Де Бринон рассказал Гитлеру о беспокойстве, вызванном во Франции быстрым ростом вооружений Германии. Тогда фюрер дал свое честное слово, что он делал не раз как до, так и после этого. Он торжественно заявил: "Я один определяю политику Германии, и когда я даю свое слово, я имею обыкновение держать его".
Эта беседа Гитлера с де Бриноном в ноябре 1933 года обозначила важный поворот. Даладье сделался поручителем Гитлера в искренности его слов. В такой же роли выступила и газета "Матэн", чьи связи с мощными индустриальными и банковскими трестами, а также с правыми группами парламента были общеизвестны. Отныне каждый раз, когда возникало сомнение в искренности Гитлера, те, кто сочувствовал ему во Франции, могли возразить: "Вы разве не читали интервью в "Матэн"? Разве вы не знаете, что за него поручился сам Даладье?" Отныне обманчивая мирная пропаганда Гитлера находилась под защитой военного министра, то есть руководителей армии и стоящих за ними реакционеров. Опубликование в печати этого интервью было первым выступлением "пятой колонны" на политической сцене Франции.
За ним последовали другие выступления. Жак Шастенэ, один из редакторов влиятельной французской газеты "Тан", отправился в Берлин для встречи с Гитлером. Он тоже вернулся "миротворцем". Внутренняя подрывная деятельность, направленная к уничтожению Франции, значительно усилилась.
Левые не сумели понять всего значения этих маневров. Окончательно запутавшиеся в парламентских комбинациях, в мелких интригах и сделках с черного хода, радикал-социалисты и социалисты не реагировали с достаточной силой на это первое официальное установление контакта между французской реакцией и Гитлером.
Кабинет Сарро пал через три недели. Новая перетасовка привела на пост премьера Камиля Шотана. Даладье снова сохранил за собой пост военного министра. И вот тут-то публично разыгрался скандал, который, по слухам, назревал уже давно. Наружу выплыла афера Ставиского, кровавыми буквами вписанная в историю Франции.
Александр Ставиский, "красавец Александр", в течение многих лет был хорошо известен как в полусвете и среди подонков Парижа, так и в фешенебельных парижских кругах. Однажды он уже был под следствием за подделку векселей на сумму около 350 тысяч долларов; теперь он подделал обязательства городского ломбарда в Байонне, маленьком городе на юго-западе Франции, на сумму в 12 или 13 миллионов долларов. Выслеженный полицией, он, как утверждало официальное полицейское сообщение, покончил с собой в Шамониксе (Швейцария). Но, по мнению многих парижских газет, особенно правой прессы, его пристрелили, так как он слишком много знал.
Надо сказать, что главным в афере Ставиского были не его финансовые комбинации. Такие истории случались и прежде, и в более крупных масштабах. Но в этом скандале оказались замешанными некоторые министры, в том числе Жорж Боннэ, ряд депутатов, видные судебные чиновники, редакторы нескольких газет и сам префект парижской полиции Кьяпп.
Дело Ставиского бросило тень на политических деятелей как правого толка, так и левого, радикал-социалистского крыла. Но французские реакционные круги решили использовать этот скандал, чтобы расчистить дорогу для создания послушного им правительства, за которым последовало бы "установление фашистского строя во Франции.
Началась атака против левых, беспримерная по своей ярости. Застрельщиками кампании были: "Аксион франсез", газета монархистско-фашистского направления, "Жур" - орган крайне правого крыла, и брызжущий злобой "Гренгуар" - еженедельник, издаваемый зятем Кьяппа. Во время дела Ставиского тираж этих изданий возрос в несколько раз.
В начале 1934 года, по случаю открытия сессии палаты депутатов, в Париже произошли первые, организованные фашистами, уличные беспорядки. Наиболее разнузданно вели себя, так называемые "королевские молодчики", связанные с "Аксион франсез", организацией Шарля Мораса и Леона Додэ. К ним вскоре присоединились другие фашистские лиги. Демонстрации продолжались, нарастая, до 26 и 27 января. К толпам демонстрантов, заливавшим главные бульвары Парижа и улицы, прилегающие к палате депутатов, стали присоединяться члены различных организаций бывших фронтовиков. С каждым днем становилось все очевиднее, что эти демонстрации - результат объединенных действий фашистских лиг и что ими руководит общий штаб. Зараза распространялась. По всей Франции были расклеены плакаты: "Гоните вон депутатов!" "К чертям депутатов!" Волнения достигли апогея.
