- Он пытался припугнуть Штейнера какой-то правовой фигней, угрожал судом и тем, что лишит его лицензии. Штейнер ему улыбался. Улыбался и рисовал очень ясную картину того, что случится, если отец Даны узнает, почему у его дочери разбито сердце, и насколько хуже это будет, чем просто потерять его как важного клиента. Вдобавок к этому, у меня сохранились сообщения о доме престарелых - доказательство его злого умысла по отношению к жене, а этого бы хватило, чтобы навредить чистой репутации, которую он так усиленно поддерживал. Возможно, этого бы хватило, чтобы на много лет занять хорошего друга-юриста Штейнера. Друга со склонностью браться на общественных началах за сложные дела, выигрышами в которых он очень известен. Штейнер проронил имя, и мой отец побледнел. Видимо, в Нью-Йорке есть более пугающие юристы, чем Дэвид Хенли.
Он замолкает.
- После этого мы ушли. Я повернулся к отцу спиной и вышел. Больше его не видел.
- Значит… - Я показываю на здание в изумлении. - Он сделал, что Штейнер ему сказал? Просто так?
Эштон немного хмурится.
- Не совсем… Перевод произошел. Через два дня маму забрали и переместили сюда. А четыре дня спустя курьер привез пачку документов с письмом о намерениях. Отец передавал мне право представлять интересы матери. Я буду контролировать благополучие своей матери и ее состояние. К этому были приложены все документы о ее финансовой отчетности. Помнишь, я говорил тебе, что она была моделью?
Я киваю, и он продолжает.
- У нее было много собственных денег. Когда она узнала о болезни, то удостоверилась, чтобы они были подготовлены и могли покрыть расходы на лечение. Она удостоверилась с самого начала, что хватит денег на покрытие всех расходов. Он из своего кармана даже ничего не выкладывал.
- Значит, он просто…тебя отпускает?
Медленно кивнув, Эштон говорит:
- Единственное условие состоит в том, что я подпишу соглашение о неразглашении по поводу…своих взаимоотношений с ним. О нашей истории, о Дане. Обо всем. Я подписываю его, и он гарантирует, что я больше его не увижу и не услышу.
Наверное, мое лицо выражает вопрос, потому что Эштон подтверждает:
- Я подпишу его. Мне плевать. Все в прошлом. Меня волнует лишь то, что сейчас передо мной сидит. - Рука Эштона соскальзывает на мое бедро, и он крепче притягивает меня к себе. Его голос переполняют эмоции. - Я никогда не смогу исправить те ошибки, которые совершил по отношению к тебе, забрать назад всю ту ложь, которую тебе говорил, всю ту боль, что причинил. Но…можем ли мы просто… - он стискивает зубы, - как-то забыть обо всем этом и начать заново?
Это правда происходит. Я правда здесь, сижу с Эштоном - единственным, чего я точно хочу, - и все, в конце концов, может быть правильным.
Почти.
- Нет, - соскальзывает с моего языка.
Я вижу, как Эштон вздрагивает, услышав одно-единственное слово, и борется с навернувшимися на глаза слезами.
- Я все, что угодно, сделаю, Айриш. Что угодно.
Пальцами я провожу по его запястью к отвратительной штуковине, которая все еще здесь.
Мне не приходится произносить ни слова, он и так понимает. Эштон закатывает рукав пальто и открывает острое напоминание о жестоком с ним обращении. Продолжительное время он пристально на него смотрит.
- Отец выбросил ремень после того вечера. Мне кажется, хотел избавиться от кровавой улики, - тихо произнес он. - Но я нашел его в мусоре и годами прятал у себя в комнате. Тот день, когда я скрыл татуировками шрамы, стал днем, когда я сделал этот наручник из куска ремня. Постоянное напоминание о том, что маме нужно, чтобы я держался. - Глядя на окно на третьем этаже - комнаты его матери, не сомневаюсь, - он тоскливо улыбается. Мое сердце тает, когда я наблюдаю, как его пальцы проворно расстегивают застежку. Сняв меня со своих колен, он встает и делает несколько шагов, а потом изо всех сил швыряет в деревья последний обломок отцовского контроля над ним.
