Да, не такой победы хотел великий полководец! По словам А. Манфреда, "генеральное сражение, к которому так стремился с первого дня войны Наполеон, не дало ожидаемых результатов. Солнце, поднявшееся над Бородинским полем, не стало "солнцем Аустерлица", как приветствовал его Наполеон в ранний утренний час 7 сентября, – оно не принесло ему победы". Вернее сказать, принесло, но то, что принято называть пирровой победой, от которой он не почувствовал ни радости, ни удовлетворения. Наиболее точно и убедительно его состояние было описано Л. Н. Толстым: "Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает… Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в собственном бессилии, была одержана русскими под Бородино".
Тем не менее так же, как и Кутузов, Бонапарт объявил о своей победе. Правда, и во Франции, и в Европе многие быстро поняли, что эта "победа" явилась для "великой армии" началом катастрофы. Однако в Париже на Триумфальной арке до сих пор можно разглядеть венок в честь победы Наполеона в битве при Москве…
Французский император, несмотря на большие потери, готов был продолжать сражение. Великий полководец располагал 20-тысячной гвардией, а под Смоленском у него находились боеспособные резервы. При количественном превосходстве французских войск он мог считать исход похода предопределенным. Если бы не одно "но" – русские разбиты не были, а у Кутузова осталась хоть и обескровленная, но готовая сражаться до конца армия. В случае новой битвы, подобной той, что произошла 7 сентября, она велась бы до полного истребления одного из противников. Поэтому, трезво оценив свои потери, Кутузов принял твердое решение отступить, чтобы сохранить хотя бы вторую половину армии. Свое решение он объяснил так: "Когда дело идет не о славе выигранных только баталий, но вся цель, будучи устремлена на истребление французской армии, – я взял намерение отступить".
История, как известно, не признает сослагательного наклонения. И все-таки зададимся вопросом, что было бы, если бы сражение продолжилось на следующий день? Исчерпывающий ответ на это дает известный немецкий полководец Карл фон Клаузевиц, который, взвесив шансы обеих сторон, пришел к таким выводам: "Превосходство сил французов, заметное и до сражения, еще возросло в результате сражения, так как потери русских были, безусловно, больше потерь французов; за время десятичасового боя чаши весов далеко не оставались в состоянии полного равновесия, а заметно склонились в ущерб русским; нельзя было ожидать лучшего результата при возобновлении боя; позиция русских совершенно сдвинулась, и ставила под угрозу путь отступления. Следующим этапом неуспеха явилось бы полное поражение. Сейчас армия еще находилась в порядке и могла, не расстраиваясь, отойти. Кутузов решил отступить ночью, что, бесспорно, явилось единственным разумным выходом".
Итак, Кутузов отступил. Французская кавалерия шла за ним по пятам, и Наполеон ежеминутно ждал, что русские дадут ему бой под самыми стенами Москвы. Но и на этот раз его ожидания не оправдались…
Воздушный "сюрприз" для Наполеона
Но прежде чем говорить о дальнейших действиях русской армии, стоит упомянуть об одном загадочном и удивительном событии, непосредственно связанном с Отечественной войной 1812 года в целом и с Бородинским сражением в частности.
Начало этой истории было положено еще до вторжения Наполеона в Россию. В начале 1812 года к Наполеону пришел немецкий механик и изобретатель Франц Леппих и предложил ему построить управляемый аэростат. Этот воздушный аппарат "мог бы поднимать такое количество разрывных снарядов, что посредством их можно было бы истреблять целые неприятельские армии". У Наполеона, который негативно относился к техническим новшествам, еще свежи были в памяти неприятности с воздушным шаром, запущенным во время церемонии его коронации. Поэтому он просто… изгнал изобретателя из Франции. Леппих вынужден был вернуться в Германию. Там, в городе Тюбенгене, он начал строить свой новый воздушный шар. Узнав об этом, Наполеон велел схватить изобретателя и доставить во Францию.
Именно с этого момента начинается полная приключений и загадок история пребывания Леппиха в России. Самое примечательное в ней – хитроумная политическая интрига, в которую оказались втянутыми практически все основные западноевропейские королевские дворы. Кроме правительств Франции, Англии, Австрии и немецких княжеств в ней активно участвовал и некий неназванный министр двора, почему-то считавший изобретение немецкого механика своей собственностью. Таким образом, сразу после завершения постройки "летучей машины" в Европе могла развернуться "жесткая конкурентная борьба" за право обладания ею. Тем временем Леппих, узнавший о приказе Наполеона, весной 1812 года через русского посланника при штутгартском дворе Д. М. Длопеуса предложил свои услуги России. Одновременно он попросил у русских и защиты от французского императора.
