- Сходи-ка, дружище, в адресный стол, - приказал он агенту, - и принеси мне список жильцов по адресу Фердинандштрассе, 21.
Через час старший инспектор Губер внимательно изучал принесенную агентом справку из адресного стола: фамилии Фрича там не было. Однако это еще ничего не доказывало.
Берлин, 20 февраля 1938 года
В кабинет Гейдриха вошел растерянный Мюллер. О том, что он был в полной растерянности, говорило каждое его движение. Он неуклюже встал перед столом Гейдриха, не зная, куда деть свои большие, узловатые руки.
- Что-нибудь случилось? - спросил Гейдрих, уставившись в глаза своего подчиненного.
- Вчера из тюрьмы увезли Шмидта, - выдавил из себя Мюллер.
- Какого Шмидта? - не сразу понял, о чем идет речь, Гейдрих.
- Свидетеля по делу генерала фон Фрича, - еще тише пояснил Мюллер.
- Что значит увезли? - не понял Гейдрих. - Кто увез? Куда?
- Приехала армейская машина, коменданту тюрьмы показали приказ, подписанный генерал-полковником Беком, и увезли Шмидта. Мы сейчас пытаемся выяснить - куда.
В душе Гейдриха начала подниматься глухая ярость, он прекрасно понимал, чьих рук это дело. Догадывался он и о цели этой операции.
- Я вам что говорил? - взорвался наконец Гейдрих, от ярости лицо его побледнело и губы стали еще тоньше, - Какой идиот догадался держать этого свидетеля в тюрьме, охраняемой армией? Вы что, настолько тупы, что не понимаете смысла и значения этого дела? Нет, такие идиоты могли вырасти только в стенах республиканской полиции. Покажите мне пальцем то место, которым вы думаете, Мюллер!
На щеках Мюллера появились красные пятна.
- Виноват, группенфюрер, - теперь уже громче и смелее сказал Мюллер, - Я должен был проверить, где Майзингер содержит этого заключенного.
- Не то что должны, а обязаны были это сделать! Майзингер всю жизнь занимался только тем, что следил, где какая блядь сделала аборт и какой педик кому подставился, а набравшись этих знаний, дает советы, что делать с еврейскими потаскухами! Вы что, не понимали, что это дело переросло рамки отдела Майзингера? Да вы понимаете, что если они сейчас надавят на этого вашего Шмидта и он откажется от всего того, что говорил нам и фюреру, то все мы окажемся просто в дураках! Его теперь не так-то просто будет заполучить обратно. Вы хотя бы срочно выясните, где они его содержат.
- Я приложу все усилия, группенфюрер!
- Не все усилия, а разбейтесь в лепешку, но сделайте это, Мюллер! И молите Бога, чтобы этот Шмидт был еще живым! Он нужен живой и разговорчивый!
Когда Мюллер вышел из кабинета, Гейдрих закурил и стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Конечно, ему это еще не раз вспомнят. Но, с другой стороны, не все так безнадежно. Всегда можно будет сказать, что свидетеля запугали, подкупили и прочее. Нет, все еще далеко не безнадежно. А может, это и к лучшему? Свидетель был - его видел сам фюрер. Показания этого типа слышало слишком много людей.
Его мысли прервал адъютант, который тихо вошел в кабинет и, подойдя к письменному столу своего шефа, услужливо спросил:
- По радио передают речь фюрера в рейхстаге. Вы будете слушать?
Эту речь Гитлера ждали с 30 января, но тот все откладывал свое выступление в связи с другими, не терпящими отлагательства делами. Гейдрих молча кивнул головой.
