Я прислоняюсь к дверному косяку, сложив руки на груди, и с любопытством за ними наблюдаю.
- А ты как думаешь, Мия? - отвечает доктор Штейнер.
- Я первая спросила, - прищуривается она.
Я качаю головой и смеюсь.
- Не тратьте силы. Она для Вас слишком сообразительная, Штейнер.
Взвизгнув, Мия бросает морковку и ныряет в мои объятия.
- Ливи! Мама сказала, что ты здесь. Видела, как шевелится Икс?
Я смеюсь. По-видимому, с нежного прозвища "Инопланетный малыш Икс" Мия перешла на просто "Икс". Ему подходит.
- Нет, но прошлым вечером видела, как Дэн тыкает в живот твоей мамы, - подмигиваю я.
Она строит рожицу.
- Надеюсь, он не будет вести себя странно, когда Икс родится. - Тема быстро меняется. - Ты останешься ненадолго? - Выражение ее лица полно надежды.
- Не знаю, Мия. - И это правда. Больше я вообще ни в чем не уверена.
* * *
- Как думаете, в чем дело?
Доктор Штейнер потягивает экстрабольшой латте, пока мы бок о бок сидим на лежаках на задней террасе и наблюдаем за бегающими ранним утром людьми. Такое количество кофе ему на пользу не пойдет.
- Даже предположить не могу, Ливи. Ему определенно надо разобраться в каких-то проблемах. Мне кажется, что он использует физическую близость с женщинами в качестве механизма совладания. Мне кажется, что ему слишком сложно говорить о смерти своей матери. Мне кажется, что ты ему очень небезразлична. - Доктор Штейнер откидывается на спинку лежака. - И если он вырос с жестоким отцом, то вполне возможно, что до сих пор ощущает себя так, будто практически не имеет контроля над своей жизнью. Может, так и есть. Но я уверяю, ты никогда не получишь устраивающий тебя ответ на вопрос, почему все это с ним произошло. И пока он сам об этом не заговорит, помочь ему тяжело. И вот поэтому, моя дорогая девчушка Ливи… - Я закатываю глаза, а потом улыбаюсь. Почему-то ему понравилось это прозвище. - Тебе надо выбраться из устроенной им путаницы, чтобы разобраться в своей собственной. Не забывай, твоей сестре и Тренту необходимо было то же самое. Прошло пять месяцев, прежде чем они воссоединились. Такие вещи частенько требуют времени.
Я медленно киваю. Пять месяцев. Что будет с Эштоном через пять месяцев? Со сколькими женщинами он к этому времени "забудется"? И смогу ли я находиться в Принстоне, пока он разбирается со всем? Если он вообще пытается это сделать. Внутри опять все перевернулось.
- Ливи…
- Извините.
- Знаю, это тяжело, но на некоторое время тебе надо сосредоточиться на себе. Выкинуть из головы эту идею-фикс о том, что ты, - пальцами он изображает кавычки, - "солгала" своему отцу.
- Но… - Я перевожу взгляд на недавно накрашенные ногти на ногах, спасибо за них Шторм. - Я знаю, чего бы он для меня хотел, и иду против этого. Как из-за этого он мог бы мной гордиться?
Доктор Штейнер похлопывает меня по плечу.
- Я ничего не гарантирую, Ливи. Никогда. Но я точно гарантирую, что твои родители бы гордились и тобой, и твоей сестрой. Очень бы гордились. Вы обе просто…поразительны.
Поразительны.
- Несмотря даже на то, что я, наконец, сломалась? - печально улыбаюсь я, повторяя слова Кейси.
Он смеется.
- Этого не произошло, Ливи. Я бы сказал, что ты, наконец, пришла на перепутье, и тебе просто нужно небольшое наставление. Ты у нас умняшка, которая сама во всем разбирается. Все, что иногда тебе требуется, - небольшое наставление. Ты - не твоя сестра. Вот она сломалась. - Он поворачивается ко мне и одними губами произносит "Ух ты", и я не могу сдержать рвущийся из меня смешок.
