В погоне за облаком, или Блажь вдогонку - Татьяна Туринская


Туринская Татьяна
В погоне за облаком, или Блажь вдогонку

Все события и персонажи являются плодом воображения автора

Лёшка? Почему ты здесь? Уходи.

Уходи, Лёшка. Ты не из этой жизни. Но не в этом дело. Ты никогда не был мне нужен - помнишь, я говорила тебе. Ты не верил. И сейчас наверняка не поверишь. Ну и пусть. Я знаю, что ты мне не нужен. Я не ангел. Но ты меня не заслуживаешь. Или я не заслуживаю тебя? Неважно. Ты лишний здесь. Уходи, Лёшка!

Ну когда же он уйдет?!

По утрам любимый муж ей мешал. Если он увидит, что она проснулась - заговорит. Нужно будет отвечать ему, улыбаться. Пусть ничего серьезного они обсуждать не станут, но даже милая чепуха сбивает с настроя. Потом очень тяжело снова войти в нужное состояние. Поэтому у нее давно вошло в привычку спать долго - чтобы просыпаться в тишине и одиночестве.

Работать Наталья могла исключительно в состоянии полного покоя. Муж уехал. Дочку еще раньше отправил в сад. До вечера никто не помешает - если, конечно, удастся победить собственную лень. Иначе весь день придется резаться в опротивевшие компьютерные игрушки из стандартного набора: "Сапер" и "Паук". И там, и там максимально сложные уровни. Сколько времени уходит на эту ерунду. Закодироваться бы, как алкоголик от спиртного. Интересно, кто-нибудь уже занимается решением этой проблемы? Наверняка не одна Наталья игрозависимая.

Хватит о грустном. Хватит о зависимом. Пора заварить чашечку традиционного утреннего кофе, и браться за дело, пока запал не остыл вместе с кофе.

Этого дня я ждала безумно долго. Да что там, всю жизнь!

Пришлось пожертвовать сном, и встать пораньше: красота требует жертв. Одна только прическа отняла приличный кусок времени. Я на нее часа три убила. Плюс праздничный макияж.

Осталось лишь влезть в платье. Правильная постановка вопроса. Влезть!

Терпеть не могу традиционные свадебные платья, все в слащавых розочках, бантиках, с пышным кринолином, вроде невеста явилась в нашу реальность не из дома, а из пыльного девятнадцатого века. Одно только сходство со свадебным тортом, таким же белым, пышным, многослойным, и в таких же слащавых розочках, вызывает во мне отвращение. Вся эта пена кружев, воспетая поэтами, делает невест похожими друг на друга, как кукол, сошедших с одного конвейера: лица словно растворяются в гипюрово-фатиновом облаке рюшечек и воланчиков, от индивидуальности не остается и следа. Только по цвету волос и можно отличить невесту Машу от невесты Даши.

Дудки. Никогда не надену такое платье. И не просите. И не уговаривайте.

Я все продумала заранее. Платье простое, без особых выкрутасов. Не настолько простое, конечно, чтобы выглядеть в нем дежурной медсестрой. Но если выбирать между дешевой пышностью и дорогой скромностью, я отдам предпочтение второй. Минимум вычурности, максимум элегантности: вот что делает женщину женщиной.

Другое дело, что денег на такую "простоту" у меня нет: на зарплату молодого филолога не шибко разгуляешься. У мамы, к сожалению, их не намного больше, чем у меня. Привыкла к транжирству, благо, широкая папкина спина это позволяла. Моего папы, разумеется, не ее. А потом его вдруг не стало. Беда всегда случается вдруг. Никто не ждал, что его не станет так рано, он и сам не думал, не гадал. На черный день кое-что отложил, но закончилось это "кое-что" значительно раньше, чем мы с мамой надеялись: она никогда не умела экономить.

Только за пару дней до свадьбы мать раскололась, откуда взялись деньги на платье. Если бы она сказала раньше, я ни за что не приняла бы такой подарок. Но я узнала слишком поздно, за два дня новое платье не купишь. Как говорится, поезд ушел. От себя добавлю: самолет улетел. Шпалы разобрали на дрова, взлетную полосу на дачные дорожки. Может, для филолога я выражаюсь слишком просто, к тому же насквозь заштамповано, но иногда штампы лучше всего выражают мысль. В таких случаях я себя прощаю.

