- Ага. Уверен, она в порядке. Тебе стоит поискать ее на кампусе. Может, она в библиотеке.
- Да. Ты прав. Спасибо, брат.
У меня вырывается слабый вздох от облегчения, и я прижимаюсь к стене.
- Позвоню ей еще раз.
Мой телефон.
"Пиздец".
Я наблюдаю, как отражение этой девушки - этой незнакомой женщины - становится из слегка бледного абсолютно белым, когда рингтон, поставленный на Коннора, слабо доносится из сумки. Моей сумки, которая лежит на тумбочке Эштона.
Телефон звонит, звонит и звонит. А потом замолкает.
Мертвая тишина.
Мертвее мертвой. Такая мертвая, что я могу оказаться последним человеком во всем мире.
А потом я слышу, как Коннор медленно спрашивает:
- Что здесь делает сумка Ливи? - Тон Коннора стал таким, какого прежде я не слышала. Не знаю, как его описать, но внезапно мое тело леденеет от ужаса.
- Ливи заскакивала поздороваться и забыла ее, видимо. - Эштон - фантастический лжец, но даже он не выкрутится.
Звук приближающихся шагов заставляет меня отшатнуться от двери.
- Ливи?
Я крепко стискиваю губы, зажимаю рот ладонями, закрываю глаза и перестаю дышать. А потом считаю до десяти.
- Ливи. Тебе сейчас же стоит выйти оттуда.
Я качаю головой, и движение вызывает подавленный стон.
- Я тебя слышу, Ливи. - После очередной долгой паузы он начинает грохотать по двери, отчего сотрясается вся стена. - Открой эту чертову дверь!
- Отвали от нее, Коннор! - орет позади него Эштон.
Его слова останавливают грохот, но не крики. Крики становятся лишь более злобными.
- Почему она там прячется? Что ты, блядь, с ней сделал? Ты… - Раздается странный звук, словно кто-то кого-то толкнул. - Насколько она была пьяная, когда сюда пришла, Эш? Насколько пьяная?
- Очень пьяная.
Я свирепо смотрю на дверь. "Чего? Я не была пьяная! Зачем он это говорит?"
Повисает очередная пауза.
- Ты заставил ее?
Со смиренным вздохом Эштон произносит:
- Да, заставил.
У меня такое ощущение, что кто-то чиркнул спичкой и сунул ее мне в ухо, когда слышу слова, превращающие прекрасную, замечательную, незабываемую ночь с Эштоном в историю об изнасиловании по пьяни. И мгновенно понимаю, что делает Эштон. Он выдумывает мне оправдание. Выставляет себя плохим. Берет на себя всю вину за то, что начала я. За то, чего я хотела.
Я распахиваю дверь и вылетаю из ванной.
- Я не была пьяна, и он ни к чему меня не принуждал! - Слова вырываются со злостью. - Он никогда меня не принуждал. Ни разу.
Двое мужчин поворачиваются лицом ко мне: тот, что слева, одетый в одни лишь спортивные штаны, качает головой, словно говорит мне: "Зачем ты вообще оттуда вышла", а тот, что справа, полон удивления и едва сдерживаемой ярости.
- Ни разу. - Голос Коннора снова стал ровным, но я не думаю, что он успокоился. Думаю, это знак того, что он готов взорваться. - И сколько же таких разов было, Ливи? Как долго это продолжалось?
Теперь, раз уж я установила истину - то, что произошло между нами с Эштоном, не было преступлением, - моя злость испарилась и снова оставила меня дрожащей и неспособной промолвить ни слова.
- Как долго! - рявкнув, повторяет он.
- Всегда! - взрываюсь я и морщусь, когда правда выходит на поверхность. - С той секунды, как мы с ним встретились. До того, как я познакомилась с тобой.
Коннор поворачивается к своему соседу, своему лучшему другу, чей взгляд не отрывается от меня, а в глазах у него застыло непонятное выражение.
- Не-блядь-вероятно. Та ночь с татуировкой…Ты ее с тех пор трахаешь?
- Нет! - Слово вырывается у нас одновременно.
Коннор пренебрежительно качает головой.
