Балканский не заставил себя ждать. Как человек серьезный и обязательный, приехал рано утром. Виктория Михайловна тепло попрощалась с дворецким, тот в ответ кивнул, улыбнулся понимающе и многозначительно. Пусть улыбается, сколько ему угодно. Все равно Алекс ничего не знает, хоть личность он, надо признаться, неординарная. Поэт-романтик с философским уклоном. Такие мужские особи не каждый день встречаются.
Путешествие началось. Виктория Михайловна ни на секунду не пожалела, что поддалась на уговоры Балканского. Она вновь почувствовала себя счастливой, ничем не обремененной, почти легкомысленной искательницей приключений. Геннадий Николаевич вел машину уверенно и немножечко небрежно. Проскальзывала в жестах некоторая лихость. Это приятно щекотало нервы и вызывало уважение на грани обожания. Виктория Михайловна давно сделала один нехитрый вывод – узнать характер человека можно по тому, как он водит машину. Если человек нервный, дерганый, он и машину загонит, и орать будет за рулем как ненормальный по малейшему поводу. Если осторожен и пуглив по жизни, будет соблюдать правила дорожного движения со скрупулезностью, которая мешает остальным участникам движения и приводит к созданию аварийных ситуаций. По манере вождения Геннадий Николаевич, несмотря на свой серьезный вид, в душе был все-таки немножко хулиган. Виктория Михайловна улыбнулась про себя. На самом деле для нее лично это вовсе не открытие. Она, как говорится, в курсе. Новогоднюю ночь она помнила очень хорошо. А вот Балканский, судя по всему, не помнил вовсе или умел отлично притворяться, кто его знает.
Прекрасные пейзажи мелькали за окном, из приемника лилась приятная мелодия, рядом, только руку протяни, находился самый желанный мужчина в мире, и улыбался не кому-нибудь, а ей! Что еще нужно для счастья! Это правда, она никогда не была так счастлива. Только бы не умереть сейчас, а то будет очень обидно. Хотелось остановить этот миг, но было страшно интересно, что же ждет ее дальше. Виктория Михайловна боялась расплескать ощущение небывалого счастья, которое переполняло ее. Ехать бы так и ехать. Погруженная в собственные чувства, она не заметила, как задремала. Сказалась полубессонная ночь, будь она неладна.
Проснулась Виктория Михайловна оттого, что машина остановилась. Она почувствовала себя неловко. Вот умудрилась! Сколько они стоят, понять было совершенно невозможно, долго ли она проспала, тоже оставалось непонятно. Люди от счастья в обморок падают или стихи сочиняют, а она заснула. Геннадий Николаевич задумчиво смотрел на нее, как на диковину невиданную. Все правильно. Она так и знала, что обязательно опростоволосится.
– Простите, я задремала, кажется, – виновато произнесла Виктория Михайловна. От легкости и прекрасного, возвышенного настроения не осталось и следа.
– Это замечательно. – Геннадий Николаевич неожиданно рассмеялся, спасибо, что по-доброму, без сарказма. – А теперь самое время позавтракать, вы не находите?
– Нахожу, – буркнула Виктория Михайловна, готовая провалиться сквозь землю. Правильно, она задремала. А во сне человек абсолютно беззащитен и не отвечает за свой организм. А вдруг она сопела или, не дай бог, всхрапнула разок? Какой позор. Классный секрет обольщения. Можно со спокойной совестью возвращаться обратно, судя по довольному виду Балканского. И чему радуется?
Завтрак комом встал в горле. Виктория Михайловна превратилась в молчаливую и неповоротливую куклу с испорченным механизмом. Вдобавок ко всему умудрилась уронить вилку. Та упала на кафельный пол с таким звоном, что Виктория Михайловна на секунду оглохла и чуть не потеряла сознание от собственной неуклюжести. Казалось, все взгляды обслуги и немногочисленных посетителей кафе были устремлены в ее сторону. Вот так всегда. Как только рядом Балканский, неуклюжесть и скованность становятся ее основными характеристиками. Сначала разлитый кофе, теперь эта проклятая вилка.
