Офис произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, все почти шикарно – новое помещение, стены и потолок, отделанные светлыми панелями, яркий свет, немаркое ковровое покрытие на полу, новая же мебель и стадо компьютеров, чье поголовье, по-моему, превосходит количество работающих человеков. Компы живут своей загадочной жизнью – они сияют экранами, подмигивают зелеными и красными огоньками мониторов и системных блоков, раскидывают свои хвосты – провода, так что по офису приходится перемещаться глядя под ноги, как по минному полю. Но даже электронное зверье можно отнести к плюсам, в конце концов, кормить его не надо, убирать за ним тоже. Ну, попискивает и хрюкает иногда. Но вот что меня пугает иной раз до мурашек – это народ. Какие-то они странные. Во-первых, работники контактируют между собой очень мало и весьма официально, неохотно. Частично это можно объяснить тем, что их – как и меня – наняли недавно в связи с расширением офиса. Как я поняла, хозяин срубил на чем-то приличные бабки и решил вложиться в расширение компании. Но все равно, как может человек, которого представили "нашим лучшим и старейшим сотрудником", смотреть на окружающих пустыми глазами и проливать кофе на ковер с такой регулярностью, что ковровое покрытие возле его рабочего места приобрело коричневый оттенок? И потом, если этот сотрудник – старейший, то сколько же лет фирме? Сотрудник, которого все зовут Ежиком, выглядит как пятнадцатилетний пацан. Я не поленилась залезть в папку "Кадры", которая была в свободном, между прочим, доступе, на том же компе, где мне полагается вести мою бухгалтерию, так что нечего мне пенять. Так вот, Ежику недавно исполнилось девятнадцать, и в документах у него имеется весьма интересный диагноз, в результате которого, видимо, парню армия не грозила. Что это – я не поняла, но слова "синдром" и "шизофрения" знаю даже я. Несколько дней я от нашего лучшего программиста шарахалась, потом подумала: а вот почему это Ежик не принимает никаких лекарств? Кофе он пьет ведрами, это я вижу. Проливает его – да. Ест тоже – хотя мало и нерегулярно, в основном полуфабрикаты. А лекарства? Набравшись наглости, я пристала с расспросами к начальству. Начальством у нас значится Борис – пронырливый мужичок лет сорока пяти, лысеющий блондин с тонкими губами. Он сам тоже вроде как программист, но выглядит вполне адекватно. Само собой, я не стала так прямо спрашивать, не набросится ли на кого-нибудь шизоидный Ежик, а промямлила что-то по поводу того, что ест он мало, уходит поздно и вообще – я беспокоюсь: есть ли кому за ним присматривать?
Боря кивнул и принялся живописать Ежиково житье-бытье. Он живет с мамой. Она, правда, художница и периодически тоже... э-э... впадает в творческий загул. То есть пишет картины и обо всем забывает. Но в целом они могут себя обслуживать, хмыкнул Боря. Потом подумал и взглянул на меня благосклонно:
– Но ты молодец. И раз уж твоя женская натура отягощена материнским инстинктом, то присматривай за парнем, ладно?
– Это в каком смысле?
– Чтобы он хоть ел каждый день. Специально для наших ненормальных держу морозилку и микроволновку. Покупай продукты, полуфабрикаты... среднее что-нибудь; дерьмо не бери, но и фуа-гра не надо. И следи, чтобы он ел. Он гениален, но живет в своем мире и поэтому иной раз забывает о насущном.
– А лекарства? – быстро спросила я. – Ему что-нибудь нужно?
– Да нет, я, честно сказать, когда его к себе брал – четыре года назад – и справку с диагнозом увидел, то не пожалел денег и пригласил профессора. Тот сказал, что мальчишке нужен только уход, питание и чтобы ему не мешали заниматься любимым делом – писать компьютерные игры, создавать свой мир. Вот это все я ему и обеспечиваю. И еще деньги плачу неплохие, на которые он с мамой живет, потому что сама она ни фига не зарабатывает – продается ее мазня плохо.
Так у меня появилось домашнее, то есть офисное, животное. Я прихожу в офис, кормлю его, критически оглядываю и иной раз отправляю домой со словами:
– Иди помойся и переоденься. Потом приходи.
Ежик никогда не спорит. Поправляет очки, грустно свешивает голову и уходит. Живет он, видимо, недалеко, потому что где-то через час возвращается посвежевший, в чистых джинсах и чистом, но неизменно дурацком и растянутом свитере. Остальные программеры получше, но все же во многом под стать Ежику. Единственные нормальные люди работают в отделе маркетинга, который и возглавляет Ромиль. Думаю, просто потому, что те, кто продает продукт и должен слупить за него деньги, не могут позволить себе быть гениями. То есть они регулярно моются, не ходят в рваных штанах, умеют улыбаться и вести приятные разговоры.
