Наконец, и наиболее важный из торговых сборов - тамга, установленная, быть может, татарами (самое слово татарское - обозначает печать, клеймо, накладываемое на товар; от "тамги" происходит "таможня") и взимаемая с цены товара при продаже его или при привозе на рынок - обусловливался происхождением торговца. Местные жители платили лишь с привозных товаров, иногородние от 3 до 7 денег, иноземцы от 7 до 10; для последних была учреждена в XVI ст. особая большая тамга. По Белозерским грамотам 1498 и 1551 гг. с горожан взимается /2% столько же с жителей области, с иногородних же 6%, по Дмитровской грамоте Василия III - с первых /2%, со вторых - 2%, с иногородних и с иностранцев 4%, в Весьегонской грамоте находим /4% и 12%, а с иногородних 2%, в Новгородской 1571 г. /4% с горожан, 2% с жителей области, 4% с иногородних, 7% с иностранцев.
В 1653 г. (в силу Торгового устава) совершена значительная перемена. "Великий государь, слушав выписки и челобитья и сказок гостей и гостиной и суконной и черных сотен и слобод и городовых всяких чинов торговых людей, указал и бояре приговорили: впредь свою государеву таможенную пошлину имати с весчих и невесчих со всяких товаров и с хлеба на Москве и в городех с тутошних жилецких и с приезжих, со всяких чинов людей, рублевую пошлину, с продавцов по 10 денег с рубля, почему которой товар ценою на деньги в продаже будет. А которые напредь сего сбирывались на Москве и в городах с весчих и невесчих товаров проезжие, рублевые и всякие мелкие пошлины и те проезжие и мелкие всякие сборы отставить, и перекупные пошлины с весчих товаров быть по прежнему". С установлением рублевой пошлины, таким образом, отменяется лишь часть прежних сборов; перекупное сохраняется, как и ряд других, например мыто, мостовое, перевоз. Последний "имать на больших реках на Волге и на Оке в полую воду… с товарные телеги по 10 денег, а с тутошних уездных людей с товарной же телеги… по б денег", следовательно, с местных жителей перевоз взимается в пониженном размере. Рублевая пошлина уплачивается с цены, почему велено "цены с товаров не убав-ливать"… и продажную цену "сказывать прямо в правду без всякие хитрости"; в противном случае "товары имати на себя государя бесповоротно", а тех, кто "объявятся с утаенными товары и с убавочной ценою в другой раз, бить кнутом нещадно".
С иноземцев же устанавливается рублевая пошлина в повышенном размере и сверх того отъявочная. "А с иноземцов, с торговых немец, с весчих и не с весчих, со всяких заморских товаров, которые начнут торговать на Москве и в городех опричь Архангельского города (значит, если они не остаются в Архангельске, а отправляются в глубь страны), имать по 2 алтына (12 денег) с рубля… да с них же имать проезжие отъявочные пошлины за Великий Новгород, на Москве и у г. Архангельского, которые товары повезут в Москве и в иные городы, и которые русские товары повезут за море (следовательно, при ввозе в страну и при вывозе за границу), по четыре деньги с рубля". Однако же "опричь тех торговых немец, которые приезжают из-за моря и торгуют у Архангельского города", т.е. оставаясь здесь и не отправляясь в другие города: тогда с них взимается особая, пониженная пошлина.
Эти постановления лишь отчасти изменены Новоторговым уставом 1667 г. Здесь определен сбор с весчих товаров в 5% (десять денег), с невесчих - 4%, как с привозных, так и с вывозных товаров, и, кроме того, сбор в 5% "с продажные цены", "как он тот товар продаст на городе" (п. 29). Иноземцы же платят 5% в пограничных городах; но "буде которые иноземцы похотят товары свои от города (пограничного) возить к Москве и в иные городы, и им платить с тех заморских товаров у Архангельского города проезжих пошлин по гривне с рубля" (10%), т.е. в этом случае вдвое. Это повышенное обложение мотивируется тем, что "русские люди и московские иноземцы пятину и десятину и всякие подати платят и службы служат, а иноземцы ничего не платят" (п. 56). А к этому присоединяется еще "с продажи по 2 алтына с рубля" (6%) "по прежнему" (п. 59).
Но иностранец вынужден был сверх того вносить пошлину не рублями, а ефимками (дукатами). Между тем рубль составляет, как указывает Кильбургер, 100 коп., дукат же поднимается до 125, и в Новгороде дукат часто невозможно достать. Поэтому иностранцы просили "новой торговой вредной устав отставить, который по се время малой образ в пошлинах царского величества казне" доставил, но привел лишь "ко отогнанию всяких чюжеземцев точию корысти некоторого числа самолюбивых человек".