Получив секретное донесение от Алопеуса, Александр I воспринял факт преследования изобретателя Наполеоном как свидетельство создания им изобретения чрезвычайной важности. Он хорошо знал, что во Франции проводились эксперименты с воздушными шарами, а из письма Алопеуса мог сделать выводы о "технической сути изобретения". Сам Леппих сообщал русскому посланнику, что за 13 часов может долететь из Тюбингена в Лондон и что, по его расчетам, "наиудобнейшие к действованиям воздушные корабли могут вмещать в себе 40 человек и поднимать 12 ООО фунтов (около 5 тонн)". Далее посланник писал, что "в числе артиллерийских предметов, коими он хочет снабдить себя, ожидает он особливо большого действия от ящиков, наполненных порохом, которые, брошены будучи сверху, могут разрывом своим, упав на твердые тела, опрокинуть целые эскадроны". Идея была фантастической и произвела на Александра I огромное впечатление. Ведь, по большому счету, речь шла об обладании могущественным оружием, которое могло сокрушить Бонапарта.
Алопеус предложил царю хитроумный план, как тайно вывезти Леппиха с его рабочими в Россию и засекретить постройку воздушного шара. Посланнику была передана от Александра I личная благодарность за "ревность к его службе", а также бланки паспортов и деньги для проезда изобретателя и его команды. В Мюнхене князь Барятинский тайно вручил Леппиху российский паспорт на имя курляндского уроженца, доктора медицины Генриха Шмита. Вместе со своим помощником Вильгельмом Мейером тот проехал через баварские и австрийские владения в Радзивиллов. Уже 1 мая 1812 года в городе Луцке "путешественники" встретились с посланником Алопеуса – Шредером. Дальше начала действовать уже другая "легенда прикрытия". Фельдъегерский прапорщик Иордан вместе с заданием сопровождать Леппиха получил документы на имя курляндца Фейхнера. 14 мая он привез Московскому гражданскому губернатору Н. В. Обрезкову собственноручное письмо императора Александра I, в котором тому повелевалось, чтобы он "тайно в окрестностях столицы поместил Леппиха и снабдил средствами для производства его работ, не сообщая об этом главнокомандующему графу Гудовичу" (такова была степень секретности этого мероприятия). Есть сведения о том, что перед этим изобретатель был принят в Вильно самим императором. Между ними состоялась приватная беседа, в ходе которой после ознакомления с чертежами и подробных пояснений Леппиха царь и предложил тому срочно выехать в Москву, где и приступить к постройке "летучего корабля".
Н. В. Обрезков и вновь назначенный главнокомандующим в Москве генерал от инфантерии Ф. В. Растопчин в условиях строгой секретности подыскали место для строительства аэростата. Им стало имение князя Н. Г. Репнина в селе Воронцово, в шести верстах от Калужской заставы. В то время этой усадьбой владела княгиня А. Н. Волконская, и по названию церкви ее называли Троицкое.
"Шмита" и "Фейхнера" поместили в имении и выдали им восемь тысяч рублей на заготовку материалов и поиск мастеровых, которые должны были помогать в работе до того, как приедут заграничные рабочие. Секретность постройки аэростата соблюдалась неукоснительно: само "предприятие" называли "фабрикой для приготовления новоизобретенных зарядов для пушек". Когда изобретателю срочно потребовалось пять тысяч аршин особой тафты, то над ее изготовлением работала вся фабрика Кирьякова, а чтобы не возбуждать излишнего любопытства, его взяли в "компаньоны" Леппиха "по торговле пластырями". Растопчин добился открытия в отделении Московского банка открытого счета для немца. Это было связано с тем, что на материалы, серную кислоту и железные опилки для получения водорода требовалось более 100 тысяч рублей – сумма по тому времени просто фантастическая. Но с расходами не считались. А еще Растопчин организовал прохождение переписки по данному вопросу в обход Московского почт-директора Ф. П. Ключарева, которому военный губернатор не доверял. Кузнецов и слесарей побоялись нанимать в Москве и послали за ними в Петербург Иордана.
