Связь рату с религиозным судом в Иране помогает нам понять, почему рота превращается в один из элементов судебной процедуры на Руси. Поскольку у некоторых индоевропейских народов фиксируются следы названий вселенского закона других народов данной семьи, отличные от их собственных, любопытно отметить обоюдный характер контактов в этой сфере между Ираном и Русью, опосредованный ираноязычными кочевыми племенами. Об использовании термина Арта на Руси будет сказано в следующей главе, а следы славянского названия космического закона отразились в первоначальном имени Рустама – главного героя иранского эпоса. Сам его образ – северного, сакско-согдийского, т. е. не собственно иранского происхождения. Он отсутствует в "Авесте" (некоторые источники рисуют его даже как противника зороастризма) и впервые упоминается в согдийском фрагменте V в. В наиболее древних памятниках он фигурирует под именем Ротастахм, которое лишь впоследствии трансформировалось в Рустам. Данный факт свидетельствует о знакомстве части ираноязычных кочевников Средней Азии со славянским термином рота, проникшим к ним, по всей видимости, благодаря скифскому или сарматскому посредничеству.
Что касается связи вселенского закона со временем, то в Иране, как и в Индии, эта изначальная связь находит свое отражение на языковом уровне: "Сутки делятся на пять частей (рату): хавани (от зари до полудня), рапитвина (приблизительно до трех часов дня), узайарина (до сумерек), ависрутрима (до полуночи), ушахина (до зари). Каждой части суток соответствовало одноименное божество". Время в сознании древних часто воспринималось в образе колеса (ср. колесо года в РВ), также связанного со вселенским законом. Отголоском этого представления в "Авесте" был образ Арты-Аши, правящей колесницей:
Достойна восхвалений
Божественная Аши,
Стоишь ты, непреклонна,
И правишь колесницей…
О глубоких истоках этих представлений свидетельствует восприятие РВ богов и людей в качестве колесничих риты, что подразумевает представление о ней как о колеснице – "сверкающей колеснице (вселенского) закона" (РВ II.23.3). Следы идеи движения, связанной, в частности, с образом колесницы, В.Н. Топоров ищет и в семантическом поле ведийской риты: "Прежде всего стоит напомнит о rta – в виде колесницы (Брихаспати восходит "на сияющую колесницу rta"… [РВ II, 23, 3] и о богах, выступающих как колесничие rta – [РВ VI, 55, 1] "будь нам колесничим rta", – обращаются к Пушану…). Если rta – метафорически понимается как средство движения, а боги – как те, кто руководит, направляет и контролирует это движение, то для завершения образа недостает пути, который проделывает rta. Действительно, формула "путь rta" принадлежит к числу устойчивых и частых выражений в ведийских гимнах. Ср.: …РВ VII, 65, 3 "О Митра и Варуна, мы бы хотели с помощью пути вашей rta переправиться через несчастье, как с помощью корабля через воды"… Следовательно, "путь rta" мог быть истолкован как образ развертывающегося в пространстве и времени rta, творимого мирового порядка, что опять-таки возвращает нас к динамическим параметрам и этого образа и его истоков". Древнеиранское слово ratha – "колесница" образовалось, равно как и аналогичный индийский термин, по мнению А. Мейе, от индоевропейского корня reth – "бежать", от которого также произошли родственные западные слова, обозначающие "колесо" (лат. rota, нем. Rad и. т. п.): "Название "колеса" в западных диалектах: лат. rota, др.-ирл. roth, др.-в. – нем. rad, лит. ratas не встречается ни в славянском, ни в армянском, ни в греческом; а в индоиранском соответствующее слово скр. rathah, ав. raϑo значит "повозка": оба значения независимо одно от другого восходят к корню reth – "бежать": др.-ирл. rethim "бегу", лит. ritu "качусь". Не следует забывать, что колесницы были принадлежностью индоевропейской военной аристократии, одним из зримых символов их власти. В этом плане интересно отметить, что в ирландской мифологической традиции короли этого острова жили в двух круглых крепостях, называвшихся raith, возведенных Немедом на заре ирландской истории. Как стоящая на колесах колесница, так и круглая в плане крепость как место пребывания верховного носителя власти в равной степени подчеркивают связь правителя с идеей круга, а через него – и со вселенским законом.
