Внезапно мною овладело чувство величайшего покоя. Присутствие этого человека, его успокаивающий голос, шум самолета, голубизна неба и яркое солнце, которое врывалось в иллюминаторы, вызывали у меня приятное головокружение. С этой минуты я бы последовала за Эмилиано даже на край света. И меня не удивило, когда он, взяв мои руки в свои, проговорил: "Ты можешь всегда рассчитывать на меня".
Но через пять лет он меня покинул. Трагически ушел из моей судьбы, оставив меня в полном одиночестве. Пять лет я его любила и продолжала еще любить, виня за несдержанное обещание.
И вот мое сегодняшнее открытие в "Гранд-Отеле" снова поставило все под вопрос. Я вновь оказалась в темноте. Возвращаясь домой под ослепительным солнцем, заливавшим автостраду, я знала, что Эмилиано в последний свой час думал обо мне и предчувствовал, что есть еще и другие вещи, которые мне предстоит узнать.
Когда я приехала в Милан, солнце уже зашло. Я поднялась на пятый этаж дома на виа Песталоцца. В дверях меня встретила мать.
- Эми недавно уснула, - сказала она, обнимая меня.
- Тем лучше, - ответила я. - Нам нужно поговорить вдвоем.
Оставив в прихожей дорожную сумку, я прошла в гостиную и рухнула в кресло.
- Ты знаешь, что уже пять лет кто-то оплачивает для меня номер в "Гранд-Отеле"? - начала я без вступления.
Я ожидала, что она удивится, но вместо этого моя мать только кивнула.
- Ты что, знала это? - недоверчиво спросила я.
Она снова кивнула, не двигаясь с места. Глядя в ее невозмутимое лицо, мне показалось, что я схожу с ума.
- Ты все знала и ничего мне не сказала?.. Но почему?
- Я обещала.
- Кому?
- Эмилиано Монтальдо.
Я резко поднялась, собираясь взять сигареты и закурить, потом передумала и снова села. Мать опустилась в кресло напротив меня.
- Какой смысл имеет весь этот заговор?
- Видишь ли, это может показаться странным, но за всем этим скрывается точный план, с которым я теперь должна тебя познакомить, - сказала она. - Эмилиано завещал тебе свою долю в издательстве "Монтальдо". Но в течение пяти лет я не должна была ставить тебя в известность. Теперь время пришло. И я говорю тебе это сейчас не только ради тебя, но также и ради себя. Мне уже скоро семьдесят, и я ждала этого момента всю свою жизнь.
1940 год
СЕМЬЯ
Глава 1
Стоял теплый и ясный сентябрь. Война гремела пока еще где-то далеко, и сообщения официальной печати носили высокопарный и претенциозный характер. После первых сражений, как казалось, определились будущие победители: силы стран "Оси" торжествовали над псевдодемократическими странами, где на самом деле правила плутократия. Война обещала быть короткой, победа - верной.
В один из сентябрьских дней Анна Гризи с тревожно бьющимся сердцем перешагнула порог кабинета Джованни Ровести, президента и основателя одноименного издательства, самого серьезного конкурента издательского дома "Монтальдо".
- Проходите, синьорина, - пригласил ее Ровести. - Наконец-то я могу познакомиться с вами лично, - сказал он, встал из-за старинного письменного стола в стиле Директории и сделал несколько шагов ей навстречу.
В отличие от Эдисона Монтальдо, Ровести был красивым элегантным мужчиной с внимательными живыми глазами, но несколько агрессивным выражением лица. В безукоризненном костюме, жилет которого пересекала золотая цепочка от часов, отлично выбритый, от него так и веяло респектабельностью и стабильностью.
- Я тоже счастлива встретиться с вами, - сказала Анна, одаряя его ослепительной улыбкой.
Она протянула ему руку в белой перчатке, и он, наклонившись, слегка коснулся ее губами.
Выпрямившись, он внимательно посмотрел на нее.
- Вы мне напоминаете Ассию Норис, - заметил он.
И после короткой паузы добавил:
- По красоте.
Анна покраснела, польщенная сравнением. Ассия Норис была известной кинозвездой. Особенную популярность ей принес фильм "Романтическое приключение", где она снялась вместе с Леонардо Кортезе.
- Вы очень любезны, - ответила Анна.
- Присаживайтесь, - пригласил ее Ровести, показав на кресла напротив письменного стола, и добавил, заметив ироничную улыбку на ее лице: - Что вызвало вашу улыбку?
- Вы обращаетесь с женщиной не так, как принято при нынешнем режиме. Мне это нравится, но вы рискуете прослыть старомодным, - сказала Анна.
Ей было известно, что в отличие от Эдисона Ровести не слишком лоялен к режиму.
- Это только мода. Или, если хотите, буффонада. А паяцы приходят и уходят, - ответил он и окинул внимательным взглядом длинные точеные ноги Анны. - Но я пригласил вас не для светских разговоров, - снова взял он под контроль ситуацию. - Вы знаете, что я должен дать вам ответ.
- Хотелось бы, чтобы он оказался положительным, - вставила она.
Ровести стал очень серьезным, что не предвещало ничего хорошего, и вздохнул.
- Боюсь, что должен разочаровать вас, синьорина Гризи.