- Поверить не могу, что ты так со мной поступил. Изо всех шлюх, что ты сюда таскаешь…тебе и ее надо было такой сделать.
- За языком следи. - Тело Эштона явно напрягается, а кулак сжимается, но он остается на месте.
Однако, кажется, что Коннору наплевать. Стиснув зубы, он мгновение изучает деревянный пол, покачивая головой. Когда он, наконец, снова на меня смотрит, я вижу на его лице тот удар, который ему нанесли: его обычно ярко-зеленые глаза потускнели, словно в них, в конце концов, погасли лампочки.
И я - та, кто их погасил.
- И что же случилось с тем, что ты не хотела торопиться? Что? Подумала, что поводишь меня за нос немного, пока будешь перепихиваться с моим лучшим другом? - На последних словах он для пущего эффекта срывается на крик.
Я неистово трясу головой.
- Все было не так. Просто…обстоятельства изменились.
- Ой, да что ты? - Он шагает вперед. - И что же еще изменилось?
- Да все! - кричу я, смахивая внезапно потекшие слезы. - Мое будущее. Больница. Принстон, возможно?
До этого момента я не осознавала, но это место…здесь все так, как и обещалось в каталогах, на сайте, в рекламных проспектах, но все равно это не то, чего я хочу. Это не дом. И никогда им не станет. Я хочу обратно в Майами, к своей семье. Я еще не готова их оставить. Единственное, чего мне от Принстона хочется, молчит, сложив руки на груди, пока я изливаю всю свою подноготную.
- Ты и я…мы не подходим друг другу. - Коннор дергается, словно я его ударила, но я продолжаю говорить. - Я люблю Эштона. Он понимает меня. А я понимаю его. - Быстро бросив взгляд на Эштона, я вижу, что он крепко зажмурился, словно ему причиняют боль.
В выражении лица Коннора появляется что-то, похожее на жалость.
- Думаешь, что его понимаешь, Ливи? Правда? Думаешь, ты его знаешь?
Я сглатываю, чтобы голос не дрожал.
- Я не думаю. Я знаю.
- Ты вообще в курсе, сколько баб прошло через эту комнату? Через эту постель? - Для пущей убедительности он показывает рукой в ту сторону. Я насильно поднимаю подбородок, стараясь быть сильной. Не хочу знать. Это не важно. Сейчас он со мной. - Надеюсь, что вы, по крайней мере, предохранялись.
Презервативы.
Я совершенно о них забыла. Слишком много эмоций было.
Вся краска сползла с моего лица, и это послужило ответом.
Коннор опускает голову, разочарованно ей покачивая.
- Иисусе, Ливи. Думал, ты умнее.
Эштон не проронил ни слова. Ни слова, чтобы защитить себя или нас. Он молча стоит, с грустными, покорными глазами наблюдая за всей этой катастрофой.
Мы втроем стоим в неправильном треугольнике. Воздух между нами ядовит и его можно резать ножом. Ложь ясно закручивается, пока правда о том, что происходит между мной и Эштоном, исчезает в небытие.
В таком виде нас и находит Дана.
- Что происходит?
Самый что ни на есть искренний страх на мгновение искажает лицо Эштона, а потом пропадает, заставив его на три оттенка побледнеть.
- А ты что здесь делаешь?
- Думала удивить тебя, - произносит она, так осторожно ступив в комнату, что можно было бы подумать, будто пол заминирован.
Коннор складывает руки на груди.
- Почему бы тебе ей не рассказать, Ливи? Давай…расскажи то, что только что сказала мне.
Коннор пристально на меня смотрит. Эштон тоже. И когда симпатичная, милая Дана добавляется к картине, широко раскрыв глаза от смятения и страха, она тоже на меня смотрит, хватаясь за руку Эштона.
Краем глаза я замечаю сверкание.
Бриллиант на левой руке Даны. На безымянном пальце.
Воздух застревает в горле.
Когда он сделал ей предложение?
Эштон понимает, что я увидела кольцо, потому что закрывает глаза и начинает рассеянно теребить кожаный браслет на запястье.
