- Лед принесите! - орет им вслед Эштон, а потом совсем тихо ворчит: - Этот идиот вылетит из команды.
Я наблюдаю, как он ковыряется в ящике под раковиной и достает оттуда аптечку.
- Не вылетит, если тренер не узнает. Они счастливы.
Эштон замирает. Проходит добрых четыре секунды, прежде чем его руки снова начинают шевелиться, вытаскивая бинты и антисептик.
- Хочешь позвонить Коннору и сказать, что ты здесь?
"Коннор".
- А, да. - Я даже не подумала о том, что надо ему позвонить. Отчасти я о нем забыла…Не отчасти. Совсем забыла. - Он же делает ту работу в библиотеке, да? Не хочу его отвлекать.
Взяв в руки мою пораненную ладонь, Эштон поднимает глаза и тихо спрашивает:
- Уверена?
И у меня появляется ощущение, будто он спрашивает о чем-то совершенно ином. Уверена ли я в Конноре, может быть.
Внезапно атмосфера в помещении сгущается. Мои легкие усиленно работают, прогоняя сквозь себя воздух, а его темные глаза изучают мои в поисках ответа.
- Наверное. - Все, что я могу выдавить.
Эштон дрожит, и я вспоминаю, что он промок до нитки.
- Тебе надо переодеться, а то заболеешь, - шепчу я, многозначительно глядя на его футболку.
Отпустив мою руку, он тянется за спину и за воротник стягивает футболку через голову. Швырнув ее в угол, он снова берет меня за руку. И я оказываюсь лицом к лицу с грудью, образ которой уже несколько недель не могу вытеснить из мыслей. Грудью, при виде которой сбивается дыхание. Грудью, так нагло пялиться на которую в трезвом виде мне пока не доводилось. А теперь я пялюсь. Как олененок, ослепленный фарами, не могу отвернуться и изучаю все бугорки и изгибы.
- Что это значит? - спрашиваю я, подбородком показывая на чернильный символ на груди в районе сердца.
Эштон молчит. Полностью избегает ответа на вопрос, проводя большим пальцем по моей нижней губе.
- У тебя тут слюни, - бормочет он, а потом снова сосредотачивается на царапине на моей ладони. Лицо же мое пылает и без его внимательного взгляда.
- Все не так плохо, как кажется, - слышу я свое бормотание, когда он переворачивает мою ладонь над раковиной. Взгляд цепляется на кожаный браслет на его запястье. Такое ощущение, будто он его не снимает. Никогда. Я стучу по нему свободной рукой и спрашиваю:
- Зачем он тебе?
- Какая ты сегодня любопытная, Айриш. - Судя по тому, как сжимаются его челюсти, я понимаю, что это еще один скрытый за семью печатями ответ.
Рейган была права. Он не обсуждает ничего личного. Вздохнув, я наблюдаю, как он откручивает крышку с антисептика и держит мою руку вытянутой.
- Да она даже не… - Я собиралась произнести слово "болит". Но вместо этого с языка срывается такая брань, что моряк с пожизненным стажем бы мной загордился. - Какого хера ты творишь? Черт! Его так не льют, козлина ты дурная! Блядь! - Меня охватывает боль, а царапину мучительно жжет.
Эштон даже ухом не повел. Он поворачивает мою ладонь туда и обратно, рассматривая ее поближе.
- На вид все чисто.
- Конечно, чисто, ты только что все отбелил к чертям собачьим!
- Расслабься. Сейчас перестанет жечь. Пока мы подождем, чтобы боль стихла, отвлекись и поразглядывай меня. Ты же так во все это и впуталась… - На секунду его веселый взгляд сталкивается с моим и возвращается к ладони. - Неплохое сочетание, кстати. "Козлина дурная"? Серьезно?