Как впоследствии обнаружил Жорж Мандель, скандальная информация, которой фашисты воспользовались как поводом для выступления против парламента, была получена ими от Жана Кьяппа, префекта полиции. Кьяпп открыто симпатизировал правым. Используя свое положение хозяина парижской полиции, он собрал множество компрометирующих сведений о ряде известных политических деятелей парламентской левой. Он безо всякого стеснения устраивал за ними слежку; его агентура подслушивала их частные телефонные разговоры. В его архивах был похоронен не один финансовый скандал Третьей республики. Это составляло его силу.
Интимные отношения Сарро с женщинами сомнительной нравственности, финансовые фокусы и спекуляции Боннэ, личные секреты Шотана - все это было среди сокровищ, собранных в секретных досье Кьяппа. Он передал газетам только часть своей коллекции. Другую часть он держал прозапас. И, по мнению некоторых депутатов, которым можно доверять, еще одна часть была отправлена в Берлин, в архивы национал-социалистов. Один бывший министр по секрету сказал мне, что готовность Боннэ и Шотана притти к соглашению с Гитлером отчасти объяснялась тем, что германский канцлер слишком много знал о них. Национал-социалистские агенты постоянно держали их под угрозой опубликования компрометирующих сведений; эта угроза, словно дамоклов меч, висела над их головой.
Для французских правых дело Ставиского было счастливой находкой. Момент был как нельзя более подходящий. Страна устала от бестолковой смены кабинетов, от перетасовки все той же колоды засаленных карт, от монотонного повторения одного и того же предложения - урезать оклады государственных служащих, - устала от вечных обещаний, которые ни к чему не вели. Рабочие, крестьяне и мелкая буржуазия были доведены до отчаяния экономическим кризисом. Правые считали момент вполне подходящим для того, чтобы уничтожить парламентскую систему Франции и перекроить государственный строй по фашистскому образцу.
И тут, перед решающим сражением, Камиль Шотан дезертировал со своего поста. Несмотря на то, что он получил вотум доверия значительным большинством голосов палаты, он все же подал в отставку. Это создало опасный прецедент. Впервые в истории Третьей республики законно сформированный кабинет, поддерживаемый палатой депутатов, подал в отставку под нажимом фашистских и околофашистских групп, хозяйничавших на улицах Парижа.
Еще одна перетасовка все той же колоды карт - и снова вынырнул Даладье. К концу января 1934 года он сформировал свой второй кабинет. Еще до назначения новых министров по аристократическим салонам Парижа ходил список - в нем значились имена пяти человек, "директората", которому предстояло "руководить судьбами Франции". В списке стояли имена маршала Петэна, бывшего президента республики Гастона Думерга, Пьера Лаваля, Андре Тардье и Адриена Марке.
Новый кабинет не просуществовал и десяти дней. Он пал под ударами первого открытого выступления "пятой колонны" в Париже. 6 февраля 1934 года на площади Согласия и вокруг здания парламента вновь собрались фашистские толпы, чтобы "прогнать депутатов к чертям".
Все они выстроились тут - лиги и группы, которым уже давно не терпелось разнести демократические учреждения Франции. "Боевые кресты", "Патриотическая молодежь" и "Королевские молодчики" вопили: "Хотим Петэна!"
Я провел несколько часов среди демонстрантов. Через год после того, как пришел к власти непримиримый враг Франции, французский фашизм уже выступал с его антидемократическими лозунгами.
Демонстрация превратилась в бунт. Мятежники набросились на полицию. Вначале полицейские пытались успокоить толпу, затем был отдан приказ стрелять. Когда дым выстрелов рассеялся, двадцать демонстрантов и один полицейский остались лежать на асфальте мостовой... Свыше двух тысяч человек получили ранения, - на добрую половину это были полицейские и жандармы. Париж пережил кошмарную ночь уличных баррикад, беспорядочной стрельбы и поножовщины. Фашисты жгли автобусы, они пытались устроить пожар в министерстве торгового мореплавания, пытались взять штурмом Елисейский дворец, резиденцию президента Французской республики.
В то время как шел этот первый бой, данный "пятой колонной" во Франции, Даладье получил парламентский вотум доверия большинством 343 голосов против 237.
После голосования в палате депутатов я направился в военное министерство, где в то время находилась личная канцелярия Даладье. Я нагнал его у входа здания. Он казался растерянным.
- Что вы намереваетесь делать? - спросил я его.
- Мятеж будет подавлен, - ответил Даладье. - Правительство не потерпит нарушения порядка. Оно располагает всеми средствами, чтобы заставить уважать закон!
С этими словами, отрывисто брошенными мне через плечо, Даладье исчез в здании военного министерства.
Но в ночь с 6 на 7 февраля состоялась еще одна важная беседа Даладье с Вейганом. Вейган явился к Даладье, который не помнил себя от страха. "Говорят, что вы намереваетесь вызвать армию, - сказал Вейган премьеру. - Я не могу вам ручаться, что армия выступит. Но я ручаюсь, что если вы избавите армию от такой дилеммы, она никогда не забудет этого".
