– Склоняюсь перед глубиной знаний будущего биолога, – Сергей почтительно наклонил голову, но куртку обратно не принял – напротив, крепче укутал Аню, а потом еще и обнял. Она поместилась в его объятии полностью, укрылась, словно в маленькой пещерке, и затихла. Ей было так хорошо, что вовсе перехотелось отправляться в салон – а еще минуту назад собиралась! Вдруг спохватилась: Сергею-то холодно!
– Сережа, идем в салон, замерзнешь.
Она повернулась, чтобы с сожалением высвободиться из теплого кокона, и оказалась близко-близко к его губам. Подняла глаза и встретилась со взглядом Сергея – в нем сквозила… жалость. Жалость?! Она отшатнулась:
– Ты что? Мне не холодно! Мне уже жарко даже!
Он смутился, взял Аню за руку:
– Идем, пора исследовать ассортимент баров.
Аня выпила только кофе со сливками, а Сергей взял чай – пить что-то другое не было ни желания, ни денег. Он малодушно обрадовался, когда Аня отказалась даже от шоколада – в Серегином бумажнике оставалась одна мелочь, и он с ужасом думал, как доставит девушку домой на оставшиеся семьдесят четыре копейки. Сложная финансовая ситуация разрешилась самым замечательным образом, когда Аня заявила, что ей пора домой.
– Я позвоню брату, он меня заберет. Мы за городом живем, – начала объяснять. Ей совершенно не хотелось не то что показывать Сергею свои хоромы, но даже фамилию называть. Боялась его отпугнуть – или, наоборот, привлечь родительским состоянием. Пусть считает, что она простая студентка-бессеребренница из пригорода. Так лучше. Так она – сама по себе… А то, что забирать ее будет водитель на лексусе, Сергею видеть совершенно необязательно. На этот счет у Ани даже созрел маленький план.
Кораблик причалил, они вышли на набережную. Уже совсем стемнело. Миша, водитель, уже стоял возле моста.
– Знакомьтесь: Михаил, Сергей, – представила Аня друг другу молодых людей.
Сергей протянул ошалевшему водителю руку для пожатия, тот недоуменно ответил и вопросительно посмотрел на Аню. Та взяла его под руку, весело спросила:
– Ну как дела, братец? Все нормально на стройке? – и незаметно пнула его в бок.
– На какой? На стройке? – не понял смысла тычка Миша.
Аня фальшиво засмеялась:
– Устает, бедняга, к концу смены… Миша у нас прораб, строит комплекс бюджетного жилья на окружной, – торопливо объяснила Сергею. И, пока оба парня не успели опомниться, продолжила: – Ну все, Сереж, завтра созвонимся?
– Хорошо, я позвоню, – задумчиво пообещал Сергей и пошел к метро. Он плохо понимал смысл этого спектакля, но дал доиграть его Ане до конца. Она гордо удалилась с Мишей в сторону стоянки. Хорошо хоть хватило ума не признаться, что они уже встречались с ее "братом", когда он подвозил его на переговоры с Ольховским.
Аня радовалась, что все так удачно получилось. Михаил, по обыкновению, помалкивал, чтобы случайно не сболтнуть лишнего: черт его знает, что они там задумали, а его хата с краю!
– Миша, прошу прощения за эту сценку, так нужно было, – церемонно извинилась Аня, как только они потеряли Сергея из виду, и освободила свою руку. И только тогда поняла, что Сергей забыл отдать ей розы – так и уехал с изрядно подвядшим букетом. Тут же пожалела, что рассказала о своем отношении к срезанным цветам. Именно этот букет она хотела бы забрать с собой, поставить в вазу и любоваться им – столько времени, сколько ему отмеряно.
– Правда, кот? Красивый был букет… Назову-ка я тебя Феофанием, – вдруг постановила Аня, когда машина уже плавно катилась по шоссе.
Феофаний, как всегда, молча согласился. Видно, это уже вошло у него в привычку.