- Я говорила это в самом лучшем смысле слова, - ворчу я, но совсем скоро уже борюсь с собственными губами, которые так и норовят изогнуться в улыбке. Думаю, это и правда забавно. Или будет, когда я смогу ходить…Полная решимости не поддаться искушению, я обвожу взглядом маленькую ванную, рассматривая плитку за стеклянными створками душа, успокаивающе белые стены, белые пушистые полотенца…
А потом снова возвращаюсь к телу Эштона, потому что, посмотрим правде в глаза, оно намного более притягательно, чем плитка и полотенца. Да и что угодно, если уж на то пошло. Я изучаю черную индейскую птицу на внутренней стороне его запястья. Она большая - добрые пять дюймов в длину, украшенная замысловатыми деталями. Настолько замысловатыми, что практически скрывает находящийся под ней рубец.
Шрам.
Я открываю рот, чтобы спросить, но захлопываю. Взглянув на порядочного размера китайские иероглифы на его плече, я вижу еще один умело скрытый рубец. Еще один шрам.
Сглотнув комок, подкативший в горлу, я думаю о том дне, когда домой заявилась моя сестра с огромной татуировкой в виде пяти воронов, сделанной на бедре. Под ней скрывается один из самых уродливых шрамов, оставшихся с той ночи. Пять птиц - по птице на человека, погибшего в машине в ту ночь. В том числе, и птица для нее. В то время я не понимала смысла. Она сказала мне лишь два года назад.
С тяжелым вздохом я снова перевожу взгляд на символ на его груди и изучаю его более пристально.
И вижу еще один умело скрытый шрам.
- Что случилось? - спрашивает Эштон, разворачивая бинт. - Ты побледнела.
- Что… - Замолкаю, прежде чем успеваю спросить о случившемся. Все равно не получу ответа. Я отвожу глаза к своей ладони и думаю. Может, это ничего и не значит. Скорее всего, ничего не значит. Люди постоянно набивают татуировки, чтобы скрыть шрамы…
Но все мое нутро кричит: это не ничего.
Наблюдаю, как Эштон накладывает бинт на рану. Больше она не жжет, но я не уверена, что послужило тому причиной: время или тот факт, что моя голова усиленно работает, выкручивая и переворачивая кусочки мозаики в попытках сложить их воедино. Но слишком многого я не понимаю. Простых вещей, таких, как кожаный браслет…
Кожаный браслет.
Кожаный браслет.
Пристально приглядевшись, я понимаю, что это не браслет.
Я хватаю Эштона за руку и поднимаю ее к глазам, рассматривая тонкую темно-коричневую полоску: швы по краям, то, как два конца сходятся с маленькими застежками…и вижу, что когда-то эта кожа была ремнем.
Ремнем.
У меня вырывается крошечный вдох, а взгляд мечется от его руки к плечу и, наконец, останавливается на груди. На длинных шрамах, скрытых под татуировкой.
И внезапно я все понимаю.
Доктор Штейнер говорит, что я чувствую боль людей сильнее остальных из-за того, через что прошла с Кейси. Что я реагирую на нее более напряженно. Может, он и прав. Может, поэтому сердце у меня пропускает удар, внутри все скручивает от тошноты, а по щекам беззвучно текут слезы.
Тихий шепот Эштона притягивает мое внимание к его лицу, и я вижу грустную улыбку.
- Для собственного же блага ты слишком умна, ты знаешь об этом, Айриш?
Его кадык дергается. Я все еще держу его за запястье, но он не отнимает у меня свою руку. Не уворачивается от моего взгляда. А когда я поднимаю свободную руку и кладу ему на грудь, поверх символа, поверх его сердца, он не морщится.
На языке вертится столько вопросов. Сколько тебе было лет? Сколько раз это происходило? Зачем ты до сих пор носишь его на запястье? Но я молчу. Не могу спросить, потому что при мысли о маленьком мальчике, уклоняющемся от ремня, слезы текут еще быстрее.
- Ты же знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно, да, Эштон? Я никому не скажу, - слышу я свой дрожащий шепот.
Он наклоняется и поцелуем убирает слезы с моих щек, сначала одну, потом другую, и еще одну, приближаясь к моим губам. Не знаю, дело ли в напряженности момента, потому что сердце мое разрывается от боли за него, тело отвечает, а разум полностью отключился, но его губы замирают на уголке моего рта и он шепчет:
- Ты снова на меня уставилась, Айриш.
