталась провести по опухшему лицу. Но та, обессилев, упала на одеяло.
- Тебя пытались ограбить? – предположила Ольга Петровна.
- Что?... Ограбить? – Оля провалилась на мгновение в пустоту, потом опять вынырнула, стараясь не потерять нить разговора и не забыть о главном. – Нет, я сама во всем виновата… Я всегда любила только его, но…
- Своего студента? Значит, он, наконец, вернулся из длительной командировки и так тебя разукрасил? – ехидно заметила Ольгушка-старшая.
- …У меня к тебе просьба, - Оля не слышала, что ей говорит тезка и, удерживая сознание, упрямо пыталась сказать то, ради чего просила позвать Ольгу Петровну. - На тумбочке письмо. Я его днем написала. Пожалуйста, передай моей девочке, моему Лисенку, моей Лисоньке, - и в уголках глаз молодой женщины застыли маленькие прозрачные капельки.
Ольга Петровна взяла листок, прочитала пляшущие буквы и наклонилась над Олей.
- Ольгушка, - краем простыни женщина протерла мокрые щеки умирающей, - твоя дочка еще маленькая, вряд ли она сможет прочесть то, что ты написала. Давай поступим по другому. Пройдет время, ты поправишься, встретишься с малышкой, прижмешь ее к сердцу и потом, когда-нибудь сама ей все расскажешь.
- Ольгушка, - прохрипела в ответ Оля, - я понимаю, что уже никогда не увижу свою крошку. Передай ей письмо! Пусть не сейчас, позже, когда сможешь, – и она напряглась, чтобы приподняться над постелью, - Обещай!
Ольга Петровна забрала письмо, сообщила врачам номер телефона коммуналки, где жила тетя Люба. Через два дня ей перезвонили и сказали, что Оля умерла.
Ольга Петровна понимала, что должна навестить Олину дочку и ее старую тетку, аккуратно сложила письмо в чистый конверт, но визит все откладывала и откладывала. Не рассказала она о встрече в больнице и Андрею Петровичу. Муж шел на поправку, но очень медленно: продержав положенный месяц, сразу из клиники его отправили долечиваться в подмосковный санаторий. Потом посоветовали пожить лето на даче, в тишине и спокойствии. И только когда Каменевы окончательно, через полгода оказались снова дома, вместе Ольга Петровна решилась показать мужу чужое письмо.
По телефону в коммуналке на звонки никто не отвечал, и они поехали искать квартиру сами. Ольга Петровна точного адреса не знала, но помнила по рассказам Оли, что та жила на улице Фучика, на первом этаже, как раз напротив проходной табачной фабрики. Как шутила Ольгушка-младшая, тяжело приходилось тем окрестным жителям, которые не курят: им никто не верил, потому что от каждого несло папиросами.
Узкая улица, с двух сторон которой плотными рядами стояли многоэтажные дома, плохо проветривалась, поэтому в нос заезжим гостям ударил сладковатый, одуряющий запах. Зажав нос, Каменевы проскочили в подъезд напротив фабричных ворот. На первом этаже находились только две квартиры. Причем в обеих сразу двери стояли нараспашку. Визжала дрель, пахло краской, шпаклевкой, побелкой, скипидаром. Все понятно: хозяева затеяли грандиозный ремонт. Каменевы, не долго выбирая, зашли в правую квартиру.
- Э-го-го, есть кто-нибудь? – громко крикнул Андрей Петрович, остановившись на пороге: стучать в дверь в таком грохоте не имело смысла.
Но никто не вышел, тогда "гости" решили идти на звук дрели, стараясь обойти сложенные в коридоре красные кирпичи и шершавые длинные доски. В ванной мужик, по лицу которого тек пот, смешанный с цементной пылью, отбивал пожелтевшую кафельную плитку.
- Вы новые хозяева? – увидев людей, мастер заглушил агрегат.
- Мы ищем кого-нибудь из жильцов, - Андрей Петрович старался поставить ногу так, чтобы не навернуться на скользких обломках.
