Русская война: дилемма Кутузова Сталина - Лев Исаков 31 стр.


Как тактическая операция рейд был позорно провален, то что не удалось двумя корпусами разбить слабенькую итальянскую кавалерийскую дивизию Орнано на заморенных конях при одном полку пехоты – и, кстати, пленить или уничтожить лучшего французского военачальника после Наполеона при Бородино Евгения Богарне, тоже бросившегося разбираться с тылами и оказавшегося вместе с Орнано под ударом – всецело на совести Уварова и Платова, единственных русских генералов, не представленных Кутузовым к награде за сражение. Как действие Кутузова, возвращавшее "опасно зашалившегося" Наполеона в рамки его воли совершенно удался, Наполеон закаменел в своем нежелании бросать Гвардию в огонь!

… Этим можно объяснить и мягкое обращение с горе-вояками: на попытку личного объяснения Уварова Кутузов только обронил – Я всё знаю, бог тебя простит, – Платов вообще остерегся показаться ему на глаза.

И в то же время, усиливая ноту непостижимо-загадочного, Кутузов снова замирает – высунулся, пошевелил, что-то прощупал и опять втянулся…

Может этим объясняется странный, нервно-обрывчатый разговор Наполеона с раненым и принесенным к нему героем-стариком генералом Лихачевым, которому он пытался вернуть шпагу и получил отказ принять ее, – с каким-то непонятным напряжённым интересом император-полководец расспрашивал русского воина, как велась последняя война с Турцией, и вроде бы хотел задать другой вопрос – а где сейчас Дунайская армия, не у Маслова ли?

Предельная централизация, хотя и обоснованная для данного случая достаточно жестким внешним общим очертанием единой задачи сокрушения русского левого фланга, не лучшим образом сказалась на деятельности наполеоновских маршалов – к сложным малозаметным особенностям местности они совершенно не применялись, вели бой громадными скученными массами в одной методе, которые переламывались, сминались, неоправданно уплотнялись или опасно разряжались рельефом местности. Как следствие, во французских атаках присутствовала постоянная несбалансированность действий по фронту, они как бы "наваливались" а не "обрушивались", вырождаясь из молниеносного общего прорубающего удара в волнообразное перемещение давления вдоль русской позиции, иногда до полного рассогласования, особенно в моменты нарушения визуальной связи, как это случилось во время 5-й атаки на флеши (около 10 часов – отстал Жюно) и 6-й (11 часов – Понятовский прекратил, Жюно начал, Мюрат слишком залетел с конницей перед колоннами Даву и Нея), что способствовало успеху 7-и (!) русских контратак, проводимых также грубо, но с отличным применением ко времени, срок задержки не более 15–20 минут от прорыва французов на русскую позицию, лишавший их возможности подтянуть артиллерию на занятые пункты и закрепиться там основательно – достижение Багратиона!

Кстати, под Канонадой этих атак рушится еще одна анти-кутузовская или анти-наполеоновская или, если хотите анти-кутузовская через принижение Наполеона версия о "роковом отказе" от глубокого обхода русского левого фланга через леса южнее Старой Смоленской дороги, мысль о котором высказал 24 августа (5 сентября) на военном совете Даву и которая понравилась Веллингтону и восхитила В.Г.Сироткина по его "критичности" к французскому военному гению, от этой идеи отказавшемуся. Помилуйте, сударь, если Жюно днем, в негустом перелеске между Семеновскими флешами и Старой Смоленской дорогой, при вестовой и слуховой связи с полем боя, оказался обложен егерями, сбился с пути, нарушил управление войсками и вышел из 5 километрового перехода с 1,5 часовым (!) опозданием – куда и когда вышел бы Даву с 40-тысячной массой после ночного марша через окраины густых лесов государственных дач и с чем? Можно точно сказать – без чего… Порядка! Артиллерии! Знания обстановки и места куда угораздило забрести! Полный гадательности сроки этого события! – Совокупность этих качеств, даже в отсутствие егерей, казаков, ополченцев обращает регулярную армию в вооруженное скопище, потенциально разгромленную толпу – при том, что отделение таких сил крайне опасно ослабляет армию, ставит ее под угрозу мощного опережающего удара, а русские еще в Смоленском эпизоде показали готовность перехватить такую удачу, не стало только энергии у Барклая-де-Толли ее исполнить во всем блеске раскованного дарования…

В действиях французской стороны наблюдается постоянная рассогласованность участвующих в бою родов войск – так, если русская артиллерия хорошо поддерживала свою пехоту и конницу огнем и даже маневром колесами, вплоть до жертвы собой, то французская оставляла их без огневого обеспечения при русских контр-атаках, так как совершенно не использовалась для подвижного сопровождения войск, что так важно при наступлении, и выдвигалась в занятые пункты только по полному их очищению, с большим опозданием. Она была губительна лишь для площадных целей и малоподвижных строев, в которых, увы, усердствовала русская сторона…