- Думаю, со временем ты будешь в полном порядке. А теперь осталось самое интересное.
Я вопросительно изгибаю бровь.
- Понять, кем ты хочешь стать.
* * *
Я привыкла к доктору Штейнеру в маленьких дозах - максимум один час раз в неделю. Так что, когда он уезжает, проведя со мной несколько дней, мозги мои временно отключаются, словно перегревшаяся машина. Большую часть этого времени мы провели на задней террасе, обсуждая имеющиеся у меня варианты относительно учебы, будущих карьерных стремлений и социальной жизни. Он никогда не делился своим мнением. Сказал, что не хочет исказить мой собственный процесс выбора. Единственное, на чем он настоял, - чтобы на некоторое время я приняла неопределенность и не принимала решений ради того, чтобы их принять. Он предложил, что учеба без специализации а’ля Рейган - это неплохая идея. Разумеется, он не мог не напомнить, что чем дольше я медлю, чем менее применим будет вариант "остаться в Принстоне", потому что я провалю семестр.
По-моему, самый мой большой страх по поводу возвращения в Принстон - не сам Принстон, ведь я приняла тот факт, что этот университет просто мне не подходит. И я уже позвонила в больницу и сказала, что отказываюсь от места волонтера.
Самый большой мой страх - снова встретиться с Эштоном и той слабостью, которую я рядом с ним испытываю. Простой взгляд или прикосновение могут снова притянуть меня к нему, а от этого пользы не будет ни для одного из нас. Однажды я ушла. Тяжелее или легче будет сделать это во второй раз? Или вовсе невозможно…
Моя жизнь полна сложных решений, но те, что касаются Эштона, легки.
А он - именно то решение, которое я не имею права принять.
Глава 19
Выбор
Готова поклясться, Рейган ждала звука отпираемой двери, как верный пес, потому что в ту же секунду, когда в пятницу я вхожу в комнату, она налетает на меня.
- Я так по тебе скучала!
- Прошло лишь две недели, Рейган, - хихикнув, произношу я и бросаю сумку на стол. В конце концов, я решила вернуться в Принстон. Не потому, что чувствую, будто принадлежу именно этому месту, а потому, что знаю: я хочу получить хорошее образование, и могу и тут поучиться, пока меня не вышвырнут отсюда, либо я сама не переведусь в Майами, колледжи в котором изучала, пока была дома.
Заправив волосы за уши, я ненароком спрашиваю:
- Как тут дела?
Она морщит нос.
- Да все также. Не знаю. Эштон сейчас живет у моих родителей, а я из папы ничего вытянуть не могу. Грант часто остается здесь, потому что в доме сейчас веселого мало. Коннор обижен. Но с ним все будет нормально, Ливи. Правда. Ему просто надо перепихнуться. - Она падает на кровать в типичной для себя манере - драматично. - О, и Тай растянул лодыжку. Дятел.
Я хихикаю, но напряжение от этого не спадает.
- Какие планы на выходные? - Она мешкает. - Собираешься с ним увидеться?
Я понимаю, кто такой этот "с ним", и это точно не Коннор, поэтому качаю головой. Нет… Нам надо больше двух недель, чтобы во всем разобраться. Все слишком в новинку. Слишком свежо. Слишком болезненно, чтобы с этим справиться.
- Попытаюсь нагнать пропущенное, если на это есть надежда. - Я пропустила целую неделю пар, в том числе и тест. Медленно взбираясь по лестнице, я отталкиваю все воспоминания. - И съезжу к мальчишкам в больницу. - Нужно попрощаться с ними должным образом, ради собственного спокойствия.
* * *
Садясь на поезд до больницы, я получаю сообщение от доктора Штейнера. Там указан адрес, помимо следующих слов:
"Еще одно задание, раз ты мне должна за невыполнение предыдущего. Будь там в два часа дня".
Я ему даже вопросов больше не задаю. Он - выдающийся человек. Так что, просто отвечаю:
"Ладно".
* * *
- Привет, Ливи.
