Анастасия, которая еще пятнадцать минут назад вопила, что хочет идти гулять, категорически отказалась одеваться и выходить из дома. Катерина, измученная недосыпанием и душевным разладом, пошла на банальный подкуп (до чего обычно не опускалась) - пообещала на обратном пути зайти в магазин и купить что-нибудь. Непедагогичный прием позволил ей одеть дочку и дотащить до нужного дома с минимумом усилий. Правда, посмотрев на ступени, Настя решительно сказала, что ножки у нее устали, и пришлось нести капризницу на руках. У двери Катерина поправила волосы, заново перетянув хвост черной бархатной резинкой, и решительно позвонила.
Клавдия Васильевна с интересом разглядывала стоящую перед ней женщину. На девочку она взглянула мельком - та спряталась за мать, и таращиться на нее - значило напугать еще больше. Катя быстро извинилась, что пришла без звонка - встретила на улице одноклассника, и он посоветовал зайти. Дочка простудилась, а не дома это всегда особенно тяжело...
- Входите. - Клавдия Васильевна посторонилась.
Оглядев гостиную, Катерина оценила старинную мебель и массивные шкафы с книгами. Потом принялась с интересом разглядывать картины. Пока Клавдия Васильевна заваривала неизменный чай, молодая женщина пришла к твердому выводу, что по крайней мере три полотна - подлинники. Русские художники начала двадцатого века. Когда хозяйка вернулась в комнату с подносом, Катя кивнула в сторону картин:
- Не боитесь? Вы ведь дверь открыли, даже не спросив.
- Не боюсь. Я, видите ли, фаталистка. Да и народ у нас в этом не сильно разбирается.
Пирожки у Клавдии Васильевны оказались вкусными, и Настя несколько примирилась с пребыванием в незнакомом, странно пахнущем месте. Ну а когда хозяйка принесла ей музыкальную шкатулку с танцующей куколкой и разрешила сколько хочешь открывать и закрывать крышку, восторгу девочки не было предела. Она занялась игрушкой, а Клавдия Васильевна написала, как пользоваться травками, как парить ножки и что еще сделать, чтобы сопли побыстрее прошли.
Инструкции она завершила словами:
- А лучше всего девочке будет, если вы разберетесь в своих чувствах, станете прежней мамой, а не комком нервов.
- Это так заметно? - грустно спросила Катерина.
- Конечно. И прежде всего ребенку - дети ведь все чувствуют. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы приехали сюда спрятаться от каких-то проблем, не так ли?
- Можно и так сказать, - медленно ответила Катерина.
- Разве вы не знаете, что это невозможно? Даже если человек ничего не предпринимает, а просто плывет по течению, это тоже выбор. - Клавдия Васильевна помолчала, но Катерина не спешила вступать в разговор, тогда пожилая женщина продолжила: - Знаете, есть такая теория, что каждый из нас за свою жизнь делает выбор несколько раз. И сделай мы его по-другому - это была бы другая жизнь. Мы как бы идем мимо тех, непрожитых жизней. И кто знает, что было бы, поступи мы по-иному.
Катерина смотрела в чашку с чаем. Когда же она в последний раз делала выбор? Где та развилка, где остался камень с надписью - направо пойдешь... Скорее всего, это было еще до свадьбы, когда она, не слушая уговоров родителей, настаивала на поездке в Москву. Или совсем недавно, когда решила стать учительницей? А теперь? Да, похоже, это очередная развилка. И что же написано на камне? Девушка прищурилась, не замечая пристального взгляда хозяйки. Итак. Направо пойдешь... Развод. Она останется в родном городе. Станет преподавателем, потом завучем... Возможно, дорастет даже до директора. Будет уважаемым человеком. Перспективы личной жизни выглядели более туманно. Ну, вот хоть Сергей. Впрочем, он женат. Тогда найдется другой, не важно. "Господи, - испугалась Катерина, - что я несу, почему же это вдруг стало не важно?" Она мысленно вернулась на развилку и посмотрела в другую сторону. Ага, понятно. Счастье осталось там, где Александр, и потому неважным казался тот гипотетический мужчина...