Президент республики Альбер Лебрен поддержал Вейгана. Он угрожал своей отставкой, если армия будет использована против мятежников.
Ранним утром 7 февраля перепуганный Даладье ушел со своего поста. Он передал свою отставку президенту, даже не согласовав ее предварительно со своими коллегами. Он освободил место для правительства, которое, как рассчитывали, должно было установить фашизм. За спиной этого правительства маячили тени пятнадцати регентов Франции.
РЕГЕНТЫ ФРАНЦИИ
В течение почти семидесяти лет существования Третьей французской республики правительства приходили и уходили - их было свыше сотни, - но в действительности все это время страной управляли пятнадцать регентов Французского банка. Они были истинными хозяевами страны.
Конституция Третьей республики была введена в жизнь ничтожным большинством одного голоса - в парламенте, где распоряжались монархисты. Эту конституцию, ни разу с того времени существенно не менявшуюся, ее авторы-монархисты смастерили так, чтобы она наилучшим образом оберегала привилегии маленькой кучки, стоявшей у власти. Всеобщее и прямое голосование, правом которого пользовались одни мужчины, проводилось лишь при выборах в нижнюю палату, палату депутатов. Сенат же был создан для того, чтобы держать ее в узде. Верхняя палата избиралась косвенным голосованием; голосовали депутаты от муниципалитетов и департаментов, а на этих избирателей частные интересы всегда могли оказывать существенное давление. И такое давление практиковалось как правило, а не как исключение.
Президенту республики не было дано почти никакой власти. Он был скорее официальной фигурой, чем правителем, облеченным исполнительной властью. Однако он имел одну важную прерогативу: право назначать премьера. И часто президент Третьей республики предусмотрительно назначал консервативного премьера, чтобы держать в руках палату с левым большинством.
Но наверху, над всей этой системой, "отцы" конституции оставили нетронутым. Французский банк. Это учреждение оставалось вершиной государственной пирамиды, точно такой, какой создал ее Наполеон Бонапарт: автономной, недоступной, с неограниченной властью.
Еще в то время, когда Французский банк был только что создан, - более ста лет тому назад, - один очень распространенный листок окрестил его "Новой Бастилией". Действительность показала, что Французский банк - неприступная крепость, воздвигнутая для защиты интересов самых богатых людей Франции.
"Верховный банк", как его называли, распоряжался жизнью и смертью каждой крупной промышленной компании, каждого кредитного общества или коммерческого банка Франции. Он назначал по своему усмотрению учетную ставку и проценты на ссуды, выдаваемые под залог ценных бумаг или золота. Учитывая векселя, он дарил жизнь торговой фирме; отказывая в их учете, он выносил ей смертный приговор. Он определял судьбу правительства, находящегося у власти: отпуская необходимые кредиты, он санкционировал дальнейшее существование кабинета, отказывая в кредитах - предрешал его падение.
В 1933 году капитал Французского банка находился в руках около 31 тысячи акционеров. Но из них только 200 пользовались правом голоса на общих собраниях правления банка. Это и были знаменитые "200 семейств" Франции. В их руках находился контроль над рычагами, управляющими финансами и промышленностью всей страны.
Деятельностью банка управлял совет, состоявший из двадцати одного члена: директор, два вице-директора, пятнадцать регентов и три финансовых контролера. Право назначения директора и вице-директоров банка принадлежало французскому правительству. Однако лишь человек, который имел не менее ста акций, мог быть назначен директором банка - в 1933 году это составляло, примерно, два миллиона франков. Чтобы быть вице-директором, надо было иметь пятьдесят акций. Как правило, сами регенты банка снабжали своих кандидатов на эти посты необходимым количеством акций. Таким же правилом было, что директор и вице-директор после их ухода из банка получали прибыльные места в частной промышленности.
Пятнадцать регентов были владельцами крупнейших банков и торговых и промышленных предприятий. Выборы регентов банка были пустой формальностью, ибо в большинстве случаев их места в правлении передавались по наследству. Семейство Ротшильдов было представлено в правлении банка в течение семидесяти с лишним лет; семейства Малле и Оттанге - в течение ста с лишним лет.
Совет банка был такой же замкнутой группой, как какой-нибудь аристократический жокей-клуб. Горсточка людей, связанных между собой тесными родственными отношениями, коммерческими интересами, общественным положением и чувством своего превосходства, смыкалась в несокрушимую фалангу против каждого новопришельца. Посещая те же гостиные и те же ультрафешенебельные клубы, они могли ссориться и конкурировать друг с другом; но когда их общим интересам грозила серьезная опасность, они, забыв прежние разногласия, тесно сплачивались, чтобы сохранить неприкосновенным социальный порядок, служивший основой их могущества.
