- Тогда иди. А когда тебя пригласит на свидание милая девушка, которая всю жизнь росла по соседству на твоих глазах, просто согласись. Потому что я тебя не люблю. И не смогу полюбить, несмотря на все твои достоинства. Прости.
Стас промолчал. В темноте его лицо казалось куском извести.
- Все. Прощай.
Галя вернулась домой с таким ощущением, будто вылезла из стылого подземелья на теплое солнышко. Причем ход в подземелье завалило, так что обратно дороги нет. И это здорово.
Правда, оставалось еще одно небольшое дело - она вошла во двор и с облегчением вздохнула - Ольга еще не легла, стояла на крыльце, кутаясь в платок так же, как это любила делать Галя и дышала живительным ночным воздухом. Или ждала кого, неизвестно.
- Пойдем, - Галя прошла мимо нее в дом, где сразу уселась за кухонный стол. Подождала, пока хозяйка сядет напротив.
В комнате горела только одна толстая свеча, свет отражался от неровных кусков тусклого поцарапанного зеркала, с помощью которого из свечи сделали фонарик.
Было страшно. Одно дело - решить рассказать и совсем другое - открыть рот и действительно выпустить наружу все самое тайное и неприглядное. Признаться.
Ольга молча встала, принесла кружку и заткнутую пробкой бутылку. Поставила перед Галей, плеснула жидкости на глаз, вокруг проворно распустился тяжелый запах самогона.
Галя одним движением опрокинула жидкость в рот и почти сразу стало тепло и приятно. Хотелось улыбаться и на улицу, считать звезды. Но сначала…
- Когда меня забрали из дома… Все мужики это, конечно было страшно, но не самое худшее. Знаешь, что мне сложнее всего помнить? Самое страшное - знать, что иногда мне нравилось. Очень нравилось.
Молчание.
- Поясни, - отрывисто сказала Ольга.
- Ну что поясни? Мне было хорошо, понимаешь? Я получала от этого физическое удовольствие. Что тут неясного?
Хозяйка еще немного помолчала.
- Расскажи, - неожиданно предложила.
Галя глубоко вздохнула - то ли от удивления, то ли от облегчения. Хотелось еще выпить, но в кружке больше не осталось, а наливать еще раз Ольга явно не собиралась.
- Ну, даже не знаю, с чего начать. С чего… Тарзан, это так звали моего… любовника, иногда ради развлечения проделывал со своими наложницами один номер. Поил полыньей, это наркотик травяной, в малых дозах хорошо расслабляет. Вот. Поил и… Как он говорил - чтобы помнили, кто ваш бог и царь. Часто повторял, что открывал своим прежним наложницам истинный кайф секса, после чего они на коленях ползали, умоляя подарить им подобное блаженство еще хоть раз. Врал, конечно, если и умоляли, то только чтобы в общий барак не попасть. Но не суть, в общем, когда он это проделывал, мне нравилось.
Галя вцепилась руками в плечи, пытаясь спрятать куда-нибудь голову. Только как спрятаться от самой себя?
- Тогда получается, речь только о тех случаях, что происходили под наркотиками? - вдруг сказала Ольга. Пришлось хвататься за себя еще сильнее.
- Рассказывай, Галя. Не для меня. Для себя самой, - безмятежно продолжала хозяйка. - Ты должна.
Галя порадовалась, что в комнате почти темно.
- Перед тем, как я сбежала, меня отдали одному… за верную службу. Он ничем меня не поил. И мне все равно нравилось, понимаешь?
- Кто это был?
Галя пожала плечами.
- Просто один из бойцов, я их никогда друг от друга не отличала.
- Он вел себя грубо?
- Нет, совсем нет, - запротестовала Галя.
Ольга тихо гладила ладонью стол, пока Галя успокаивалась. Пальца расслабились, потом расцепились руки.
Страх. От него рано или поздно устаешь. К тому же действительно стало проще.
- Совсем нет - это хорошо, - Ольга поднялась, запахивая на груди платок. - Знаешь, не бойся вспоминать. Судя по всему, тебе будет гораздо легче вернуться к обычным отношениям, чем я думала. Потому что "совсем нет" это первый признак того, что с тобой все совершенно нормально. Спокойной ночи.
Маленькая Галя беспечно развалилась поперек кровати. Осторожно подвинув девочку и укрыв одеялом, Галя легла рядом. Закрыла глаза.
Зачем бояться вспоминать? Ведь тут никого нет.