Он вернулся на запястье.
Эштон снова нацепил оковы себе на запястье. Что значит, он отказался от той свободы, которую прошлой ночью я ему подарила.
Судя по выражению ужаса на лице Коннора, он тоже увидел кольцо и теперь полностью осознал весь размах предательства.
- Расскажи ей, Ливи. Расскажи, что происходит между тобой и ее будущим мужем, если считаешь, что так хорошо его знаешь.
Мне ничего не нужно говорить. Лицо Даны бледнеет. Я наблюдаю, как она осматривает меня с головы до ног, а потом поворачивается к кровати и снова ко мне. Практически отпрянув от руки Эштона, она на подгибающихся ногах делает три шага.
- Эш? - Ее голос дрожит, когда она смотрит на него.
Он опускает голову, едва понятно пробормотав:
- Я совершил ошибку. Просто дай мне объяснить.
Ударившись в слезы, она выбегает из комнаты. Эштон не медлит ни секунды. Он несется за ней, а ее крики разносятся по всему дому.
Поворачивается спиной ко мне. К нам. К тому, кем мы, черт побери, были. Ошибкой.
Слова Коннора едва слышны, но жалят. Мягки, но смертоносны. Честны, но так далеки от правды.
- Сегодня ты помогла разбить два сердца. Наверное, гордишься собой. Прощай, Ливи.
Дверь в спальню захлопывается за ним.
И я понимаю, что у меня больше нет причин оставаться здесь. Ни в этом доме, ни в этом колледже. Ни в этой жизни, которая и не моя вовсе.
Мне придется все отпустить.
Так что, я ухожу прочь.
Ухожу прочь, оставляя позади голоса, крики, обманутые надежды.
Ухожу прочь, оставляя позади свои обманы, ошибки, сожаления.
Ухожу прочь, оставляя позади то, кем я должна была быть и кем я быть не могу.
Прочь ото всей этой лжи.
Глава 18
Отпустить
Они обнаруживаются за кухонным столом. Кейси сидит на коленях у Трента, запустив пальцы ему в волосы, и смеется над Дэном, пока тот тыкает пальцем в округлившийся живот Шторм, пытаясь вызвать у ребенка ответную реакцию. Шторм должна родить через два месяца, и сейчас она прекрасна, как никогда.
- Ливи? - Сестра смотрит на меня со смесью удивления и беспокойства в бледно-голубых глазах. - умала, ты не приедешь домой на каникулы.
Я сглатываю.
- Как и я, но…обстоятельства изменились.
- Заметно. - Она выразительно поглядывает на мой наряд.
Я так и не вернулась в общежитие, чтобы переодеться. Просто запрыгнула в такси до Ньюарка и дождалась первого свободного рейса в Майами. Потребовалось десять часов, и вот я здесь.
Дома.
Откуда и вовсе не должна была уезжать.
Никто не произносит ни слова, но спиной я чувствую их взгляды, когда подхожу к буфету и достаю бутылку текилы, которую Шторм хранит на верхней полке. Для экстренных случаев, как она говорит.
- Ты была права, Кейси. - Я беру две стопки. - Все это время ты была права.
* * *
- Я скучала по крикам чаек, - шепчу я.
- Обалдеть, тебе и правда лечиться надо.
Фыркнув, я махаю рукой в направлении Кейси и умудряюсь шлепнуть ее по щеке. Прошлым вечером, с бутылкой текилы и двумя стопками в руках, я молча вышла на открытую террасу. Кейси пошла за мной и поставила лежак рядом с моим. Не сказав ни слова, она наполнила стопки.
И я начала изливать душу.
Все рассказала своей сестре.
Созналась во всех деталях последних двух месяцев, даже самых интимных и постыдных. Начав выходить наружу, правда полилась из меня нескончаемым потоком. Уверена, выпивка помогла, но присутствие сестры помогло еще больше. Кейси просто слушала. Держала меня за руку и крепко сжимала. Она не осуждала, не ругалась, не вздыхала и не бросала разочарованных взглядов, не заставляла меня стыдиться. Поворчала, правда, насчет презервативов, но потом быстро признала, что не ей судить.