Адъютант включил репродуктор, и оттуда полилась страстная речь Гитлера. Фюрер очень тепло отозвался о "понимании" сложности момента Шушингом и о своем "сердечном желании добиться большего взаимопонимания между Австрией и Германией". Гитлер говорил:
- Более десяти миллионов немцев живут в государствах, расположенных близ наших границ. Не может быть никаких сомнений, что политическое отделение от рейха не должно привести к лишению их прав, а точнее, основного права - на самоопределение. Для великой немецкой державы нетерпимо сознавать, что братья по крови, всей душой поддерживающие ее, подвергаются жесточайшим преследованиям и мучениям за свое стремление быть вместе со всей нацией, разделять ее судьбу. В интересы германского рейха входит защита этих немцев, которые продолжают жить вдоль наших границ, но никак не могут самостоятельно отстоять свою политическую и духовную свободу.
Гейдрих сразу же своим волчьим чутьем почувствовал, что рейх неприкрыто показывает свой звериный оскал двум соседним государствам. Угрозу в этой речи услышали и правительства Австрии и Чехословакии. А вот в Лондоне премьер-министру Чемберлену речь в целом понравилась и произвела благоприятное, успокаивающее впечатление. Лондон слышал только то, что хотел услышать.
Эта речь транслировалась не только по германскому радио, но также по радио Австрии и Чехословакии.
Берлин, 22 февраля 1938 года
В ресторан на станции Лихтерфельде вошел молодой, симпатичный гауптман в отутюженной форме. Он выбрал себе крайний столик и заказал кофе. Когда официантка принесла ему чашечку с дымящимся ароматным напитком, он обворажительно ей улыбнулся, потом сказал:
- Вы знаете, я ищу одного своего старого однополчанина. Он живет где-то здесь поблизости. Может быть, он заходил к вам и вы что-то про него знаете. Он уже не молод, а несколько лет назад ходил в таком темном пальто с коричневым меховым воротником, носит шляпу и белый платок.
- Я, кажется, знаю о ком вы говорите, - улыбается официантка, - несколько лет назад он действительно часто бывал у нас в обществе такой полной дамы. Но его всегда обслуживала Эльза, может, она что-то про него и знает.
Эльза, тридцатилетняя женщина с признаками начинающейся полноты, выслушав гауптмана, сказала:
- Да, действительно, он раньше очень часто заходил к нам, но вот уже около года, как его не видно. Я не знаю, как его зовут, но жил он где-то здесь совсем рядом, по-моему, на Фердинандштрассе.
Всю дорогу из ресторана до абвера гауптман Франц Губер, а это был именно он, раздумывал, как же ему найти этого человека в темном пальто. Придя в кабинет, он уселся за свой стол, закурил и начал обдумывать свой следующий шаг. Докурив сигарету, он подошел к шкафу, достал оттуда адресный справочник, вернулся к столу и начал, ведя пальцем по колонке, читать фамилии всех, проживающих на Фердинандштрассе. И вдруг он отложил справочник и, откинувшись на спинку стула, начал смеяться. В доме 20, который, по всей видимости, находился напротив дома 21, проживал "ротмистр в отставке фон Фриш".
Уже через час перед старшим инспектором Губером лежала выписка из банковской книжки № 10 220 (Дрезденский банк, депозитная касса 49) на имя Ахима фон Фриша. В указанный Шмидтом период времени с этой сберкнижки снимались суммы, совпадающие с теми, о которых говорил арестованный. Все сходилось.
Берлин, 23 февраля 1938 года
Канарис сидел у себя в кабинете и рассматривал лежащие перед ним бумаги. Остер по своей давней привычке расхаживал из угла в угол и говорил.
- Как видите, Шмидт показывал все точно, если не считать того, что он перепутал фамилии. Выписка из сберкнижки Фриша это подтверждает. Более того, мы нашли Фриша. Он так там и живет, но теперь он сильно болен и прикован к инвалидному креслу. Он подтвердил все сказанное Шмидтом и даже показал расписки. Но здесь настораживает одна вещь: по словам медсестры, которая за ним ухаживает, в январе у них появлялись люди из гестапо и делали выписки из банковского счета. И еще, мы нашли наконец этого Баварца Джо, то бишь Мартина Вайнгертнера, он арестован гестапо, но все же мы сумели получить от него показания, что он ни с каким генерал-полковником в связь не вступал. Как видите, все это дело шито белыми нитками.
