В октябре 1940 года на юге Франции прошла испано-германская встреча в верхах. Адмирал Канарис заранее предупредил фюрера, что на переговорах тот увидит перед собою "вместо героя сосиску". После встречи Гитлер в бешенстве назвал каудильо "иезуитской свиньей". Отсутствие подробного отчета о беседе позволит позднее, уже после войны, пристяжным Франко утверждать, будто тот путем искусной риторики мужественно противостоял давлению рейхсканцлера. Верить в это нет никаких оснований: в секретном протоколе ясно фигурирует обязательство Испании вступить в войну на стороне Германии.
Чувствуя угрозу Британии на Балканах, Гитлер решил перекрыть для нее Средиземное море и с этой целью втянуть Испанию в войну. Франко же не торопился, все еще не был уверен в поражении англичан. Его Генеральный штаб докладывал: вооруженные силы к военным действиям не готовы, экономика развалена, среди гражданского населения свирепствуют голод и эпидемии, на улицах дерутся за корку хлеба.
Фюрер понимал, что на Испанию рассчитывать нельзя, даже как на плацдарм для штурма Гибралтара, и перестал считать ее серьезным партнером. Геббельс вообще называл Франко "пустомелей, неумным и трусливым выскочкой, чванливым, самодовольным, пришедшим к власти на немецком горбу вместо того, чтобы завоевать ее собственными силами". Это не мешало, правда, гитлеровскому военному командованию готовить операцию "Изабелла" – по переброске дивизий вермахта через Францию в Испанию на случай, если англичане высадятся на ее территории.
Возомнивший себя действительно великим стратегом, Франко на приеме по случаю Дня Каудильо принимал глав дипломатического корпуса в тронном зале королевского дворца, стоя на возвышении, в то время как послы гуськом должны были проходить мимо и кланяться ему. У него выработалась собственная манера рукопожатия: подавать руку так низко, что даже нормального роста человеку приходилось нагибаться, чтобы пожать ее.
В это время более сотни тысяч противников его режима сидели за решеткой или работали в "каторжных бригадах", погибая от голода и издевательств надсмотрщиков. Паек обычных граждан составлял двести пятьдесят граммов хлеба в день. Когда же фалангистский поэт Дионисио Ридруэхо на аудиенции у каудильо обмолвился о коррупции в верхах, тот ухмыльнулся и благодушно заметил, что в старые времена победители получали титулы и земли, а поскольку теперь с этим трудно, ему приходится закрывать глаза на их проделки. Насчет того, что в махинациях на продаже оливкового масла замешан и его родной брат, диктатор помалкивал, как и о своей супруге, большой любительнице ценных подарков, прямо влиявшей на высокие назначения…
Нападение Германии на Советский Союз для Франко было как бальзам на душу. Его министр иностранных дел тут же выразил восхищение германскому послу в Мадриде и сообщил о готовности послать на восточный фронт регулярные части.
В экспедиционный корпус "Голубая дивизия", названный так по цвету форменных рубашек членов Фаланги, записалось восемнадцать тысяч молодых католиков. Их главарь призывал: "Святой крест, хотя война и не ведется под его знаком, зовет тебя на поле брани. Эта справедливая война ставит своей целью обескровить коммунистического монстра, врага европейской цивилизации, которая является цивилизацией в той мере, в какой она есть христианская". Дух новых "крестоносцев" подстегивали и церковные иерархи, хотя совершенно очевидно было, что цели нацистского рейха никак не связаны с католицизмом.
Формально власти отмежевывались от экспедиционного корпуса, и, когда послы делали запросы о "Голубой дивизии", то им разъяснялось так: идут две войны сразу, а Испания участвует в "крестовом походе" против России, не вступая в войну с западными державами. В Германии дивизию включили в состав вермахта под № 250, заставили ее солдат принести присягу на верность фюреру и отправили на восточный фронт. Некоторые испанские генералы посчитали такой шаг Франко весьма рискованным, ибо опасались, что Сталин объявит войну Испании. Опасения не оправдались.
Приободрившись и выпятив вперед живот, затянутый широким красным поясом с кистями, каудильо заявил перед Национальным советом Фаланги о своей уверенности в исходе мирового конфликта: "Германские армии ведут битву, которую христианская Европа жаждала столько лет. В этой схватке кровь испанской молодежи смешается с кровью наших товарищей по Оси и станет убедительным подтверждением нашей солидарности". Сделав очередное помпезное заявление, генералиссимус отправился в горы на свою излюбленную охоту, отстреливать козлов и прочую живность.