- Мама!
Катерина вздрогнула и вынырнула из своих грез. Настя устала и хотела домой. Молодая женщина принялась прощаться с хозяйкой, оставила деньги. Та кивнула и уже в прихожей с любопытством спросила:
- Вы нашли свой путь?
Но молодая женщина лишь покачала головой.
Вечером позвонила Надька и затарахтела в трубку:
- Слушай, завтра вечером все наши, кто остался в городе, собираются в "Арктуре", это новый ресторан на площади, видела?
- А повод какой?
- Да особо никакого. Почему бы не повидаться? Ты небось опять уедешь скоро, и еще черт-те сколько не встретимся.
- А идея чья?
- Да наша с Серегой. Я ему говорю, вот сидели с Катькой, я ей про наших рассказывала. А он и говорит, давай соберемся, она всех и увидит. Он даже завуча хочет позвать, которая у нас английский вела, помнишь, Елена Степановна? И математичку, она ему здорово помогала, когда наш Сереженька на курсах учился, а потом в институте. Короче, мне некогда, приходи завтра к шести часам, зал заказан на Серегу.
Это был странный вечер. Катерина даже не знала, радоваться ли ей затее одноклассников. С одной стороны, было интересно увидеть бывших учителей и соучеников, но жизнь - штука жестокая. Кто-то не пришел, потому что умер. Этот спился, эта в рейсе - проводницей. Дети в интернате. Катерина оделась просто, она и не брала с собой никаких драгоценностей и вечерних платьев, но все же не могла не заметить, что кое-кто из бывших одноклассниц разглядывает ее с недобрым любопытством, а потом шепотом сообщает что-то на ухо другой сплетнице.
Когда начались танцы, Катерина закружилась по залу с преподавателем физики и химии - бывший отставник, дядька почти не изменился. Он по-военному прямо держал спину и церемонно вел даму по танцплощадке. Музыка кончилась. Катерина, улыбнувшись кавалеру, выскользнула на балкон. В углу тлела красная точка сигареты.
- Кто здесь?
- Это я, Сергей, не бойся.
Катерина молча встала рядом, разглядывая сонный городок, лежавший перед ней. Как здесь тихо все-таки.
- Тебе хорошо дома? - спросил вдруг Сергей.
- Не знаю, - честно ответила женщина. - Пока не могу понять.
- Поживи подольше, глядишь, все и наладится, - сказал Сергей. - Если решишь работать - я помогу, меня в городе знают. Да и вообще... - Он собрался с духом и выпалил: - Я бы очень хотел, чтобы ты осталась.
Почти те же слова, что сказал муж там, на перроне. Катерина молчала, вспоминая зеленые глаза и морщинки на лбу. Как он там?
- Катерина!
Она почувствовала руки мужчины на плечах и очнулась:
- Что, Сережа?
- Ты останешься здесь, со мной?
- С тобой? Но... - Только теперь молодая женщина разглядела лицо одноклассника: раздутые ноздри, голодные глаза. Боже, неужели это все та же детская влюбленность, да быть того не может! Но Сергей тянул ее к себе, и Катерина уперлась ладонями ему в грудь, преодолевая возникшее вдруг чувство тошноты: от запаха табака ли, от стресса. - Отпусти меня! Сергей! - Горячее дыхание обожгло ее щеку, и мужчина принялся осыпать Катерину поцелуями: шею, плечи, щеки.
Она отворачивалась, пытаясь вырваться, но он был сильнее, и Катерина вдруг заплакала. Услышав всхлипывания, Сергей пришел в себя:
- Ты что? - Он немного отстранился, но плечи ее не выпустил.
- Не надо, Сережа, пожалуйста, - жалобно протянула Катерина. - Я не могу... не хочу. Не надо мне было приезжать.
- Ты его так любишь? Своего мужа?
- Да.
- И вернешься к нему?
- Да. Завтра. Я уеду завтра.
