Я стискиваю зубы. "Это не ничего страшного!" Мне хочется кричать. Ведь это моя первая плохая оценка. За всю жизнь. Да еще и по одному из тех предметов, которые лучше всего мне даются! Судя по тяжести в груди, подозреваю, что в восемнадцать лет у меня уже сердце прихватывает.
- В следующий раз лучше справишься, Ливи. Ты - умница.
Закусив губу, я киваю.
- Ага, конечно.
- Тебе лучше?
"Нет".
- Конечно. Спасибо, Коннор.
- Хорошо. - Звук в трубке приглушается, и я слышу, как на своем конце провода Коннор кричит кому-то. - Тебя подвезти? Ага… - Вернувшись к разговору со мной, он говорит: - Мне пора. У нас сегодня внеочередная тренировка. Тренер грозится, что любой опоздавший будет под дождем бегать десять миль.
- Ладно.
- Поговорим позже, Лив. - Раздается гудок.
Мне ничуть не лучше. Совершенно. Вообще-то, мне стало даже хуже.
Опустив голову, я направляюсь обратно в общежитие. Ком в горле растет, а я борюсь со слезами. Коннор безоговорочно в меня верит…как и все остальные. Разве он не понимает, что для меня эта практически двойка - большое событие? Что, если я не смогу лучше? Что, если это начало конца?
К тому времени, как я добираюсь до своей комнаты, мне становится безразлично, кто видит мое заплаканное лицо. Я знаю, что могу позвонить доктору Штейнеру, но он все переведет к разговору о родителях, а сегодня у меня нет желания выслушивать его теории. Стоит позвонить Кейси, но... не могу. После всего, что она сделала, чтобы я попала сюда, мне не хочется ее разочаровывать.
Так что, остается положиться лишь на одну вещь: лежащую в морозилке нашего мини-холодильника банку шоколадного мороженого Ben & Jerry, недавно купленную Рейган. Все для саможаления готово, как только я переодеваюсь в пижаму, завязываю волосы и забираюсь под одеяло, уставившись на смятый лист бумаги на полу. Подумываю, не сжечь ли его, но я как-то слышала, что детекторы дыма очень чувствительны.
Когда прикончу эту банку, в холодильнике меня ждут еще две. Я решила, что закормлю себя до смерти. Всего за пять минут от нее остается лишь половина (Рейган меня прибьет), и тут кто-то стучит в дверь.
Игнорирую стук. Все, с кем я хотела бы поговорить, сейчас находятся на тренировке по гребле. Я едва не кричу "Уходите!", но тогда этот человек поймет, что я в комнате. Так что, храню молчание, облизывая столовую ложку. Вот только стук не прекращается. Все продолжается, и продолжается, и продолжается, пока я не убеждаю себя в том, что за дверью стоит доктор Штейнер, раньше времени решивший исполнить обещание меня арестовать.
Со стоном я скатываюсь с кровати и нетвердой походкой иду к двери, чтобы с ложкой во рту и банкой в руке ее открыть.
Там стоит Эштон.
Челюсть у меня отпадает, а ложка вываливается. Да только у него быстрые рефлексы, и он умудряется подхватить ее раньше, чем она шлепнется на пол.
- Ты что здесь делаешь? - Отмечаю, что на нем надеты спортивные штаны и футболка. Он должен быть на тренировке.
Обойдя меня, Эштон заходит в комнату и бормочет, выразительно взглянув на банку с мороженым:
- Слежу, чтобы ты не набрала свои первокурсные пятнадцать.
- Разве у тебя нет тренировки? - Закрываю за собой дверь.
- Есть. Чем ты тут занимаешься?
Я плетусь к кровати и бормочу:
- Надев пижаму, ем мороженое в кровати. В темноте. Это очевидно.
Эштон включает маленькую настольную лампу, придающую комнате мягкое, уютное свечение.
- Коннор сказал, ты переживаешь из-за экзамена?
Его слова возвращают меня к действительности, и нижняя губа начинает дрожать. Я не в состоянии произнести это, так что просто показываю на бумагу на полу, чтобы уродливая буква сказала все за себя.
Он наклоняется, чтобы ее поднять, и я нагло пялюсь на его зад. Мое дыхание сбивается. Плевать, если он заметит. В списке характеризующих меня черт под "неудачница" я смело могу дописать "извращенка".