Геннадий Николаевич тактично сделал вид, что ничего не происходит. Улыбался, что-то говорил, только она его не слышала. Ей было так плохо, что не сказать словами. Балканский наверняка уже проклял тот день и час, когда с ней связался. Страшно хотелось укрыться в каком-нибудь тайном уголочке и наплакаться от души. Да пропади пропадом эта любовь, если она превращает человека в робота, запрограммированного на глупости, страдания и перепады настроения. Никогда в жизни ее не бросало из стороны в сторону, жила ровно, спокойно, удивлялась страстям и непредсказуемым поступкам, которые совершали люди. Ее спокойный и ровный характер был образцом для подражания. Да, она, как и все, испытывала радость, переживала огорчения. Но она всегда, даже в самые трудные минуты, отдавала отчет своим действиям и умела держать себя в руках. А теперь что? Истеричка, настоящая психопатка, не умеющая себя вести и контролировать эмоции. Вместо того чтобы мечтать о несбыточном, пора ложиться в психиатрическую клинику и серьезно лечиться.
В отличие от нее, зажатой и абсолютно несчастной, Балканский чувствовал себя превосходно. Он с удовольствием завтракал и явно не страдал отсутствием аппетита. В любое время суток делал это сочно, с необыкновенным смаком и нескрываемым наслаждением. Можно позавидовать. Активен, разговорчив и к подвигам готов. Ему проще, его не мучают глупости. Он свободен от чувств, а она нет. Вот и вся разница. Кстати, процесс поглощения пищи не мешал ему с энтузиазмом рассказывать много интересного. Великое дело знать страну не по книгам, а изнутри.
После завтрака тронулись дальше. Потихонечку Виктория Михайловна начала приходить в чувство. Тем более что Балканский с неутомимостью энтузиаста и явным удовольствием продолжил свой рассказ о великом и неистовом Гауди. Викторию Михайловну удивили не энциклопедические знания Геннадия Николаевича, а эмоциональный накал, с каким он говорил об архитекторе. Кто бы мог подумать. Сколько страсти, любви, искренности и обожания было в его словах! Честно говоря, больше всего она боялась перед поездкой, что Балканский потащит ее на корриду. Но, судя по всему, банкира, по-настоящему влюбленного в страну и ее идолов, не интересовало кровавое и жестокое зрелище, чему она была очень рада.
После приезда в Барселону оставили машину на городской парковке и отправились гулять по городу. Виктория Михайловна забыла о своей неловкости и заторможенности. С первых шагов по улицам удивительного и приветливого средиземноморского города она почувствовала каждой жилочкой, что именно здесь хотела бы жить. Здесь невозможно было быть несчастной или чувствовать себя одинокой. Геннадий Николаевич сразу предложил посмотреть Барселону его глазами и отказаться от традиционных и скучных экскурсий. У Виктории Михайловны не возникло возражений. Всегда интереснее узнать новое изнутри. Тем более что у нее не было ни малейших оснований сомневаться в компетентности своего добровольного проводника и личного экскурсовода. Это вам не "посмотрите налево" – "посмотрите направо". Потом скороговорочная информация, имена, цифры, даты, стили – и в результате полный кавардак в голове. Все равно – от этого словесного потока почти ничего не останется. Ведь главное не это. Когда кто родился и умер, можно узнать и так, было бы желание. Самое важное, какие ты испытал ощущения и эмоции, почувствовал ты или нет ритм и характер города. Виктория Михайловна была на седьмом небе от счастья. Мало того что рядом с ней находился Балканский собственной персоной, что само по себе было потрясающе, он с каждой минутой открывался с новой стороны. И ни одна из этих сторон ее не раздражала и не нервировала, а очень даже наоборот. Если бы не его славянская внешность, своей страстностью и знанием города до мелочей сошел бы за местного жителя.