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Торговля России с иностранными государствами в XVIII ст. Торговля на Балтийском и Черном море. Англия, Голландия и Франция
Сие преславное господарство, - пишет Юрий Крижанич о Руси в половине XVII ст., - будуч тако широко и безмерно долго, однакожь от всех стран есть заперто в торгованию. От севера нас пашет (опоясывает) Студеное море и пустые земли. От востока и полудня окружают дивни народы, с коими никаково торгование быть не может… Торгование азовское и черноморское, кое бы сей земле наикорыстнее было, то держат обседено (около сидя, во владении) крымцы… И тако нам остают токмо три от страхов слободна торговища: по суху Новгород и Псков, а на воде Архангельское пристание". Но от последнего выгоды мало - "али к тому путь есть несмерно предалек и трудовен".
Итак, "Русь заперта отовсюд", надо искать новых торжищ, более удобного пути, чем архангельский, незамерзающего выхода к морю. Эту задачу поставил себе Петр. Сначала он пытался "нарядить едно торговище на Дону, супроть Азову, для торгования с турки", как советовал Крижанич. Но несмотря на "учинение некоторых побед над турками" и на завоевание Азова, он все-таки на юге не достиг своей цели и обратил свои взоры на север. Еще в 1655 г. русский купец Петр Николаев в беседе со шведскими послами о перенесении торговли с Белого моря на Балтийское, что шведов (как мы видели выше) весьма интересовало, заявлял, что это легко можно было бы сделать, если бы Карл X уступил царю Ингерманландию, которая королю, дескать, приносит мало пользы, а царь за это отказался бы от своих притязаний на Литву. Конечно, шведы на это не пошли, напротив, по словам русских, "шведский король всякими мерами промышляет, чтобы ему Варяжским (Балтийским) морем всем одному завладеть, а торговых промыслах всем большое утеснение сделать".
Только завоевание Петром берегов Балтийского моря и основание нового порта - Петербурга положило конец этому состоянию и явилось исходной точкой для нового периода в истории русской торговли. "При самом начале сего благополучного порта, - говорит Чулков в своем "Историческом описании российской коммерции при всех портах и границах", состоящем из 20 огромных волюмов, - как будто некиим проявлением приведен был голландской купеческой корабль в 1703 году осенью, дабы возвратясь возвестил оной Европе, что имел щастие быть при новоначинающемся порте, которой в глазах неприятельских, против всех чаяния, а некоторые желания, основывается, увеличивается и привлечет всю северо-западную коммерцию; что, - прибавляет он - наконец и учинилось". О сем свидетельствуют Санкт-Петербургские ведомости 1703 года декабря 15 дня тако". В ноябре, сообщается в "Ведомостях", нечаянно зашло в устье Невы направлявшееся, вероятно, в Ниеншанц нидерландское судно с вином и солью, капитан был приглашен к столу Меньшиковым, и ему выдано было 500 золотых червонцев, а матросам по 300 ефимков каждому и обещано при всяком новом приезде капитану по 100 рублей, а в то же время объявлено, что капитан следующего судна получит 300, а третьего 150 дукат, и соответствующее вознаграждение будет выдано и матросам. Капитан назвал свой корабль "Город С.-Петербург" и совершал регулярные рейсы во вновь открытый им порт.
После занятия Дерпта, Нарвы, Ивангорода и, следовательно, всей Ингерманландии в следующем году Петр мог считать себя "начальным" над всем южным побережьем Финского залива, он устроил верфь и адмиралтейство и через посольства объявил иностранным государствам о новой русской гавани. В ответ на "мемориал" об этом, поданный окольничим Матвеевым французскому королю, последовал ответ, что "все московские корабли, которые придут в пристани его королевского величества и которые будут нагружены товарами, родящимися и делающимися в Москве, будут приняты во Франции и почтены как приятельские… и чает его королевское величество, что царь московский даст свои указы для впуску в пристани свои кораблей французских и подданные его учтены будут так же приятельски, как англичане и голландцы".
Точно так же российский консул граф Каретт, находившийся тогда в Венеции, "постановил купеческий договор между Россиею и республикою генуэзскою; чему объявили также свое согласие купцы ливорнские и неаполитанские", а Меньшиков "с вольным цесарским городом" Любеком "учинил о том же согласие", заявляя именем царя "городу Любеку и всем мещанам и жителям оного коммерции в Балтийском и Северном море не запрещать и корабли их, которые любекими пасами и свидетельствованными письмами снабжены будут, не задерживать и необычайно не осматривать ниже из тех кораблей, какие вещи взяты".