Он поворачивается к деревьям спиной. В его красивых карих глазах застывает умоляющее выражение, смешанное с желанием, которое заставляет мои колени подогнуться.
Шагнув в нему, я прижимаю ладонь против его колотящегося сердца и закрываю глаза, запоминая ощущения от этого мгновения.
Мгновения, когда я принимаю решение для себя и только ради себя.
Решения, которое правильно, потому что оно правильно для меня.
На моих губах появляется улыбка, прежде чем мне удается назвать ему свое последнее условие…
Эштон никогда не отличался терпением. Мне кажется, он видит улыбку и принимает ее за знак согласия. Его губы тут же накрывают мои во всепоглощающем поцелуе, от которого слабеют колени и взрывается сердце.
Мне удается оторваться от его губ.
- Подожди! Еще две вещи.
Он тяжело дышит и хмурит брови, в замешательстве глядя на меня сверху вниз.
- Что еще? Моя одежда тебе тоже нужна? - Изогнув бровь, он добавляет: - С радостью ее тебе отдам, когда мы уйдем в более теплое место, Айриш. Вообще-то, я на этом настаиваю.
Покачивая головой, я шепчу:
- Я хочу, чтобы ты обратился за помощью. Тебе нужно поговорить обо всем этом. Разобраться.
Эштон ухмыляется.
- Не переживай, на меня уже насел Штейнер. У меня такое чувство, что я займу твое место по субботам в десять утра.
С выдохом от меня исходит облегчение. Если и существует кто-то, кому я доверю благополучие Эштона, то это доктор Штейнер.
- Хорошо.
Коротко прижавшись к моим губам, он бормочет:
- А что еще?
Я сглатываю.
- Ты сказал, что хочешь обо всем забыть. Но… я не хочу, чтобы ты забывал о случившемся между нами. Никогда.
Лицо Эштона озаряется нежнейшей улыбкой.
- Айриш, если и есть нечто, что я никогда не смогу забыть, то это каждое мгновение, проведенное с тобой.
Эпилог
- Знаешь, а ведь я почти год чизкейков не ела, - бормочу я и провожу вилкой по своей тарелке, с удобного лежака наблюдая за заходом июньского солнца над Майами-Бич. - И мне кажется, что больше их не люблю.
- Тогда его слопаю я, - говорит Кейси, чуть ли не языком вылизывая тарелку. - Или Шторм. Клянусь, она каждый день по пятьдесят тысяч калорий потребляет, чтобы прокормить свою маленькую обжору.
И тут раздается голодный плач, словно малышка Эмили, сидящая в ходунках на кухне, услышала волшебное слово. Опять. Эмили родилась в первых числах января и тут же прилепилась к груди Шторм, борясь за право там и оставаться. Шторм нелегко, но она справляется, относясь ко всему с ожидаемыми от нее терпением и любовью.
Мое возвращение домой дало ей небольшую передышку. Теперь Эмили даже бутылочку у меня берет. А Шторм называет меня своим счастливым талисманом.
В итоге, я закончила первый год в Принстоне и даже умудрилась дотянуть свой средний балл до твердой четверки. Вся ирония в том, что окончательная оценка по Английской литературе оказалась одной из моих самых лучших оценок за первый семестр, учитывая, что этот курс стал для меня самым сложным.
Решая остаться ли, Эштон определенно стал для меня мотивирующим фактором. Как только вся путаница, давление и ложь исчезли, передо мной остались лишь разные варианты. Важные и не очень, легкие и сложные - но все мои. И ради меня.
Я начала с легких. Например, с того, что решила остаться там, где в любое время могла бы видеться с Эштоном. Тут долго думать не пришлось. Ему осталось доучиться меньше года, чтобы получить степень в Принстоне. Он решил, что хочет это сделать, независимо от тех причин, по которым изначально здесь оказался. К тому же, в весеннем сезоне он был связан должностью капитана команды по гребле.