Мама, услышав, что я уже устроилась на работу, обрадовалась. Я, честно сказать, радовалась недолго. Как-то мне там не очень уютно, в этом офисе. Во-первых, мне отравляет жизнь Гена. Гена – шофер нашего шефа и к тому же шофер вообще. То есть он, например, ездит со мной в "Метро" для закупок всяких продуктов и прочего. Сначала он просто очень обрадовался, когда увидел меня. Пристроился покурить рядом на лестнице и начал активно интересоваться моей жизнью и строить глазки. Я отсмеивалась, но когда он пригласил меня после работы попить пивка, отказалась. На следующий день последовало приглашение в кино и шлепок по попе – такой дружеский жест. Потом он предложил подвезти меня после работы. Я устала как собака и согласилась – только до метро. Это, видимо, было ошибкой, потому что Гена моментально расслабился и принялся хватать меня за коленки и строить планы совместного проведения выходных. Я, как могла, популярно объяснила парню, что он не в моем вкусе. Тогда он обиделся, обозвал меня лимитой и высадил, не довезя до метро. А на следующий день мы должны были ехать вместе в "Метро" делать покупки для офиса.
Само собой, он оторвался по моему поводу – я первый раз попала в такой магазин и многого не знала, да и растерялась тоже. Я молчала. Но считать умею, и смогла заметить, что в офис товаров приехало меньше, чем мы пробивали на кассе. По моим наблюдениям, где-то по дороге рассосались упаковка губок для посуды, бутылка жидкого мыла, еще какое-то моющее средство в смешных желтеньких флакончиках, ну и пара упаковок полуфабрикатов, которыми на работе кормят сотрудников. Передо мной встал выбор: рассказать начальству об увиденном и заслужить ненависть Гены, получив призрачную надежду, что его выгонят, или промолчать? Я решила посоветоваться с Ромилем. Тот взъерошил волосы, поморщился, словно я рассказала пошлый анекдот или что-то несвежее ему предложила съесть, и сказал, что если дерьмо не трогать, то есть надежда, что оно не будет пахнуть. А Гена – какой-то дальний родственник начальства, поэтому пусть ворует.
Но Гена оказался не единственной причиной моего душевного дискомфорта. Я все гнала от себя мысли, что моя страсть к Диму была лишь вспышкой, вызванной романтической обстановкой и обстоятельствами. Кроме того, в офисе я увидела племя программеров с новой стороны: это очень странные люди, живущие в мире, который слишком тесно переплетен с виртуальной реальностью. А что, если и мой римский друг такой же? Мне расхотелось звонить Диму. Я и не звонила.
Через пару дней мама осторожно сказала:
– Детка, ты бы ему все-таки позвонила, а то как-то нехорошо.
– Кому?
– Своему молодому человеку. Или кто он там? Он ведь звонит каждый вечер. Я сначала просто сказала, что тебя нет дома. Потом он спросил, когда ты будешь, и пришлось мне признаться, что ты в Москве. Ты ведь не говорила, что это секрет. Он, мне кажется, удивился и обрадовался. Потом опять позвонил – вчера и спросил, не поменялся ли твой мобильник. Я говорю – нет, но она, наверное, экономит. Он спросил, как ты...
– А ты что?
– Сказала, что вроде бы нормально, живешь у подружки. Но адреса не дала.
– Спасибо, мам, я ему позвоню.
Мне стало стыдно. Разве не к Диму я ехала? Так что это меня взяла гордость – сначала устроюсь, работу найду, стрижку модную сделаю, а уж потом... Я быстренько набрала номер.
Как я и предполагала, звучал мой персональный программер холодно и обиженно. Пришлось подлизываться и извиняться. Но потом мы встретились, и я так была рада и видела, как он рад, что и все обидки быстро забылись. Встретились мы, само собой, после работы, а потому, пока поужинали в кафе, вспоминая Рим и местами переживая все же какие-то неловкие и недосказанные моменты, пока выбрались на улицу, уже почти стемнело. Он потащил меня в центр, и я впервые с момента приезда вдруг поняла, что не чужая в этом городе. Мы шли вдвоем, он обнимал меня за плечи, мимо текла толпа таких же парочек или просто людей, сияли огни витрин, город гудел, но теперь я вдруг почувствовала, что это мой муравейник, что мне не страшно и не одиноко. А ведь всего-то рядом шел Дим, что-то говорил, размахивая рукой, а потом вдруг чмокал меня в нос или, свернув в менее освещенный переулок, принимался жадно целовать, забирался ладонями мне под куртку.