На ресепшене меня встречает широкая улыбка Гейл. Когда Кейси сказала доктору Штейнеру, что я в Майами, он созвонился с больницей и в общих чертах объяснил, что происходит. Когда я окончательно определилась, что не буду продолжать работать волонтером, он сидел со мной, пока я звонила им и говорила об этом. Они невероятно чутко к этому отнеслись.
- Мальчики будут так рады с тобой увидеться.
- Как они?
- Сама увидишь, - подмигивает она.
Я замечаю, что иду по коридорам, и мне не становится так тошно, как раньше. Знаю, дело не в том, что я как-то с этим свыклась. Просто я отпустила идею о том, что это - мое будущее.
Близнецы подбегают ко мне с такой прытью, которой я у них некоторое время не видела, и обхватывают меня за ноги, заставив смеяться.
- Пойдем! - Каждый из них хватает меня за руку и тянет к столу. Если они и расстроились, что две недели назад я так внезапно ушла, вида не показывают.
- Сестра Гейл сказала, что ты ушла, занимаешься… Я не понял, что она говорила. Что-то про…душу? Ты ее потеряла? И надо было ее найти? - Эрик договаривает, в недоумении нахмурившись.
"Поиск души". Я смеюсь.
- Ага. Надо было.
- Вот. - Дерек подталкивает ко мне стопку рисунков. - Она сказала помочь тебе придумать, кем бы ты могла стать, когда вырастешь.
- Я говорил ей, что ты хочешь стать врачом, - перебивает Эрик, закатывая глаза. - Но она подумала, что неплохо было бы подобрать и запасные варианты.
По очереди на них посмотрев, на их оживленные личики, я начинаю перелистывать рисунки, оценивая свои возможности.
И смеюсь сильнее, чем когда-либо.
* * *
Точно в два часа дня я вылезаю из такси в Ньюарке перед огромным белым зданием в викторианском стиле. Судя по вывеске, это какой-то дом престарелых. Причем довольно неплохой, как я замечаю, когда через центральный вход прохожу в скромное, но приятное на вид фойе с полами из красного дерева, пастельного цвета полосатыми обоями и цветочной композицией на столе. Напротив меня располагается необслуживаемая регистратура с табличкой, направляющей всех посетителей к регистрационному журналу. Я вздыхаю, оглядываясь в поисках намека на то, что мне дальше делать. Доктор Штейнер сказал лишь прийти по этому адресу и ничего больше. Обычно он подробнее растолковывает свои требования.
Я вытаскиваю телефон из кармана, собираясь написать ему по поводу дальнейших указаний, когда мимо проходит молодая блондинка в голубом медицинском костюме.
- Вы, видимо, Ливи, - говорит она, приветливо улыбнувшись.
Я киваю.
- Он ждет Вас в комнате 305. Лестница за углом, слева от Вас. Третий этаж, а там следуйте по указателям.
- Благодарю. - Значит, доктор Штейнер здесь. И почему меня это не удивляет? Я только открываю рот, чтобы спросить у медсестры, что она знает о комнате 305, но она уже исчезла, не дав мне ни слова проронить.
Следуя ее инструкциям, я поднимаюсь на третий этаж, всю дорогу чувствуя запах технического моющего средства. И я не могу не заметить зловещую тишину, которая лишь усиливается с каждым скрипом ступенек. Кроме раздающегося время от времени покашливания, я ничего больше не слышу. Ничего не вижу. Словно в этом месте пусто. Но подсознание подсказывает, что это далеко не так.
Просматривая номера на дверях, я слежу за их последовательностью, пока не дохожу до нужной мне комнаты. Дверь туда приоткрыта. "Ладно, доктор Штейнер. Что у Вас там для меня на этот раз?" Глубоко вздохнув, я нерешительно поворачиваю за угол, ожидая увидеть своего седеющего психиатра.
Короткий, узкий коридор заканчивается комнатой, которую из дверного прохода видно не полностью. Мне видны лишь угол и темноволосый, смуглый, красивый мужчина, сгорбившийся на стуле: локти стоят на коленях, руки прижаты ко рту, словно он чего-то с тревогой ждет.