- Черт, а я-то думал, ты должна быть супергением, Айриш.
Это последняя капля. Слезы всерьез потекли по щекам, и сдержать их я не могу.
- Господи. Ливи, я шучу! Блин! - Зажав лист бумаги под рукой, свои огромные ладони он прижимает к моему подбородку, нежно стирая слезы большими пальцами. - Ты и правда много плачешь.
- Тебе надо уйти, - всхлипываю я, понимая, что впаду сейчас в состояние уродливого рыдания, и лучше пусть меня заживо похоронят, чем Эштон это увидит.
- Стоп! - Мои плечи словно зажимают в тиски. - Уймись. Я не для того тренировку пропускаю, чтобы ты меня выставила за дверь. Иди сюда. - Он отнимает у меня банку с мороженым и ставит ее на тумбочку. Положив руки на мою талию, Эштон поднимает меня на верхнюю кровать. - Устраивайся поудобнее. - Он хватает банку и забирается по лесенке.
- Не думаю, что она выдержит нас обоих, - бормочу я сквозь слезы, когда он забирается на место рядом со мной, вынуждая меня отодвинуться к стене.
- Ты удивишься тому, что способны выдержать эти койки. - Его улыбочка дает понять, что детали мне узнать не захочется. Так что, я молчу, а он накрывает нас одеялом, поправляет подушки, пока все они не оказываются под ним, и укладывает свою руку мне под голову. В итоге, я оказываюсь прижата к нему, а моя голова покоится у него на груди.
Эштон не произносит ни слова. Просто молча лежит, лениво выводя круги по моей спине, и дает мне возможность успокоиться. Я закрываю глаза и слушаю биение его сердца: медленное, ровное, целительное.
- Я никогда не получала три с минусом. Никогда не получала ничего, кроме "отлично".
- Никогда?
- Никогда. Ни разу.
- Твоя сестра была права. Ты слишком идеальная. - Я напрягаюсь, услышав эти слова. - Шучу, Айриш. - Он вздыхает. - Знаю, ты мне не веришь, но тебе не обязательно во всем быть идеальной. Никто не идеален.
- Я не такая, я просто пытаюсь быть…примечательной, - слышу я свое бормотание.
- Что?
Я вздыхаю.
- Ничего. Просто… - "Так говорил мой папа". - Что, если на этом все не остановится? Что, если я буду получать плохую оценку за плохой оценкой? Что, если я не смогу поступить в медицинскую школу? Чем тогда я займусь? Кем буду? - И снова я начала безумствовать.
- Ты все еще будешь собой. И поверь мне, ты всегда будешь примечательной. Расслабься.
- Не могу! - Я утыкаюсь лицом ему в грудь. - Было такое, чтобы ты что-нибудь провалил?
- Нет, но я ж замечательный, помнишь? - Он сжимает меня рукой, дав понять, что дразнит. - Пару раз получал тройки. Однажды двойку. Распределение Гаусса кого угодно доканает. - Он набрал ложку подтаявшего мороженого и сунул в рот. - Какие-нибудь еще оценки за экзамены узнала?
Я качаю головой в ответ.
- Какие предчувствия?
- До сегодняшнего дня я немного переживала. Теперь же? - Рукой я обхватываю его за плечи, желая быть ближе, желая впитать то ощущение безопасности, которое он мне дает, хоть и временно. - Я чувствую себя ужасно. Отвратительно. Если я так плохо справилась с предметом, который дается мне лучше всего, тогда точно провалила английский.
- Ну… - Еще одна ложка мороженого скрывается у него во рту. - К этим экзаменам ты готовилась как-то иначе, чем к прошлым? Ты учила?
- Разумеется, учила, - рявкаю я.
- Полегче. - Я слышу, как он тяжело глотает. - Ты…отвлекалась?
- Да, - шепчу я, прикрыв глаза.
Возникает долгая пауза, прежде чем он спрашивает:
- На что?
"На тебя". Не могу этого произнести. Эштон не виноват, что мои гормоны и сердце сеют хаос в голове.
- Много на что.
Непроизвольно моя ладонь сползает на его грудь и опускается на то место, где у него набита татуировка. Где остался шрам.