И тогда я непроизвольно поворачиваюсь и встречаю его губы своими.
Он сразу же мне отвечает. Не теряя времени, прижимается ко мне и заставляет губы приоткрыться. Я чувствую соленый привкус своих слез на его языке, когда тот проскальзывает внутрь и касается моего. Одну руку он кладет на тыльную сторону моей шеи, углубляя поцелуй, притягивая меня к себе, чтобы подобраться еще ближе, проникнуть еще глубже. И я разрешаю ему, потому что хочу его близости, хочу помочь ему забыться. Я совсем не переживаю о том, что делаю и правильно ли это делаю. Все должно быть правильно, если вызывает такие чувства.
Моя ладонь так и лежит на его груди, поверх сердца, которое неистово колотится под моими пальцами. Кажется, что этот единственный поцелуй длится вечность, пока слезы на щеках не высыхают, губы не начинают болеть, а я не запоминаю божественный вкус губ Эштона.
Но внезапно он отрывается от меня, оставляя тяжело дышать.
- Ты дрожишь.
- Не заметила, - шепчу я. И это правда. До сих пор не замечаю.
Я замечаю лишь биение его сердца под своими пальцами, красивое лицо перед собой и то, что дышать мне удается с трудом.
Подняв меня на руки, Эштон идет в спальню и опускает меня на кровать. Он целенаправленно идет к комоду, на ходу захлопывая дверь в комнату. Я не произношу ни слова. Даже не осматриваюсь в комнате. Просто изучаю очертания его спины, а в голове совершенно пусто.
Он подходит и бросает рядом со мной простую серую футболку и пару спортивных штанов.
- Должны подойти.
- Спасибо, - рассеянно произношу я, проводя пальцами по мягкому материалу. В голове кавардак.
Следующие несколько мгновений я не в силах объяснить. Возможно, причина в том, что произошло месяц назад и только что в ванной. Но Эштон требует:
- Подними руки, Айриш.
И тело мое подчиняется, словно двигающийся в замедленном действии хорошо натренированный солдат. У меня вырывается резкий вдох, когда я чувствую, как его пальцы забираются под край моей футболки и поднимают мокрую ткань все выше и выше…пока не снимают ее через голову, и я остаюсь в розовом спортивном бюстгальтере. Он не глазеет на меня, не делает никаких комментариев и не заставляет нервничать. Он лишь молча разворачивает серую футболку и за воротник натягивает ее мне на голову, опуская на плечи. Я еще не продела руки в рукава, когда Эштон опускается передо мной на колени. Сглотнув, я наблюдаю за его лицом, когда его руки проскальзывают под футболку к застежке бюстгальтера. Ловко расстегивают ее. И все это время Эштон не отводит взгляда от моих глаз. Снимает его и бросает на пол, ждет, пока я просуну руки в рукава.
- Встань, - мягко говорит он, и снова мое тело отвечает. Одну руку я кладу ему на плечо для поддержки, чтобы уберечь свою растянутую лодыжку. Футболка большая мне размеров на пять как минимум и достает практически до середины бедра. Так что, когда его руки берутся за резинку моих штанов и стягивают их вниз, я не чувствую себя обнаженной. Но Эштон так и стоит на коленях, его взгляд прикован ко мне. Ни разу он его не отводит. Ни в тот момент, когда штаны падают на пол. Ни в тот момент, когда его ладони скользят вверх, хватая меня за бедра, забираются под футболку и касаются моего нижнего белья. Я тяжело вдыхаю второй раз, когда он продевает пальцы под резинку трусиков и стягивает их вниз, пока они просто-напросто не падают на пол. Эштон резко вдыхает, на мгновение крепко зажмуривает глаза, а потом снова их открывает.
- Садись, - шепчет он, и я подчиняюсь.
Он лишь раз отводит взгляд, чтобы аккуратно снять мокрую одежду с поврежденной лодыжки. Развернув свои спортивные штаны, он натягивает их мне на ноги так высоко, как может.
- Встань, Айриш.