Вскоре в тайной мастерской уже насчитывалось 60 рабочих, и постройка аэростата шла полным ходом. Но с каждым днем становилось все труднее скрывать производимые работы. Поэтому для этих целей потребовался дополнительный штат сотрудников и даже своя канцелярия. Начальником ее и "директором физических и химических принадлежностей" стал товарищ Леппиха – Шеффер, до этого служивший в Московской полиции лекарем. Чтобы скрыть от посторонних глаз, чем на самом деле занимаются в мастерской, Обрезков заключил с изобретателем фиктивный договор на поставку "к Новому году большого числа разных земледельческих машин". Но наилучшими хранителями секретности стали офицеры Фельдъегерского корпуса, из которых была создана специальная группа во главе с подполковником Николаем Касторским. Ему же было поручено контролировать перечисление всех денежных средств на строительство воздушного шара. Теперь над ним трудилось уже около 150 плотников, кузнецов и швей.
Растопчин уверял Александра I, что работы удается держать в тайне. На самом деле это было не так. Использование все новых и новых форм конспирации в виде "снарядов для пушек нового типа", "земледельческих машин" и "подводной лодки" не могло не вызывать вопросов и подозрений. Не способствовало сохранению тайны и расширение круга лиц, в нее посвященных. Но окончательно "демаскировал" постройку сам Александр I, посетивший усадьбу. Сохранились воспоминания профессора Московского университета И. Шнейдера, бывшего в 1812 году студентом, в которых говорилось: "…в доме великолепные залы… были превращены в мастерские, и по роскошным паркетам разбросаны были разные материалы и инструменты. Перед окнами на дворе висела раззолоченная гондола и какие-то большие крылья. Дача охранялась стражею, и пришлось проехать несколько караулов, прежде нежели попасть туда". Фактически постороннему человеку, простому студенту довелось увидеть в Воронцово 40-местную лодку-гондолу с "рессорами", на которой "солдаты-гребцы" проходили тренировку. Пропитанную лаком оболочку лодки для устрашения неприятеля и облегчения раскроя раскрасили под "осу". Из стоящих вдоль стен бочек с серной кислотой и железными опилками в нее протянули матерчатые рукава, по которым аэростат наполняли водородом. Однажды проливной дождь с грозой чуть не погубил всю затею: оболочка сильно намокла, в бочки попала вода, качество водорода ухудшилось. Шел уже июль 1812 года, но до полетов было еще далеко.
А между тем император Александр I с нетерпением ждал практических результатов. Ведь Леппих убеждал его, что в течение трех месяцев русскую армию можно будет снабдить полусотней воздушных кораблей, с которых экипажи смогут бросать на неприятеля взрывчатые вещества. Однако время шло, но даже один такой аппарат пока не смог подняться в воздух. А ведь на его создание было уже израсходовано свыше 100 тысяч рублей!
Между тем в ночь на 24 июня 1812 года "великая армия" Наполеона начала переправу через Неман и вторглась на территорию России. Необходимость в новом чудо-оружии стала особенно острой. Но, несмотря на фантастическую работоспособность Леппиха, трудившегося вместе с рабочими по 17 часов в сутки, завершение работ ожидалось не раньше конца августа. 4 июля
Растопчин писал Александру I: "Через 10 дней Леппих будет производить опыты с крыльями, и так как к тому времени будет готово помещение для сбора составных частей, то я пошлю туда двух офицеров и 50 солдат сторожить день и ночь во избежание несчастья. Я дам также Леппиху артиллерийского офицера, которому будет поручено наполнить два ящика с разрушительным веществом, которое он берет с собой. В конце месяца нужно ему дать экипаж из 50 человек, лучше всего взять солдат и хорошего офицера". Леппих действительно готовился к испытанию своего "летучего корабля".
Тем временем враг наступал. 10 августа русские войска оставили Смоленск. В Москве стали готовиться к эвакуации. На постройку аэростата было уже израсходовано 130 тысяч рублей. Растопчин писал: "…если бы удалось его предприятие, то можно было бы не пожалеть и миллионы. Если придется вывозить его отсюда, то я отправлю его в Нижний, до Коломны на подводах, а потом водою".
Время текло неумолимо, русские отступали, а Александр I все еще верил Леппиху. 22 августа Растопчин даже расклеил по Москве афиши, в которых москвичам официально объявлялось о том, что строится большой воздушный шар и чтобы жители столицы были готовы к его полету. "Я вам заявляю, чтобы вы, увидя его, не подумали, что это от злодея, а он сделан к его вреду и погибели", – писал генерал. Одновременно он уведомил государя, что Леппих намерен провести испытание малого шара с экипажем в пять человек. На это Александр I ответил: "Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его. Я сообщу ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтобы он соображал свои движения с движениями главнокомандующего".