Мышцы Эштона под моей щекой невольно напрягаются.
- Я же сказал тебе, что хочу, чтобы ты забыла об этом.
Продолжительное время я не слышу ничего, кроме его сердцебиения, пока пальцами вожу, а потом и массирую это место на его груди, запоминая изгибы рубца. И этого хватает, чтобы убаюкать меня до состояния полудремы.
- Отец Даны - важный клиент моего отца. Раз счастлива она, счастлив и ее отец. - При звуке ее имени моя ладонь на мгновение замирает, а у меня возникает чувство вины. Но я заставляю ее двигаться, успокаивая дыхание. - Раз счастлив ее отец, счастлив и этот. А раз он счастлив… - Эштон говорит это так, будто в его словах есть совершенно понятный смысл. Но все, что они говорят мне: этот человек, его отец, жестоко обращался с ним в детстве и до сих контролирует его, как уже взрослого человека.
Медленно шевеля рукой, я шепчу:
- Значит, ты все еще с ней…но не по собственному выбору.
- Пока дело касается отношений по договоренности, она идеальна. Милая и симпатичная. И живет далеко. - Он беспомощен. Я слышу это в его голосе. Он беспомощен и просто молча соглашается.
- Она знает об этом соглашении?
С его губ срывается короткий, саркастичный смешок.
- Она считает, что мы поженимся. И если… - Он захлопывает рот. Но, по-моему, я понимаю, в каком направлении движутся его мысли. Если его отец захочет, чтобы Эштон на ней женился… Дрожь пробегает от шеи вниз по спине, по бокам, к горлу, сковывая меня ледяным ужасом. Господи, что же у него есть против Эштона?
Непроизвольно я прижимаюсь к нему еще плотнее. Поворачиваю голову так, чтобы сочувственно поцеловать его грудь. Или это, скорее, поцелуй от облегчения? От облегчения, потому что я не рушу счастливый дом, ведь все это притворство?
- Ты не можешь от него избавиться?
- Когда-нибудь. Могут пройти месяцы, а могут и годы. Не узнаю, пока не узнаю. Хотя я неплохо справлялся. - Он замолкает. - А потом самая красивая в мире девушка двинула мне в челюсть.
У меня вырывается короткий смешок.
- Ты это заслужил, Похититель "Джелло".
Его смех вибрацией проходит по моему телу.
- Никогда раньше полностью одетая девушка так передо мной не дрожала, Айриш.
- Замолкни и отдай мороженое. - Я приподнимаюсь и тянусь за ложкой, но из-за его длинных рук не в состоянии достать до нее.
- Думаю, за один вечер ты себе достаточно ущерба нанесла.
- Не тебе судить. И вообще, почему это ты здесь, а не на тренировке?
- Потому что знал, что здесь будет сексуальная цыпочка с отличной грудью и измазанным шоколадным мороженым лицом.
Я замираю, а глаза опускаю вниз. Моя поношенная белая кофта от пижамы совершенно не скрывает тот факт, что на мне нет бюстгальтера. А лицо? Судя по футболке Эштона, он говорит правду.
- Насколько все плохо?
- Знаешь, вот как у клоунов помада вокруг рта размазана…
"О, Господи!" Я бью Эштона по солнечному сплетению и пытаюсь подняться.
Его руки на моих бицепсах меня останавливают.
- И куда это ты собралась?
- Лицо мыть!
За долю секунды Эштон без усилий снова укладывает меня на спину, а мои запястья оказываются скованными под его ладонями и тяжестью тела.
- Дай-ка, я тебе с этим помогу.
Он наклоняется и кончиком языка неторопливо обводит контур моих губ. Начав с верхней, он водит слева направо, а потом переходит на нижнюю, тоже проводит слева направо, нежно слизывая мороженое.
Если и есть такое определение, как девственная шлюха, я точно подхожу под описание.
"И как я снова в это впуталась?"
Я закрываю глаза. Меня одолевает желание и засмеяться, и закричать изо всех сил. Проснувшись этим утром, как и любым другим утром с последней нашей встречи с Эштоном, я говорила себе отпустить его, перестать думать о нем и следовать тем курсом, которым намеревалась. Курсом "не торопясь и ничего не осложняя" с Коннором.