Колесницы были хорошо известны большинству индоевропейских народов, а привязка универсального космического принципа к материальному объекту вновь дает нам возможность с помощью археологии относительно точно датировать время появления данной ассоциации: "Колесничий вариант мира у индоевропейских народов мог сложиться не ранее середины III тысячелетия до н. э., когда были изобретены сами колесницы". Последующее распространение этого вида транспорта исследователи связывают с распространением индоевропейских народов, бывших, судя по всему, изобретателями колесниц: "Ареал распространения колесных повозок в середине II тыс. до н. э. (от Китая до Западной Европы) совпадает как с областью особого типа изделий из бронзы, так и с ареалом расселения индоевропейских племен".
Данный образ имел и астральную проекцию, которая, судя по всему, также восходит к эпохе индоевропейской общности. Чаще всего небесной колесницей называлось созвездие Большой Медведицы (в некоторых случаях этот образ переносится и на Малую Медведицу): др.-в. – нем. wagan – "колесница", у некоторых германских народов она называлась также "Колесница Вотана" по имени их верховного языческого божества, позднее – "Колесница Карла Великого", у кельтов она была известна как "колесница Артура", в Греции Гомер называл ее Возом (Илиада, XVIII.487), в Индии ее именовали vahana – "животное, на котором ездят боги" и ratha – "колесница" (последний термин применялся там также к зодиакальному созвездию Рохини, соответствующему нашему Тельцу), литовцы называли ее Ratai, латыши Rati, а тохарцы kokale – "колесница". В Древней Руси это созвездие называлось Кола – "Большая Медведица-Колесница", а в современном русском и украинском языках – Воз или Телега. На Руси Большая Медведица напрямую не связывалась с вселенским законом, однако о былом ее восприятии в качестве сакрального явления свидетельствует, например, такой факт: в Орловской и Тульской областях считали, что на этой колеснице перевозят в рай души праведных. Весьма примечательно, что восточно– и южнославянские предания именно с этой колесницей связывают конец мира, т. е. гибель Вселенной в результате исчезновения связывающего ее космического закона, который в данном контексте соотносится с упряжью колесницы. Известны два варианта этого предания. По одному из них, приуроченному украинцами к Малой Медведице, это произойдет естественным путем: "Виз – четверо колис, та трое коней у простяж. Миж крайним передним и другым конем е маненькая зирочка – вудыла (уздечка – Алькор); колы воны перейидьяться, тоди и конец вику". Однако гораздо чаще встречается вариант, согласно которому упряжь каждую ночь стремится перегрызть волк (собака, слепыш из семейства кротообразных, полевая мышь и т. п.), но не успевает до рассвета перекусить удила (цепь) и перед рассветом или время от времени бегает к воде утолить жажду, а за это время упряжь снова срастается. Однако однажды это ему удастся, и тогда разрушится весь строй мироздания. Так на основании индоевропейских параллелей и более поздних восточнославянских преданий мы можем реконструировать Большую Медведицу – небесную колесницу – как еще один зримый образ роты в Древней Руси.