Тем более, неужели совсем неинтересно, что на самом деле случилось той ночью?
Она лежала на мягкой, пахнущей яблоками перине, рядом тонко сопел ребенок и под веками неторопливо расплывались краски, складываясь в цветные непонятные пятна, пока постепенно не превратились в коридор, по которому идет Конфетти. Все ближе и ближе к своей комнате. В груди клокочет ярость, щедро сдобренная безысходностью. Не понять, чего больше. Дверь открывается, Яшер сидит на кровати. Хлопнуть дверью со всей дури! Хоть на чем-то выместить злость, пока она не разорвала ребра изнутри.
Он встает и ждет, пока Галя подойдет ближе. А потом что-то говорит.
Что же?
Пришлось поднапрячься. Галя не спешила, куда спешит? Итак зарылась глубже некуда.
Он говорит:
- Хочешь, я уйду и ничего не будет?
Но разве она поверила? Кому? Этому быку из охраны Тарзана? Этому громиле, ничем не отличающемуся от всех остальных мужиков? Да и смысл верить? Даже если на секунду представить такую дикость, будто он спрашивает всерьёз, что это изменит? Тарзан узнает и будет только хуже.
Галя улыбается, прижимаясь к ребенку крепче. И совсем не страшно вспоминать. Честно. Ведь только когда все помнишь, можно по-настоящему обо всем забыть.
* * *
ППшер пребывал в дурном настроении, отчего и у Роньки оно не улучшалось. Он молча поправлял брата когда того заносило в сторону и сам следил за солнцем. Обычно вперед вела Килька, а братья охотно бездельничали, но сегодня, хочешь, не хочешь, приходилось ориентироваться самостоятельно.
К вечеру братья добрались до места встречи с патрульными, которых собирались сменить. Еще одна пара контролировала территорию севернее, а за третьим направлением, южным, до сих пор никто не следил. Мало народу, твердил староста и ППшер вкрадчиво интересовался, сколько, по его мнению, останется народу, если появятся чужаки. Неужто больше? Каждый раз старейшины обещали придумать подходящий выход, но Ронька подозревал, что они говорят так просто от желания избавиться от чересчур на их взгляд докучливых пришельцев, делающих из мухи слона. Ближайшие несколько дней как раз вполне подходили для того чтобы хорошенько подумать и найти способ достучаться до уснувшего в местных инстинкта самосохранения.
Участок леса в низине был выбран в качестве стоянки за то, что давал приют нескольким десяткам очень старых сосен. Высоко над землей, среди веток одного из деревьев братья с помощью еще одной патрульной груППы сделали широкий деревянный настил для наблюдения. Сверху открывался довольно неплохой обзор на окрестности, спать там было теплее и безопаснее, чем на земле, да и вообще места вокруг на редкость красивые. И видно далеко.
Впрочем, настил у остальных патрульным спросом не пользовался, они про него обычно и не вспоминали. А вот братья первым делом забирались наверх и стряхивали с досок собранный ветром за время отсутствия мусор. Одноухий и Рыжий Иван должны были появиться только утром, поэтому братья сразу залезли наверх и улеглись спать.
Солнце стояло уже высоко, когда они проснулись. Парни еще не подошли. Спешить им конечно некуда, праздник пива они благополучно пропустили, так что могли и задержаться. У реки, к примеру, или спят до сих пор, ведь смену считай уже сдали. В прошлый раз было то же самое - оба выползли, зевая, из кустов далеко за полдень, сказали, что ничего нового не обнаружили и так же неспешно поплелись в деревню.
Есть все еще не хотелось, потому братья решили остаться наверху и просто ждать, а если эти лентяи не явятся до обеда, тогда можно приступать к поискам. Или если вода закончиться раньше и все равно придется спускаться.
Оба лежали на досках, свесив головы вниз - земля перекрывалась мохнатыми ветками, хорошо хоть сильного ветра не было, а то качало бы как на корабле. Их разговоры в последнее время имели всего два направления - Килька и как на пальцах втолковать старейшинам глубину трясины бездействия, в которую те погружаются, сами того не замечая.
И если с первым все было понятно, то со вторым…
- Ума не приложу… - привычно вздыхал ППшер.
Ронька улыбнулся вниз, но этого никто не увидел.
- Если у кого-то и получиться их вытащить, так только у тебя, - уверено сказал.
- Ну конечно!
- Я в тебя верю.