Если совсем честно, то не только в недостатке времени дело. Были б деньги, я бы и в два дня уложилась. Наверное. Проблема в том, что уже не с чем было бегать по магазинам: на мелочи ушло столько, что я стараюсь об этом не думать.

Ну и ладно. Что ж, спасибо Лёшке за подарок. Красивый жест, я оценила. Даже где-то зауважала. Не ожидала от него такого.

Лёшка Дружников. Смешной, нелепый в своей влюбленности Лёшка. Ни за что бы ни поверила, что когда-нибудь он станет настоящим мужиком.

Что дальше? Мысли путались. Какую из них выбрать?

Никакую. Пусть сами решают. А она им только чуть-чуть поможет. Создаст подходящую атмосферу.

С некоторых пор Наталья полюбила свечи. Вернее, свечу. Одну. В ванной.

Огромная квадратная свеча, в которую были вмонтированы ракушки всевозможных форм - створчатые, ухообразные, плоские, винтовые раковинки - прогорела до середины, осталась лишь тонкая оболочка. Огонек внутри делал ее прозрачной, и ракушки плясали на стенах причудливыми тенями, будоража фантазию. Скучная ванная комната превращалась в таинственный морской будуар. Наталья нежилась в горячей воде, а мысли в голове выстраивались в стройную картинку. Словно кто-то извне нажимал на таинственную кнопочку, и фантазия включалась. А дальше оставалось лишь выбирать самые ценные мысли, и запоминать их для последующего использования. Все очень просто.

Она знала его всю жизнь. Почти всю - ей в ту пору было тринадцать. Лёшка на четыре года старше, как раз школу заканчивал. Она уже тогда смотрела на него свысока: взрослая тринадцатилетняя девушка на глупого семнадцатилетнего мальчишку.

Их первое свидание Наташа свиданием не воспринимала. Теплая майская ночь, фея-луна в окружении звезд-светлячков. Темный, неприветливый лес за околицей деревни. Овраги, ручейки, бесконечные преграды из поваленных деревьев. И мерзкий писк комаров у самого уха.

Для кого-то, может, это и романтика, но не для Наташи - девушки городской, сторонницы уюта и комфорта.

В деревне она оказалась впервые: друзья родителей предложили им надел земли под картошку. Оставлять дочь одну дома те не рискнули, потащили за собой на природу. А там бросили на милость хозяйского мальчишки - взрослого и серьезного, как им казалось. Маленького и нудного - как убедилась Наташа. Едва дождалась конца выходных.

А через две недели ее снова отправили в деревню. На сей раз Лёшка смилостивился, не потащил Наташу на прогулку. Сказавшись усталой, она рано завалилась спать. Постелили ей на диване в проходной комнате, так называемой "гостиной". Приятного мало, но не дома, выбирать не приходилось. Родители на веранде ели-пили-пели, а Наташа укрылась до подбородка ватным одеялом - не от холода, единственно от Лёшки: тот делал вид, будто увлечен телевизионной программой, а на самом деле пользовался возможностью побыть рядом с гостьей.

Уж как она ворочалась, как охала - любой чурбан понял бы, что нужно оставить ее в покое и убраться из ее спальни, по нелепому стечению обстоятельств оказавшуюся Лёшкиной гостиной.

Понял и Лёшка. Но понял по-своему:

- Наташ, тебе малинки принесть?

Какая малина - она уже зубы почистила! И где он ее ночью возьмет?

- Неси, - равнодушно позволила она. Лишь бы он из комнаты убрался - душно же, спасу нет.

Вернулся через несколько минут: щеки исцарапаны, возле самого уха прилип комариный трупик. В ладошке - ягоды вперемежку с листьями. Присел на корточки перед диваном, протянул ладошку: на, ешь!

