Однако именно в религиозной жизни – более чем в какой-либо другой области – мы слышим, как низшие классы стучатся в двери классов высших с таким упорством, которое не допускало отказа. Это заметили и сами римские писатели, которые жалуются на подъем superstitio наравне с уважаемой religio. Необразованные люди в духовном смысле менее независимы, чем те, кто приучен думать, и меньше способны нести бремя греха и тяжесть совести. Для них что-то соответствующее католической исповеди было насущной необходимостью. Государственные религии в эпоху своего расцвета могли подавлять такую тенденцию, но во время их распада, когда разукрашенные храмы и сложные церемонии были лишь свидетелями былого расцвета, народ пошел своим путем на поиски религии. История Второй Пунической войны впервые выводит на первый план религиозную политику римского правительства – будь то республиканского или имперского, языческого или христианского: это попытка контролировать религию масс, или, скорее, контролировать массы, пользуясь религией в качестве орудия. Весьма интересно наблюдать, как господствующий класс предоставил готовую государственную религию массам и сделал ее привлекательной в плане культа, и, когда это потерпело неудачу, тот же самый класс с умом приспосабливал и давал официальное признание любому чужеземному культу, который на тот момент был популярен и имел потенциал сдержать страх народа и заставить его сохранять спокойствие. "Сначала порядок": таков всегда был лейтмотив римской административной политики. При введении культа Великой Матери правительство фактически действовало под давлением народа; при этом правительство оказалось достаточно умным, чтобы скрыть это от возбужденного народа, и взяло на себя роль благодетеля, преподносящего народу новое религиозное покровительство, не дать которого оно не могло. Как и многие мудрые государственные деятели, римские правители притворялись, что ведут народ, хотя на самом деле это их вели. С дней прихода Великой Матери из Пессинунта до принятия христианства Константином мы видим, с одной стороны, всевозрастающий подъем религиозных культов и обычаев, принятых народом, а с другой – как правительство разрешает то, что в большинстве случаев оно просто не могло остановить [655] . Перед этими народными стремлениями бледнела и вся слава прекрасных богов греко-римского пантеона, и патриотизм императорского культа. Ни официальное безразличие, ни репрессивные меры не могли помешать давно подавляемым взглядам масс всплыть на поверхность. Культ Исиды – Сераписа, хотя его и больше всего преследовали, стал самым влиятельным потому, что народ этого хотел. Правительство тщетно пыталось заполучить монополию на бывшие в ходу средства обращения к сверхъестественному, однако народные суеверия сводили на нет все его усилия. Правительство признавало официальную divinatio, но народ прибегал к собственной, частной divinatio. Из Рима постоянно изгоняли "халдеев" и "математиков", однако они так же часто возвращались, поскольку они вели выгодную торговлю с массами. Вся желчность римских сатириков и презрение римских историков не могли остановить распространение иудаизма среди народа.
Массы начинали обретать сознательность, и они приносили с собой собственные формы религии – в основном восточной, хтонической и архаичной, – которые их привлекали; на разных стадиях высшие классы были вынуждены признать прогресс своих соперников в качестве fait accompli.
В этих народных стремлениях была как хорошая, так и плохая сторона. В минус мы можем записать слово superstitio, а в плюс – мистицизм. К первому относятся многие пережитки натурализма, которые никогда не умирали среди невежественных классов, еще когда город-государство переживал свой расцвет, и эти представления были воскрешены с новой силой; наконец, некоторые из них стали достоянием всех классов. Среди них были магические практики, с помощью которых можно было заставить божество подчиняться собственной воле, и вера в гороскопы, которая распространилась вместе с астрологической практикой. С другой стороны, в поиске религиозной поддержки у народа не было дальних политических мотивов; люди искали новой религии или новых религий в религиозных целях, и мы можем сказать, что в целом они с Божьей помощью двигались в правильном направлении.
Восточные культы, подвергшиеся влиянию тенденции к популизму, также смирились, чтобы победить. Почти все религии греко-римского мира стремились к популярности, и, хотя они никогда не пренебрегали никакой возможностью завоевать себе приверженцев среди высших и влиятельных классов, они старались завоевать наибольшее количество приверженцев среди масс, как будто бы понимая, что в конце концов vox populi превратится в vox dei.
