– Еще медленнее, – велел Скотт, – и держись с достоинством, переходящим в гордость. Это тебе упражнение для преодоления застенчивости, так что временами я буду включать свет.
– У этого жакета только две пуговицы, и я еще не сняла его. Вряд ли я смогу проделывать это намного медленнее, чем сейчас.
– Только не снимай туфли, – напомнил Скотт.
– А как же мне снимать чулки, не снимая туфель? Аннабел еще не закончила говорить, когда зазвонил телефон. Она застыла на месте, впившись в него глазами.
– Надо было оставить трубку снятой, – сказал Скотт. – Не обращай внимания.
– Я не могу, милый. Я дала им твой телефон. Они сказали, что все может решиться сегодня, еще до наступления вечера. – Аннабел подбежала к телефону. – Алло! Да… Меня? Он, как чудесно! – Она обернулась к Скотту: – Ты слышал? Выбрали меня!
– Поздравляю, – отозвался Скотт без особого энтузиазма. Он знал, что начиная с этого дня Аннабел постоянно будет в центре всеобщего внимания, с ней будут носиться, осыпать комплиментами. Уже сегодня вечером о ней заговорит весь Нью-Йорк, и симпатичные парни, с которыми ей придется общаться по работе, будут звонить ей, посылать цветы и приглашать в ресторан.
Аннабел закружилась по комнате, раскинув руки.
– Как мы отметим это, Скотт?
– Давай поженимся, – твердо ответил Скотт. Аннабел, удивленная, остановилась:
– Ты это серьезно?
– Я тебе докажу, что да.
Спустя некоторое время Скотт сказал, высунув растрепанную голову из-под смятых простыней:
– Я не могу идти к алтарю с ложью на устах.
– В каком смысле?
– Я никогда не был в Гонконге.
– Значит, ты сам выдумал всю эту сексуальную чушь?!
– Не совсем… Ой! Ой! Мой брат работает на фирме, импортирующей игрушки, и однажды его послали на полгода в Гонконг. Вот он потом и рассказывал все эти странные истории… Ой!
Глава 10
Вторник, 27 мая 1958года
Клер, всегда мечтавшая посмотреть, как делается кино, упросила одного из своих знакомых по Олдермастонскому маршу раздобыть для нее гостевое приглашение на съемочную площадку. Стив, крупный, спокойный молодой человек, был художником-графиком и работал над титрами нового фильма, в основе которого лежала история из девятнадцатого века, изобиловавшая морскими приключениями.
Пока Клер добиралась до верфи Карджилл – одной из уже не использовавшихся территорий лондонских доков на Темзе, сразу же за Тауэрским мостом, – она совсем продрогла. День стоял солнечный, но холодный, скорее мартовский, чем майский, и Клер не раз пожалела, что не захватила с собой шарф: в костюме из зеленого твида и макинтоше от Берберри она все-таки чувствовала себя неуютно. Стив представил ее как независимую журналистку, после чего она, стараясь не бросаться в глаза, примостилась в сторонне, возле штабеля бочек, где в ожидании начала съемок стояли и сидели актеры в костюмах девятнадцатого века.
В течение всей предыдущей недели на студии "Пайнвуд" шли павильонные съемки; теперь они были закончены, и оставалось отснять несколько эпизодов на натуре. Предполагалось, что дело происходит в порту Ливерпуля, но оказалось, что снимать там невозможно, поскольку старые ливерпульские доки занесены илом, поэтому местом съемок была избрана верфь Карджилл, находившаяся на отшибе от тех доков, что еще работали.
Фильм назывался "Пшеничные гонки" и повествовал о двух братьях-соперниках. Старший, в поисках приключений, стал пиратом; младший, обаятельный молодой человек, слыл добрым и хорошим парнем, но по ходу дела оказывалось, что это не более чем личина. Получив в наследство трехмачтовую торговую шхуну, братья начали с того, что занялись перевозками, и понемногу, где праведными, где неправедными путями, создали целую фрахтовую империю, после чего младший принялся усиленно вытеснять из нее старшего. Накал страстей достигал максимума в эпизодах гонок с грузом пшеницы вокруг мыса Горн, когда братья, каждый на борту своего корабля, яростно боролись за первенство, а также за благосклонность супруги шкипера третьего судна.