- Паршиво как-то звучит. Я - и в роли спасителя! Врагу не пожелаешь…
- Ты же видишь - единственный дельный план придуман тобой, а нам даже в голову ничего не лезет.
- Толку-то от этого плана? Пачкаться-то никто не готов.
- Ну… его можно местами подправить.
- Ага, давай и ты туда же! Пусть эти умники пойдут в лес с голыми руками и договорятся с волчьей стаей. Тогда я поверю, что план возможно подправить!
Ронька перевернулся на спину и отодвинулся от края.
- Неважно. Я имею в виду, что они мечтатели… а у меня решимости не хватит что-нибудь этим мечтателям предлагать, потому что я… просто не смогу такое на себя взвалить. Наверное, я трус.
- Ох, Ронька, молчи лучше, а? Итак тошно. Эти милые люди думают, что я сам от плана в полном восторге? А разве есть другие варианты? Это они сейчас против, а… А впрочем, потом будет поздно, проблема так сказать отпадет сама собой, потому что мертвым все побоку. Давай хотя бы до завтра забудем? Хоть денек голову не ломать?
- Согласен. До завтра - ни слова!
И ветер дул, шурша колючими ветками и это было единственным звуковым сопровождением живущего вокруг леса.
Солнце припекало все сильнее и в густой кроне становилось душно.
- А знаешь, почему Килька с нами не пошла? - задумчиво разглядывая висящие прямо над лицом ветки, спросил Ронька. Глаза он прищурил, чтобы в них не попал мусор.
- Она же сказала какое-то дело у нее.
- А знаешь, какое?
- А ты знаешь?
Ронька улыбнулся, вдыхая свежий, наполненный сосновой смолой воздух.
- Через три дня очередной женский праздник, из тех, когда они собираются груППами, идут на берег, гадают, болтают о своем. Приносят Ладе подарки, просят у нее защиты и помощи.
- Да-а? Кто сказал?
- Про праздник? Она сама проболталась. А потом я видел, как Килька прятала беличьи лапки в кухонном шкафу. Точно говорю, она собирается поднести их этой местной Ладушке.
- Она же говорила, что не верит в богов?
- Ну мало ли… Может ей просто любопытно поучаствовать.
- Ну и чего здесь такого? Почему просто не сказала, что хочет с женщинами поболтать?
- Кто ее знает.
- Да уж… Ладно. Поспать что-ли, все равно делать нечего.
- Спи… я не хочу.
Глупо не воспользоваться подобной возможностью. На свежем воздухе, в теплое время года, в безопасном месте…
Когда снизу донеслись непривычные лесу звуки, ППшер спал. Ронька свесился с настила, пытаясь разглядеть, что это шумит. Неужто Одноухий с Рыжим соизволили прибыть, наконец, к месту встречи?
Покачивающиеся от ветра ветки загораживали обзор, мешая толком осмотреться, но звуки становились все четче и ближе.
Потом Ронька разглядел…
- Точно, где-то здесь. Обходите по периметру и ждем. Они сказали, смена сегодня.
Чужаки были как на ладони. Двое у соседнего дерева, еще восьмерых Ронька насчитал по окружности соснового участка леса. Все в камуфляже. И с оружием. Часть разговора удалось услышать только благодаря тому, что ветер дул в его сторону. После доносились только обрывки и пришлось складывать пойманные слова в нечто целое и додумывать смысл услышанного самостоятельно. Самым поганым оказалось, что чужаки пришли именно караулить сменный патруль, о существовании которого прекрасно знали. Это значило, что Одноухий и Рыжий… Что все плохо.
Пришельцы устроились основательно и собирались ждать до последнего. Они грамотно окружили место встречи и ни на что не отвлекались.
Они не уйдут. И вряд ли им понадобиться много времени, чтобы вспомнить о существовании настила где-то вверху. Если они вообще о нем знают. Если те сказали…
Ронька обернулся и стал разглядывать спящего брата. Всего один пистолет и одна запасная обойма на двоих. Против десяти.
Тогда, в городе, они успели узнать у одного из допрошенных рабов, что до крепости чужаков добираться ровно шестнадцать дней. Шестнадцать плюс шестнадцать, плюс время на сбор новой груППы, плюс время, отпущенное второй на поиски, а это никак не меньше пары месяцев… До весны их не ждали.
ППшер во сне нахмурился. Когда он проснется, запуститься механизм, который приведет их к концу. Если загнать в угол крысу, она начнет бросаться даже на острый нож. Потому что все равно помирать. ППшер поведет себя точно так же. В момент, когда он откроет глаза, они начнут движение к концу. Начнут умирать. Оба.