- Иногда мне становится стыдно за Гейдриха, - сказал Канарис, - а ведь когда-то я его считал очень талантливым своим учеником. Но нельзя недооценивать противника. Пусть аккуратности в работе у них и нет, но вот наглостью они могут поспорить с любой уличной девкой. Выставите-ка наблюдение за домом Фриша. С фотоаппаратом. Помешать его арестовать мы не сможем, но вот предъявить фотографии, если потребуется, - сумеем.
- Я тоже об этом думал, - согласился Остер.
- Кто у вас занимался этим делом?
- Старший инспектор гауптман Губер.
- Представьте его на повышение, полковник. Дело, конечно, не столь уж и сложное, но он проделал работу профессионально и быстро. Я очень доволен вами. Как жаль, что я поздно подключился к этому делу! Будь я в тот момент в Берлине, может быть, мы спасли бы и Бломберга. И все равно теперь в глазах всего руководства страны это детище герра Гиммлера будет выглядеть, как цирк Шапито.
Берлин, 1 марта 1938 года
Гейдрих раздраженно расхаживал по своему кабинету. Посередине кабинета по стойке смирно стоял Генрих Мюллер.
- Вы всегда мне нравились как профессионал Мюллер, - отчитывал своего подчиненного группенфюрер. - Именно поэтому мы позабыли все ваши прежние дела в республиканской полиции и взяли к себе. И что в результате? Вы упустили ценного свидетеля. И не надо говорить мне здесь, что в этом виноват Майзингер. Ответственным за это дело были вы. Но вам показалось этого мало. Вы допустили, чтобы люди Канариса нашли фон Фриша и сняли с него показания.
- Мы уже арестовали фон Фриша, - попробовал оправдаться Мюллер.
- Они арестовали! Да это надо было сделать еще в январе! И арестовать так, чтобы никто и следов его не смог найти! А не так, как вы это сделали с Баварцем. Люди из следственной комиссии вермахта сразу же его нашли и обратились к нам за разрешением на допрос. Что я им мог ответить? Только - пожалуйста!
- В абвере работают старые профессионалы высокого класса, - заметил Мюллер, - от них трудно что-либо скрыть.
- Да, там профессионалы! - с еще большим раздражением взорвался Гейдрих. - А вы - сборище дармоедов! Кто мешает вам набрать профессионалов? А не можете набрать - научите! Или у вас уже и учить некому? Как только мы дошли до серьезного дела, вы начали совершать ошибку за ошибкой! Вы руководите тайной полицией, Мюллер. Тайной! Те, кого вы арестовываете, должны исчезать бесследно для всех, кроме, естественно, вас. А этим ребятам Канариса потребовалось меньше недели, чтобы разобраться в этом деле до самых тонкостей. Я молю Господа нашего, что дал вам фору, и мы начали эти дела, когда Канарис был в отъезде. Иначе бы они в два счета развалили бы и дело Бломберга! Учтите, если Фрич вывернется, я сам займусь вашей судьбой. Лично! Убирайтесь и постарайтесь приложить все свои оставшиеся мозги к тому, чтобы решить, как нам довести это дело до интересующего нас конца.
А в это время в своем кабинете адмирал Канарис рассматривал фотографии. На фотографиях люди в надвинутых на глаза шляпах, в кожаных пальто, вытаскивали из подъезда беднягу фон Фриша и заталкивали его в машину. Снимки были сделаны профессионально: любого из участников при желании можно было опознать.
Канарис вздохнул, аккуратно сложил снимки в конверт и спрятал его в глубине своего стола. В его войне с СС эти снимки должны еще сыграть свою роль.
Берлин, 3 марта 1938 года
Каждое утро в Тиргартене можно было увидеть трех всадников, совершавших утреннюю верховую прогулку. Конечно, бывали и дни, когда кто-нибудь из них по каким-то причинам и отсутствовал, но это случалось не так уж часто. Двое из них были непременно одеты в черную эсэсовскую форму, на третьем был костюм для верховой езды.