* * *
– Я ела, – сияющая Анжелика возникла на пороге спальни. Она выглядела словно кошка, вылакавшая в чулане тайком от хозяйки крынку сметаны. Судя по ее заявлению, вид соответствовал произведенному действию.
– Отлично! – одобрил Александр Петрович. – Ну и как тебе процесс?
– Пирожки, – глубокомысленно сообщила Анжелика и сочла нужным уточнить: – Восемь штук. С мясом.
Александр хмыкнул – удивился, но ничего не сказал. Повязал галстук, принялся одевать пиджак. Жена подошла к нему вплотную, легонько притянула к себе и сказала громким шепотом:
– Ольховский, раздевайся.
И принялась развязывать галстук.
– Лик, я на работу тороплюсь, у меня совет директоров, – он чмокнул Лику в щеку, отстранился и принялся опять за галстук. – Вот уж никогда бы не подумал, что пирожки с мясом – такой мощный афродизиак!
– Ничего, подождут, – заявила Лика и запустила пальчики под пояс мужниных брюк. – В смысле, директора, а не пирожки.
Стало ясно, что совещание состоится явно позже намеченного времени. Ольховский сдался под Ликиным натиском (правда, он и сопротивлялся не особенно активно), пряча удивление. Их совместные сексуальные игрища хотя бы с минимальным привкусом риска или запретности уже давно канули в прошлое, да и жена много лет назад потеряла пальму первенства в его личном рейтинге "звезд мирового секса". Но сейчас она была такой естественно-страстной, что Александр сам поразился жгучему желанию немедленно набросится на нее, словно изголодавшись от пресных супружеских соитий – как Лика, наверное, набросилась на пирожки после той зеленой дряни, которую она обычно жует…
Когда они, сытые друг другом, лежали на кровати, а Ольховский поглаживал шелковистую Ликину спинку и лениво думал, что вот сейчас начнет трезвонить секретарша и испуганно выяснять, куда это он запропастился, жена снова вспомнила об утреннем пищевом разврате:
– Как это вышло? Но уже раз это… Так давай и ты… С тобой…
Лика с трудом подбирала слова – у нее плохо получалось говорить о том, о чем она думает на самом деле. Но Ольховский понял и уточнил:
– Ты хочешь сказать, что решила устроить день грехопадений?
– Точно! – просияла она, и Ольховскому вдруг страшно захотелось погладить ее по голове, как маленькую, и вручить карамельку. Карамельки не было, но порыву погладить жену по голове он поддался. Прижал к себе, поцеловал в ароматный затылок и поднялся с кровати – все-таки пора было одеваться и ехать в офис.
Александр Петрович чувствовал себя довольным. Жаль, конечно, что жена не стала для него настоящим другом, партнером по жизни, который понимал бы с первого слова все, что ни говори. Всю жизнь он видел перед глазами пример своих родителей, которые всегда оставались друг для друга лучшими собеседниками, оба обладали блестящим умом и чувством юмора, и завидовал им… Поначалу верил, что сможет повторить фантастический успех героя "Моей прекрасной леди", но его, Александра Ольховского, Галатея так и осталась цветочницей-пустышкой.
Он даже не знал, можно ли на Лику положиться, подставит ли она ему плечо в трудный период – не было повода проверить. Ольховский как-то слишком быстро и легко разбогател и не успел поскитаться с молодой женой по съемным квартирам; обычную "болезнь" начинающих бизнесменов – хронический трудоголизм – он перенес в самой легкой форме… Их миновали трудности, которые обычно сплачивают и делают пару единым целым – по крайней мере, на долгие годы.
Хотя, с другой стороны, Лика – еще не самый плохой вариант. Гостей принимать умеет, на светских мероприятиях блистает и понимает, когда рот открывать не стоит, нервы ему не мотает, афер за его спиной не проворачивает и с тренерами по теннису, садовниками и чистильщиками бассейнов не спит. А ведь сколько он слышал разных неприглядных историй о женах знакомых небедных мужиков!
Он выбрал новую рубашку вместо помятой, другой галстук. Уже полностью одевшись, повернулся к Лике:
– Ну, я поехал.