Пришлось есть. Брезгливо выбрала ягодки поспелее, облизала перепачканные соком пальцы - не вставать же при Лёшке в ночнушке, чтоб по-человечески умыться. Если умывание из допотопного рукомойника можно назвать человеческим.

- А вишенку хошь?

Неужто на дерево в такую темень полезет?

- Хочу! - уже не равнодушно, а капризно, будто заморская принцесса, заявила Наташа.

И снова Лёшка сидел перед нею на корточках. Только на сей раз протянул обе руки: одну с вишнями, вторую подставил под косточки.

Хватит вспоминать. Пора делом заняться. Былое никуда не денется, даже если завтра на Наташу нападет злой и страшный склероз. Говорят, он только короткую память калечит, длинная ему не по зубам. Но даже при самом отвратительном раскладе ее воспоминания уже зафиксированы. Пока еще не в вечности, всего лишь в железной памяти Фёдора - так Наталья окрестила ноутбук, когда муж подарил ей его на День Святого Валентина три года назад.

С Федора все и началось. Сам виноват, не нужно было Федора дарить. Мог бы, как нормальные мужья, отделаться коробкой конфет в форме сердечка. А решил соригинальничать - теперь терпи. Сам виноват, что у жены появился другой мир. Придуманный.

Папа часто повторял, что я человек крайностей. Возможно, он был прав. Да что там: папка всегда прав, я убедилась в этом еще в шестом классе, когда он с точностью до вздоха предсказал дальнейшее поведение вредного одноклассника. Я-то, глупая, думала, он мне козни строит. А папка все объяснил, по полочкам разложил: сначала, говорит, он тебя за хвостики дергает, подножки ставит, потом попросит списать русский (у меня и в школе по нему пятерки были, потому в филологи и подалась), а потом в кино пригласит, при этом тяжко вздыхая и отводя взгляд в сторону. Так и вышло, вплоть до вздоха.

Ну да я не об этом. Я о платье. Человек крайностей я, вот уж точно. Если не люблю пышные платья, будьте уверены: выберу самое-самое узкое из предложенного ассортимента. До чего ж я, наверное, предсказуема! А ведь женщина должна быть загадкой. А во мне загадочности ноль. Остается надеяться, что привлекательность с лихвой возместит этот мой недостаток. Да что там, недостаток - это слишком громко. Так, недостаточек. Мелкий такой. А кому-то и вообще достоинством покажется. Тёме, например. Он у меня сюрпризов не любит. Так что для него я одно сплошное достоинство. Ну да, сам себя не похвалишь, тогда кто?

Платье я выбрала необыкновенное. Серовато-жемчужное. Не платье, вторая кожа: узкое-узкое! Только внизу чуть расширяется за счет вставки-шлейфа. Сам шлейф из другой ткани, тончайшего шифона, а на свету играет переливчатой радугой оттенков от светло-охристого до блекло-сиреневого, расцвечивает благородством мнимую серость основного фона. Что касается описания цветов и вообще всяких деталей, тут мне равных нет: любой писатель позавидует. Ну вот, опять сама себя хвалю. Нескромно как-то. Зато правда.

Оно, платье это, настолько хорошо само по себе, что дополнительные украшения были бы лишними. Ничего вычурного, яркого: терпеть не могу аляповатость. Ничего такого, что могло бы затмить меня саму. И платье, и бижутерия должны подчеркивать мою индивидуальность, но никак не отвлекать внимание от меня, любимой. Тонкую серебряную цепочку с одинокой жемчужинкой на шею, в уши серьги из таких же цепочек, но без жемчуга. Ненавязчиво, и вместе с тем изысканно.

Ай да я! Если верить отражению в зеркале, а не верить ему у меня оснований нет, то вкус у меня отменный. И сама я очень даже ничего. Опять нескромно вышло. Ну да не прятаться же от правды за никчемушной скромностью. Скромность - кратчайший путь в безвестность. Значит, это не мой путь.

Непременно нужно будет поблагодарить Лёшку за подарок. Платье обалденное! Артём от восторга наверняка онемеет.

Никогда не предполагала в Дружникове благородства души. А мать, видимо, очень даже предполагала. Иначе ей бы ни взбрело в голову просить у него денег на свадьбу.