В какой-то момент, Коннор, Эштон и я помирились. Не потребовалось много времени, чтобы Коннор понял: для его лучшего друга я не была очередной девочкой на одну ночь. Коннор начал встречаться с блондинкой - Джулией, - которая подходила к нему в тот вечер в обеденном клубе. Мы даже сходили на двойное свидание. Было странно, но под конец вечера мне показалось, что нашей дружбе это помогло. Судя по взглядам Коннора, которые я ловила на себе время от времени, его чувства ко мне полностью еще не исчезли. Надеюсь, со временем он поймет, что мы друг другу не подходим.
В начале весеннего семестра Эштон переехал обратно в дом. Я частенько оставалась на ночь. Поначалу и это было странно, но Эштон быстро заставил меня забыть о нервах…и обо всем остальном, что не затрагивало его самого.
Сложнее было решить, оставаться ли в Принстоне дольше, чем до конца первого курса. Я подала документы для перевода в Майами, и, что не удивительно, меня приняли. Больше в Нью-Джерси меня ничто, кроме Эштона, не удерживало. Он заканчивал учиться в этом году, но в Нью-Джерси все еще оставалась его мама, и отец Рейган предложил ему место помощника тренера, пока он со всем не разберется. Несколько недель я обдумывала собственное решение и не была уверена, благодаря чему сама буду счастлива.
А потом, одним вечером, когда я лежала в постели и водила пальцем по кельтскому символу на его теле, Эштон сказал, что последует за мной в Майами, если я решу уехать. При помощи Штейнера он даже начал подбирать там хоспис. Роберт убедил его, что место помощника тренера всегда будет для него наготове.
И внезапно сложный выбор стал очень простым. И я поняла, что именно он правилен.
Мне хотелось уехать домой.
И хотелось привезти с собой Эштона.
Позади нас открывается дверь, и на мои плечи опускаются сильные руки.
- Ты не говорила мне, что в Майами так чертовски жарко, - ворчит мой красавец. Наклонившись, он ворует огромный кусок пирога с моей вилки, а потом целует в губы. Я взвизгиваю, когда мне на лицо падают капли пота.
Взглядом я обвожу его обнаженную грудь, покрытую потом. После переезда сюда он взял в привычку бегать вечерами без футболки, и каждую ночь из-за этого с моими гормонами творятся очень плохие вещи.
- Парнишка привыкнет, - слышу я позади себя бормотание Трента, вышедшего из дома. Он тоже весь в поту и без футболки, а на шее у него болтается полотенце.
Между Трентом и Эштоном разница в восемь лет, но уровень их зрелости, видимо, примерно одинаков, потому что они идеально сошлись. И пока я не уверена, что это о них говорит.
- Это что такое? Съезд потных мужиков? - Накинув покрывало на плечо, чтобы спрятать присосавшуюся к ее груди малышку, к нам присоединяется Шторм, а за ней по пятам следует третий потный мужчина без футболки - Бен. И вот так терраса оживляется людьми.
- Ты слишком быстрый, Принстон, - ворчит запыхавшийся блондин и дает пять Эштону.
Я улыбаюсь, услышав прозвище. Эштон всем сразу же понравился. В том числе, и небольшой группе женщин, прогуливающейся по пляжу. Каждый вечер мимо ходит одна и та же компания. Они обнаружили, что если именно в это время пройдут мимо нашего дома, скорее всего, увидят подтянутых, полуголых мужчин, отдыхающих на задней террасе. А то, что тут обычно еще сидим Кейси, Шторм и я, - лишь небольшое неудобство…
- Привет! - драматично машет им Кейси. Она так делает каждый вечер, наслаждаясь тем, что по ее мужчине пускают слюни. Она показывает на Трента. - Он стоит пять сотен за два часа! - Махнув в сторону Эштона, она добавляет: - Семьсот пятьдесят за него, потому что молоденький. Вы бы слышали, как с ним моя сестра кричит!
- Кейси! - огрызаюсь я, но запаздываю.
Все смеются, а я заливаюсь краской. Эштон наклоняется и прижимается губами к моей шее, словно этот жест отвлечет меня от такого унижения. Хоть я и вылезла из своей раковины сексуальной подавленности, к слову говоря, до сих пор предпочитаю оставлять личное…личным. Эштон уважает мое решение и не подкалывает меня так часто, как все. Но и устоять не может, когда остальные начинают прикалываться. Мне кажется, что теперь у них появилось намного больше поводов надо мной издеваться, и спасибо за это надо сказать приветственной вечеринке, где было слишком много "Джелло" и тонких стен.