Как, в таком случае, я оказалась в своей постели, стараясь не дышать тяжело, пока Эштон слизывает с моего лица шоколадное мороженое, и пытаясь с помощью своих собственных джедайских штучек устроить повторение той ночи в машине? Я ни слова не произнесла, чтобы его остановить, а ведь могла бы. Могла бы попросить его остановиться. Могла бы назвать его кобелем. Могла бы сказать, что из-за него чувствую себя шалавой.
Но ничего этого я не делаю, потому что не хочу, чтобы Эштон останавливался.
Я тихонько хныкаю, когда он отрывается от меня.
- Уже лучше, - бормочет он, прерывисто дыша. Он переходит к моим губам, справа налево проводя языком по верхней, а потом и по нижней губе, также справа налево. Не могу сдержаться и размыкаю для него свои губы. Не могу сдержаться и непроизвольно высовываю язык, тянусь им к нему.
Тогда-то он и отклоняется от меня, взглянув своими печальными глазами.
Думаю, что уже знаю ответ, и все равно хочу услышать его от Эштона. Поэтому спрашиваю:
- Зачем ты пришел? Скажи правду.
Он сглатывает.
- Потому что мне невыносима мысль о том, что ты расстроена. Но… - Я наблюдаю, как он закрывает глаза и склоняет голову. - Я не могу играть с тобой в эту игру, Айриш. Рано или поздно, я тебя раню.
Небольшая щетина царапает мою ладонь, когда я приподнимаю его подбородок, чтобы снова встретиться с ним глазами.
И игнорирую все.
Игнорирую его слова. Игнорирую чувство вины и вопли в своей голове. Игнорирую мысленную битву, которую вижу в нем. Хочу забыть все сомнения, появляющиеся в моей собственной жизни, и заставить Эштона забыть темные кладовки, скотч, ремни и его молчаливое заключение.
Игнорирую все, обхватив его рукой за шею, и притягиваю к себе для поцелуя, а потом провожу языком по его нижней губе. Дыхание Эштона сбивается, и я чувствую, как напрягаются его мышцы под моими пальцами, когда он колеблется, как рукой он в кулак сжимает подушку рядом с моей головой, борясь с этим.
Но я больше не хочу, чтобы он боролся. Я отчаянно желаю снова увидеть его с уязвимой стороны. Снова желаю почувствовать близость к нему. Желаю, чтобы ему было хорошо. Желаю, чтобы мне было хорошо. Просто хочу отпустить…всё.
Именно так я себя чувствую, находясь рядом с Эштоном.
Словно всё отпускаю.
И поэтому я твердо на него смотрю и требую:
- Помоги мне забыться ненадолго.
И он перестает колебаться.
С явной свирепостью он припадает к моим губам. Я вторю ему, целуя так, словно кислород в его легких необходим мне, чтобы выжить. Какая-то часть меня боится. Глубоко внутри я это чувствую. Не знаю, куда это приведет и готова ли я к этому.
Но не уверена, что смогу остановиться.
Такое ощущение, что он читает мои мысли. Эштон вырывается и смотрит на меня, шепча:
- Мы не будем…Сегодня я ничего у тебя не заберу, Айриш. Ни за что этого не сделаю, пока я не…свободен.
Я не упускаю тот факт, что он не использует слова "поиметь" и "трахаться" в типичном для Эштона стиле. Опять же, больше рядом со мной нет типичного Эштона. Со мной тот, которого он скрывает ото всех остальных.
Закрываю глаза, когда его губы находят мою шею, и изумляюсь, насколько они одновременно мягкие и сильные. Когда они приближаются к ключице, моя грудь уже тяжело вздымается. С легкостью Эштон через голову стягивает с меня кофту. Бросив ее на пол, он немного приподнимается и рассматривает мою обнаженную грудь, отчего все нервные окончания в ней начинает покалывать.
- Тем утром, когда я проснулся здесь… - Он поднимает глаза на мгновение и видит, что я наблюдаю за ним, а потом снова опускает. - Я готов был упасть на колени и умолять тебя показать их.