Как боеспособная единица "Голубая дивизия" продержалась лишь до ноября 1943 года, бесславно завершив свой "крестовый поход". Отдельным добровольцам разрешено было остаться воевать в составе войск СС. Командира дивизии генерала Грандеса фюрер наградил почетным боевым орденом…
Хотя на восточном фронте уже произошел перелом и войска вермахта отступали, Франко продолжал поставлять в Германию вольфрамовую руду – важнейший элемент оружейной стали и бронебойных снарядов. Помимо вольфрама, рейх снабжался орудийными стволами, сотней тысяч патронов ежедневно, обмундированием, аммиаком, цинком, глицерином, железной рудой, свинцом, никелем. В германской военной промышленности работали около сотни тысяч испанцев.
Сохранялись и объекты абвера на территории Испании. После падения летом 1943 года режима Муссолини итальянские военные суда нашли пристанище в испанских портах. Франкистская пропаганда убеждала испанцев, что "секретное оружие" вот-вот появится в Германии и сделает ее непобедимой, а отступление немцев – мастерский ход Гитлера.
Франко положение на восточном фронте уже начало тревожить, и он потихоньку размещал свои личные деньги в швейцарских банках. Посылая регулярно льстивые поздравительные телеграммы Гитлеру, все же воздержался от поздравления по случаю удачного исхода покушения на фюрера 20 июля 1944 года. За три дня до этого, в связи с восьмой годовщиной своего мятежа, публично отверг обвинения стран антигитлеровской коалиции в недемократичности его режима. Высшая демократия, как он заявлял, состоит в свободном претворении в жизнь евангельских заповедей, чем якобы и занимаются фалангисты – полумонахи и полусолдаты.
Штатные пропагандисты стали особо выделять его призывы к миру в Европе, всячески подчеркивать, что перед лицом коммунистической угрозы он готов к мирному сотрудничеству в послевоенный период, но при условии проявления уважения к "особой политической системе Испании". Когда же в августе 1944 года войска союзников вошли в Париж и среди них отряды испанских республиканцев, участников французского Сопротивления, отдал приказ занимать вдоль границы с Францией оборонительные рубежи – из опасения как бы они не перешли и ее.
Вместо фотографий фюрера и дуче в кабинете каудильо на столе появились портреты Папы Римского Пия ХII, тоже с дарственной надписью и в рамке. Свое пособничество государствам Оси он уже называл "серией мелких инцидентов", отвергал обвинения в диктаторстве, оправдываясь тем, что "некоторые особенности испанского темперамента" сделали-де невозможным сохранение демократических институтов в Испании. И, естественно, восхвалял католическую религию как основу своего "государства органической демократии".
Осенью 1944 года Франко набрался сразу глупости и наглости направить письмо Черчиллю, в котором утверждал, что после разгрома Германии единственными державами в Западной Европе будут Испания и Британия. Более того, предложил английскому премьеру заключить с ним двусторонний союз и даже запросил место для своей страны на послевоенной мирной конференции.
Церковные иерархи проявляли уже больше осторожности в своих пасторалях. Примат католиков попытался даже разъяснять, что мировая война, мол, не имела никакого отношения к испанцам и, если гражданская война была "крестовым походом в защиту Бога и родины", то целью мирового конфликта являлись "экспансия и захват власти".
Заискивая перед американцами, Франко заверял по дипломатическим каналам, что у него в тюрьмах содержатся всего двадцать шесть тысяч политических заключенных. Реально же их там было в несколько раз больше, если учесть формально зарегистрированных уголовниками. Испанию каудильо называл "святой, честной и щедрой", а установленный им политический режим уникальным, устранение которого откроет дверь коммунизму. Одновременно продолжал предоставлять убежище нацистским преступникам, не разрывая отношений с рейхом вплоть до последнего дня войны.
* * *
Вождь нации уже все больше разыгрывал из себя авторитарного католического правителя и чуть ли не христианского демократа. Однако на Потсдамской конференции главы стран антигитлеровской коалиции решили не принимать Испанию в ООН именно из-за характера франкистского режима и связей его со странами Оси. Когда на одном из совещаний в Мадриде кто-то из генералов выразил неудовольствие по этому поводу, Франко заметил: "Не вижу причин для беспокойства. В чем, собственно, дело? Твоя мыльная фабрика ведь работает, не так ли?" Тем самым он намекал генералам, что ему прекрасно известно: многие из них занимали прилично оплачиваемые посты в правлениях различных компаний, обеспечивали им дефицитное сырье и электроэнергию. В лояльности военной верхушки у него сомнений не было, а это главное, если хочешь удержаться у власти. Присвоив себе королевские привилегии и звание генералиссимуса, многих своих соратников он возвел в дворянское достоинство, удовлетворив таким образом их "духовные" запросы.