Возникновение народных вкусов и народного самосознания наряду с соответствующим отступлением аристократического влияния – феномен, который сразу бросается в глаза любому, кто читает исторические свидетельства грекоримского мира; однако легче отметить это явление, чем уверенно назвать его верные причины. Во многом эти причины можно найти в следующем: 1) интеллектуальная дезинтеграция, рационализм и скептицизм высших классов, которые, потеряв веру в свою истинную религию и государственную церковь, уже не могли надеяться поддержать свое лицемерное притворство ради народных масс; 2) распад цивилизации городов-государств, которая была благоприятна для высших классов, не занимавшихся трудом; 3) экономические результаты римских завоевательных войн, которые, как и все великие смуты, как правило, обедняли бедняков и обогащали немногих; результатом было частичное или полное исчезновение среднего класса. Латифундии вытеснили крестьянских собственников, в то время как система рабского труда поставила под угрозу конкуренцию независимых ремесленников и буржуазии; 4) имперские проскрипции и репрессии, в результате которых члены высшего [656] , прежде всего сенаторского класса подвергались изгнанию, конфискациям и погибали, ослабляли престиж аристократов и заставляли массы в большей степени осознавать свою собственную силу. Капризы простого народа могли отдать власть в руки безответственных диктаторов. Решение большинства армии, в том числе провинциалов, могло отдать кому-то императорский пурпур. Важность народных чувств в решении судьбы империи или религии вынужденно мог ощутить на себе и император, такой как Юлиан; 5) возрастающее стремление августовского принципата к деспотизму, который не мог терпеть влиятельного аристократического класса, но принимал во внимание настроения и довольство масс; 6) все возрастающая численность и влияние провинциалов и чужестранцев в империи; 7) подъем и распространение религиозных и торговых коллегий, состоявших в основном из представителей низших классов.
О силе этого плебейского движения говорит то, какую дань ему отдавали более возвышенные движения. Огромная слабость орфической реформы состояла в том, что у орфиков не хватило смелости отказаться от народной основы и ритуалов своей религии. Стоики пошли на компромисс с народом, переняв его мифы и объясняя их в эзотерическом ключе с помощью аллегорического экзегезиса. Неоплатонизм не избежал очарования суеверия; он выродился в отвратительную теургию или оккультизм. Монархия – как диадохов, так и римлян – с подозрением относилась к духовным движениям [657] , которые нарушали покой народных масс. Религии мистерии удовлетворяли народным вкусам. Даже христианство до сего дня сохраняет следы некоторых народных верований и практик из мистерий.
VI. Еще одним обстоятельством, которое было в высшей степени благоприятно для успеха восточных религий, было господство астрологии , или астрализма , природа и влияние которого на античный мир были раскрыты в наше время такими учеными, как Узенер, Буше-Леклерк, Райтценштайн, Кюмон, Куглер, Болл. В Греции и Италии существовал примитивный, глубоко укоренившийся мистический элемент [658] , который, как и хтоническая теология, не мог выступить независимо в дни расцвета классической религии, но оживил позднее язычество и придал ему новую энергию веры во время последней борьбы. Такова была "божественная мантика" у греков и несколько иной феномен, Divinatio, в Италии; вера и в то и другое выросла из инстинктивного желания общаться с божеством и из убеждения, что для жизненных целей божество дарит откровения своей воли и будущего. Здесь была точка соприкосновения для астрализма в греко-римском мире: здесь он сделал устарелыми принятые до сих пор методы исследования "будущего и его невидимых вещей".
Что касается связи астральной религии с восточными культами, Кюмон пишет [659] : "Ее успех был связан с успехом восточных религий, которые ее поддерживали, как и она поддерживала их… Астрология была религиозной по своему происхождению и принципам; она была религиозна и в ее близком союзе с восточными культами, прежде всего с культом сирийских Валов и Митры; она была религиозной также и в воздействии, которое она оказывала".
Не может быть случайным то, что могущество восточных культов и астрологии возрастало pari passu и наоборот. Однако астрология влияла не только на культы церковного типа, такие как культы Сирии, Египта и Персии, но также и на полуфилософские религии, как, например, герметизм и гностицизм. Астрология происходила из Вавилонии, где она разрабатывалась ее первоначальными обитателями – шумерами – и была ими оставлена в наследство как наука и как вера вавилонянам, от которых она перешла к персам, в религии которых астрология играла продолжительную и важную роль – как в маздеизме, так и в митраизме. Астрология начала свое успешное продвижение на Запад в результате завоеваний Александра.