Она плакала со мной.
В какой-то момент пришел Трент и накрыл нас покрывалом. Он не проронил ни слова, оставив нас наедине в своем пьяно-рыдательном ступоре. И я отключилась с первыми лучами поднимающегося из-за горизонта солнца, совершенно истощенная из-за всех эмоций, секретов и лжи.
- Можно я еще раз посмотрю фотографию? - тихо просит Кейси.
Я достаю из сумки снимок формата десять на пятнадцать и отдаю ей. Как хорошо, что он был при мне, когда я уехала.
- Поверить не могу, какие они здесь молодые, - бормочет она, как и я тогда, проводя пальцами по изображению. Я улыбаюсь про себя. Еще три года назад Кейси не могла смотреть даже в направлении фотографий наших родителей.
Махнув снимком, прежде чем отдать его мне, сестра произносит:
- Доказывает, что ты ему небезразлична, Ливи. Даже, если он и катастрофа ходячая.
Я закрываю глаза, и с моих губ срывается тяжелый вздох.
- Не знаю, что делать, Кейси. Вернуться я не могу. В смысле…он помолвлен. Или был помолвлен.
Помолвлен ли он еще? Немного раньше я получила от Рейган сообщение с текстом "Где тебя, блин, носит?". Объяснив, что я вернулась в Майами, мы обменялись несколькими сообщениями, но никаких новостей для меня у нее не было. Либо она не хотела ничего мне говорить, кроме того, что ей пришлось целый день скрываться в комнате Гранта из-за стоящих в доме криков.
От этого я только больше переживаю насчет Эштона. Что, если он не с Даной? Что с ним сделает его отец? Использует ли он что бы то ни было против него?
- И он однозначно ходячая катастрофа, - повторяет Кейси. - Ему надо с собой разобраться, прежде чем он сможет двигаться с кем-то дальше, в том числе, и с тобой.
От одной мысли об этом грудь спирает. Она права. Что бы ни было между нами с Эштоном, мне придется это отпустить. Как бы ни хотелось мне стараться и дальше, оставаться с ним рядом, пока он борется с демонами, с которыми должен бороться, я не могу этого делать. Не таким образом.
Не с Коннором, Даной и… уф. Кольцо. Внутренности сворачиваются. Это чувство - любовь ли это или нет - превратило меня в эгоистичную, манипулирующую всеми идиотку, которая берет желаемое, даже если ранит при этом других. Которая продолжает убеждать себя, что все сделанное ей - в порядке вещей, потому что знала, что желаемому мужчине она была небезразлична.
Которая, скорее всего, снова попала бы в ту же ловушку, потому что все казалось правильным, несмотря на всю свою неправильность.
- Тебе не обязательно возвращаться.
Приоткрыв одно веко, я гляжу на нее, морщась от резкого солнечного света.
- В смысле…просто отказаться от всего?
Она пожимает плечами.
- Я бы не назвала это отказом. Скорее методом проб и ошибок. Или передышкой. Возможно, время, проведенное вдали от Эштона и учебы, позволит взглянуть на ситуацию под другим углом. А, может, ты и так уже смотришь на нее под другим углом, просто нужно немного времени, чтобы все улеглось.
- Да. Может быть. - Я закрываю глаза, с благодарностью впитывая в себя комфорт от нахождения дома.
* * *
- Уверена, что не хочешь, чтобы я остался? - спрашивает папа, убирая с моего лба спутанные волосы.
Ответом ему служит чихание и стон.
Тяжело вздохнув, он говорит:
- Так, ясно все. Я остаюсь.
- Не надо, папуль, - качаю головой я, хотя не было бы ничего лучше того, чтобы он меня успокаивал. - Тебе надо ехать. Ты лишь заразишься от меня, если останешься дома, а у Кейси сегодня важная игра. Она расстроится, если ты ее пропустишь. - Зачеркиваем. Моя сестра будет уничтожена, если папа пропустит игру. - Я буду… - Мою речь прерывает очередное сильное чихание.
Передав мне салфетку, папа морщится.