Французская конница постоянно залетала перед пехотой, а не развивала ее успех, моментами даже пыталась выполнять ее задачи, штурмуя в конном строю инженерные сооружения и восстанавливая тактику чуть ли не парфянских катафрактариев. Она поражалась всеми родами войск, всеми видами огня и оружия и растрачивалась чудовищно. Русская конница, действовавшая на контратаках из глубины, через интервалы колонн на отходящую смятую пехоту или атакующую расстроенную огнем конницу, сражалась в условиях своей тактической характеристики, с большим эффектом и умеренными потерями; ее недостатком было отсутствие стратегического массирования, в условиях состоявшегося боя впрочем не очень выразительным, но наличие такого массирования, подобного Общему Кавалерийскому Резерву Мюрата, могло придать сражению иной вид особенно в полдень, когда французская пехота обессилела, ее огонь нарушился, строй утратил устойчивость и непроницаемость.

Общее налаженное взаимодействие всех 3-х родов войск на французской стороне возникало только эпизодически вне преимущественной картины сражения. Исключением такого рода явились действия Евгения Богарнэ, он единственный из французских и русских военачальников начинает сознательно применяться к местности, используя склоны и понижения Семеновского оврага для накапливания войск перед атакой и как укрытие от русского огня, в паузах схваток укладывает пехоту на землю в ямы и воронки, предохраняя от ненужных потерь в бессмысленном молодечестве – он же заложил начало огневому окаймлению Курганной батареи с севера и запада и наконец после полудня, вырвавшись от гусар Уварова, сумел завязать общее взаимодействие войск в этой задаче, организовав одновременное поражение цели огнем с 3-х направлений, охватывающее движение пехоты и согласованный с ним марш-маневр конницы О.Коленкура с замечательным отворотом влево от Семеновской по перелому рельефа с неожиданными "взлетами" и "нырками" на естественных уклонах местности, сбивавшими точку прицеливания артиллерии и направленность атак кавалерии, и выходом в тыл батареи при тактически плотном русском фронте на этом участке оказавшемся не перехваченным ни "огнём" ни "мечом". Это было примечательно.

Вообще на поле боя Багарнэ явился единственным "маршалом" среди прочих наполеоновских "рубак-героев", разумно руководил войсками, экономно расходовал силы пехоты, уводил ее за обратные скаты высот от русского огня при неудачных или неопределенных обстоятельствах, включая в действие элементы пространственного маневрирования, внезапной атакой взял Бородино, означив начало битвы, в течении всего сражения исполнял роль всего левого фланга Великой Армии, одновременно демонстрацией постоянной готовности к наступлению приковывая внимание русского командования к центру, и в 14 часов реализовал ее, взяв с 3-й атаки позицию, сильнейшую Багратионовских флешей.

По совокупности же силы пехоты были исчерпаны к 14 часам, кавалерия избилась к 16, артиллерия обессиливает к 18…

Итак, с 18 часов, т. е. через полсуток после начала сражение перегорало в громе слабеющей канонады, тихом глухом стоне раненых полей, испуганно вившимися и срывавшимися в галоп полупризрачными табунами лошадей без всадников у Семеновского оврага и Курганской батареи.

Что же явил итог?

В 17 часов Наполеон отправился в личную рекогносцировку к позициям, увиденное там было безотрадно:

– русские восстановили всю линию, сверкающую всполохами выстрелов и строями войск от Горок до Утицы, обзор в глубину был невелик, но по согласованности расположений русских масс, равномерной нерасстроенности огня опытный военачальник должен был сразу определить, что система управления войсками, их способность вести эффективный правильный бой не утрачены, интенсивность русского огня свидетельствовала о достаточной тактической плотности боевых порядков (нынешний разброс оценок от 9 до 15 тысяч на 1 км), что гарантировало успех отражения 1-2-х решительных атак; артиллерийская канонада русских вообще настораживала – она была определенно сильнее французской.

– Им мало, всыпьте им ещё! – в этой исторической фразе Наполеона произнесенной тогда, пробивается и мелкое раздражение и серьезное понимание;

– свитские обращают внимание, что раненые русские солдаты стонут реже и тише, чем увечные воины французской армии;

– маршалы наотрез отказываются идти в атаку без усиления, требуют Гвардию…

…под огонь 500 орудий? Идя плотным клином не более 1 км по фронту она привлечет на себя батарейный ад не менее 3 км линии развертывания русской артиллерии т. е. 270–300 орудий и потеряет в момент сближения около четверти своего состава – далее бой с нерасстроенным тактически насыщенным фронтом русской пехоты, и то, чего добились Ней и Даву в 8 атаках за 6 часов боя, превзойти в 1-й?… А русские резервы? – В течении всего дня на линии огня не видно русской Старой Гвардии, Преображенцев и Семёновцев, это сразу же приложить к своим потерям гибель не менее 4-х тысяч "ворчунов" – он помнит русских гвардейцев по Тильзиту, тогда восхищенный их богатырским видом он передал несколько комплектов знаков Ордена Почетного Легиона для награждения нижних чинов Преображенского и Семеновского полков на усмотрение русского командования… С 15 часов опять пропали из видимости казаки Платова…

– …они все с ума посходили кроме Бессьера!