Актеры, одетые моряками, разговаривали с режиссером – худым, болезненного вида человеком в дорогих джинсах. Лучше всех Клер был слышен голос Уильяма Холдена, игравшего старшего брата. Джастин Уоттон, стройный, гибкий, с золотисто-рыжей шевелюрой, лишь недавно стал получать крупные роли. В "Пшеничных гонках" он играл младшего из братьев-соперников. С ними сидела также Симона Синьоре, исполнявшая роль жены третьего шкипера.
Холден спорил с режиссером по поводу эмоциональной окраски одной из сцен:
– Если Симона будет так на меня смотреть, каждому тут же станет ясно, что она без памяти влюблена в меня!
Забыв о холоде, Клер завороженно наблюдала за актерами. Детально разобрав сцену, они дважды прошли ее, внося небольшие поправки.
Режиссер открыл было рот, чтобы скомандовать: "Мотор!" – но остановился:
– Здесь нужно навалить еще бочек, а то вон на том здании вполне современное окно попадает в поле зрения камеры. Надо закрыть его!
Клер, все еще стоявшая возле штабеля пустых бочек, посторонилась, чтобы не мешать кинувшейся к ним группе ассистентов, а потом снова заняла свое прежнее место.
Наконец все было сделано, хлопушка – на сей раз с надписью "Дубль 2" – снова установлена перед камерой.
– Мотор! – подал команду режиссер. Клер вскрикнула.
Ее кто-то толкнул в спину, она сорвалась с места и со всего размаху шлепнулась. Сверху на нее рухнуло чье-то тяжелое тело. Вокруг грохотали, подпрыгивая на булыжниках, раскатившиеся бочки.
– Черт бы вас всех побрал! – загремел прямо над ухом Клер мужской бас. – Кто так складывает бочки? Они же едва держались! Если бы я не оттолкнул эту девушку, ей бы все кости переломало!
Спаситель Клер наконец-то освободил ее от своего весьма немалого веса и помог ей подняться. Перед ней стоял крупный, уже не первой молодости мужчина с обветренным лицом, веселыми черными глазами и целой шапкой вьющихся черных волос, волосы курчавились и на его запястьях, и на груди под распахнутым воротом рубашки. Незнакомец внимательно посмотрел на ободранные руки Клер, ее грязное лицо и перепачканную одежду.
– Пойдемте-ка в костюмерную. Сейчас вызовем врача.
Выговор у него был явно американский.
– О, не стоит беспокоиться насчет врача. Мне просто нужно привести себя в порядок.
– Позовите врача! – приказал мужчина. Он хотел удостовериться, что девушка не получила никаких серьезных повреждений – предосторожность на тот случай, если ей потом вдруг вздумалось бы потребовать компенсацию под каким-нибудь фальшивым предлогом когда он улыбнулся, Клер заметила, что зубы у него кривоваты – хотя, очевидно, его самого это обстоятельство не слишком заботило, в отличие от других присутствовавших на съемочной площадке американцев, чьи великолепные, безупречно ровные зубы явно недешево обошлись их хозяевам.
Через час Клер снова была на съемочной площадке, но на сей раз ее усадили на полотняный складной стул самого режиссера. Большой, похожий на медведя человек, спасший ее – Сэм Шапиро, продюсер фильма, – сидел рядом. Атмосфера на площадке была несколько напряженной, но вокруг самого Сэма стояла какая-то аура беззаботного добродушия, что весьма расположило Клер к этому уже не первой молодости – должно быть лет сорока – человеку Постепенно она ощутила, как его напор и энергия, подобные тем, что исходят от крупного, сильного животного, буквально подчиняют себе все и вся.
– Как удачно, что я сегодня оказался здесь, – говорил ей Сэм. – Обычно я не присутствую на съемках.
– А как же вы следите за их ходом?
– Я каждый вечер просматриваю отснятое за день, и мы отбираем лучший материал.