"Она берет свое начало с распада жреческих коллегий на Евфрате… и изгнания оттуда младших жрецов, которые отныне должны были сами зарабатывать на жизнь, и затем с того факта, что научные исследования и математический гений греков сделал расчет расположения небесных тел в любую дату и час достаточно простым делом" [660] .
Союз халдейского жречества и греческой науки продолжался и был характерен для астральной религии и в последующие века, особенно в эпоху империи [661] . Астрология, как правило в союзе с магией, по природе своей была высокоспециализированным искусством, сначала в основном аристократической [662] религией-наукой, однако из-за ее практической применимости для жизни она вскоре стала привлекательной и для народа, и, несмотря на полицейские распоряжения и императорские преследования против тех, кто практиковал ars mathematica damnabilis, астрология завоевала всеобщее признание: в нее твердо верили как образованные и правящие классы, так и низшие слои [663] . Стоики в общем и целом приняли ее, и именно в основном через учение Посидония астральная религия прижилась на Западе [664] .
Можно указать на много аспектов, в которых астрализм содействовал распространению восточных культов – как путем союза с ними, так и результатами, которые он производил.
Практика астрального учения неизбежно влекла за собой тщательное созерцание сияющих небесных тел, которое никогда не переставало вдохновлять и пробуждать некое религиозное чувство. Красота восточной ночи, длительное и молчаливое созерцание, острая религиозная цель наблюдателей – все это вместе вызывало дух мистического экстаза или космического чувства, к которому обращались мистерии [665] и которое они, в свою очередь, увеличивали [666] . Поднимая, таким образом, человека над самим собой, вызывая желание общения с божествами сверкающих созвездий, уменьшая чувство расстояния между небом и землей, обращая чувства человека к будущему, астрология работала в той же области, что и религии мистерий.
Астрология также стала кормилицей господствующей мистики стихий, согласно которой душа становится частью того, что созерцает, и элементы, из которых она состоит, родственны элементам, из которых состоит космос [667] . Таким образом, она предлагала синтез, или связующую нить, которую тщетно искали древние философы в религиозной симпатии или гомеопатии элементов вселенной.
Астрология связала своих приверженцев с восточными жрецами, поскольку астрология была религиозной наукой, которой занимались с незапамятных времен жреческие коллегии восточных храмов. По своему происхождению она была жреческой, и ее приверженцы не забывали, что она пришла из храмов Халдеи и Египта. "Библия астрологии" была египетско-греческим продуктом [668] – книги, которые распространялись под именами Нехепсо и Петосириса [669] со II века до н. э. До конца она оставалась столько же верой, сколь и наукой. "Даже на Западе она никогда не забывала своего жреческого происхождения и никогда более чем наполовину не освобождалась от религии, которая породила ее; и в этом отношении она связана с восточными культами" [670] . Астрология, таким образом, повысила престиж восточных жрецов на Западе, поскольку в астрологии они были специалистами по тайной науке, касавшейся людских дел и влиявшей на всю жизнь человека. Она придавала им достоинство и авторитет подобный тому, который страх отлучения придавал средневековому священнику.
Следует также заметить, что астрология – поскольку она обладала незапамятной древностью и могла похвалиться использованием научных методов – отвращала людей от западных религий, делая греческие и римские способы предсказания будущего устаревшими. Учение авгуров было практически заброшено; то же самое произошло и с учением гаруспиков. Оракулы, хотя и возродившиеся при империи [671] , не могли конкурировать с халдеями и mathematici по количеству вопрошавших. По поводу важных политических и военных дел уже не обращались больше с той же уверенностью [672] в достопочтенные Дельфы, но консультировались с предсказателями и составителями гороскопов с Востока.