Он замкнется в себе окончательно, когда позднее на его вопрос о трофеях и пленных, подчиненные, помявшись, признаются, что за весь день взято 15 орудий и 1000(!) пленных, которые ругаются и дерутся с конвоирами…

Наполеон мрачен, но только ли определившейся неудачей, незавершенностью результатом приложенных неимоверных усилий? Он что, ждал что русские будут сражаться хуже, чем венгерская пехота под Ваграмом? Не был готов к тому, что бой будет многодневным – после Смоленска? В каких-то сумеречно-возвышенных своих пределах бой "не читался", ни тогда, в 1812 году, ни сегодня, в приближении 200-летия своего юбилея…

Глава 13. Непрочитанный итог…

Давайте признаемся, вступая в сражение Кутузов имел некоторую избыточность боевой мощи относительно поставленных целей, того неприятеля и той обстановки, в которой произошла битва, и что самое настораживающее, об этой избыточности он знал, хотя бы о ее факте: русское командование полагало в приведённой Наполеоном к Бородино армии 180 тыс. человек (К.Ф.Толь), Кутузов по списочному составу французских корпусов, хорошо известному русской стороне благодаря "миссии Чернышева" в Париж в 1811 году, полагал ее в 165 тысяч и этого превосходства в 30–40 тысяч над основным составом своей армии находил недостаточным, основываясь на боевой практике 1800–1810 гг., опыте Ваграма (110 тысяч против 170 тысяч) и Смоленска (120 тыс. Против 165 тыс.), был уверен в своих силах, а ведь Наполеон пришел не в превосходящем, а в равном числе (133–135 тысяч на его 130–140 тысяч боевого ядра) т. е. в действительности перед русским главнокомандующим стояла задача не связывать неприятельское превосходство, а искать применения избыточности своей боевой массы для чисто оборонительного способа действий, обратить ли ее в активные поиски, или сохранить и усилить, спокойно-методически обескровливая неприятеля в первой фазе сражения, а дальше как бог на душу положит, и русская диспозиция, и развивающие ее мероприятия прямо полагают 2-е, вплоть до требования смены войск на линии огня через каждые 2 часа, высказанное Кутузовым 25 августа(6 сентября) при объезде Армии. В течении всей битвы Кутузов был уверенно-спокоен – а почему бы и нет, французский полководец все равно выше головы не прыгнет…

Что должен был испытывать военачальник по концу сражения, где у него были шансы на победу, или явное преобладание над неприятелем, когда в итоге обнаруживается что ему едва ли не надо применяться к своей неудаче; когда оказывается, что ни одно из его действий не дало того, что должно было, обязано дать, не вследствии героизма войск – простого исчисления сил, подтверждаемого тогдашней военной теорией и современной, через полтора века, ее оценкой; когда Багратион дал себя разбить, вместо того чтобы способствовать раздроблению костей неприятеля о силу русской позиции, ввязавшись в бой на пунктах, а не вокруг пунктов; когда Тучков-мямля и Бенигсен-хам разломали остроумный замысел поддержки левого фланга, суливший истребление целого корпуса; когда Платов и Уваров не смогли развернуться в открытом пространстве за левым флангом французов, а ведь всей-то работы было порезвиться среди разбегающихся обозников…? А в итоге от 2-й армии остались только клочья, которые разумно либо отправить в тыл на доукомплектование как "кадр" новых войск, либо расформировать, распределив уцелевших и легкораненых по частям 1-й… А он – доволен! Чем? Что не разбит?

– С такой армией!?

– На такой позиции!?

Давайте огласим, наконец, эту тайну Бородино; ни качество армии, ни сила позиции, ни его дарование как полководца, только что грозно блеснувшее на Дунае и что через несколько дней сверкнет еще ослепительней под Бронницей, не укладываются в этом не странно-ничейном – странно– всеобщем, всем сестрам по серьгам, результате, последний явно ниже своих исходных посылок для русской стороны, а цена его – непропорционально велика…

Еще за несколько дней до сражения Кутузов знает, не может не знать, по урокам Ваграма и Смоленска, что у него запас прочности не менее чем на два дня боя, скорее даже больше, он сам сокращает этот срок, подводит неприятеля сразу к "средней" части в отношении возможностей позиции, отменив полнозвучную "Шевардинскую прелюдию". – и доволен, что к вечеру остался с проблемой "Разобьют – Не разобьют?"