Сергей минуту стоял молча, глядя на свою любовь. Катерина всхлипывала и шмыгала носом. "Какой я дурак, - с тоской подумал он. - Она убивается по своему королевичу, а я-то возомнил". Он разом перемахнул через перила балкона - Катерина даже не успела испугаться, вспомнив, что это первый этаж, просто довольно высокий. Зашумели кусты, и женщина осталась одна. Она постаралась привести в порядок лицо, но не успела: дверь сзади открылась, и на балконе возникла Надя и Машка - жена Сергея.
- Ой, Катерина, - воскликнула одноклассница, - а мы-то думаем, куда ты подевалась!
Маша молчала, лишь быстро обшарила взглядом балкон, а потом кусты. Катерина порадовалась, что Сергей ушел: иначе не избежать сцены, которую будет потом год обсуждать весь город. Сославшись на приболевшую Настю, Катерина покинула ресторан и почти бегом кинулась домой.
На следующий день уехать не получилось, но через три дня поезд вез ее и Настю в родную Москву.
Глава 11
В городе плотно поселилась осень. Она заливала слезами стекла машин и домов, создавала бесконечные и бездонные лужи. Прохожие резво отскакивали от края тротуаров - из-под колес машин летели целые фонтаны брызг. Холодно, мерзко, деревья голые и несчастные, и люди все как один безрадостные. Дома было все то же. С мужем она разговаривала, но исключительно на бытовые темы, и о близости речи быть не могло. Леван позвонил и отчитался: подходящая квартира найдена, бабка должна съездить посмотреть. Если одобрит - можно начинать оформление документов. То, что она приняла участие в судьбе мальчика, неожиданно успокоило Катерину. Все устроится. Анна Петровна и Сашурик переедут в Орел, Леванчик позаботится, чтобы деньги остались за мальчиком. Эта часть проблемы более-менее улажена. А вот что ей делать со своей семейной жизнью? Как жить дальше? Она почему-то была уверена, что предательство не должно остаться без последствий. Но каких? Для нее было совершенно очевидно, что нужен какой-то шаг: он или снова сблизит их с Александром, или разведет еще дальше.
Одиночество становилось совершенно невыносимым. И Катерина поехала к Иришке. Выставляя на стол угощение, подружка пересказывала последний по времени скандал с мужем:
- Ты представляешь? Я просто думала, умру - ученый совет через два дня, скоро защита, а он спокоен как слон. Он просто не принимает меня всерьез. Ни меня, ни мою научную работу...
Катерина кивала, но голова была по-прежнему занята мыслями о муже.
- Что-то ты молчишь все время. И пьешь много - никогда не видела, чтобы ты выпила полбутылки вина за какой-то час. Что случилось? - спросила Иришка, которая сразу заметила, как осунулась подруга.
И неожиданно для себя Катерина все ей рассказала. Вообще-то она не собиралась этого делать, но слова и слезы вдруг хлынули одновременно. Глаза Иришки округлились от удивления.
- Господи, ну надо же! Никогда бы не подумала на твоего тихоню... И ребенок. Бедненькая ты моя... - И она вдруг тоже зашмыгала носом.
Они посидели в растерянном молчании, а потом Иришка вдруг вскочила и бестолково завозилась по кухне, наливая чайник, отыскивая конфеты: "Муж вчера принес - подлизывался, но трюфели просто пальчики оближешь". И вдруг она оставила чайник в покое, села обратно к столу и твердо сказала:
- Ты должна его простить. И лучше больше не вспоминать об этом. Или устрой скандал, поплачь, а потом прости.
- И все?
- А что еще-то? Изменить ему, чтобы отомстить, ты не сможешь - не такой ты человек. Разойтись? Но ты его любишь, и он тебя тоже - это видно. Надо просто отнестись к этому как... как, ну, не знаю... Ну бывает. Почти со всяким. Но любит-то он все равно тебя. А в Насте он просто души не чает. Ты же не хочешь ее отца лишить? Женщина должна уметь прощать.