Дыхание у меня сбивается.
Эштон моментально оказывается на ногах. Он пристально глядит на меня, и его губы приоткрываются, словно он хочет заговорить, но не знает с чего начать.
- Ливи, - наконец, выдавливает он, а потом откашливается. Прежде он ни разу не называл меня Ливи. Ни разу. Даже не знаю, что по этому поводу чувствовать.
Я слишком удивлена для ответа. Сегодня его увидеть я не ожидала. И не подготовилась к этому.
Широко распахнутыми глазами я наблюдаю, как Эштон пятью большими шагами приближается ко мне и берет за руку. Он не отводит от меня своих обеспокоенных карих глаз, а его руки немного дрожат.
- Пожалуйста, не убегай, - шепчет он и тише, более хрипло добавляет: - И, пожалуйста, не испытывай ко мне ненависти.
Эти слова выдергивают меня из одного шока, но отправляют в другой. Он на полном серьезе думает, что я сбегу от него в ту же секунду, как увижу? И как вообще Эштон мог подумать, что я его возненавижу?
Что бы ни происходило, Эштон совершенно точно не осознает всю силу моих чувств к нему. Да, две недели назад я уехала. Мне нужно было это сделать. Ради самой себя. Но теперь я здесь, и больше не хочу ни убегать, ни уходить, ни как-то иначе оставлять Эштона.
Я лишь молю Бога о том, чтобы мне не пришлось.
Что этот мой дурацкий психиатр опять удумал?
Отступив, Эштон проводит меня глубже в комнату, пока передо мной не открывается все помещение. Оно старомодно, но просто и изящно: стены украшены бледно-желтыми обоями, потолок - лепниной, а у большого окна стоят несколько вьющихся растений, впитывающих свет полуденного солнца. Но все эти детали испаряются, когда мой взгляд опускается на лежащую на больничной койке женщину.
Женщину с посеребренными волосами и немного морщинистым лицом, которое когда-то точно можно было назвать красивым, особенно, из-за ее полных губ. Губ, таких же полных, как у Эштона.
И все просто…встает на свои места.
- Это твоя мама, - шепчу я. Это не вопрос, потому что я уверена в ответе. Просто не осознаю размеров горы вопросов, которые за этим стоят.
Рука Эштона так и не отпускает мою, а его хватка не ослабевает.
- Да.
- Она не мертва.
- Нет, не мертва. - Возникает длинная пауза. - Но ее нет.
Мгновение я оцениваю серьезное выражение лица Эштона, а потом снова поворачиваюсь к женщине. Мне не хочется пялиться, но именно это я и делаю.
Ее взгляд мечется от меня к Эштону.
- Кто… - начинает она, и я вижу, что женщина с трудом пытается сформировать слова: губы изгибаются, но ни звука не доносится. А ее глаза…В них я вижу лишь смятение.
- Это Эштон, мам. А это Ливи. Я тебе о ней рассказывал. Мы называем ее Айриш.
Взгляд женщины блуждает по лицу Эштона, а потом опускается, словно она копается в памяти.
- Кто… - снова пытается произнести она. Я приближаюсь на пару шагов, так далеко, насколько мне позволяет мертвая хватка Эштона. Этого хватает, чтобы почувствовать слабый запах мочи, знакомый мне по домам престарелых, пациенты которых больше не в состоянии контролировать свои мочевые пузыри.
И словно бросив попытки узнать нас, женщина поворачивает голову набок и просто смотрит в окно.
- Давай, выйдем на воздух, - шепчет Эштон, потянув меня за собой, и подходит к маленькому радиоприемнику, стоящему на тумбочке.
Он включает диск с музыкой Этты Джеймс и немного прибавляет громкость. Я молчу, когда он выводит меня из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Мы идем по коридору и в тишине спускаемся по другой лестнице, которая выходит на задний двор здания: давным-давно подготовленный к зиме огромный участок с голыми дубами и узкими дорожками, петляющими между цветочными клумбами. Мне кажется, что в теплую погоду это место прекрасно подходит для отдыха пациентов. Но сейчас, из-за слабого ноябрьского солнца и колючего воздуха, я вздрагиваю.