Геннадий Николаевич не повел ее на центральную площадь, они первым делом отправились в старый город и скоро из современной европейской суеты попали в сказочную атмосферу лабиринта средневековых тупиков. Это было не похоже ни на что. Такого в центре точно не увидишь. Здесь даже запах был особенный, из маленьких кафе тянуло удивительно знакомым шашлычным запахом жареной баранины.
– Как у нас на юге, только декорации другие, стиль готический, а так – закрой глаза, и будет полная иллюзия, что мы на Кавказе, – изумленно проговорила Виктория Михайловна и смешно сморщила нос.
– Все правильно, в этом районе живут в основном старики, бедняки и иммигранты. Район-то не парадный, рабочий. Докеры, рыбаки здесь истинные хозяева. Рабочая прослойка основательно разбавлена иммигрантской смесью выходцев с Филиппин и из Пакистана. Так что ничего удивительного, что пахнет бараниной, – улыбнулся Балканский.
Виктория Михайловна после первых дней пребывания в Испании уяснила для себя, что в этой солнечной стране никто не работает не только в часы сиесты. Для нее было великой тайной, чем, собственно, государство живет, и живет при этом совсем неплохо. На часах около шести часов вечера, а улицы полны праздного народа. И это в рабочем районе. Женщины всех возрастов, ребятня, старики вынесли из квартир, кажется, все имеющиеся стулья и сидят себе вольготно, подпирая стены жилищ, как будто это занятие – самое важное в их жизни. В маленьком открытом кафе компания мужчин азартно играет в карты, рядом пристроились доминошники. Вокруг роятся стайки сочувствующих советников. На узких улочках-катакомбах полно велосипедистов и молодежи на роликах. У фонтанчиков самозабвенно целуются влюбленные пары. Тут же довольно лениво, но уверенно фланируют жрицы любви и довольно подозрительные личности. Никто никому не мешает, броуновское движение молодых нисколько не раздражает развалившихся на стульях матрон и стариков. Они изредка перекидываются словечками, но без всякого осуждения и нервной истерии.
– Нравится? – с гордостью спросил Геннадий Николаевич, как будто он самолично, собственной волей и фантазией, создал эту многоликую, яркую картину.
– Очень, – искренне ответила Виктория Михайловна.
– Это еще только начало, скоро я вас познакомлю со старинными испанскими традициями. Такое в фешенебельных ресторанах сейчас редко встретишь. А здесь я знаю одно заведение, где все происходит, как много веков назад. По крайней мере, мне так кажется. Называется это чудо поррон. – Слово прозвучало как пароль, открывающий дверь в сказку.
– Поррон, – завороженно повторила Виктория Михайловна.
– Но сначала побродим по центру, вы еще не устали? Что ж, прекрасно, вы отличная спутница, я в вас не ошибся. Может, перекусим немного? – В голосе Геннадия Николаевича не было никакого подвоха. Это было самое обыкновенное предложение.
Виктория Михайловна вспомнила завтрак и почувствовала неловкость.
– Я не голодна, – соврала она без зазрения совести. Хорошо, что Балканский не заметил румянца, который мгновенно покрыл ее щеки. Вот до чего дошла. До вранья.
– Ну что ж, тогда вперед? – спросил Балканский и уверенным жестом взял Викторию Михайловну за руку.
– Вперед, – обомлев от этого невинного жеста, пролепетала бедная женщина.
Как молодые влюбленные, держась за руки, они шли по узким улочкам, пока не достигли границ нового города.
– Прошу любить и жаловать. Туристическая Мекка всех путешественников – знаменитый променад Рамбла у ваших ног, – торжественно и шутливо отрапортовал Геннадий Николаевич, не отпуская при этом руку женщины. Виктории Михайловне было и радостно, и страшновато. Голова кружилась от впечатлений и состояния щенячьего восторга. Вырвать свою руку из твердой ладони Балканского было неприлично, человек мог не понять ее дерганий и обидеться. Ей этого хотелось меньше всего. И в то же время чувствовать его пальцы она была не в состоянии. От них бил парализующий заряд такой мощности, что скоро у нее не осталось сил передвигать ноги. Смешно сказать, нынче даже пятиклассницы не млеют от подобных мелочей, а она, взрослая женщина, мать двоих детей, повела себя непозволительно глупо, или, точнее, по-идиотски. Лишь бы Балканский не понял ее состояния, а то она сгорит со стыда или утопится в море.