У меня вырывается шипение, когда Эштон обхватывает ладонью и ласкает сначала одну, а потом и другую грудь, словно запоминая их форму, размер и ощущение. Большим пальцем он прикасается к затвердевшему соску, и по мне пробегает дрожь. С тихим стоном я задыхаюсь, когда губы Эштона обхватывают его, а язык умело касается. Я не могу не обхватить руками его голову и притянуть ближе к себе, вскрикнув, когда прикосновение его зубов вызывает резкую дрожь, проникающую в самые глубины моего тела.
Я заметила, что Эштон реагирует, когда я, даже ненамеренно, издаю подобные звуки. На этот раз он отрывается от меня и через голову стягивает с себя футболку. В ту же секунду его рука оказывается подо мной и хватает пижамные штаны. Без промедления он вместе с трусиками стягивает их с моих бедер. За секунды я оказываюсь полностью раздетой, а его губы снова приникают к моему соску.
Снова я обнимаю его за голову и откидываюсь на подушку, наслаждаясь ощущением его обжигающей кожи и эрекции, упирающейся мне в бедро. Мне нестерпимо хочется протянуть руку и обхватить его, но тогда придется двигаться, а сейчас мне слишком удобно. Так что, я остаюсь на прежнем месте, пытаясь представить свои ощущения, когда Эштон окажется во мне. От одной лишь мысли об этом бедра расслабляются и напрягаются одновременно, а между ними становится влажно.
И именно в таком состоянии это обнаруживает Эштон, когда его рука проскальзывает вниз.
- Ох ты ж черт, Айриш… - раздается шепот Эштона, и я крепче прижимаю его к себе, выгибая голову и постанывая, при этом молча благодаря своего профессора за дерьмовую оценку по химии.
- Ничего не получится… - Эштон внезапно скатывается с кровати.
Во мне растет паника. Наверное, я что-то сделала не так. Он меня вот так оставит?
- Сядь, Айриш.
Я слушаюсь его, и у Эштона вырывается стон, когда он переворачивает меня и спускает мои ноги с кровати. Он отвлекается только раз, когда взглядом обводит все мое тело.
- Откинься назад и обопрись на локти.
Тихонько вздыхаю, но делаю, как сказано. Мне кажется, я понимаю, что он делает. Эштон подходит ближе, смотря мне в глаза, и кладет руки на мои бедра.
- Фигня с этими дурацкими кроватями… - Я чувствую сильное прикосновение, когда руки Эштона раздвигают мне ноги, и перестаю дышать, внезапно остолбенев.
Я знаю, что он делает, и это заставляет меня нервничать.
Но взгляд Эштона все еще прикован к моим глазам, поэтому я не сопротивляюсь.
- …в том, что они не подходят… - Он быстро тянет меня, и бедра оказываются на краю кровати. Пальцами он проводит по моим ногам, закидывая их себе на плечи. Впервые он отводит глаза, когда начинает целовать внутреннюю сторону моих бедер, все медленнее и медленнее. От его дыхания вверх бегут мурашки. - …для этого.
Я задыхаюсь, когда ко мне прикасается его язык. Сначала мне слишком некомфортно из-за того, что я настолько открыта. В смысле, так интимно, что лицо Эштона находится там, и это…ну…нервирует. Но ощущения настолько…приятны. И от того, что одновременно делают его умелый язык и опытные пальцы, совсем скоро у меня появляется то самое знакомое чувство, когда я отключаюсь от окружающего мира. Я позволяю голове запрокинуться, глазам закрыться, а слабому вздоху сорваться с губ, и пытаюсь запомнить эти невероятные ощущения. Наверное, это стало знаком для Эштона, потому что движения его губ становятся более лихорадочными, возбужденными, а руки сжимают мои бедра, притягивая ближе к нему.
Перед тем, как меня снова накрывает волной, я не могу сдержаться и смотрю на Эштона. Взгляд его глаз прикован ко мне, и в них виднеется то странное ощущение спокойствия.
И от этого я выкрикиваю его имя.
Я словно безвольная кукла, когда Эштон укладывает мое тело обратно в кровать. Он накрывает меня одеялом и опускает руки на край.
- Разве ты не хочешь, чтобы я…? - Я прикусываю губу, а щеки заливаются краской.
Хитро улыбнувшись, Эштон убирает волосы с моего лба.
- Пару вечеров я был занят и теперь задерживаю сдачу работы. Надо идти и ее сделать.