Присев на скамейку, Эштон без промедлений усаживает меня к себе на колени и обнимает, будто бы закрывая от холода. И я, не колеблясь, позволяю ему, потому что жажду тепла его тела не по одной лишь причине. Даже, если и нельзя.
Именно этого я и боялась.
Больше я не знаю, что верно. Мне лишь известно, что мама Эштона жива, а сюда доктор Штейнер меня направил, не сомневаюсь, чтобы узнать правду. Откуда узнал сам доктор Штейнер… Позже я в этом разберусь.
Я закрываю глаза и вдыхаю божественный аромат Эштона. Быть рядом с ним после той ночи даже сложнее, чем мне представлялось. Такое ощущение, словно я стою на краю обрыва, а буря эмоций угрожает сбросить меня вниз: боль, смятение, любовь, желание. Я чувствую это притяжение, это желание прижаться к его телу, скользнуть рукой по его груди, поцеловать его, заставить себя поверить, что он - мой. Но он мне не принадлежит. Пока он даже себе не принадлежит.
- Зачем, Эштон? Зачем нужно лгать о ее смерти? - Зачем…все это надо?
- Я не лгал. Просто не поправил тебя, когда ты предположила, что она мертва.
Слово "зачем" вертится на языке, но Эштон заговаривает раньше меня.
- Легче было поступить так, чем признать, что меня не помнит собственная мама. Что, просыпаясь изо дня в день, я надеюсь, что именно сегодня она умрет, и я освобожусь от своей гребаной жизни. Что смогу успокоиться.
Я сжимаю веки, сдерживая слезы. Успокоиться. Теперь я понимаю смысл странного выражения лица Эштона в тот вечер, когда он узнал о смерти моих родителей. Он хотел того же для себя. Тяжело вздохнув, я шепчу:
- Тебе стоит мне рассказать. Обо всем рассказать.
- Что я и собираюсь сделать, Айриш. Обо всем.
Эштон запрокидывает голову, собираясь с мыслями. Его грудь упирается в мою от глубокого дыхания. Я практически вижу, как гора падает с его плеч, когда он впервые разрешает себе говорить свободно.
- Моя мама страдает от болезни Альцгеймера, последней ее стадии. Она обнаружилась у нее очень рано - раньше, чем у большинства людей.
У меня в горле тут же встает комок.
- Она родила меня в сорок с небольшим. Беременность не планировалась и была совершенно неожиданной. И нежеланной со стороны моего отца. Он…не любитель делиться. Видимо, это касается и чувств моей матери. - Он замолкает и грустно мне улыбается. - Прежде, чем познакомиться с отцом и переехать в Америку, много лет мама работала моделью в Европе. У меня есть несколько журнальных обложек с ее фотографиями. Как-нибудь тебе их покажу. Она была ошеломительной. В смысле, потрясающе красивой.
Рукой я прикасаюсь к его подбородку.
- И почему меня это не удивляет?
Прикрыв глаза, он тут же ластится к моим пальцам, а потом продолжает.
- Когда она познакомилась с моим отцом, то, как и он, не была заинтересована в рождении детей, так что, все складывалось хорошо. До моего рождения они были женаты уже пятнадцать лет. Пятнадцать лет счастья, а потом я все разрушил, по словам отца. - Последнюю фразу он произнес, равнодушно пожав плечами. Но я понимаю, что его состояние далеко от равнодушного. В его карих глазах я вижу тонкую завесу боли.
И даже понимая, что нельзя этого делать, я все равно прижимаю ладонь к его груди.
Рука Эштона ложится на нее сверху, и он крепко сжимает веки.
- Думал, больше никогда этого не почувствую, - шепчет он.
Я даю ему момент, а потом осторожно подталкиваю к продолжению.
- Говори дальше.
Но руку я оставляю на месте: против его колотящегося сердца.