В образе огненного небесного колеса, судя по всему, представлялся вселенский закон ираноязычным кочевникам Северного Причерноморья, не затронутым влиянием зороастризма. В осетинском эпосе (который, согласно исследованиям Ж. Дюмезиля, воспринял достаточно много из скифской мифологии) фигурирует загадочное Колесо Балсага, убивающее самого могучего нарта Сослана. Кто такой был Балсаг, владелец этого Колеса, ни один сказитель эпоса уже не помнил, однако некоторые варианты приписывают Колесо Иоанну Крестителю, образ которого был приурочен христианской церковью к летнему солнцестоянию. На связь с Солнцем загадочного Колеса указывает и тот факт, что оно объято пламенем и сжигает на своем пути деревья, и то, что Колесо против Сослана посылает Дочь Солнца, которую он оскорбил. После первой неудачной попытки Колесо внезапно появляется во второй раз, отрубает ноги неуязвимому для людей герою и скрывается в водах Черного моря. Связь Солнца со вселенским законом была показана выше, а оскорбление Сосланом Дочери Солнца, предопределившее его гибель, является нарушением нравственных норм. Карающее его за это Колесо действует совершенно самостоятельно, причем в мотиве об отрезании ног проглядывают полузабытые черты расчленения на части нарушителя вселенского закона. Не исключено, что осетинский эпос зафиксировал хронологически более ранний (по сравнению с небесной колесницей) образ космического закона.
В языке хеттов и миттанийских ариев мы также находим следы этого великого понятия. Так, имя Артатамы, одного из царей Митании, ученые возводят к ведийскому выражению rtadhama – "обитающий в рите – святом законе". Слово rtadhama становится, начиная с Рамаяны, эпитетом индийских богов Индры и Вишну. Так же толкуется и царское имя хетта Artaššumara, восходящее к другому древнеиндийскому выражению Rtasmara – "чтящий (помнящий) риту". Говоря о боге солнца, хеттская мифология подчеркивает:
Всей страны обряд и договор
Устанавливаешь только ты.
Весьма похож на аналогичные славянские и иранские представления и хеттский обряд воинской клятвы: "Жрец говорит: "Как эта птица прежде могла видеть и находить свою пищу, а теперь ее ослепили на месте совершения клятвы, так кто бы ни нарушил эту клятву и ни предал царя страны Хатти и ни посмотрел враждебным взглядом на страну Хатти, пусть тогда эти заклятья обернутся против него! Пусть воины этого человека ослепнут и оглохнут! Пусть они не видят друг друга, пусть они не слышат друг друга! Пусть судьба их будет тяжелой! Пусть ноги их по земле не двигаются, а руки их будут связаны и не двигаются в воздухе. Как боги клятвы связывали руки и ноги войска страны Арцава и оно не могло двигаться, так же пусть они свяжут воинов и сделают их неподвижными!". Хотя индоевропейские народы поклонялись разным богам, эти боги карали клятвопреступников весьма сходным образом, что свидетельствует о том, что данные представления восходят к единому архетипу, сложившемуся у индоевропейцев в период их общности.
В плане сохранности памяти о вселенском законе более чем интересный пример представляет собой Древняя Греция. Как уже говорилось, там, в отличие от Индии и Ирана, не сложилось профессионального жреческого сословия, а место властителя дум достаточно рано занял философ – представитель рационалистического светского, а не религиозного типа мышления (Орфей и Пифагор, совмещавшие в своей деятельности оба типа, были редкими исключениями из этого правила). Однако память о вселенском законе была столь сильна, что на протяжении весьма длительного периода сохранялась даже в таких неблагоприятных условиях, по необходимости трансформируясь и переосмысливаясь. Как и в других странах, изначальный термин раздробился там на ряд этимологически связанных друг с другом понятий. Родственными древнерусской роте М. Фасмер считает такие древнегреческие слова, как ρημα – "слово", ρησις – "речь" и ρητρα – "изречение (оракула), договор". В.В. Иванов и В.Н. Топоров считают родственными индийской рите слова αρθμος – "связь, союз, дружба" и αριθμος – "число, счет". К этому списку, на мой взгляд, следует добавить еще αρετη, условно переводимую на русский язык как "добродетель", а с учетом тесной связи риты с водой и реками можно предположить, что к родственным ей словам относятся rheo – "теку" и rheos – "течение, поток". Единого понятия для обозначения вселенского закона в языке древних греков не сохранилось, но ближе всего к нему по значению стоят однокорневые с анализируемым термином слова ретра ("изречение оракула, договор") и арета ("добродетель").