– В таком случае, почему вы приехали именно сегодня?
Сэм пожал плечами.
– Съемки – всегда время очень напряженное, особенно последняя неделя: все устали, вымотались, тут вам и взрывы эмоций, тут вам и слезы. Режиссеру приходится особенно туго, вот я и заехал, чтобы немножко разрядить обстановку. Сейчас я выступаю не в качестве продюсера, а скорее дипломата: стараюсь, чтобы ребята не растерзали друг друга. Момент для всех крутой – ведь любой лишний кадр приходится как-то впихивать в график, а это всегда и для всех целая проблема. Кстати, сегодня вечером, когда стемнеет, нужно будет отснять пару эпизодов. У меня назначен обед с одним парнем, потом снова вернусь сюда. Как насчет того, чтобы съездить пообедать?
– Но я не одета для обеда.
– Кому какое дело? Даю слово, что вас не выгонят из ресторана.
Во время перерыва на ленч, когда актеры и съемочная группа перекусывали в соседнем кафе, то один, то другой подходил к Сэму Шапиро со своими проблемами, и тот решал их на месте, все так же энергично и добродушно. Он явно был человеком действия, и ему нравилось, что вокруг него все кипит и бурлит, что все эти люди, объединенные его волей, работают для воплощения его идеи. Клер заметила, что он щедр на похвалы и высказывает их тепло, от всей души и что так же, от всей души, искренне и раскатисто хохочет. Его широкая, кипучая, деятельная натура придавала ему обаяние, против которого было трудно устоять. Вместе с тем он прекрасно владел искусством убеждать, с безупречной логикой выстраивая и мастерски обосновывая свои аргументы. Казалось, нет такой ситуации, из которой он не нашел бы выхода, и такой проблемы, которой он не разрешил бы так, как счел бы нужным, при этом доказав всем, что действует так ради общего блага. Клер никогда раньше не встречала столь энергичного и столь авторитетного человека.
Однако от нее не укрылось, что за обаянием и умением убеждать у Сэма Шапиро прячется буквально взрывной темперамент. Когда исполнитель второй по важности мужской роли, сославшись на головную боль, попытался выпросить у него освобождение от съемок на всю вторую половину дня, спокойствие Сэма мгновенно улетучилось.
– Нет! – рявкнул он, обрушивая свой волосатый кулак на хрупкий столик из пластика вишневого цвета. – Я не собираюсь оплачивать последствия твоих пьянок, Джастин.
Эта вспышка явно была лишь слабым отзвуком той мощи, что крылась в неистовой натуре Сэма Шапиро, и именно поэтому его появление на съемочной площадке оказывало на всех присутствующих такое дисциплинирующее воздействие.
Клер все же успела заскочить на минутку на Честер-Террас, в лондонскую квартиру Элинор, чтобы переодеться в свое лучшее платье из черной тафты от Белинды Бельвиль и позвонить в офис комитета движения протеста против водородной бомбы, чтобы предупредить, что вечером не сумеет прийти на работу.
Вместо этого она обедала с Сэмом Шапиро средь алого плюша и позолоты Посольского клуба. Ей еще никогда не приходилось бывать где-либо с мужчиной намного старше себя, а отца она едва помнила, поэтому находиться в обществе Сэма, такого сильного и деятельного, ей было непривычно, но приятно: с ним она чувствовала себя как за каменной стеной. При появлении Сэма сидевшие в ресторане люди начали оборачиваться и перешептываться, и это тоже было приятно Клер.
За столом она сидела между Сэмом и его собеседником – щуплым, худосочным, с тоненькими усиками. Этот банкир встретился с Сэмом, чтобы сделать ему кое-какие деловые предложения, однако изложить их ему никак не удавалось, ведь каждую минуту к столику кто-то подходил чтобы поздороваться с Сэмом или перекинуться с ним парой слов.
– Я сто лет знаю этого парня, – шепнул Сэм на ухо Клер – Он представитель "Парамаунт", а я уже десять лет вплотную сотрудничаю с этой командой.