Она поднялась, нагая, красивая, подошла и прижалась к нему всем телом, быстро заговорила:
– Алекс, а давай еще одного ребеночка заведем? Тебе ведь нужен ребенок! Наследник. Сейчас все в моем возрасте рожают, а мужчинам вообще все равно, когда. А если повезет и мальчик будет – вот здорово, правда? Можно кесаре… – она не договорила. Вернее, он не дослышал. Ольховский резко отвернулся и быстро вышел. Закрыл дверь и мысленно поблагодарил себя, что сумел сдержаться и не ударить Анжелику. Не ровен час, прибил бы.
Глава 7
– Ты готова, дорогая? Нам уже пора ехать. – Вера Николаевна заглянула в Анину комнату.
Врач говорил, что Ане нужно сдавать анализы каждую неделю – для наблюдения динамики болезни. Хотя какая уж тут динамика, – горько думала Вера. И все же, наблюдая, как внучка весело крутится перед зеркалом, она молила Бога, чтобы он все-таки позволил динамике быть положительной…
Прошло уже три недели после выписки из больницы, и теперь врач просил Аню приехать, чтобы обсудить результаты. Она могла бы, конечно, прекрасно съездить в клинику и сама. Но Вера настояла, что ее присутствие необходимо – как минимум, для моральной поддержки.
– Ой, бабуль, ты просто красавица! – Аня увидела бабушку и окинула ее восхищения взглядом. Вере Николаевне, действительно, никак нельзя было дать больше 50 лет, особенно когда она выходила при полном параде, в одном из своих любимых шанелевских платьев.
У Веры были дополнительные мотивы для поездки, но она предпочитала о них умалчивать. Ей было немного стыдно, вернее, не немного – стыдно было изрядно. Полагалось думать только об Ане, а ей в голову упорно лезли мысли о Смирнове. Вот удивилась бы Лика, узнав, что ее "мать-старушка" все еще лелеет надежды встретить своего мужчину мечты! Ну и что, что седьмого по счету. И вообще, кто сказал, что мужчина мечты может быть только один? Вот Вера, например, каждый раз, встретившись с "тем самым мужчиной", бросалась в пучину страсти с головой, забывая обо всем на свете… Иногда она выходила за "мечту" замуж, и жила с каждым честно до тех пор, пока любила. А когда любовь уходила из отношений, Вера их разрывала – безжалостно и драматично.
Возраст Вера не замечала – ни свой, ни чужой, и не понимала, как можно быть старым для того, чтобы чувствовать. Ей ближе был Высоцкий с его вечным и очень правильным – "я люблю, а значит, я живу". Эдит Пиаф, Элизабет Тейлор и Верина двоюродная тетя – вот ее минимальный список женщин, которые не стеснялись страстно любить, когда им уже было далеко за шестьдесят.
Аню ей было по-прежнему жаль; но не так, как раньше – надрывно и безысходно. Теперь к Вериной жалости добавлялась радость из-за того, что внучка сейчас переживает сильное увлечение, которое буквально на глазах крепнет, растет и оживает, поглощая Аню и затмевая собой даже болезнь…
– Поехали, Анечка. – Вера Николаевна взяла внучку под руку и они спустились с лестницы, бережно поддерживая друг друга – не просто как родные, а как по-настоящему близкие люди.
Под кабинетом Максима Леонидовича обнаружилась очередь, оставался единственный свободный стул, на который Вера Николаевна после недолгих препирательств усадила-таки Аню. Сама в ожидании приема начала увлеченно изучать стенды с наглядной агитацией, украшавшие унылые стены. Прочитала рекламу вакцины от гриппа, стенд с призывами соблюдать правила гигиены в период осеннее-зимних эпидемий ОРВИ и заскучала. Остановилась аккурат напротив входа в кабинет. В это время дверь распахнулась, и оттуда стремительной походкой вышел Смирнов. Скользнул взглядом по очереди и внезапно увидел Веру. Она не успела придать себе невозмутимо-равнодушный вид, и Смирнов обнаружил на ее лице радость – столь же неуместную в этой очереди, как и его радость – в ответ:
– Вера Николаевна! Здравствуйте, – он подошел, взял ее руки в свои и приветливо их пожал – задержал их в ладонях дольше, чем полагалось бы.