- А что я? Ни монетки не стою, мадам Кейси? - Бен вопросительно разводит руки, а привлекательные черты его лица искажены в притворной обиде.
- Я им сама пять сотен заплачу, только чтобы ты от меня хоть на вечер отстал, - стонет Кейси. Но тут же подмигивает.
- Намек понят. Да и вообще, я собирался пивка в "Пенни" выпить. Эй, Принстон, уверен, что не хочешь, чтобы я тебе работу подогнал? Неплохие деньги, много…
- Нет уж, благодарю! - отвечаю я раньше Эштона. Ни за какие коврижки моя прекрасная средиземноморская модель нижнего белья не будет работать в стрип-клубе. У меня нет самоуверенности моей сестры.
Эштон пожимает плечами, а потом, сверкнув в мою сторону развратной улыбкой, произносит:
- Мне и здесь нормально. Кроме нее, и времени ни на что нет.
- По-моему, она похуже своей сестры будет, - кривится Трент.
Снова раздается смех, а мои щеки начинают пылать.
- А как насчет того, чтобы ты время занял долгим душем в одиночестве? - парирую я, для эффекта хлопнув его по твердому животу. И только потом до меня доходит, на что я намекнула. Все разражаются хохотом, а я прячу лицо в ладонях. Опять.
Сказать по правде, Эштон не торопится найти работу. В конце концов мы не стали переводить его маму в Майами. Она мирно умерла в конце апреля, прямо перед нашими экзаменами. В то утро, когда Эштону позвонили, я была с ним. Прижимала его крепко к себе, пока он тихонько плакал. И, по-моему, слезы эти были и от грусти, и от облегчения.
Осталось достаточно денег, чтобы у Эштона было время со всем разобраться. Он ни в коем случае не богат, но на некоторое время сбережений хватит. Шторм настояла на его переезде к нам, чтобы Эштона не отягощала рента. Он уже записался на уроки полета, и впервые сам решает, чего хочет от жизни. Мне кажется, он наслаждается каждой секундой этого процесса.
Оглядываясь в прошедший год, мне не верится, что мы с Эштоном произошли из таких разных семей - ведь моя была местом любви, а его - местом боли, и все равно оказались в одном и том же месте в одно и то же время: учась тому, как принимать свои собственные решения.
Единственное, с чем согласны мы оба, - на каждом шаге этого пути мы хотим быть друг с другом.
Глубоко внутри я понимаю, что медицина - неверный для меня путь, несмотря на все мои способности к обучению. Я поддерживала связь с детским госпиталем, пока не узнала, что химиотерапия Эрика и Дерека завершилась, и мальчиков выписали. И тогда я оставила в прошлом эту часть своей жизни. Теперь я серьезно обдумываю работу в сфере социальной защиты. И хотя легко не будет, ведь многие из детей сталкиваются с ситуациями худшими, чем Эштон, я знаю, что хочу осмысленно помогать детям. Так что, доктор Штейнер подыскал мне работу добровольцем в детском приюте, чтобы убедиться, что моя хрупкая натура с ней справится. А если нет? Что ж…
Вся жизнь - это череда проб и ошибок.
Мы с доктором Штейнером частенько разговариваем. А Эштон с доктором Штейнером еще чаще. Штейнер даже шутит, что он - наш семейный мозгоправ. А я говорю, что ему просто надо уже к нам переехать. Я все еще в поисках того, как правильно выразить свое благоговение перед этим человеком и тем, что он для всех нас сделал. Тем, что он продолжает для нас делать.
И то, что я подарю ему своего первенца, начинает казаться вполне подходящим вариантом.
- Когда твои друзья приедут, Ливи? - спрашивает Шторм, поправляя майку. Из-за фланелевой завесы, наконец, появляются пухлые щечки Эмили, и она удовлетворенно срыгивает.