В это утро мужчина в спортивном костюме обратился к одному из эсэсовцев:
- Скажите, Рейнгард, ведь эти дела Бломберга и Фрича, наверняка, состряпаны вашими руками.
- Бросьте, Вильгельм, у меня слишком много других, более важных забот, чтобы ввязываться еще и в работу отдела нравственности.
- Не надо, Рейнгард, - возразил его собеседник. - Здесь нет никакой нравственности, это просто две очень грубо состряпанные фальшивки.
- Не надо уж так, адмирал, - возразил с усмешкой Гейдрих. - Бломберг ведь все признал и даже, не пытаясь оправдаться, подал в отставку. С фон Фричем, думаю, тоже все встанет на свои места.
- Бломберг просто не захотел связываться с такой грязью, - вздохнул Канарис, - а что касается Фрича, то, насколько я знаю, все его дело расползается по швам.
- Это мы еще посмотрим, - фыркнул Гейдрих.
- Не понимаю, адмирал, - вмешался третий наездник, начальник отдела управления и права штандартенфюрер СС Вернер Бест, - зачем вы тратите столько сил на это дело. Неужели вы так наивны и не понимаете, что если даже Фрича и оправдают, он никогда уже не вернется на прежнее место. С ним уже покончено.
- Эх, Вернер, как вы, человек с таким образованием, не можете понять, что это приведет Германию к катастрофе, - вздохнул Канарис.
- Не к катастрофе, а к небывалым высотам, - засмеялся Гейдрих, - вы все еще живете старыми понятиями.
Вот так каждое утро эти три человека, мирно беседуя, совершали верховую прогулку, а потом отправлялись в свои заведения и начинали строить друг другу козни.
Историческая справка
Вернер Бест - родился 10 июля 1903 года в Дармштадте. Сын почтового служащего. Учился в гимназии в Дармштадте, в 1919 году организовывает молодежную националистическую группу. Принимает активное участие в антифранцузском движении в Руре. Изучал право во Франкфурском, Фрейбургском, Гессенском и Гейдельбергском университетах. С 1929 года юрист в управлении юстиции земли Гессен, затем судья. Член НСДАП с 1930 года. В 1931 году вступил в СС. В марте 1933 года назначен специальным полицейским комиссаром, а в июле 1933 года бургомистром земли Гессен. В январе 1935 года возглавил Управление руководства и права СД, а при сформировании в 1936 году Главного управления полиции безопасности - аналогичное управление. Автор книги "Германская полиция" - учебника по организации и деятельности полиции.
Берлин, 5 марта 1938 года
Гейдрих вошел в кабинет Гиммлера и отчеканил:
- Группенфюрер Гейдрих по вашему приказанию прибыл!
В кабинете кроме Гиммлера сидел Геринг.
- Через пять дней назначен суд чести над фон Фричем, - не отвечая на приветствие начал Гиммлер. - Фельдмаршал Геринг будет председателем этого суда. Вы допустили очень грубую ошибку, упустив свидетеля. Теперь дело обстоит так, что там у Потсдамского вокзала был не фон Фрич, а некий фон Фриш, а господин Шмидт просто обознался. Что вы на это можете сказать?
- Я уже в курсе дела, - спокойно ответил Гейдрих, - Да, они на суде будут придерживаться этой линии. Я поднял досье на этого фон Фриша. Это отставной кавалерийский ротмистр, прикованный к инвалидной коляске. Я бы очень хотел присутствовать на этом суде и посмотреть, какие телодвижения будет делать этот кавалерист, сидя в инвалидном кресле, когда его попросят показать, каким образом он удовлетворял этого Баварца Джо.
- У вас Гейдрих одно на уме, - недовольно фыркнул Геринг.
- Но это же самая явная нелепость в защите фон Фрича! - возразил Гейдрих. - Они даже не смогли как следует подготовиться. Ни один здравомыслящий человек не поверит в эту сказку.
- Вам еще не хватает сказать, что вы специально упустили Шмидта, - недовольно проворчал Гиммлер.