Поначалу Испанию не включили и в План Маршалла по экономическому восстановлению Западной Европы. Помощь ей оказывали лишь Аргентина и Португалия, где у власти стояли военные. Дабы не выглядеть совсем уж изгоем, в 1947 году Франко разработал Закон о наследовании: испанское государство провозглашалось "католическим, социальным и представительским, которое, следуя традициям, объявляет себя королевством". Главой государства назван "Каудильо Испании и Крестового похода, Генералиссимус Вооруженных Сил Дон Франциско Франко Баамонде".
Итак, дружбы со странами Оси словно и не было. Вместо фашистского обличья монархический фасад, закрепляемый положением о том, что будущий король должен поддерживать фундаментальные основы такого государства и, если отойдет от них, может быть смещен. В этом государстве предусмотрен законодательный орган – кортесы (парламент), депутаты которого являются членами Фаланги и высокопоставленными правительственными чиновниками. Санкционировать принятие закона мог только Франко и никто другой. Королевский престолонаследник, принц Хуан Карлос предпочел, однако, мирную передачу власти без всяких дополнительных условий. Диктатор уломал его, вынудив присягнуть на верность Фаланге.
Несмотря на жесточайшие полицейские репрессии, в "социальном и представительском государстве органической демократии" постоянно вспыхивали забастовки промышленных рабочих, особенно в Стране Басков. Владельцам предприятий приказано было увольнять забастовщиков, если они к тому времени не будут посажены за решетку. В городских рабочих районах многие ходили в лохмотьях, под Барселоной и Малагой жили в пещерах. Норма выдачи хлеба сократилась до 150 граммов в день…
Еще в период гражданской войны Франко обещал уйти в отставку по ее завершении, зажить спокойной семейной жизнью где-нибудь на природе, занимаясь охотой и рыбалкой. И он действительно поселился на природе – в загородном дворце Пардо неподалеку от Мадрида. Его супруге донье Кармен дворец не понравился, ее больше устраивал королевский Паласио де Ориенте. Супругу удалось урезонить только ссылками на пустую казну.
"Наш режим живет своей жизнью и никакой передачи власти не готовит, – разъяснил каудильо. – Мы не будем оставаться словно в скобках промежуточной диктатурой". Да какие там скобки, если даже епископы, перед вступлением в должность принося клятву "перед Богом и святыми евангелиями", торжественно обещали "быть преданным Испанскому Государству и уважать его Главу". Журналисты клятвенно обещали "перед Богом, Испанией и ее Каудильо служить на благо Единства, Величия и Свободы Родины с полной и абсолютной преданностью принципам Синдикалистского Государства, не позволять никогда, чтобы их рукою водили ложь, злопыхательство и личные амбиции". Не зря же Франко получил журналистское удостоверение № 1.
В качестве дополнительной гарантии действовал Закон о государственной безопасности 1941 года, предупреждавший о наказании восемью годами тюрьмы за оскорбление главы государства. Богохульство, кстати, наказывалось меньшим сроком, хотя Франко вроде был ниже рангом Господа Бога. Испанец обязывался испытывать трепет перед главнокомандующим всеми родами войск, великим полководцем-победителем над всеми врагами. Ну, а кому это непонятно, идеолог Церкви Лопес Морант втолковывал: "Грех совершают подданные, которые отказываются относиться с должным почтением к Вождю нации, насмехаются над ним или его изображением, словом устным и письменным оскорбляют его или презирают".
В школах заучивали наизусть и повторяли хором: "Кто есть каудильо? Генералиссимус Испании. Он геройски воевал и в тяжелой войне победил заклятого врага. Сейчас он вождь, который руководит нашей страной и очень ее любит. Что я сделаю для каудильо? Буду любить его, как он меня любит. Буду хвалить его, как он того заслуживает, и работать, чтобы Испания занимала достойное место в мире, которое желает ей каудильо. Да здравствует Испания!"