Утром разброс его шансов был между "ничья" и "победа", вечером между "ничья" и "поражение", утром совокупность условий задавала перспективу сражения и на следующий день, вечером ее уже не было – асимметрия потерь ярко выражение упавших на 2-ю армию, поколебала русскую сторону больше нежели их простое числовое выражение – потери Наполеона легли относительно равномерно по корпусам и асимметрично по родам войск, в отношении к личному составу до боя в порядке перечисления кавалерия– инфантерия-артиллерия, поэтому как целое его организация сохранилась лучше.

Неизбежность отхода очевидна, и уже ему-то тем более… а между тем он находился в состоянии приподнятой облегченности, такое впечатление, что Багратион не подвел его под монастырь, а привел на венчание, и неудача 2-й армии развязала руки какому-то иному решению, спал какой-то гнет с души… Уже два столетия сбивает с толку очевидцев, а за ними исследователей это искреннее, непритворное удовлетворение Кутузовым итогами боя 26 августа (7 сентября) – впечатление такое, что этот день принес ему определенно больший успех, нежели полагаемый, он даже вспыхивает и одёргивает Вольцогена, начавшего ему что-то говорить о неудаче, и это при том, что в полдень уже отправлял Дохтурова во 2-ю армию с приказом, смысл которого, продержись пока не сказку отход, запальчиво объявляет об утреннем наступлении, может быть в успокоении других лиц, его видением смысла произошедшего не одаренных. Распирающая его РАДОСТЬ настолько очевидна, что присутствующие, а среди них и такие глубоководные гидры, как Ермолов, начинают верить уже и поясняющим ее СЛОВАМ. Они оба искренни, Вольцоген по обстоятельствам случившегося, Кутузов по тому ЧТО ЗА НИМИ.

А ведь какие-то основания к продолжению сражения существуют и вечером 26 (7), и получивши соответственное распоряжение М. Б. Барклай-де-Толли не удивляется, хотя почел бы разумнее отступить и принимается выполнять его старательно и умело, а это значит, что продолжение боя, не по наитию, "духу" – по основательной европейской учености возможно, в "расчисленном полководце" отсутствовал начисто внешний конформизм к настроениям окружающих лиц, т. е. ресурсы, не только волевые и духовные, но и материальные, позиционные имелись. -

Вот человек, который выиграл вместе с Кутузовым, но ясно, прозрачно, без недоумений и вопросов, свою битву, на своем месте, в своем ранге, окончательно разрешив неприятно-крикливое соперничество с Багратионом, развернутое и разжигаемое последним; дельными предложениями, разумными распоряжениями, явленной твердой волей повернул к себе настроение своей любви-армии, стал близок и дорог ей в этот день – не потерялся, а открылся как военачальник на поле боя, и к концу его занял второе место после Кутузова. Рок сам взвесил и определил итоги соперничества между ним и Багратионом, под Смоленском еще затенявшим "умозрителя-академика" – представленные к Ордену Святого Георгия Победоносца, они получили его в разных классах, Михаил Богданович, как уже имевший 4-й и 3-й класс, получил очередной "армейский", 2-й, а Петр Иванович, имевший "в опережение" 2-й класс за Аустерлиц, получил отсутствующий у него "корпусной" 3-й, среди прочих 14 военачальников; он остался по прежнему старшим по производству, но ореол "преемника Суворова" несколько развеялся, он перешел в разряд "учеников".

А далее, не прошло и 3-х часов, с некоторым недоумением и вероятно даже раздражением, Барклай-де-Толли и Милорадович выстраивавшие войска для боя, получили распоряжение на отход. Почему? – давайте признаемся, мы про это можем только гадать…

Уже после написания этого фрагмента автор узнал, что М.Б.Барклай-де-Толли, вопреки установившегося в отношении этого лица мнения не согласился а возмутился решением М.И. уйти с Бородино, отказывался его выполнять, рвался встретиться с Главнокомандующим, от чего тот уклонился, и велел отход 1 армии, когда с позиций уже ушли Дохтуров и Милорадович; только днём 27го, увидев состояние 2 армии он как-то смирился со случившимся. Ей– же, вопреки каноническому распределению "Войны и Мира" – всё смешалось в доме Облонских…

Есть какая-то заданная закономерность в действиях противостоящих полководцев – они старательно противились тому, что пытались добиться от них окружающие, а за ними и последующие исследователи и биографы, почти "советчики" как-то уж очень непонятливым Наполеону Бонапарту и Михаилу Кутузову.

С вечера 25 авг. (6 сент.) Наполеон делает все чтобы не пустить в дело Гвардию и никак, ни на поле Бородино, ни после не объясняя вразумительно почему, под любым предлогом уклоняется от этого.

Назад Дальше