Зря я об этом вспомнила. Попробуй теперь вернуть настроению безоблачность и блаженство. Не надо думать о такой ерунде. Не сегодня. Да и вообще, смысла нет. Ушел ведь поезд. Надо расслабиться и получить от сегодняшнего дня максимум удовольствия. Потому что такое событие в моей жизни будет только раз. Раз, я сказала! И никаких "а может?"! Не нужны мне другие мужья. У меня есть Тёма!

Несмотря на недюжинные мысленные усилия, недовольство матерью не проходило. Лёшка, конечно, молодец, спору нет. Удивил. Но мать не должна была кланяться ему в ножки. Харита Игнатьевна выискалась.

Отношения с Дружниковым у меня запутанные. Вернее, это у Лёшки отношения со мной сильно запутанные, а у меня с ним сроду никаких отношений не было. Ну влюбился мальчик, что с того? Мне какое дело? Я его не поощряла, никогда ничего не обещала. Если он когда-то нарвал мне в темноте малины, я не обязана расплачиваться за его подвиг своим счастьем. В конце концов, с тем одноклассником я тогда в кино так и не пошла. Лёшка ничем не лучше того мальчишки из детства.

Воспоминания, хоть и зафиксировал их Федор в железной своей душе, не отпускали.

После окончания школы Дружников перебрался в город. С тех пор и начались Наташины мучения.

Она сразу поняла, что все эти "случайные" с ним встречи вовсе не случайны. Куда бы ни пошла, откуда бы ни возвращалась - раз от разу наталкивалась на Лёшку. Ну хорошо, влюбился - с кем не бывает? Так и скажи. Сколько ж можно нежданности эти изображать?

Хоть бы в кино пригласил, что ли. Вряд ли такое приглашение Наташу порадовало, но, может, и пошла бы - не зверь же она в малости такой другу семьи отказывать.

Но нет, общение с Лёшкой сводилось исключительно к "случайным" встречам.

- О, снова-здорово! Какими судьбами?

Какими-какими? Из школы иду!

А вместо откровенного хамства приходилось выдавливать улыбку:

- Живу я тут, если ты забыл. Иногда и в школе бываю - представляешь?

Умный бы человек понял иронию, а Лёшке хоть бы хны.

- А я, - говорит, - с лекции драпанул. С этих щей так рано.

Если переводить на общечеловеческий, "с этих щей" следовало понимать "потому и". Он эти щи вставлял где надо и не надо, будто Наташе есть какое-то дело до его лекций и до него самого.

К тринадцати она уже знала, что такое поцелуй. Не сказать, что было слишком много поклонников - неправда, она тогда похожа была на лягушонка, и жутко страдала от своей некрасивости. Однако ж не до такой степени была некрасива, чтобы совсем внимания мальчиков не привлекать.

Потому-то Дружников с самого начала ее не заинтересовал. Хотелось чувственности. Хотелось чего-то непознанного. А Лёшка мог предложить ей разве что вишенку.

Дальнейшие встречи с ним не способствовали пробуждению симпатии. Наоборот - отсутствием даже тени фантазии, неприличным однообразием тем для разговора Лёшка вызывал в Наташе лишь зевоту. Один раз "Ой, какими судьбами?!", второй, третий… И каждый раз объяснял ей про лекции: сбежал, мол. Даже словами пользовался от раза к разу одними и теми же, неприлично простолюдными. Ну сколько ж можно? Тут никакого ангельского терпения не хватит, а Наташа даже обычным никогда не отличалась - куда ей до ангела.

Исподволь у нее, как у подопытной собаки Павлова, выработался своеобразный рефлекс: Лёшка - это скука, занудство и навязчивость.

Временами он пропадал с горизонта, но Наташа не замечала его недолгих исчезновений: если он есть - она изнывает от его присутствия, если нету - живет, как жила. Когда Дружников не попадался на глаза какое-то время, она попросту забывала о нем. Потом они снова встречались, быть может, и в самом деле невзначай. Но за первой встречей незамедлительно следовала вторая, третья, и мысль о случайности уже казалась смешной.