Однако этих оповещений, как и постройки кронштадтской гавани и гостиного двора на Петербургской стороне (он назывался попросту "трактир Австерия", и Петр туда заезжал на чарку водки), было еще недостаточно для того, чтобы сделать Петербург "великим купеческим магазином". Вследствие затруднительности провоза цены в Петербурге были значительно выше, чем в Архангельске, куда можно было ехать по Двине водным путем, да и купцы русские освоились давно с Архангельском, где рынок был больше, и товары разнообразнее, и сбыт вернее, и не желали менять его на новый, им еще неизвестный порт.
Первое препятствие Петр старался устранить путем соединения Волги с Невой, но эти планы первоначально не привели ни к каким результатам. Позднее заложен был Ладожский канал, но он был закончен лишь в 1732 г. А с привычками купцов Петр боролся обычным своим решительным методом - принуждением. "Понеже начатие сей торговли, - повествует Чулков, - было дело новое и российское купечество вникнуть в оную ни времени, ни случая не имело" и поэтому "попечитель об отечестве" не мог рассчитывать на то, чтобы "российские купцы охотно в сию торговлю вступили, того ради принужденным находился он для их же собственной пользы, - поясняет Чулков, - употребить некоторое принуждение, которое публиковано было имянным его указом" (1713 г.). Велено было из ближних к Петербургу городов к будущей весне товары везти в Петербург, но не в Архангельск "под потерянием своих пожитков", а юфть и пеньку везти в Петербург и из дальних городов; указ этот приказано было объявить по всем городам в церквах и прибить к городским воротам. Самих купцов из внутренних городов переселяли в Петербург. Ни ходатайства русских купцов, ни представления голландцев не могли устранить это приказание. В следующем году Петр разрешил, правда, везти в Петербург всего половину товаров, но в 1717 г. было снова приказано доставить туда две трети и только /3 в Архангельск.
Цель была достигнута скорее, чем Петр мог ожидать. Уже в 1718 г. те самые купцы из Новгорода и Пскова, которых пять лет тому назад приходилось силой заставлять направлять часть товаров в петербургский порт, обратились теперь за разрешением везти туда товар полностью. Принуждать их больше не нужно было, они сами охотно выполняли желание Петра. Ввиду этого в 1719 г. обязательная доставка товаров в Петербург была понижена до одной трети, тогда как остальное всякий мог везти куда угодно. Мало того, было сделано распоряжение, чтобы тех из купцов, которых было велено выслать на житье в Петербург, но которых послать не успели, теперь не отправлять, а которые высланы "одинакие и скудные и домов здесь своих не имеют… отпустить в дом по прежнему". В 1727 г. было отменено всякое стеснение архангельской торговли - туда можно было возить сколько угодно товаров.
Но это уже мало помогало делу - торговля Петербурга растет, торговля архангельская падает. Число посещавших петербургский порт кораблей составляло в 1713 г. 1, в 1714 г. 16, в 1716 г. 33, в 1718 г. 54, в 1720 г. 75, в 1722 г. 119, в 1724 г. 180. Число входивших в гавань Архангельска иностранных кораблей составляло в 1702 - 1705 гг. в среднем 126, в 1706 - 1710 гг. 162, в 1711-1715 гг. 154, в 1716-1720 гг. 142, тогда как в 1721 - 1725 гг. всего 50, а в 1726 - 1730 гг. даже 34. Таможенные сборы, портовые и внутренние, давали в 1711 - 1725 гг. в среднем ежегодно 218 тыс. руб., в 1716 - 1720 гг. 212 тыс., напротив, в 1721 - 1725 гг. упали до 64 тыс., а в следующее пятилетие до 30 тыс. рублей. "Учреждение торговли в Петербурге, - читаем у современника Петра, Фоккеродта, - привело в такой упадок архангельскую, что ныне привозится в Архангельск мало русских товаров, кроме дерева в деле, да еще дегтя, ворвани и прочего, которые добываются на берегах Белого моря и Двины и по их тяжести не перевозятся в Петербург; но еще меньше привозят туда иностранных товаров". А в переведенном с французского руководстве для купцов под названием "Торг амстердамский, содержащий все то, что должно знать купцам и банкирам, как в Амстердаме живущим, так и иностранным", сообщается о том, что "торг Архангелогородской ныне после построения Санкт-Петербурга не столь силен, как он был назад лет около сорока". Только в 1762 г. Архангельск был вполне уравнен с петербургским портом; в особенности в смысле уплаты пошлин ему были даны те же права и преимущества, ибо, как объясняется в указе, те причины, которыми обусловливалось запрещение привоза к Архангельску некоторых товаров и установление повышенных пошлин, давно отпали. Но эта мера уже не могла помочь Архангельску, не в силах была возродить его, раз Петербург благодаря вновь построенным каналам, соединявшим его с внутренними губерниями, стал наиболее удобной гаванью для вывоза русских товаров, хотя и замерзавшей, но в течение гораздо меньшего срока, чем архангельский порт, и значительно ближе расположенной к Западной Европе.