– Здравствуйте, – Вера неловко улыбнулась и освободила руки. Почувствовала, что заливается румянцем, как школьница. – Мы тут с Аней… Вы нас успеете принять?
– Конечно, конечно, – засуетился Максим Леонидович.
Очередь, быстро идентифицировав блатных, немедленно отреагировала недовольным ропотом.
– Знаете что? Вы погуляйте часика полтора, пока я приму остальных больных, в кафетерий на первом этаже можете сходить. – И обратился к очереди: – Скажите, чтобы больше никто не занимал, – с этими словами так же стремительно ушел по коридору.
Кое-кто ухмыльнулся, но в целом все остались довольны: блатные очередь все-таки не обойдут, хватило совести. Ведь прием у Смирнова всегда длился долго – он никогда не ограничивался парочкой дежурных фраз, терпеливо выслушивал все жалобы и самым тщательным образом объяснял, на каком этапе находится болезнь и что еще можно сделать.
Вера кивнула в знак согласия и подошла к Ане:
– Идем?
– Бабуль, ты иди, а я лучше книжку почитаю, – предложила та и вынула из сумочки небольшой томик.
– Принести тебе что-то?
– Нет, спасибо, – Аня поморщилась. Аппетита у нее, как обычно, не было. Вздохнув, Вера Николаевна отправилась в кафетерий, чтобы хоть как-то развлечься. И за углом чуть не столкнулась лоб в лоб со Смирновым, который торопился обратно в кабинет.
Она неловко отпрянула. Врач поправил очки и сообщил, имея в виду не то их с Аней, не то конкретно Веру Николаевну:
– Я рад, что вы пришли. У меня хорошие новости. Но все – потом, на приеме, – сказал – и ушел.
Внезапное сердцебиение удалось унять лишь внизу, в шумном больничном вестибюле. Люди сновали от длинной очереди в регистратуру до гардероба, оставляя мокрые дорожки следов. Грузная уборщица недовольного вида шуровала тряпкой по гранитному полу, приговаривая:
– И дождь, и грязь – все на мою голову! Когда ж это кончится! А они все несут и несут в больницу!
Вера Николаевна заглянула в один коридор, в другой – и не обнаружила ни кафетерия, ни кофейного автомата. Оглянулась в поисках информационной поддержки, но других сотрудников больницы, кроме уборщицы, не обнаружила, и подошла к ней.
– Прошу прощения, не подскажете, где тут у вас можно кофе выпить?
Женщина распрямилась, смерила Веру взглядом и на удивление приветливо ответила:
– В подвал нужно спуститься. Сначала тут налево по коридору, а потом – по ступенькам вниз. Но вы лучше через дорогу перейдите – там хорошая кофейня. Уж не больничная… Да вон ее в окно видно, – и неопределенно махнула рукой в сторону выхода.
Вера поблагодарила и посмотрела в широкое окно – действительно, на другой стороне улицы виднелась симпатичная вывеска сетевой "Кофемании". Ну что ж, время у нее есть, можно сходить. Взяла в гардеробе пальто и вышла на улицу.
В уютном зале было тепло, вкусно пахло ванилью и шоколадом. Вера присела за маленький, словно игрушечный, столик у окна и заказала капучино. В ожидании кофе позвонила внучке:
– Анечка, рядом с больницей есть "Кофемания", может, выйдешь? Тут так хорошо…
Но Аня отказалась:
– Спасибо, бабуль, я, действительно, лучше посижу. Ты там недолго, очередь начала двигаться резвее – Максим Леонидович выходил, сказал, что уже через часик нас примет.
– Хорошо, дорогая. Не скучай!