А между тем, не замечая отчаяния женщины, вокруг бурлила, пела и плясала удивительная и поразительная Барселона. Хорошо, что ситуация разрешилась естественным и вполне невинным образом. Геннадий Николаевич решил запечатлеть госпожу Плотникову на фоне городского фонтана. Виктория Михайловна, наконец, обрела способность дышать и соображать. Она даже попыталась изобразить счастливую улыбку непослушными губами. Хорошая получится фотография. Будет называться "Гримаса пожилой женщины у фонтана".
А вокруг творилось невообразимое. На каждом шагу, куда ни бросишь взгляд, артисты всех мастей и жанров выступали с оригинальными представлениями. Уличные музыканты, мимы, танцоры. Не город – сплошной праздник жизни. Уличных цветочных лотков было такое количество, что непонятно, каким образом хозяева умудрялись не разориться при такой жесткой конкуренции. Город великих мореплавателей превратился в огромный многоликий театр, в котором любой зевака мог почувствовать себя героем действа. Именно так себя и ощущала Виктория Михайловна, оперной, чуть подуставшей дивой на сцене, декорации для которой создал гениальный художник. Они долго бродили по городу, потом вышли на набережную.
Довольные, но уставшие путешественники решили, что на сегодня впечатлений достаточно. Наступил вечер, пора было немного подкрепиться. Это можно было сделать в любом кафе, на набережной их было великое множество. Но у Геннадия Николаевича имелась своя четкая программа. И отступать от намеченного плана он не собирался. Виктория Михайловна безропотно следовала за своим спутником и мысленно прикидывала, когда она попадет домой. Сейчас они поужинают и отправятся в обратный путь. Да, Алексу придется долго ждать возвращения дорогой гостьи. Наконец Геннадий Николаевич сделал выбор. Честно говоря, Виктории Михайловне было непонятно, почему он предпочел это заведение другим. Кафе как кафе. Она даже испытала легкое разочарование. Виктории Михайловне почему-то казалось, что Балканский пригласит ее в какой-нибудь фешенебельный ресторан.
Заказ, с согласия Виктории Михайловны, Балканский сделал сам. Кроме паэльи, с которой Виктория Михайловна была уже знакома и особого восторга от этого знакомства, помнится, не испытала, на стол поставили огромный стеклянный сосуд очень странной конфигурации. У него было два горлышка – одно широкое, посередине, как и положено, второе – узкое, сбоку! Примерно под углом в сорок пять градусов. Понять назначение причудливой конструкции без дополнительных объяснений было невозможно. Но когда Геннадий Николаевич, потирая ладони, сообщил, что внутри вино, Виктория Михайловна притихла. Она, конечно, привыкла за время пребывания в Испании к тому, что вино здесь принято подавать не бокалами, а бутылками. Но это произведение винодельческой мысли побило все рекорды по своим габаритам и оригинальности исполнения.
– Вот это и называется поррон. Кстати, дорогая Виктория Михайловна, паэлью я заказал не зря. Здесь ее готовят виртуозно, по старинным рецептам, без всяких современных новшеств. Надеюсь, вам понравится.
– Спасибо, Геннадий Николаевич. Я ни на секунду не сомневаюсь в вашем выборе. А два горлышка для чего? Странная какая-то конструкция. Предназначения не понять.
– Хороший вопрос. В этом и заключается вся прелесть. Что такое выпить бокал вина? Удовольствие или небольшое разочарование. А этот замечательный кувшинчик превращает рядовое занятие в искусство. Только покорив этот сосуд, вы поймете всю прелесть и колорит испанской жизни. Это как маленький экзамен. Оглянитесь вокруг, видите, как снисходительно улыбаются местные завсегдатаи? Они думают, что глупый турист сейчас опростоволосится. А теперь внимание! Я начинаю.