Утром я присвистела в офис, как обычно, к девяти утра. Можно было бы и попозже – программеры приходят поздно, но я люблю приходить первой – тогда можно с уверенностью сказать, что все успею проверить и приготовить... а кроме того, не надо помогать Светке возиться с ее оглоедами, собирая старшую в садик, а младших отдирая от нее, от компьютера, от телевизора, от унитаза... и я стараюсь сбежать из дома до того, как начнется полный дурдом. Каждый раз иду пешком до метро и клянусь себе, что поищу жилье... и каждый раз, просмотрев пару газет, понимаю, что ничего подходящего – по деньгам и другим параметрам – нет, и опять все сначала. Поэтому я прихожу в тихое здание, здороваюсь с охранником, который только что сменил своего ночного коллегу, и поднимаюсь наверх. Так было и сегодня. Я открыла дверь своим ключом, бросила сумку в кресло в прихожей и пристально оглядела помещение. Ну-ка, в прошлый раз уборщица схалтурила, подоконники были грязные, и окна она не открыла. Та-ак, окна закрыты, жалюзи опущены, чистоту помещения определить затруднительно, потому что полутемно, но я не спешу включать свет. Куда торопиться-то? Сейчас чайничек поставлю, вот так, позавтракаю, а уж потом приступлю к обязанностям. Я разложила на столике в крошечной кухоньке купленную по дороге плюшку и коробочку с творожком, потом пошла открывать окна – не люблю этот затхлый запах. Хоть климатическая установка и работает, но проветрить иной раз не помешает. Я шла вдоль просторной шоу-рум – общей рабочей комнаты со столами, разделенными невысокими перегородочками: сидя, соседа не видать, но если встать, то вот он и его рабочее место, как на ладони. Комната тянулась, я одно за другим открывала окна и вдруг краем глаза заметила движение под столом.
Крыса! Кто еще может шевелиться под столом Ежика, где вечно валяются крошки и фантики? Ой, мама, как я боюсь крыс! Кто-то мне говорил, или я где-то читала, что крыса, если ее разозлить, может даже напасть на человека. А тут одни компы и провода, даже обороняться нечем. Не отрывая глаз от серой тьмы под столом, я попятилась к двери. Возле туалета есть чуланчик, там швабры и ведра. Так, вот она – я схватила швабру и на всякий случай ведро, но тут меня одолела малодушная слабость.
Я не боюсь мышей и пауков. Я нежно люблю лягушек и жаб. Когда идиот Колька, влюбившись в меня в третьем классе, сунул мне в портфель жабу, я ее поселила дома и честно ловила для нее мух. Потом, правда, выпустила – мухи практически перестали к нам залетать, и мама сказала, что жаба не сможет у нас перезимовать. Еще я всегда восхищалась красотой и грацией змей и скорпионов; может, потому, что ни разу не сталкивалась с ними непосредственно, так сказать. Но при всем при том я до дурноты боюсь крыс. Наверное, это что-то генетическое, или подсознательное, или уж не знаю какое. И тогда я решила, что мне нужна помощь. И позвонила вниз, охраннику. Сбивчивым шепотом объяснила, почему мне понадобилось присутствие мужественного секьюрити, но в ответ услышала не слишком вежливый отказ. Может, он тоже боится крыс?
Но мне-то что делать? Я не могу идти туда одна и не могу сидеть и ничего не делать. Надо ее хоть выгнать, пусть уйдет в нору, а уже днем я заставлю Борю вызвать санэпидемстанцию, или кто там ловит грызунов. Я набиралась мужества, стоя со шваброй наперевес в дверях. Ну чего ты боишься, уговаривала я свои мелко трясущиеся внутренности. Что такое крыса? Подумаешь, мелкий грызун, такой серо-бурый, с длинным голым хвостом... Мама! К горлу отчетливо подкатила тошнота. Ох, мне нужна помощь. И, не придумав ничего лучшего, я позвонила Диму. Пусть виртуально, как голос в трубке, но он будет со мной. Чтобы освободить руки, я нацепила на голову гарнитуру и, объясняя милому свое незавидное положение, начала потихоньку продвигаться в комнату.
Под столом что-то ворочалось и сопело. В полумраке я не могла определить, что это, но для крысы экземпляр был явно великоват. Может, собака? Услышав мой шепот и новую версию, Дим напряженным голосом сказал:
– Знаешь что, подруга, двигай-ка ты оттуда.