На стенах в классах висели рядом с распятием портреты Вождя нации, дабы напоминать школьникам, кто ведет страну к победам, кого надо любить и чьим указаниям следовать. "До чего же красива наша школа! – можно было прочесть в учебниках по истории. – Во всех классах видны изображения Бога, Богородицы и Главы Государства. Я смотрю на Господа при молитве и на Деву Марию, когда хочу быть лучше. Портрет Франко висит на стене, потому что он стоит во главе Испании и представляет ее. Благодаря Франко Испания сегодня – одна из главных наций мира. Испания верит в Бога, и мы верим во Франко всей душой. Он несет ответственность только перед Господом и Историей, как герой-сверхчеловек. Наше знамя склоняется перед ним и Священным Писанием".
Для пущей доходчивости во все школы разослано учебное пособие типа вопросника с готовыми ответами, который надо было заучивать как "Падре нуэстро" (Отче наш): "Испания католическая страна или нет? Самая католическая в мире, ее даже не с кем сравнивать. Есть ли еще страна, способная одержать победу в войне, которую одержала наша страна благодаря духу наших солдат, а потом еще противостоять самым сильным государствам мира? Нет такой страны. Где еще народ имеет главу государства, генералов, губернаторов, министров – всех искренних католиков? Нигде. Где еще люди столь горячо защищают свою веру, проповедуют милосердие и жертвенность? Только в Испании".
Ученикам рекомендовано практиковать традиционный испанский обычай: при встрече со священником на дороге или улице подойти к нему и припасть губами к его руке. Кроме того, никогда не говорить о нем ничего плохого, только хорошее и всегда в его защиту, если на него совершаются нападки или наветы.
Автор многих школьных учебников, иезуит Айала наставлял детей уму-разуму: "Господь очень любит Испанию, потому и поместил ее в лучшем месте на земле, где ни очень холодно, ни очень жарко. В других странах либо все покрыто льдом, либо так жарко, что жить невозможно. Посвятим же все свои силы тому, чтобы Испания никогда не теряла своего имперского предназначения, не сходила с пути, который ей уготован Историей и Судьбою. К сожалению, однажды ей пришлось сойти с этого пути, но чтобы вернуть ее обратно, вел победоносные битвы наш каудильо".
Члены Ордена иезуитов поставлены и во главе многих университетских кафедр. Для них студенты, которые не ходят в церковь молиться, не могут считаться испанцами, а человек равнодушный к Богу – нехороший гражданин и предатель родины. На каждой своей лекции они в той или иной форме и по любому поводу вталкивали аудитории: "Молодой испанец больше всего на свете должен любить Бога, Деву Марию, Родину, ее славное знамя и каудильо, своих начальников и старших наставников".
Получая в Саламанкском университете звание почетного доктора теологии, Франко назвал Испанию "любимой избранницей Божией, которая служит Церкви, как никакая друга страна". Вождь нации заверил: "С нами не только правота, но и сам Господь Бог!" Тем временем все христианские конфессии, кроме католической, строго ограничивались своими "гетто", а брак считался законным, только если заключен по католическому обряду. За их активную поддержку "крестового похода" вождь предоставил католическим иерархам право надзора за содержанием всех образовательных программ. На практике такой идеологический контроль выходил далеко за рамки цензуры, позволял следить за политическими взглядами преподавателей, увольнять с работы не особо правоверных католиков или просто людей, мысливших чуть посвободнее.
Первым делом церковь запретила совместное обучение в школах, ввела специальные для девочек программы и наложила запрет на любую информацию, проливавшую свет на "тайны секса". Оправдывалось это тем, что девочек нужно обучать выполнению ими традиционной роли, которую издавна выполняли женщины в испанском обществе. Врачами и адвокатами, например, им становиться не обязательно, лучше – домохозяйками или воспитательницами детей, учительницами или санитарками.
Мальчишкам и девчонкам навязывалась мысль о противоположном поле как о чем-то страшном, холодном, чужом. Дружеские отношения между учеником и ученицей, проявление между ними симпатии и заботы наказывались или ставились им в упрек. Все связанное с сексом приравнивалось к греху. Мальчикам категорически запрещалось держать руки в карманах и, сидя на стуле, класть ногу на ногу. Девочкам – оголять руки, носить короткие юбки. Школьные наставники в сутанах считали, что секс – это тайна, которую нельзя выставлять на свет как творение Божие. Такого понятия вообще не должно быть в головах молодых, да и немолодых католиков и католичек.