Катерина ехала домой. День, в первый раз за бог знает сколько времени, выдался солнечный, хоть и холодный. Скоро наступит настоящая зима. Придет Рождество и Новый год. Может, они с Александром куда-нибудь съездят на пару дней, подбросив Настю родителям. Это неплохая мысль - побыть только вдвоем. В общем, Катерина чувствовала себя спокойнее. Надо уметь прощать. Тем более что такое не повторится - почему-то она была в этом уверена. Она плавно затормозила перед красным светофором. Рядом остановилась бежевая "Волга". Глядя сверху вниз в салон машины, Катерина увидела мальчика лет шести на заднем сиденье. Курточка его была расстегнута, шапка валялась рядом на сиденье. Машина чуть продвигалась вперед, и он, подражая отцу, усиленно "рулил", держа воображаемый руль.
Катерина очнулась от громких сигналов и не слишком вежливых выражений, которые неслись в ее адрес, - на светофоре горел зеленый, и водители ругались, объезжая неизвестно отчего замерший джип. Молодая женщина съехала на обочину и, заглушив мотор, уронила голову на руки. Вот оно что. Мальчик. Вот что занозой сидело в сердце. Ведь она не сказала Александру про сына. Он о нем ничего не знает. И никогда не узнает. Мальчика увезут в Орел. С глаз долой - из сердца вон. Из ее сердца, из их жизни. А какой будет его жизнь? Как ему там будет? Катерина подняла лицо - в глаза больно ударил луч света. Она зажмурилась - напротив в заходящих лучах солнца сияли золотом купола храма.
Повинуясь внезапному порыву, она распахнула дверцу, выпрыгнула из машины и поспешила к церкви.
Катерина стояла перед иконой Божьей Матери. Мигали свечи.
- Что мне делать, Богоматерь? Помоги мне, научи меня...
- Что с тобой, дочь моя? - Седенький, невысокий священник уже некоторое время смотрел на молодую женщину, застывшую у иконы. Разглядев судорожно сжатые руки и струящиеся по лицу слезы, он решил подойти.
Катерина торопливо вытерла слезы:
- Ничего, батюшка, простите.
- Отчего же, поплачь, если душа печалится. - Он поколебался, но все же спросил: - Что случилось-то у тебя?
Она растерянно покачала головой. Как объяснить? Сказала просто:
- Я за ребенка просила.
Священник сочувственно покивал:
- Детки - ангелы у престола Господа нашего. Он хранит их. И Матерь Божья тоже, она деток всегда защищает... Я помолюсь - как зовут твое дитятко?
- Я... понимаете... - Слова застряли в горле.
Батюшка жалостливо глядел на хорошо одетую женщину, плачущую перед иконами.
- Крещеное дитя-то? - спросил он наконец.
Катерина вновь вытерла глаза и вдруг неожиданно окрепшим голосом сказала:
- Двое их у меня, батюшка. Крещеные Анастасия и Александр. - И она улыбнулась.
Священник, удивленный столь быстрой переменой в настроении женщины, сказал:
- Ступай, я помолюсь за них.
Катерина вышла из церкви с легким сердцем. Она несколько раз обвела глазами улицу, прежде чем сообразила, что произошло. Джип угнали. "Бедняжка Буффало Билл", - подумала она. Все деньги и документы остались в машине. Придется прогуляться. От Китай-города до дома не слишком близко, но не просить же на проезд в метро.
Когда она добралась до дома, дверь открыл Александр - встревоженный и рассерженный одновременно:
- Где ты была? Твою машину милиция остановила час назад на набережной, в ней были какие-то мальчишки. Они позвонили мне в офис. Я чуть с ума не сошел.
Катерина спокойно смотрела в лицо мужа - он хмурый, сердитый. Он беспокоился. У глаз собрались морщинки. И еще одна прорезала лоб меж темных бровей. Протянув руку, она пальцем попыталась разгладить ее - свидетельство его переживаний и горечи.
- Я вернулась, - сказала она, - теперь все будет хорошо. Мне нужно кое-что тебе рассказать.