В Греции ретрой называли договоры и законы, которые были санкционированы божественной волей, т. е. когда земной порядок строился в соответствии с порядком небесным. Самой знаменитой была Ликургова Ретра – законы Спарты, датируемые концом VIII – началом VII в. до н. э. Сам текст неписаных законов был то ли одобрен, то ли подсказан Ликургу Дельфийским оракулом Аполлона, в связи с чем, по свидетельству Плутарха, и возникло само их название: "Ретрами" Ликург называл свои постановления для того, чтобы убедить всех, что они даны оракулом, являются его ответами". Приводя дословно эти постановления, древнегреческий историк отмечает в их тексте еще одно указание на их божественное происхождение: "Под вождями следует понимать царей. "Созывать Народное собрание" выражено словом "аполладзейн" – по мнению Ликурга, первым внушил ему мысль издать законы Аполлон Дельфийский". Созданные с божественной помощью, эти законы должны были стать по отношению к спартанцам не некой внешней силой, как обычные законы, а войти внутрь них, стать для них органичными и естественными: "Законы Ликурга не были писаными, в чем убеждает нас одна из его "ретр". Все, что, по его мнению, вполне необходимо и важно для счастья и нравственного совершенства граждан, должно войти в самые их нравы и образ жизни, чтобы остаться в них навсегда, сжиться с ними. Добрая воля в его глазах делала этот союз крепче, нежели принуждение, а эту волю образовывало в молодых людях воспитание, которое делало каждого из них законодателем". Рассуждая о причинах исключительной прочности Ликурговой Ретры, Плутарх отмечает: "Страх нарушить клятву не был бы особенно велик, если бы характер воспитания не запечатлевал законов в сердцах детей и если бы они не всасывали, как бы с молоком матери, любви к данному им государственному устройству. Вот почему главнейшие из его законов, как вполне вошедшие, впитавшиеся краски, сохранились в полной силе более пяти столетий".
Как видим, спартанское законодательство, созданное Ликургом и представлявшее собой земную проекцию божественных установлений, стремилось стать врожденным и естественным у своих граждан, что безусловно роднит его с древнейшими представлениями о вселенском законе. Оно было направлено прежде всего не на подавление, а на раскрытие в каждом человеке потенциально присутствующих в нем положительных качеств, в первую очередь воинской доблести. Основанный на Ликурговой Ретре спартанский образ жизни был предметом восхищения и подражания во многих других полисах Греции, а Платон, рассуждая о спартанском законодательстве Ликурга и критском Миноса, называет основанное на них государство "божественным", поскольку "строитель, устанавливая в нем законы, имел в виду не одну часть добродетели, притом самую ничтожную, но всю добродетель в целом". Следует отметить, что Спарта была наиболее ярким, но отнюдь не единственным примером следования государственного устройства духовно-нравственным началам. В своей трагедии Еврипид влагает в уста царя Демофонта следующее заявление, наиболее емко формулирующее мнение греков об их принципиальном отличии от варваров в этой области:
Ведь я не варвар-самодержец: власти
Моей постольку граждане покорны,
Поскольку сам покорен правде – царь.
Сказанное не следует воспринимать как красивый образ, выдуманный самим Еврипидом. В Эпире, где многие архаические установления сохранились гораздо лучше, чем в передовых государствах, уже в историческое время был зафиксирован следующий обряд: "По старинному обычаю цари, совершая в молосском городе Пассароне жертвоприношение Аресу и Зевсу, присягают эпиротам, что будут править согласно законам, и, в свою очередь, принимают от подданных присягу, что те будут согласно законам охранять царскую власть".
Идея представления о царе как носителе правды весьма древняя и встречается нам уже в "Одиссее":