- Завтра в обед. - К нам на несколько дней прилетают ребята и Рейган.
Они были сильно удивлены, узнав, что все это время мама Эштона была жива. И все же они просто встали рядом со своим другом в тот день в конце апреля, а потом чуть ли не до утра поминали с ним ее жизнь в клубе "Tiger Inn". Хотя Эштон и не мог раскрыть всех подробностей из-за договоренности с отцом, мне кажется, парни сами поняли, что жизнь их капитана была далека от наружной идеальности.
А Рейган? Ну, за исключением трехнедельной обиды, когда я сказала ей, что не вернусь на учебу осенью, Рейган была самой лучшей соседкой по комнате и другом, о которых только можно было просить. Она все также безумно влюблена в Гранта. Может, этого хватит, чтобы урезонить ее диковатые порывы.
- Отлично! Значит, завтра напьемся, - восклицает Бен, хлопнув в ладоши, а потом наклоняется и целует Эмили в щечку.
- Вонючка! - со смехом отталкивает его Шторм, наморщив нос.
- И на этом… - Бен звучно целует Шторм в лоб и направляется в дом, проорав: - Прощаюсь с вами!
Трент вытягивает над головой свои длинные, мускулистые руки.
- Идем в "Grill" сегодня?
- Да! Мне надо развеяться! - заявляет Шторм. Внезапно ее взгляд становится безумным. Словно она - загнанное животное. В каком-то смысле, так и есть. - Через часик домой придет Дэн, и мы с этими молочными подушками валим отсюда. Пойду-ка их опустошу. - И через долю секунды они с Эмили уходят сцеживать молоко.
За ними уходят и парни, споря о том, кто первым идет в душ, и снова оставляют нас с Кейси на террасе одних.
Долгое время мы молчим, пока я слушаю крики чаек и наблюдаю за успокаивающими волнами.
- Ты в курсе, что с того вечера прошел практически год? - Боже, все кажется настолько иным! Я - это все еще я. Но в то же время я так сильно изменилась.
- Хм. - Кейси замолкает и забирает у меня тарелку. - Ты имеешь в виду тот вечер, когда я сказала, что ты больная на всю голову? - Я вижу, что ее губы совсем немного задорно изгибаются, когда она расправляется с последним куском моего пирога.
- Ага, того самого.
Я вытягиваю руки и кладу их под голову.
И улыбаюсь.
Благодарности
Понять, кем ты мечтаешь работать, а потом воплотить в жизнь эту мечту - ничто иное, как чудо. Меня все еще удивляет, что это моя жизнь. И за нее мне стоит многих поблагодарить.
В первую очередь, я благодарю своих читателей. Кто-то из вас был со мной с книги "Anathema", а многие открыли меня с книгой "Десять крошечных вздохов". Я лелею вас всех. Именно потому, что вы выбираете мои книги, одобряете мою манеру писать и делитесь моим именем со своими друзьями и семьей, сегодня я добилась того, чего добилась.
Я благодарна фантастическим блогерам со всего мира - одним из самых пылких читателей, среди мне знакомых, - без вас эту страницу с благодарностями я бы не писала. Ни в коем случае. Особую благодарность я выражаю Aestas Book Blog, Autumn Review, Maryse’s Book Blog, Shh Mom’s Reading, Three Chicks and Their Books, Tsk Tsk What to Read, Natasha Is a Book Junkie и The Sub Club. Экстраособую благодарность - Мэнди из "I Read Indie Books" за твою рецензию на "Десять крошечных вздохов". По-моему, груженый мул покорил читателей. Я бы с легкостью перечислила здесь еще сотню блогов. Вы все были действительно удивительны.
Благодарна Хизер Селф - изумительному писателю, блогеру и другу. Спасибо за твои ненормальные таланты к придумыванию имен, настоянной на лаванде водке и заразительное положительное настроение. Жди, что однажды Канадия покажется на твоем техасском пороге. Готовься.
Благодарна Кортни Коул - спасибо за то, что прочитала "Одну крошечную ложь" под дулом собственного дэдлайна. Обожаю твои слова на обложке книги. Абсолютно обожаю.