– Сколько же фильмов вы делаете в год? – поинтересовалась Клер.
– На один фильм обычно уходит два года Это конечно многовато, но я продюсер работающий – сам досконально влезаю во все детали. Конечно, это требует времени но иначе я не могу.
– Вы приехали в Англию из-за "Пшеничных гонок"?
Сэм покачал головой:
– Нет Я перетащил все свое производство в Лондон еще в прошлом году Сейчас снимать кино дешевле и проще всего в Европе – особенно в Италии и Англии.
– Сэм Шапиро! Привет! – Еще какой-то человек в безупречно сшитом смокинге хлопнул его по плечу и кивнул в сторону четвертого, пустовавшего позолоченного стула за их столиком – Можно присесть?
Представитель "Парамаунт" вздохнул и, протянув руку через стол вернул Сэму испещренный цифрами лист бумаги который просматривал.
– Похоже нам лучше обсудить это в другой раз. – Он улыбнулся Клер с которой едва успел обменяться несколькими словами. Он видел, что привлекает Сэма Шапиро в этой девушке врожденное благородство утонченность манер и то хрупкое очарование, которым веет от старинных пастелей. Одним словом, качества весьма отличные от тех, что ценились в Лос-Анджелесе.
Как только темно-синий "роллс-ройс" Сэма затормозил у верфи Карджилл, к нему подскочил режиссер.
– Этот ублюдок Джастин опять надрался, – сообщил он еще не успев как следует усесться.
– Днем у него еще со вчерашнего трещала голова – свирепо громыхнул Сэм – Я думал, у тебя хватит ума не давать ему воли, пока мы с ним повязаны.
– Я черт побери, к нему в няньки не нанимался, Сэм. Мы там сейчас с Биллом и Симоной проходили одну сцену. Кстати, хорошо бы тебе самому ее посмотреть. Так вот Джастин валяется в своей гримерной бесчувственный как труп, а вокруг целая куча бутылок из-под водки, которую он вылакал.
– Ему сделали промывание желудка?
– Конечно. Врач до сих пор там, у него. Но работать он не сможет.
– Свяжись с его агентом. Просмотри его контракт. Завтра первым делом мне нужны точные цифры во сколько нам обходятся его загулы. – Сэм выпрыгнул из машины и быстро зашагал к фургончикам, в которых размещались гримерные.
Но еще прежде, чем он успел подойти, дверь фургончика Джастина Уоттона распахнулась, и на пороге в желтом прямоугольнике света, обрисовался длинный тонкий силуэт самого Джастина. Увидев Сэма, актер угрожающе двинулся ему навстречу хотя ноги плохо слушались его.
– К черту эти съемки! к черту этот идиотский сценарий! К черту эти проклятые деньги! Все к черту! Всю эту пустую трату времени!
Сэм не тронулся с места.
– Единственный, кто здесь тратит время впустую, это ты, кретин.
Замахнувшись сжатой в кулак правой рукой, Джастин ринулся на Сэма. Но тот, с удивительной для такого крупного и тяжелого человека ловкостью, увернулся и схватил его за шиворот.
– Только, ради всего святого, чтобы его никто не бил! – крикнул он режиссеру – Если ему разукрасят физиономию, мы потеряем еще больше времени. Наденьте на него наручники и поливайте из шланга до тех пор, пока он не будет в состоянии работать.
– Хорошо, хорошо.
– Нет, погодите! – воскликнул вдруг Сэм. – У меня есть идея получше.
Быстрым движением закрутив руку Джастина за спину, он волоком дотащил его до края причала и столкнул в ледяную черную воду. Потом, повернувшись к присутствующим, добавил:
– Пусть кто-нибудь выловит его. Если этот подонок утонет, нам это обойдется еще дороже.
К часу ночи съемки наконец-то были завершены, отснятая пленка уложена в коробки и тогда Сэм вспомнил о существовании Клер. Он нашел ее в уголке съемочной площадки, где она сидела, зябко кутаясь в топазовую бархатную накидку.