Некоторые надежды на применение боевого аэростата в Бородинском сражении питал и М. И. Кутузов. Ведь Леппих в середине августа обещал прилететь на своем аппарате прямо в штаб русской армии. Он даже сумел запустить "малый шар", не поднявший, правда, и двух человек. В канун Бородинской битвы, 22 августа Кутузов писал генерал-губернатору Растопчину: "Государь император говорил мне об аэростате, который тайно готовится близ Москвы. Можно ли им будет пользоваться, прошу мне сказать и как употребить его удобнее". Однако Леппих всех подвел…
Отгремела Бородинская битва, русская армия отходила к Москве. А возбудивший столько толков и надежд воздушный шар в воздух так и не поднялся. 29 августа Растопчин "с прискорбием" известил Александра I об очередной неудаче Леппиха. Что же помешало талантливому изобретателю осуществить свой фантастический проект?
На строительство аэростата уходило все больше и больше материалов, а значит, и казенных средств. Но новые технологические сложности отодвигали сроки его полета. Самым сложным и опасным процессом было наполнение оболочки водородом. Этот взрывоопасный газ двигался по матерчатым рукавам из множества бочек одновременно. В них бесконечно шла химическая реакция (серная кислота разъедала железо). На одном из этапов работы Леппиху потребовались квалифицированные рабочие из Германии или Австрии. Рискуя жизнью – ведь шла война и Австрия была союзницей Наполеона – фельдъегерь Винберг сумел отыскать в Австрии и привезти в Москву нужных специалистов. Но и они не смогли переломить ход событий. Наполненный водородом аэростат так и не оторвался от земли: тафтяная оболочка плохо держала газ.
Затем в ходе испытаний стали лопаться металлические рессоры (пружины), с помощью которых экипаж мог управлять аппаратом. Понадобилась высококачественная инструментальная сталь, которую в России не производили. Подполковник Касторский отдал приказ фельдъегерям срочно найти и доставить Леппиху все необходимые материалы. Они разыскали и привезли высокопрочную английскую сталь, но даже после этого дело не сдвинулось с мертвой точки. Потом пошли проливные дожди, и опять нарушился процесс получения водорода.
После радужных надежд наступило жестокое разочарование. Растопчин, ранее свято веривший в успех, вынужден был сообщить царю неутешительные известия: "Большая машина не готова, и, кажется, надо отказаться от надежды на успех, которого ожидали от этого предприятия. Менее всего, конечно, можно пожалеть об истраченных на него деньгах. Леппих – сумасшедший шарлатан, а Алопеус слишком был увлечен своим финским воображением".
Александр I воспринял эту неудачу по-философски. Ведь именно он с самого начала лично руководил и контролировал это секретное предприятие. Государь ни минуты не сомневался в успехе работ и на возражение шефа артиллерии графа Аракчеева о нелепости этой затеи даже в сердцах сказал ему: "Ты глуп!" Теперь же в беседе с Аракчеевым он положительно оценил идеологическую ценность проекта: "Для народа подобные меры в известных случаях нужны; такие выдумки успокаивают легковерную толпу хотя бы на малое время, когда нет иных средств отвратить беду".
Тем временем французы подходили к Москве. По приказу Растопчина Леппих свернул работы и погрузил аэростатное имущество на 150 подвод. Караван двинулся в сторону Нижнего Новгорода. В спешке эвакуации многое увезти не успели. Пришлось часть оборудования, оставшихся деталей, в том числе и лодку аэростата сжечь.
Эвакуацию обеспечивала фельдъегерская служба, которой вменялось в обязанность оплачивать казенными деньгами почтовые прогоны. Фельдъегерь поручик Штос привез Леппиху распоряжение Аракчеева (он тогда ведал делами снабжения и резервов при императоре), в котором говорилось: "Отправить… г. Леппиха, всех потребных людей и вещи в Санкт-Петербург". Так и поступили.
Несмотря на беспрецедентную секретность, французы имели "много сведений о зажигательном воздушном шаре или адской машине". Об этом свидетельствуют выдержки из мемуаров адъютантов Наполеона. Знал о секретном проекте и он сам. Сначала, по словам Коленкура, "императору сообщили… о зажигательном воздушном шаре, над которым долго работал под покровом тайны некий англичанин или голландец по фамилии Шмидт. Этот шар, как уверяли, должен был погубить французскую армию, внеся в ее ряды беспорядок и разрушение". По всей видимости, русские хорошо засекретили Леппиха, ибо французы не знали, что именно он создает аэростат.