Самое время подумать о жизни. Хотя, зачем о ней думать? Лучше подумать о тех, с кем сталкивала жизнь. И порадоваться, что в ней было немало хорошего. Если бы было время! Но его нет. И еще одно…
Ронька протянул руку и дотронулся до щеки брата. Горячая до боли вспышка мгновенно найденного решения. Правильно или нет? Он будет его ненавидеть. Скорее да, чем нет. Но вот что в этом вопросе является ключевым моментом - для того, чтобы ненавидеть нужно оставаться живым.
А она… Нет, нельзя думать.
Хорошо, что думать нет времени.
Ронька вытер мокрые ладони о штаны. Покрепче сжал рукоятку пистолета и принялся трясти ППшера за плечо. Тот моментально открыл глаза. Ронька быстро прислонил палец к губам. Тихо.
- Что случилось? - ППшер сел, инстинктивно настораживаясь. Сразу подобрался, уловив почти неслышные посторонние звуки. Повернулся к краю настила, чтобы посмотреть вниз.
- Я никогда тебе не говорил. Я очень тебя люблю, ПП, - негромко сказал Ронька.
Удивление в глазах ППшера еще не успело толком разгореться, как на его затылок обрушился пистолет.
Обмякшего брата Ронька уложил ближе к стволу, подпер рюкзаком, чтобы тот случайно не свалился и прикрыл лапником, благо того вокруг завались. Равнодушно подумал, вот и пригодилась их игрушка, которую все патрульные считали чистой воды безумием. Тонкая доска с крюком на конце, которую они перебрасывали на соседнее дерево и по нему перебирались высоко над землей. Его последний шанс…
Осторожно пододвигая доску, Ронька уложил ее на толстую ветку соседнего дерева, закрепил крюком. Даже место не выбирал, потому что на это дерево он уже лазал. Вообще-то раньше им хватало ума перед подобными играми привязываться веревкой к стволу, но сейчас веревки не было. Зато за спиной остался живой брат. Ронька вцепился в края качающейся вместе с кронами доски и пополз. Оказалось, это совсем не страшно, когда не смотришь вниз, а смотришь только на цель, к которой идешь.
Чтобы попасть на следующее дерево пришлось опуститься немного ниже.
А на следующее он уже попасть не смог. Можно было попытаться вернуться назад и поискать другой путь. Пока же Ронька осторожно устроил доску у ствола, задвинув между двух прижатых к стволу веток. Стал оглядываться. До ближайших чужаков около десяти метров, зато между ними проплешина и кусты, хотя и нее очень густые. А вот от дальних его ничего, кроме стволов не загораживает.
Некоторое время Ронька следил за двумя дальними груППами. Они наблюдали за внешней стороной созданного круга, откуда должна была прийти смена из деревни, но иногда оборачивались назад. Естественно, без системы. Значит, спускаться придется здесь и пытаться пройти между ними на запад, надеясь, что заметят не сразу.
Солнце померкло совершено неожиданно. Поднялся ветер. Над головой небо затягивало серым. Сколько же времени прошло? Так быстро… Жизнь проходит так быстро.
Но хватит тянуть.
С очередным сильным порывом ветра Ронька соскользнул на нижнюю ветку и спрыгнул на землю, сразу падая плашмя. Поднял голову - пока не заметили. Два раза вздохнул поглубже. Не думать, главное не думать, просто сделать. Он осторожно поднялся и, пригибаясь, побежал между деревьями. Казалось, удача на его стороне и получиться проскользнуть мимо чужаков незаметно, но вскоре раздался азартный крик.
- Вот он! Стреляй!
Тогда Ронька рванул со всей силы.
Мимо свистнула пуля, уткнувшись в землю у самых ног.
Еще через несколько секунд Ронька с разбегу ухнул в окружавшие сосновый лес кусты и петляя, побежал на запад.
Там было много вымытых весенними ручьями глубоких оврагов, ведущих к реке. Если успеть добраться до воды есть шанс уплыть, плавает он отлично. При условии, что удастся выиграть расстояние в оврагах. Если не думать…
По лицу хлестали листья, бежать из-за высокой густой травы было неудобно. Иногда сзади раздавались одиночные выстрелы. Похоже, пока ему везло.
Добежав до первого оврага и уже приготовившись съезжать по глинистому боку на дно, Ронька ощутил, как по ногам полоснула острая горячая боль.
И свалился вниз.