- Новых или старых? – переспросил мужик.
- Нам нужна Любовь… - Ольга Петровна запнулась: оказалось, что она даже не знает ни фамилии, ни отчества Олиной тетки. И на всякий случай сказала: – Любовь Терещенко.
- Вы к прорабу идите, - мужик вновь включил дрель, - он в соседней квартире командует.
Вернувшись тем же зигзагом обратно на лестничную площадку, Каменевы проникли во вторую квартиру. Здесь народу было больше. Какой-то мужик в пластмассовом шлеме на голове распекал бригаду штукатуров: стена после их работы окривела.
- Что посторонние делают на участке? – гаркнул прораб, увидев мужчину и женщину не в рабочей униформе.
- Ищем жильцов, - по военному отрапортовал Андрей Петрович.
- Новых или старых? – прозвучал уже знакомый вопрос.
-Хоть каких-нибудь, - развел руками ученый.
- Так ни тех, ни других сейчас нет, - прораб снял каску, достал платок из кармана и протер головной убор изнутри. – Старых расселили по разным концам Москвы. Центр расчищают от коммуналок, делаем нормальные квартиры, для многодетных семей. Новых хозяев еще нет, только вчера начали смотровые ордера выдавать, люди пока выбирают.
- Мы не нашли ни Любу, ни Олину дочку. Они переехали в новую квартиру, - Ольга Петровна посмотрела на Илью. - Поэтому письмо так и осталось в нашей семье. Выбросить его я боялась, плохая примета. Все время куда-то перекладывала, перепрятывала, но видите, оно опять всплыло, через столько лет. Так что, увы, - Ольгушка перевела взгляд на Лизу, - ничем помочь вам не могу.
Лиза теребила "хвостики" бинта на перевязанном запястье: какие жуткие истории иногда могут скрываться за маленьким письмом!
Но - пора собираться домой, по крайней мере, Лиза сделала то, что должна была - вернула письмо владельцам. Жаль, что не удастся его передать адресату.
Илья дошел с новой знакомой до лифта, но, не дождавшись кабины, извинился:
- Вот досада: забыл на столе телефон, спускайтесь, сейчас догоню.
Ольга Петровна, увидев в "глазок" сына, открыла дверь.
- Мама, - спросил он ее, переступив порог, - ответь мне еще на один вопрос.
- Я же все рассказала, - раздраженно заметила пожилая женщина.
- Почему вы с папой не попытались разыскать девочку? Ведь могли найти адрес, куда она переехала. Но не сделали этого.
Ольга Петровна нервно провела рукой по лицу, помолчала, думая: стоит ли ворошить тени прошлого.
- Я сразу узнала Ольгу, как только увидела в роддоме на соседней койке, - вздохнула пожилая женщина. – Это она выскочила тогда на дорогу, и стала причиной гибели твоей сестры. А отец считал себя виновным в смерти нашей дочери и не смог жить с такой тяжестью на душе… - И вдруг закричала: - Я ненавижу и Ольгу и ее дитя!
Старая обида, столько лет прятавшаяся где-то в потаенных уголках, выплеснулась наружу. Ольга Петровна прижалась к сыну: хотела найти у более сильного человека защиты и поддержки в своих незабытых страхах и обидах.
Глава 13
ОЛЯ выглядела бесподобно в новом розовом платье (воротник "хомутом", широкий пояс из той же яркой ткани – баба Люба долго пыхтела над выкройкой из журнала "Работница") и матерчатых босоножках на танкетке. На свидание девушка решила ехать на автобусе. Потому что так выходило значительно… дольше. Владлен Аркадьевич – человек богемный, на обед пригласил к 16.00, когда у обычных горожан – это время предужинного полдника. Оля, хотя теперь с дворницкими обязанностями покончено, продолжала просыпаться рано, и к середине дня уже переделала массу дел: погуляла с дочкой, сбегала на рынок, постирала белье и приготовила обед. Уложив спать "старого и малого", девушка выскользнула на улицу.