- Так, дитенок, не буду тебе врать. Ты меня сейчас отвращаешь, вроде как.
То, как он со своим слабым ирландским акцентом произносит слово "дитенок", вызывает у меня смех.
- Не волнуйся. Я и себя сейчас отвращаю сильно, - говорю я, сморкаясь.
Он отвечает смешком и хлопает меня по коленке.
- Шучу. Ты всегда будешь моим прекрасным ангелочком, с зелеными соплями и без них. - Он расставляет таблетки и пузырьки с лекарствами на прикроватной тумбочке, пока я устраиваюсь поудобнее. - Миссис Дагган в гостиной…
- Фу! Пап! Мне не нужна нянька!
Я вижу перемену раньше, чем он произносит хоть слово.
- Нужна, Ливи. Может, иногда ты и ведешь себя как тридцатилетняя, но биологически тебе всего лишь одиннадцать лет, а органам опеки очень не нравится, когда одиннадцатилетних детей оставляют одних дома. И не спорь, - оживленно говорит он и наклоняется, целуя меня в лоб.
Я хмурюсь, нащупывая пульт. Три идущие без перерыва серии программы о поедании львами газелей в дикой природе - это уже чересчур.
Вздохнув и пробормотав что-то о своих упрямых девочках, он встает и идет к двери. Но останавливается и оборачивается в ожидании. Его бледно-голубые глаза улыбаются. Еще пару секунд я хмурюсь, а потом улыбка выигрывает. Невозможно хмуриться, когда папа мне так улыбается. Есть в нем что-то такое.
Папа тихонько смеется.
- Вот это моя девчушка Ливи. Заставь меня гордиться.
Каждый вечер он говорит одно и то же.
И сегодня, как и любым другим вечером, я улыбаюсь ему во все тридцать два зуба и отвечаю:
- Ты всегда будешь мной гордиться, папочка.
Я наблюдаю, как он уходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Я просыпаюсь и вижу перед собой послеполуденное солнце, а в мыслях прокручиваются последние сказанные отцу слова. Такие простые слова. Крошечная, стандартная фраза. Но на самом деле, гарантированно оказавшаяся бы ложью. В смысле, как кто-либо вообще может давать подобные обещания? Не всякое, принятое тобой решение, окажется хорошим. Некоторые из них окажутся катастрофическими.
Повернувшись, я вижу, что человек, сидящий на лежаке рядом со мной, не такой рыжеволосый и не относится к представительницам женского пола, как тот, кто был здесь, когда я заснула.
- Здравствуй, Ливи. - Доктор Штейнер поправляет отвратительную двухцветную рубашку для боулинга. Она идет в комплекте с гавайскими шортами, которые не стоит носить ни одному мужчине его возраста. - Как тебе мой пляжный наряд?
- Здрасте, доктор Штейнер. И почему Вы всегда правы?
- Это уже стало правилом, не так ли?
* * *
- Слава Богу. Думала, что этот стул придется поджечь, если ты в скором времени не помоешься.
Я в шутку толкаю сестру, когда мы идем по коридору на кухню.
- Значит…Штейнер?
Она пожимает плечами.
- Прошлым вечером я ему написала и дала знать, что ты, наконец, сломалась. Не ожидала, правда, что он тут с чемоданом объявится.
Видимо, доктор Штейнер решил насладиться парой дней у Райдеров в солнечном Майами, штат Флорида. Ну, Шторм настояла, чтобы он остановился у нас, несмотря на то, что из-за этого он занял комнату Кейси, и ей пришлось спать то со мной, то у Трента. Я напомнила ей, что это странно и непрофессионально, когда с нами живет семейный психиатр. А она напомнила мне, что все, касающееся доктора Штейнера, странно и непрофессионально, так что все нормально.
На этом мои аргументы закончились.
И теперь доктор Штейнер стоит у нас на кухне в фартуке в горох и чистит морковку, а Мия ему помогает.
- Как думаете, если есть морковку, и правда будешь лучше видеть или просто мамы так говорят, чтобы дети ели овощи?
Мия сейчас в том милом возрасте, когда все еще легко всему верит, но учится задаваться вопросами.