Астрология приносила пользу религии, распространяя свое влияние на ту сторону монотеистической тенденции, которой благоприятствовали и восточные культы. Хотя халдеи обращали наибольшее внимание на звездное воинство, они не могли не признавать, что первое место среди семи планет и звезд занимает Солнце. Солнце, источник тепла и света, стало главным небесным божеством, и солнцепоклонничество стало конечным результатом астрализма. Из главного среди небесных тел Солнце стало воплощением их всех: произошел обычный переход от генотеизма к монотеизму. Почитание Солнца стало существенной чертой и фактически центром [673] всех нехристианских религий в конце империи. Боги мистерий, такие как Серапис, Аттис и Митра, были приведены в самую близкую связь с Солнцем и, наконец, отождествлены с ним. Таким образом, астрология направила внимание людей на небеса, и среди небесных светил Солнце было признано главным, источником жизни и света, и затем его сочли высшим символом божества, заключающим внутри своей сферы все другие светочи; наконец, божества мистерий были вынуждены уподобиться высшему Солнцу. Такой солнечный монотеизм, одна из наиболее поздних черт язычества, возник в Сирии, главным центром которой была Пальмира, руины которой и до сего дня красноречиво свидетельствуют о торжественном характере солнечного культа. В лице Гелиогабала на императорский трон взошел первосвященник бога-Солнца и распространял культ Sol invictus Elagabal более усердно, чем к тому были готовы его подданные; в последней трети III века Аврелиан, сын жрицы бога-Солнца, провозгласил Sol invictus защитником империи и императорского дома, назначив для этого культа коллегию понтификов. В первом десятилетии IV века (307) Диоклетиан провозгласил Митру Sol invictus, богом-покровителем империи – fautori imperii sui.
Такова была основная польза [674] от астральной религии восточного мира. Однако было и два пагубных последствия , которые происходили не полностью, но в основном от астрологии. По самой своей природе астрология не могла не быть религией фатализма [675] , и более чем какой-либо другой фактор она сделала Судьбу настолько страшной и давящей силой, что мы едва можем в это поверить. Астрология также соединилась с практической магией и подводила к ней – проклятие, от которого нехристианские религии греческого и римского мира никогда не избавились полностью. В первом отношении, питая детерминизм, астрология вызвала болезненное желание найти лекарство или облегчение от него, в поисках чего многие стремились к религиям мистерий [676] , которые обещали священную благодать, божественную симпатию и участие в победе божества и, наконец, бессмертие среди звезд, посредством которого душа поднималась через сферы, чьи созвездия оказывались всемогущими в благе и зле для человека. В последнем отношении, поощряя магию, ритуалы культов мистерий часто вырождались в средство заставить бога действовать для своих эгоистических и даже безнравственных целей. К несчастью, религии мистерий в своем прозелитическом усердии были не слишком щепетильны в выборе союзников, с судьбой которых они связывали себя. Некоторые из этих союзников, как, например, императоры с их благосклонностью, оказывались весьма ненадежными; другие оставались верными своим восточным симпатиям до самого конца, но в то же время высасывали жизненные соки и в конце концов останавливали прогресс терпимых культов, которые завоевали их симпатию. В конце этой долгой борьбы победить суждено было той религии, которая полагалась на свои внутренние заслуги и участвовала в завоевавшей мир вере своего Основателя.
VII. Возрождение хтонической теологии. В процессе возрождения хтонической теологии в греческой религии возникло интересное движение, которое изменило весь ее последующий характер и взгляд на мир [677] и дало ей то эсхатологическое направление, которое в конечном счете привело к легкому принятию восточных культов мистерий [678] . Это было демократическое движение, в ходе которого сельские божества простого народа выдвинулись на передний план, в то время как уранические и аристократические боги отступали. С самого древнего периода религиозной истории Греции мы видим следы существования двойственных культов [679] – олимпийцев, или небесных богов, и хтонических или катахтонических божеств земли и подземного мира. Однако происхождение хтонических божеств и стадии, в ходе которых они достигли заметного места в истории такого народа, как греки – которые были более свободны от суеверий и меньше боялись сверхъестественного, чем их соседи, – скрыты от нас. В некоторой степени параллельные явления мы находим в религиозном развитии, посредством которого восточные культы, принятые народом, были навязаны римскому правительству после Второй Пунической войны; в том, как на поверхность всплыли народные способы общения со сверхъестественным или использования его в своих целях, и в том, как в римской религии распространилась и укрепилась мрачная вера в манов и лемуров .