Удивительно, но автобус, которого в обычные дни приходилось ждать минут 40, появился на остановке практически вместе с ней. Еще 30 минут – и она уже выходила у оградки Александровского сада. Предстоит "убить" целых полтора часа! И что прикажете делать?
Для начала неплохо раздобыть какое-нибудь холодное лекарство от жары. У мороженщицы с голубой тележкой Оля выбрала "Лакомку" за 28 копеек, нашла свободное местечко на скамейке в тени дерева и блаженно разорвала фольгу. Вокруг кипело разноцветное море гостей столицы. Туристы, словно гулливеровские детсадовские малыши, чинными группами следовали за экскурсоводами. По той части Сада, куда пускали. Ближе к Кремлевской стене, за металлическими загородками медленно и как-то понуро шли другие люди, которые перед выходом на Красную площадь вытягивались в узкую шеренгу, затылок к затылку. И затем очередь тянулась до самого мавзолея.
Доев мороженое, Оля обошла Исторический музей слева, и тоже вышла на Красную площадь. На таких же металлических "рамках", которыми по периметру "очертили" площадь, гроздьями висели иностранцы, приготовившись щелкать фотоаппаратами. Ждали: вот-вот из Спасских ворот должна показаться "тройка" Почетного караула, которая, чмокая подковами по брусчатке, направится к гранитным ступеням, чтобы ровно в 15.00 сменить солдат у входа в мавзолей. В другое время Оля бы тоже поглазела, но стоять на солнцепеке совсем не хотелось, и в поисках прохлады она нырнула в ГУМ. Хотя разница с температурой на улице оказалась небольшой: в здании так же душно, людно, шумно. Оля заходила в магазинчики, разглядывала выставленные на полках дорогие безделушки, остановилась у витрины с сережками и браслетами. В отделе "Одежда" даже рискнула померить летнее платье, покрутилась перед зеркалом, повязав на шею лежащий рядом на скамейке воздушный газовый шарфик. Оставшиеся полчаса проскучала у фонтана, наблюдая как "встречаются в центре зала" потерявшиеся в магазине.
И ровно в 16.00 она стояла у входа в гостиницу "Москва". Наверное, чтобы соблюсти этикет, требовалось выждать еще хотя бы минут пятнадцать, вдруг ее новый знакомый не успеет к назначенному часу, да и положено барышням на свидание опаздывать, но – ура! – Владлен Аркадьевич топтался у тяжелых стеклянных дверей и прятал за спиной букет дорогих алых роз. Оля ахнула: цветы предназначены именно ей, впервые в жизни ее удостоили такой красоты! Вот это мужчина!
Они поднялись на лифте в ресторан. Орлов размашистым шагом, небрежно кивнув у входа метрдотелю, направился к столику у огромного окна. Официант незаметно убрал с белоснежной скатерти табличку с надписью "спецобслуживание", отодвинул стул, ухаживая за дамой. Судя по всему, литератор здесь обедал часто, его вкусы знали: на столе тут же появились две бутылки жигулевского пива. Для разгона.
- Так что вы делали на "Мосфильме"? – Орлов протянул девушке меню.
- Я? – Оля сделала большие глаза. Не говорить же известному сценаристу (а в том, что он именно такой, она ни капельки не сомневалась, разве неизвестные могут проникнуть на киностудию, где столько охраны) – не говорить же ему, что она пришла наниматься на работу убор-щи-цей. Само слово "уборщица" под звон хрустальных бокалов в таком зале прозвучит неуместно. – Я?... Я должна была… взять интервью у директора киностудии, - мгновенно сориентировалась девушка. – Я – студентка журфака, – конечно, не хотелось бы столь романтическое знакомство начинать с вранья, но с другой стороны, ведь она совсем недавно еще училась на факультете и может туда в любой момент вернуться. – Только директора вызвали в министерство, я попыталась выйти обратно и потерялась. – А вот это было сущей правдой!