Я делаю, как сказано, снова используя его для поддержки. В это время Эштон надевает на меня штаны и туго завязывает веревочки на поясе. Ни разу он не прикасается ко мне неуместным образом.
Рискни он, не думаю, что остановила бы его.
Когда он заканчивает, когда я полностью одета, бездыханна и не уверена насчет того, что только что произошло, но все также стою перед ним, Эштон берет меня за руку. Он поднимает ее и крепко прижимает к своему сердцу, как до этого я сделала сама. Только он удерживает ее, полностью накрыв мою ладонь своей. Дрожит, то ли от холода, то ли от чего-то еще, а сердце его колотится, как бешеное. Я поднимаю взгляд к его грустным, покорным глазам.
- Спасибо.
Я сглатываю застрявший в горле комок и шепчу:
- За что?
- За то, что помогла забыться. Хоть ненадолго. - Он целует костяшки моих пальцев и добавляет: - У нас ничего не получится, Айриш. Оставайся с Коннором.
Сердце падает в пятки, когда он отпускает мою руку. Отвернувшись, Эштон идет к ванной. Его тело напряжено, а голова немного опущена, словно в поражении.
Боюсь, если я не спрошу сейчас, то не смогу никогда.
- Что означает "одна ты - навсегда"?
Он колеблется, дойдя до дверного прохода. Одну руку кладет на ручку, другой хватается за дверной откос. Бицепсы на руках напрягаются. Его тело качается в сторону ванной, и я предполагаю, что не получу ответа.
- Свободу. - Он закрывает за собой дверь.
Для меня одна ты - навсегда. Одна ты означаешь свободу.
Все, что мне остается, - взять лежащие на кровати костыли и, хромая, уйти из комнаты. Мне нужно время, чтобы подумать, а думать рядом с Эштоном невозможно.
"У нас ничего не получится, Айриш. Оставайся с Коннором".
"Блин. Коннор".
Я забыла о нем. Опять.
Глава 14
Выкладывай все, как есть
- Я была на пробежке. Знаете, хотела попробовать что-нибудь новенькое. Повеселиться.
- Правда? И как, повеселилась?
- Передвигаюсь теперь на костылях, доктор Штейнер. Я растянула лодыжку.
- Хмм. Что ж, сильно весело это не звучит. Как и сама пробежка.
- Да, это полная противоположность веселья.
С учетом всех пакетов со льдом, учебных пар и нескольких неловких моментов с Рейган в душе, прошедшие полторы недели были сущим кошмаром. В прошлую субботу я пропустила часы работы волонтером, потому что нога болела слишком сильно. Эту бы неделю тоже пропустила, если Коннор не предложил бы меня подвезти.
- А как все в целом?
- Запутано.
- И кто из ребят тебя путает?
- А сами-то Вы как думаете? - бормочу я, ожидая белую Ауди Коннора. Я сказала, что буду ждать его на этой скамейке в парке, чтобы быстро запрыгнуть в машину, когда он подъедет. Я так благодарна, что ради меня он пожертвовал целой субботой, когда мог бы учиться. Знаю ведь, что к следующей неделе ему нужно сдать огромную письменную работу.
И я не заслуживаю Коннора после того, чему позволила случиться с Эштоном. Его лучшим другом.
Случившееся я списала на временное помутнение рассудка. Временную ошибку в суждении, вызванную полномасштабной атакой Эштона сразу и на мое сердце, и на мое либидо.
Как только я вырвалась из возникшей ситуации, Грант отвез нас с Рейган в общежитие, где я разрывалась между тем, что прикладывала лед к ноге, притворялась, будто учусь, ерзала под пристальным взглядом Рейган и, словно на повторе, прокручивала в памяти воспоминания о произошедшем днем.
И последние восемь дней, пропустив в процессе несколько пар, я практически только этим и занималась. Избегала Эштона. Он и сам встречи со мной не искал, и это к лучшему. Я не справилась бы с ним, пока имею дело со всепоглощающим чувством вины, которое испытываю рядом с Коннором. Коннор заскакивает каждый день, чтобы узнать, как у меня дела, и приносит с собой цветы, капкейки и плюшевого мишку для "быстрого выздоровления". Словно у него составлен список под названием "Как заставить Ливи разорваться от чувства вины за то, что тайно целовалась с моим лучшим другом", и он строчку за строчкой вычеркивает из него пункты. Чувства вины, от которого приходится стискивать зубы, чтобы не перечислить в порыве все свои глупости. Чувства вины, которое заставляет меня осыпать его поцелуями… столькими, что у меня уже заболели губы.