– Не могу, мне надо ее выгнать.
– Эй, не вздумай...
Но я уже ткнула под стол шваброй. Раздался жалобный визг, а потом громкий стук – животное подскочило и треснулось об столешницу головой. Издаваемые затем звуки могли принадлежать только хомо сапиенс, ибо только этот вид животных изобрел специальный язык для трудных и болезненных ситуаций. Подвывая и поругиваясь, из-под стола вылезла худенькая фигурка.
– Господи, Дим, это не крыса и не собака, это Ежик! – радостно завопила я. – Ежик, миленький, как ты меня напугал! Ох, кажется, он сильно головой треснулся, пойду лед принесу!
Я отключила телефон и побежала в кухоньку. Выгребла из морозилки кубики льда, завернула в салфетку и бегом вернулась назад. Присела на корточки рядом с корчащимся на полу гениальным программером.
– Ежичек, я не сильно тебя покалечила? Давай лед приложу.
Он послушно подставил колючую голову, я прижала к ней салфетку, и Ежик опять застонал и заругался.
– Не знала, что ты в курсе подобных выражений, – удивленно заметила я.
– Трудно остаться в полном неведении, если большая часть населения нашей страны изъясняется именно так. Кроме того, я до восьмого класса учился в школе. Успел образоваться.
– А что после восьмого?
– Дядя Боря меня перевел в экстернат и взял на работу, – буркнул он, держась за бок и за голову и напоминая фигурку мартышки, которая почесывается в разных местах.
– Больно? – сочувственно спросила я.
– Да...
Я знаю только одно средство борьбы с мужской неприветливостью и прочими проблемами. Точнее, средств-то два, но не применять же к этому горю луковому женские чары. Несмотря на то что видела его возраст, написанный черным по белому на экране компьютера, я все равно не могла воспринимать Ежика как взрослого, для меня это подросток, то есть практически ребенок. Попробуем второй, более универсальный метод задабривания мужских особей.
– Ежичек, а давай пойдем на кухню, я как раз завтракать собралась, посидим вместе. У меня такая плюшка вкусная есть...
Этот примитивный прием сработал. Ежик, кряхтя и кособочась, поднялся и побрел на кухню. Я устроила его у стеночки, налила сладкого чая, пожертвовала свою плюшку, а потом быстро разогрела в микроволновке блинчики из морозилки. Ежик, сопя и вздыхая, наворачивал завтрак.
Выяснилось, что вчера его посетило вдохновение и он ушел в работу, не особо реагируя на окружающих. Часов в двенадцать ночи глаза устали так, что чуть ли не вываливались на клавиатуру, а разобрать, что творится на экране, уже не было возможности. Вдохновение смылось, и тут выяснилось, что офис пуст и заперт. Все ушли, заперев Ежика как часть интерьера. Впрочем, мне показалось, что он не сильно расстроился по этому поводу. Ему не пришло в голову позвонить охраннику, у которого имелись ключи от всех дверей в здании, и потребовать, чтобы его выпустили. Он просто накрылся курткой и лег спать там, где не дуло, – у себя под столом.
За завтраком Ежик ворчал и бубнил вполне по-человечески, но потом его оживившаяся было мордашка опять приобрела задумчиво-отрешенное выражение. Видимо, вдохновение, обрадованное полным желудком и отдохнувшим видом хозяина, поспешило вернуться, и они на пару удалились к компьютеру, а я принялась убирать завтрак. Затренькал телефон – внутренняя связь.
– К вам посетитель, – сообщил охранник.
– Пустите, – попросила я, удивляясь, кого принесло в такую рань, да еще чужого.
Это оказался Дим. Он не смог скрыть облегчения, увидев меня живой-здоровой, но потом нахмурился и принялся ворчать по поводу того, что так не годится, что я его сорвала с места, он несся как ненормальный, думал, мало ли что. И вообще, как у меня с головой – то крысы, то собаки, то ежики под столами бегают. Пришлось спешно прибегать к умасливанию и этого представителя семейства недовольных мужиков и поить его кофе, кормить казенными блинчиками. Поев, Дим подобрел, но, в отличие от Ежика, его на сытый желудок посетило не вдохновение, а вожделение.
– Эй-эй, ты чего! Я на работе. И вообще, там человек в комнате.
– Он за стенкой, – пробубнил мой разошедшийся программер. – А если то, что ты про него рассказала, правда, то мы может трахаться непосредственно у его стола – ему все равно: он занят.
– Слушай, давай вечером.
– Ммм.