- Ну что вы, герр рейхсфюрер, - усмехнулся Рейнгард, - я бы просто не смог заранее догадаться, что они придумают такую идиотскую сказку. Кстати, кроме похищенного Шмидта все остальные свидетели находятся у нас и, думаю, некоторые из них могут и отказаться от своих первоначальных показаний.
- Молите Бога, чтобы все прошло так, как мы задумывали, - предупредил Гиммлер.
Берлин, 10 марта 1938 года
Ровно в десять часов утра в приемную кабинета Гитлера в рейхсканцелярии вошел запыхавшийся генерал Кейтель в сопровождении двух эсэсовских офицеров из личной охраны фюрера. На лице Кейтеля была полная растерянность: его встретили эти два эсэсовца на пороге генерального штаба и сообщили, что фюрер срочно вызывает его в рейхсканцелярию с планом оккупации Австрии. Кейтель ответил, что такие планы он с собой в кармане не носит и ему нужно какое-то время, чтобы собрать нужные документы.
Для Кейтеля такой приказ был полной неожиданностью: до сих пор они рассматривали все меморандумы как просто штабные учения. Ни по одной подобной операции детального плана не было. Кейтель направился прямиком к генерал-майору Йодлю, который в тот момент был фактическим командиром штаба оперативного руководства. Йодль тут же вспомнил о существовании плана "Отто", который разрабатывался на случай попытки восстановления в Австрии монархии Габсбургов. На этот план и решил сослаться Кейтель.
Не задерживая в приемной, Кейтеля сразу же проводили прямо в кабинет Гитлера.
Гитлер метался по кабинету как тигр в клетке. Увидев застывшего по стойке смирно генерала, Гитлер быстрым шагом подошел к нему и, встав напротив, почти начал кричать:
- Вы знаете, что учинил этот свинья Шушинг? Он назначил на воскресенье, то есть на 13 марта, плебисцит о союзе с Германией! Но ведь даже ребенку понятно, что это будет не плебисцит, а сплошное шарлатанство! Я сам был немцем в Австрии и знаю, что это такое! Мы должны защитить наших братьев! Если к завтрашнему дню он не отменит этот балаган, то послезавтра наша армия должна вступить на территорию Австрии и навести, наконец-то, там порядок! Мне, как главнокомандующему, срочно нужен план военных действий в этой ситуации! У вас есть такой план?
- Так точно, мой фюрер, - отчеканил Кейтель, - У нас есть план "Отто". Потребуется только небольшая доработка, чтобы привести его в соответствие со сложившейся ситуацией.
- Отлично! - к удивлению Кейтеля, сразу же обрадовался Гитлер. - Немедленно приступайте к его доработке. Как только окончите, тут же доставьте план сюда, в рейхсканцелярию.
Кейтель стрелой помчался на Бендлерштрассе в генеральный штаб к генерал-полковнику Беку. Но здесь его ожидал новый удар: на вопрос о плане "Отто" Бек пожал плечами и ответил:
- Мы по нему ничего и не делали. Абсолютно ничего. Никто и не воспринимал всерьез, что Габсбурги соберутся возвращаться на престол.
Кейтель чуть было громко не застонал.
- Тогда собирайтесь: поедете со мной в рейхсканцелярию и там выкручивайтесь как хотите, - решил Кейтель.
Бек на мгновение задумался, потом сказал:
- Разрешите взять с собой генерала фон Манштейна. Он должен сегодня выехать в свою дивизию, но, думаю, ничего страшного не случится, если он ненадолго задержится и поможет нам в создании плана.
Хорошо, - согласился Кейтель, он прекрасно понимал, что сейчас все они должны действовать дружно и оперативно.
Гитлер без задержки принял трех генералов, выслушал их пространные рассуждения о необходимости подгонки плана к существующей действительности и сказал:
- Делайте что хотите, но помните, что к субботе армия должна быть готова к вступлению в Австрию.
Мобилизационные приказы ушли в три армейских корпуса и в ВВС только в половине седьмого вечера.
Историческая справка