Балканский двумя руками обхватил сосуд за широкое горлышко, развернул кувшин узким горлом к себе, потом поднял поррон вверх и отпустил левую руку. Сосуд оказался на высоте вытянутой правой руки. Потом Геннадий Николаевич наклонил стеклянный кувшин таким образом, что струя вина, свободно вырвавшись из отверстия, описала плавную траекторию, которая закончилась во рту. Балканский пил вино, при этом ни одна капля не брызнула в сторону. Виктория Михайловна завороженно следила за происходящим. Вот это мастер-класс! Сколько же надо было тренироваться, чтобы научиться так виртуозно исполнять почти "смертельный" аттракцион! Струя все лилась, казалось, ей не будет конца. А Балканскому хоть бы что, только кадык безостановочно ходил туда-сюда. Неужели он должен выпить все до капельки? Тогда это конец. Мало того что существовала прямая угроза его здоровью, ведь так недолго и захлебнуться. Но если он допьет вино, возвращение на уютную виллу будет под большим вопросом. Виктория Михайловна занервничала. Ночевать в Барселоне не входило в ее планы. К тому же у нее было недостаточно денег, чтобы снять номер в гостинице. В это время Геннадий Николаевич почти неуловимым жестом обуздал сосуд, вино перестало литься. И вновь не было пролито ни капли напитка. С видом победителя Балканский поставил поррон на стол, вокруг раздались аплодисменты. Виктория Михайловна нервно вздрогнула и огляделась по сторонам. Все в кафе били в ладоши, улыбались и выкрикивали одобрительные слова.
Вот тебе, матушка, и поррон. Надо тщательнее изучать местные обычаи и традиции, чтобы не оказаться в дурацком положении. В этом слове ей послышалось что-то возвышенное, музейное или романтическое. А на самом деле все оказалось приземленным до невозможности. Аттракцион для любителей выпить, и не более того.
– А теперь вы. – Виктория Михайловна с ужасом увидела, что Балканский протягивает к ней оставшееся вино. – Она молча, но с таким остервенением замотала головой, что Геннадий Николаевич расхохотался.
– Да вы не бойтесь, это совсем не страшно. А для страховочки мы положим вам салфетку на грудь. – Он сложил матерчатую салфетку вчетверо и, не спрашивая разрешения, пристроил ее где-то между подбородком и грудью. – Ну, давайте, вы же смелая женщина, я знаю.
– Я не пью. – Виктория Михайловна защищалась из последних сил.
– Это не выпивка, это традиция. Я тоже не пью. Вы не бойтесь, это легкое домашнее вино, в нем градусов примерно столько же, сколько в кефире. Кефир, надеюсь, вы не опасаетесь употреблять? Виктория Михайловна, милая моя, не отказывайтесь от удовольствия.
"Милая моя" сразило Викторию Михайловну наповал, парализовало всякую волю к сопротивлению. Дрожащими руками она взяла поррон и, закрыв от страха глаза, попыталась повторить недавний трюк Балканского.
– Так, хорошо, руку вытягиваем, молодец. – Геннадий Николаевич превратился в строгого учителя и комментировал каждое движение. – А теперь открываем глаза. Очень хорошо. Ничего не боимся, у вас все получится. Медленно наклоняем сосуд, одновременно открываем рот. Отлично. Все, молодец!
Терпкая винная струя попала в горло, и Виктория Михайловна поняла, что она сейчас захлебнется и покроет свою несчастную голову несмываемым позором, теперь уже навсегда. Но странное дело, вино лилось в нее, как из крана, а она была еще жива. Наконец пытка кончилась. Это Балканский смилостивился и перехватил сосуд с вином из ее слабеющей руки.
– Пятерка с плюсом, вы талантливая ученица. Но для первого раза вполне достаточно.