– Извините, Клер. У меня на сегодняшний вечер были совсем другие виды. Но теперь, слава Богу, работа закончена, так что скажите мне, нуда бы вы хотели поехать? Может быть, куда-нибудь потанцевать? Или в ресторан?
Клер, которой очень хотелось выглядеть искушенной светской дамой лет двадцати шести, предложила:
– А что, если мы поедем поиграть?
– Все что вам угодно. Куда ехать?
Клер быстренько связалась по телефону со вторым своим "взрослым" знакомым – Адамом, и тот согласился отвезти ее и ее спутника к Майку, игорный центр которого был одним из наиболее популярных в Лондоне. Уже более года назад в столице состоялся довольно шумный процесс по делу некоего джентльмена, содержавшего подпольный игорный дом, и суд вынес оправдательный приговор; с тех пор полиция закрывала глаза на то, что на многих светских вечерах играют в азартные игры, которые, как ожидалось, вскоре должны были быть узаконены.
Сэм изредка любил поиграть, но на сей раз ему не везло, и, просадив около сотни фунтов в "железную дорогу", он решил остановиться. Они с Клер подошли к столу, где играли в рулетку.
– Не знаю, что происходит сегодня с этим колесом, – пожаловался, увидев их, Адам. – Я проиграл кучу денег. Пожалуй, пойду поговорю с Майком.
Майн неохотно согласился на новый заем.
– Смотри, – предупредил он брата, – ты уже почти исчерпал свой кредит, и тебе его не увеличат.
– Чепуха! Они же знают, что я привожу на игру джентльменов с толстыми кошельками. Так что фактически они наживаются благодаря мне! – когда Адам проигрывал крупные суммы, ему предоставлялась возможность играть в долг под один процент в неделю.
Майк не скрывал своего беспокойства:
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Ладно, ладно… Я слышал, ты ездил к отцу, – переменил тему Адам.
Майк счел за благо сделать то же самое:
– Да, вчера. Но должен сказать, что старику еще далеко до полного выздоровления.
Месяцем раньше Джо Грант, которому уже перевалило за шестьдесят, врезался на своем "мерседесе" в автобус и получил перелом грудины – не столь уж опасный сам по себе, однако сердце и легкие пострадали довольно серьезно.
– На уик-энд я снова собираюсь съездить домой. Хочешь, поедем вместе? – предложил Майк. – Я как раз думал обкатать новый мотоцикл.
Он до сих пор хранил все свои машины, начиная с самой первой, но теперь они стояли не в старом сарае, а в отличном гараже, рядом с гоночным одноцилиндровым "мэнкс-нортоном", мощным "нортон-интером" и стремительным, но шумным "BSA-голд-стар", который Майк использовал для загородных прогулок в компании друзей.
– Ну, куда же ты без мотоцикла, – отозвался Адам не то снисходительно, не то высокомерно. Успехи Майка весьма волновали его, но он старался не высказываться по этому поводу. Его удивляло и раздражало, что младший брат процветает, что у него прекрасный собственный дом на Итон-Террас, а себя он чувствовал униженным: в свои двадцать восемь лет он по-прежнему прозябал в темной и пыльной адвокатской конторе в качестве Клерка с грошовым жалованьем, и лишь недавно ему начали поручать более или менее важные дела. Напротив, Майк, вроде бы даже и без особых усилий, зарабатывал огромные деньги и проводил жизнь среди роскоши, в окружении красивых людей.
– А как поживает мама? – спросил Адам, снова меняя тему.
– С тех пор как отец попал в аварию, она не пропустила ни одного бриджа, – ответил Майк. – Даже, представь себе, вышла в полуфинал графства Суррей.
Сэм и Клер подошли, чтобы попрощаться. После их ухода Майк заметил:
– Он немного староват для Клер.
– Ну, в его деле тинэйджеры встречаются редко, – возразил Адам. – Шапиро был продюсером "Выжимателя ветра" и "Китобоя".
– Что? Тех самых фильмов Хамфри Богарта? Ничего себе! – Майк был явно заинтригован.
Напротив, на Сэма братья Грант не произвели особого впечатления. Клер была разочарована.