Вера отложила трубку и задумчиво помешала ложечкой в чашке, которую официант только что поставил на столик. Надо же – очередь резво движется! Неужели Смирнов манкировал служебными обязанностями, чтобы принять их поскорее? Они, конечно же, могли запросто пройти без очереди. Могли бы. Но только не Вера Николаевна! Она себе никогда не позволяла пользоваться любыми привилегиями. Может, дело в ее врожденной интеллигентности. А, может, в глубине души она просто не хотела навлекать на себя негативную энергетику очереди раковых больных.
В любом случае, нужно было поторапливаться. Она обвела глазами зал – и внезапно увидела Сергея. Он сидел в противоположном конце зала, тоже напротив окна и тоже один. Пил свой чай и неотрывно смотрел на дорогу. Что он здесь делает? Вера набросила пальто на плечи, взяла свою чашку, сумку и медленно двинулась к Сергею. Он заметил ее, только когда она присела на соседний стул.
– Вера Николаевна? – у Сергея от изумления округлились глаза. – Как вы меня нашли?
– Здравствуй, Сережа, – она для начала отхлебнула уже остывший кофе и поморщилась. – Терпеть не могу холодный капучино. А я тебя и не искала. Случайно увидела. Как дела? Просто чайку зашел попить? – равнодушно поинтересовалась.
Сергей нехотя признался:
– Нет, не просто… Аня сказала, что идет в поликлинику сегодня после пар. Ну, я, конечно, понял, какая "поликлиника". И подъехал, чтобы… быть рядом. Как анализы? – спросил с надеждой в голосе. А Вера подумала: интересно, какие результаты его больше обрадуют: хорошие или плохие? Может, он с нетерпением плохих ждет, чтобы поскорее с этим тягостным делом распрощаться, забрать свои денежки и умыть руки?
Вздохнула, пытаясь загнать гнетущее недоверие поглубже, и ответила:
– Еще ничего не ясно, мы у врача пока что не были. Да мне и пора уже, собственно. Рада была повидаться, – церемонно произнесла, поднимаясь. Сергей вскочил, подал пальто. Сказал только:
– До свидания. Надеюсь, все будет хорошо.
Правду ли сказал? Неизвестно.
Очередь, действительно, продвинулась весьма основательно – Вера показалась в коридоре, когда в кабинет зашел последний пациент, худощавый мужчина средних лет. На опустевших сиденьях оставалась лишь склонившаяся над книжкой Аня.
Наконец, дошла их очередь.
– Аня, главный вопрос: как ты себя чувствуешь? – сразу спросил Смирнов, внимательно глядя на свою пациентку.
Она сидела на кушетке напротив врача, и, казалось, не ожидала этого простого вопроса.
– Я… не знаю, – виновато улыбнулась. – Кажется, что могу все – но начинаю что-то делать и очень быстро устаю. Если объективно, то не хуже и не лучше, чем месяц назад.
– В том и дело! – возбужденно заговорил Максим Леонидович. – Для нас это хороший знак. В смысле, что не хуже. Результаты нового обследования показывают, что ситуация стабильна. Сейчас я тебя осмотрю, и мы немного скорректируем терапию.
Вера Николаевна наблюдала за ними, и постоянно повторяла про себя лишь одну импровизированную молитву: "Господи, помоги ей, господи, только бы не хуже…"
Наконец, Смирнов принялся быстро писать в карточке, попутно объясняя:
– Мы добавим новое лекарство – начнем вводить постепенно, посмотрим, как Анин организм его воспримет. Нужно полежать в больнице несколько дней. Надеюсь, все пройдет хорошо. Ты согласна, Аня?
– Я, Максим Леонидович, на все согласна. Мне лишь бы еще немного времени… Как раз сейчас мне так нужно время!
Обсудив детали, они уже собирались уходить, и Смирнов поднялся проводить женщин. Уловил момент и обратился к Вере:
– Вера Николаевна, мне бы хотелось еще с вами кое-что обсудить… По поводу Ани… Я Вам позвоню?
Вера обернулась – и решила рискнуть:
– Может, сразу договоримся о встрече? Например, сегодня в семь в "Охотнике", это новый ресторан на окружной? Мне так удобнее всего, – призналась.
Смирнов просиял:
– Замечательно! Я за вами заеду?