Так она и жила до поры до времени. Маленькая девочка взрослела. Время от времени в ее жизни возникал взрослеющий - или все-таки невзрослеющий? - мальчик, но все оставалось по-прежнему.

А потом они нежданно-негаданно стали взрослыми. И снова ничего не изменилось. Лёшка все так же не был интересен Наташе. Она давно перестала быть лягушонком. Однако парни по-прежнему не дрались из-за нее на дуэлях. Но и от хронического одиночества она не страдала: то один поклонник возникнет, то другой. Ничего серьезного: легко появлялись, легко исчезали. Молодость. Нормальная, как у всех.

Дружников тоже появлялся. Повзрослевший, возмужавший. Но повзрослевший-возмужавший, скорее, чисто внешне. В поведении его Наташа никаких перемен не замечала. Хотя нет, была одна перемена. Теперь Лёшка стал звать ее в кино.

Он-то звал, да Наташа неизменно находила причину, чтобы по возможности мягко отклонить приглашение. Глупый. В кино школьниц водят. Где ты был со своим кино, когда она была маленькая? А теперь уж во взрослые места приглашать надо.

Но у Дружникова все не слава Богу. Не понимает человек, когда какому фрукту время. Приходилось отказываться. То голова болит, то к сессии готовиться нужно. Лёшка кивал понимающе, и снова исчезал на некоторое время. Надоел, в общем.

Так надоел, что при очередной встрече Наташа возьми да и ляпни судьбоносную фразу в ответ на стотысячное приглашение то ли погулять, то ли в кино:

- Не могу. Замуж выхожу.

На самом деле она не только не выходила замуж - у нее даже кандидата на звание жениха не имелось. Даже обычного поклонника, и того в ту пору не было. Просто так сказала. Чтобы что-то сказать.

Лёшка отреагировал вполне спокойно - она даже удивилась. Будто ее мнимое замужество его ничуть не волновало.

А через пару недель до Наташи дошли слухи: Лёшка женится!

Лёшка? Снова ты? Какими судьбами? Опять случайно? Ну-ну.

Я никогда не говорила тебе, что ты слишком настойчив? Нет? Ты слишком настойчив, Лёшка. Твою бы настойчивость, да в нужное дело.

Смотри - займусь тобой вплотную, не жалуйся после. Договорились? А лучше уйди, пока не поздно.

Хм. А он ничего. Странно. Почему она раньше этого не замечала?

Губы, пожалуй, тонковаты. Это у них семейное - у матери еще тоньше. Мужику-то простительно, под усами практически не заметно. Зато усы ему идут. Возможно, как раз из-за того, что скрывают недостаток.

Нос чуть длинноват. А кончик будто бы обрублен неловким папой Карло. Смешной, в общем. И в то же время очень мужской нос.

Глаза… Глаза не очень. Подкачали глазки. Вот именно: глазки. Буравчики. Даже любовь в них не вмещается. А ведь он ее любит.

Любит. Наталья всегда это знала. Он никогда не говорил, но она знала - Лёшка ее любит. Интересно, откуда она это знала, если он не говорил, а в маленьких глазках для любви не хватает места?

Уходи, Лёшка. Не мешай. Ты симпатичный, но у меня есть муж.

Светка тыкалась в щечку, будто теленок. Сквозь сон Наталья поцеловала дочь:

- Иди, Поросенок! Постарайся не сильно поросячить в садике.

- Я постар-рраюсь! - пообещала дочь, привычно "рыкнув".

Нужно срочно идти к логопеду, - не менее привычно подумала Наталья, и вновь окунулась в дрему.

Давно над ней так не смеялись. Это было унизительно.

- Вот тебе и любит! - потешалась Сонька.

Галка деликатно молчала, но улыбалась очень ехидно. Змея!

И это подруги?

- А я говорю - любит!

Казалось бы - женится Лёшка, и пусть себе женится, кому какое дело? Уж кто лучше Наташи знает, кого он любит на самом деле? А глупые подруги не понимают, что для женитьбы любовь вовсе и не требуется.

Подружки откровенно потешались над ней. Им весело.

Дальше