Регенты Французского банка контролировали денежный фонд страны, следовательно, они держали в своих руках почти все нити ее промышленной жизни. Они поддерживали самые тесные связи с руководящими деятелями военной касты, многие из которых происходили по боковой линии от этих же семейств. Они были связаны со многими высшими представителями церкви. Их сыновья, племянники и зятья занимали виднейшие посты в министерстве иностранных дел, министерстве финансов и в других высших государственных учреждениях. Они поставляли дипломатов, представлявших Францию в иностранных государствах. Они щедро финансировали свои собственные политические партии и группировки. При помощи прессы они управляли общественным мнением, обрабатывали и формировали его.
Таким образом, держа в повиновении министров, контролируя деятельность правого крыла политических партий и распоряжаясь наиболее влиятельными газетами, "Верховный банк" фактически контролировал политику Франции.
Французский банк имеет свою историю. В 1848 году банк боролся с либеральными демократами и поддерживал генерала Кавеньяка, прославившегося беспримерной жестокостью, с которой он расправился с восставшим французским народом. Позднее он оказал поддержку Наполеону III. После франко-прусской войны 1870 года Французский банк был на стороне маршала Мак-Магона и монархистов - против народа. Во время дела Дрейфуса банк, наперекор Ротшильдам, субсидировал противников Дрейфуса. В первые десять лет после войны 1914- 1918 годов он упорно боролся с двумя радикал-социалистскими правительствами, возглавляемыми Эдуардом Эррио, и добился их падения. Как утверждал Эррио, банк был "золотой стеной", пробить которую не было бы в состоянии ни одно правительство. Однажды во время мировой войны Клемансо жаловался, что он не обладает полнотой власти. Один из депутатов спросил его: "Но кто же, в конце концов, имеет большую власть, чем вы?" "Тигр" Клемансо рявкнул: "Регенты Французского банка!"
Во время мировой войны Муссолини добивался того, чтобы Италия вступила в войну на стороне союзников. Его усилия щедро оплачивались французским правительством того времени. После прихода Муссолини к власти он становится фаворитом банка. Газеты, связанные с банком, превозносили его, несмотря на его многочисленные резкие нападки на Францию в послевоенный период. И даже тот факт, что территориальные требования фашистской Италии касались французских колоний и владений, не мог поколебать регентов банка в этой их неразделенной любви. Впрочем, это не в первый раз Французский банк приносил интересы страны в жертву своим собственным интересам. Во время франко-прусской войны банк ставил на Тьера, "чудовищного карлика", подписавшего соглашение с прусским канцлером Бисмарком.
В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, регенты высказывали удовлетворение. Они были готовы забыть, что он объявил Францию "национальным врагом Германии номер первый" и что в книге "Mein Kampf" он во главу своей программы поставил изоляцию и уничтожение Франции. С первых дней власти Гитлера "200 семейств" стали устремлять завистливые взоры на тот берег Рейна. Они приняли Гитлера точно так же, как приняли его германские крупные промышленные круги: как крестоносца и спасителя Европы ,от большевизма, В первые месяцы правления Гитлера они испытывали некоторые сомнения относительно прочности и устойчивости его власти и его дальнейших успехов. Но примерно с 1934 года "200 семейств" окончательно приняли решение последовать примеру Гитлера и притти к политическому соглашению с ним. К этому времени они уже считали Францию созревшей для перестройки ее государственной системы по образцу фашистской Италии и национал-социалистской Германии.
Отчет финансовой комиссии, сделанный перед палатой депутатов в 1936 году, поднимает завесу над деятельностью Французского банка. В отчете банк обвиняется в следующем:
1. Банк находится в руках олигархии, которая управляет Францией через головы избранных страной представителей.
2. Банк с большей охотой и щедростью предоставляет льготные кредиты членам этой олигархии или связанным с ним предприятиям, чем другим фирмам.
3. Он предоставляет неограниченные кредиты крупным предприятиям и отказывает в них более мелким фирмам.
4. Он ставит в безвыходное положение множество небольших или второстепенных, но полезных предприятий, например большое число частных сельскохозяйственных банков.
Статистические данные показали, что пятнадцать регентов Французского банка состояли председателями или членами правления в двухстах пятидесяти компаниях. В это число входили: тридцать один частный банк, две железнодорожных и семь металлургических компаний, восемь горнопромышленных, двенадцать химических и восемь страховых компаний. Подобно спруту, они протянули свои щупальцы не только ко всем основным отраслям французской промышленности, но и за пределы Франции.