- Не мудрено. У нас, - Владлен Аркадьевич сделал ударение на слове "нас", - все, кто в первый раз приходят, теряются. Но вы нашли меня! Деточка моя, - литератор склонился к ее уху, и Оля опять почувствовала щекочущий запах дорого одеколона, табака и – единственное отличие - пива вместо давешнего коньяка, - вам крупно повезло!
- В чем? – настойчивость мужчины пугала, поэтому Оля максимально, насколько смогла передвинулась на стуле ближе к спинке.
- Я только что получил большой гонорар за сценарий и намерен с кем-нибудь разделить сию неподъемную ношу из дензнаков.
Около Оли появилась тарелка, на которой высилась горка салата "Столичный". Девушка удивленно взглянула на меню, которое "невостребованным" продолжало лежать на ее коленях.
- А, это формальность, - кивнул Владлен Аркадьевич на глянцевую обложку. – Перечень я выучил наизусть, он каждый день одинаковый, нет смысла перечитывать. Знаю, что у них самое вкусное, поэтому – прошу, - и он развернул жестко накрахмаленную салфетку.
После салата принесли солянку, потом жареных перепелок. Уплетая невероятно вкусное пирожное, Оля, наконец, решилась задать вопрос, на котором, собирая подопечную на "свидание с солидным человеком", настаивала баба Люба. Только пыталась для него придумать завуалированную форму:
- Владлен Аркадьевич!
- Просто Владлен, - перебил ее сценарист, - я - настаиваю.
- Хорошо, Влад-лен, - стесняясь, все же произнесла Оля, - а почему вы не хотите разделить ношу из дензнаков с вашей…, - нет, она все же запнулась.
- С вашей…? – бокал с вином в руках мужчины застыл над столом. – Что вы хотите спросить, солнышко мое? Смелее! Вы же будущая журналистка!
- С вашей… женой, - выпалила Оля.
- Ха-ха-ха, - сосуд с жидкостью вернулся на скатерть. – Маленькая птичка думает, что любой мужчина моего возраста обязательно должен быть связан с кем-то узами Гименея? Открою вам страшную тайну, - зашептал сценарист, - у меня аллергия на брак.
- Вы шутите? – Оля не знала как себя вести: смеяться или внимать всему с серьезным выражением на лице.
- У меня не было жены и никогда не будет. Принципиально, - Владлен Аркадьевич махнул рукой и задел бокал. Но одноногий "хрустальный" солдатик, покачавшись, удержался, даже вино не выплеснулось. – Никогда не позволю женщине крутить мною! Вы все такие, - громко зашипел литератор, люди за соседними столиками стали поворачиваться в их сторону. – Сначала милые снегурочки, - странное, однако, сравнение пришло в разгоряченную голову сценаристу, - а потом, когда на пальчик наденете колечко, превращаетесь в тигриц. А если еще появятся дети, то вообще начинаете нами манипулировать.
За спиной у Владлена Аркадьевича вырос привлеченный шумом официант с бутылкой. Орлов схватил бокал, выпил залпом вино и подставил "хрустального" солдатика под горлышко бутылки.
- Моя мать, - успокоившись после дозы спиртного, посмотрев на опять пустой сосуд, продолжал Владлен Аркадьевич, - разошлась с отцом. А потом долгие годы унижала его, разрешая видеться со мной только в дни, которые выбирала сама и только в ее присутствии, устраивая при этом дикие скандалы. Отец не выдержал, покончил с собой. Поэтому я никогда не женюсь. Если тебя это не устраивает, ты уже доела? – можешь уходить, - довольно грубо он взял Олю за руку и притянул к себе. – Но если для тебя в жизни главное сама жизнь, а не всякие условности, - посмотрел он в ее не по возрасту уставшие глаза, - то мы сейчас уйдем отсюда вместе.
Они ушли вместе, оставив забытые розы на стуле.