Да только проблема в том, что никакое количество поцелуев с Коннором не сопоставимо с интенсивностью того единственного с Эштоном. И это причина, по которой я едва все не рассказала.
Но не могу. Слишком напугана. Слишком слаба. Боюсь, что могу выбросить прекрасные отношения - отношения с большой буквы - ради спровоцированного моментом поцелуя, который больше все равно не повторится. В конце-то концов, Коннор ведь сказал "не будем торопиться и все усложнять". А эти слова без труда можно интерпретировать как "без обязательств". И если мысленно я почаще буду это повторять, может, и сама в них поверю.
Либо я могу притвориться, что тот случай с Эштоном вовсе не произошел. Полностью его игнорировать.
- Не расскажешь, что случилось? - будничным тоном спрашивает доктор Штейнер. - Естественно, осуждать не буду.
Вздохнув, я бормочу:
- Не могу.
Боюсь, если начну рассказывать, разболтаю секрет Эштона. А я обещала, что никому не скажу.
- Ладно…как я могу помочь?
- Никак. Мне просто надо держаться от него подальше. По-моему, он сломлен. Как Кейси раньше.
- Понятно. И ты, в лучших своих традициях, эмоционально привязалась раньше, чем это поняла.
- Думаю, это так… - Когда сердце начинает болеть при мысли о нем, когда я разыгрываю в мыслях дюжины сценариев, по которым Эштон мог стать таким, какой есть, когда мне хочется отследить его отца и накричать на него? Да, я вполне уверена, что именно так все и получается.
- А это, помноженное на твою к нему симпатию, помогает быстро вывести все из-под контроля, особенно, если учесть, что ты продолжаешь эти свои отношения с его лучшим другом.
От стыда я опускаю голову, ведь в очередной раз читающий мысли мозгоправ в двух предложениях выразил неделю моих внутренних метаний.
- Мне нельзя сбиваться с пути сексуальным парнем и его проблемами. Слишком отвлекает. Мне просто нужно избегать его весь следующий…год.
- Сложно выполнить, раз уж он живет с Коннором.
- Уж всяко лучше альтернативы, - бормочу я себе под нос, потирая лоб.
- Хмм… - Повисает долгая пауза, а потом я слышу, что доктор Штейнер хлопает в ладоши. Видимо, со мной он разговаривает по громкой связи. - Вот оно! Я придумал твое задание на неделю.
- Что? Никаких заданий, доктор Штейнер. Вы сказали, что больше их не будет. Вы сказали…
- Я соврал. Ты найдешь в Эштоне пять подкупающих черт характера.
- Вы меня совсем не слушали?
И в свойственной доктору Штейнеру манере он меня игнорирует.
- И, как часть задания, ты все время будешь говорить, о чем думаешь. Правду. Не анализируй слишком много, не подбирай слова. Просто выкладывай все, как есть. А если он задаст вопрос, ты должна честно на него ответить.
- Что? Нет! Зачем?
- Назовем это экспериментом.
- Но…Нет! - лопочу я.
- Почему нет?
"Потому что то, о чем я думаю рядом с Эштоном, обычно включает в себя его тело!"
- Потому что…нет!
- Через месяц жду полный отчет.
- Нет. За месяц я его едва увижу. У меня сессия. Я занята.
- Уверен, ты справишься.
- Нет.
- Пойди мне на встречу.
Я упрямо стискиваю зубы.
- Я всегда иду Вам на встречу, доктор Штейнер. Но на этот раз я говорю "нет". Это плохая идея.
- Хорошая. Месяц.
- Вы меня не заставите.
- Да что ты?
Я поджимаю губы, глубоко вдыхая.
- Я ведь могу солгать.