Не одним только Петербургом, впрочем, выдвинулось Балтийское море и оттеснило на задний план Белое, но и рядом других портов, число которых быстро возрастало. В 1704 г. была завоевана Нарва, в 1710 г. Рига, а по Ништатскому миру Россия владела уже 7 гаванями балтийскими. В 1737 г. был приобретен Гансаль, в 1743 г. Фридрихсгам, к концу века к ним присоединились еще Либана и Виндана, и вместе с Кронштадтом получилось 12 гаваней на Балтийском море - последнее выдвигалось уже одним количеством своих портов.
Крупное значение среди них приобрела Рига, занимающая второе место (после Петербурга) среди балтийских портов. Уже в 1704 г. ее гавань посетило 359 судов, после завоевания города Петром в 1710 г. число это сократилось до 15, но вскоре вернулось к прежним размерам и в 1725 г. достигало уже 388. Петр этому всячески содействовал, приказав подавать себе ежегодно списки товаров, вывозимых из различных местностей России в Ригу, - из них можно усмотреть, что товары доставлялись туда не только из Великороссии, но и из Малороссии. Но еще большее значение имели сношения Риги с Польшей - через нее проходили товары, вывозимые из Польши за море или предназначенные для Польши привозные товары, почему рост Петербурга не мог ей нанести ущерба. Напротив, Петербург в значительной мере поглотил торговлю ряда других балтийских портов, в особенности Ревеля и Нарвы. Ревелю не был дозволен экспорт товаров из внутренних губерний, Нарва получила это разрешение лишь в середине 30-х годов, так что почти все балтийские гавани вынуждены были довольствоваться привозом к ним товаров из близлежащих местностей. Но совершенно убило их запрещение экспорта леса. Оно нанесло ущерб даже Риге и Петербургу, но еще гораздо тяжелее отразилось на Пернове, Нарве и Выборге. В 1761 - 1763 гг. число кораблей, вошедших в порт, составляло в среднем: в Риге 957, напротив, в Ревеле 145 и в Нарве 115, в Выборге и Пернове 80 и 72, наконец, в Фридрихсгаме и Аренсбурге 37 и 34, в Гапсале 7, а во всех балтийских гаванях вместе 1833. Поступление пошлин в этих портах за десятилетие 1730 - 1740 гг. возросло в иностранных деньгах всего с 524 до 540 тыс. талеров, тогда как уплаченных русскими деньгами - с 34 до 180 тыс. руб., т.е. повысилось более чем в пять раз. "Эта в течение немногих лет созданная морская торговля, - говорит Шторх, - у моря и на море, которое до начала этого столетия (XVIII) было совершенно закрыто для русских, является прекраснейшим наследством, оставленным Петром своему народу". В 1773 - 1777 гг. общий оборот торговли на Балтийском море составлял 25/2 млн., в 1793 - 1797 гг. он повысился до 71 млн. руб., причем на первом месте стоял Петербург (в 1793 - 1797 гг. 51 млн.), на втором Рига (12 млн.), гораздо ниже Либава, Ревель, Пернов (3,2 и 1,6 млн.), обороты каждого из остальных 7 портов не достигали 1 млн. руб. Половина внешней торговли сосредоточивалась в Петербурге.
Задача Петра заключалась, однако, не только в открытии России выхода в море, но и в том, чтобы русские использовали этот новый путь, в том, чтобы, как сообщает Фоккеродт, "сделать из своих подданных настоящих купцов и довести до того их, чтобы они отвозили товары и сбывали их в чужих краях не чрез посредство других мореплавательных народов, а за собственный счет и на своих судах". Но этой цели не достигли ни Петр, ни его преемники: торговля между Россией и Западом сосредоточивалась по-прежнему в руках иностранцев.
Русское судоходство и судостроение поощрялось теми же мерами, которые практиковались в то время во всех странах, содержались во всех навигационных актах, начиная с их родоначальника - акта, изданного Кромвелем. При Петре русские товары, вывозимые на русских судах, уплачивали третью часть установленных пошлин. Последующими тарифами, как и тарифом 1782 г. (ст. 15, 16), было установлено, что русские подданные, привозящие товары на собственный счет на русских судах, на которых не менее половины (/3) матросов состоят из русских подданных, подлежат всего /4 пошлины; при выводе в этом случае с них взимается /4 пошлины, причем им дозволено платить не талерами (как предписывалось иностранцам), а русскими деньгами.