Анна похолодела. Главной целью этой встречи был ее последний роман, тот самый, от которого отказался Монтальдо. Идея предложить роман другому издателю принадлежала Пьер-Джорджо Комотти, которого недавно приняли к Ровести на работу в качестве главного редактора. Комотти считал, что отрицательное мнение Эдисона необъективно, и убедил ее послать рукопись Ровести.
Анна резко поднялась с кресла. Очевидно, что роман не понравился издателю, как не понравился он и Монтальдо. А значит, и говорить было не о чем. Она не понимала, однако, зачем Джованни Ровести назначил ей встречу, когда мог бы сообщить о своем решении и через одного из своих сотрудников.
- Было очень приятно познакомиться с вами, - сказала она ровным голосом. - Прошу извинить меня, но мне мой роман нравится. Я думаю, что он удался.
В ответ Джованни Ровести добродушно улыбнулся ей.
- Похоже, что покладистостью характера вы не отличаетесь. Это вряд ли поможет вам сделать карьеру, - заметил он.
- Я не прошу одолжений. Я лишь хочу, чтобы меня оценивали во столько, сколько я действительно стою.
Издателю понравилась искренность гостьи.
- Присаживайтесь, - спокойно пригласил он.
Анна поняла, что слишком поторопилась, и молча села на место.
- Так-то будет лучше, - сказал Ровести и предложил ей сигарету, от которой она вежливо отказалась.
- Вы написали очень интересную вещь, - начал он.
- Вы прочли? Вы нашли ее хорошей… мою работу? - поколебавшись, спросила Анна.
- Я не читаю романов. У меня есть люди, которые читают их за меня и которым я во всем доверяю. Мне сказали, что ваш роман очень хорош, значит, так оно и есть на самом деле.
- Тогда в чем же проблема? - удивилась она.
- В том, что ни я, ни любой другой издатель не сможет опубликовать вашу вещь, на которую вы уже заключили договор.
- Но Эдисон… - она поправилась, - но синьор Монтальдо не собирается публиковать его. Я не понимаю, почему этого не может сделать другой издатель.
- Я буду искренен с вами, - продолжал Джованни Ровести. - Я разговаривал с моим другом Эдисоном Монтальдо. У него к вам какие-то претензии, хотя это меня и не касается. Но, как бы то ни было, он прячет нож в рукаве. В договоре, подписанном вами, есть пункт, который дает издательству "Монтальдо" в течение пяти лет исключительное право на публикацию вашего романа, И Эдисон намерен воспользоваться этим правом в течение означенного срока.
- Это невозможно! - возмущенно воскликнула Анна.
- Невозможно, чтобы такая умная женщина, как вы, не знала то, что она подписывает.
- Я подписала бы любую бумагу, которую он положил бы передо мной. У нас были доверительные отношения, - печально призналась она.
Джованни Ровести оглядел ее с любопытством, и выражение его лица смягчилось.
- Во всяком случае, я не думала, что он такой мелочный и мстительный, - заключила Анна.
- Я позвал вас не для того, чтобы обсуждать характер Эдисона Монтальдо, - добродушно возразил он. - Я хотел бы рассмотреть с вами одну идею, которая пришла мне на ум.
- А если я обращусь к адвокату? - встрепенулась Анна. - Моя доверчивость не дает ему права так со мной поступать.
- Возможно, вы выиграете дело, но потеряете время и деньги. Кроме того, существуют неписаные законы, которые мешают издателю идти в таких случаях против своего коллеги. При нынешнем положении вещей я ничего не выиграю, объявив войну Эдисону Монтальдо. Однако нет ничего непоправимого. В конце концов мы придем к соглашению с ним. Но до этого времени мне не хотелось бы, чтобы ваши способности пропадали втуне.
Анна благодарно улыбнулась.
- Я знаю, что вы с Комотти добрые друзья, - продолжил он.
- И знаете также, что мне нужна работа? - спросила Анна.
Джованни Ровести покачал головой.
- Это никак не влияет на мое решение предложить вам сотрудничество. Благотворительность здесь ни при чем. Я считаю, что вы обладаете талантом, который глупо растрачивать попусту. - Он сделал паузу и приступил к главному: - Я предлагаю вам хорошую оплату за еженедельную рубрику, которую вы должны будете вести. Она будет называться "Диалоги о любви" и появится в журнале, руководимом Комотти. Вы будете отвечать на письма читательниц, которые в это тяжелое военное время особенно нуждаются в таком собеседнике. И будете подписываться: "Ваша Арлет".
- Это имя звучит франкофильски, - озабоченно вставила Анна. - В наше время…
- Это имя нравится мне и понравится нашим читательницам, - отрезал издатель. - Если кому-то оно не по вкусу, можно звать вас на итальянский манер: Арлетта. Вы будете тем таинственным персонажем, которому читательницы смогут открыть свое сердце.
Анна Гризи благодарно посмотрела на него.
- Почему вы делаете это для меня? - спросила она.
И сразу вспомнила, что сказала эту же самую фразу Эдисону, когда тот решил напечатать ее роман.
- Я ничего не делаю для вас, - сказал Ровести. - Я не президент благотворительного общества. Я просто забочусь об интересах своего издательского дома, который существует благодаря уму и способностям его сотрудников. Вот и все. Я считаю, что вы сможете быть полезны делу.
Джованни Ровести встал, давая понять, что встреча окончена.
- Итак, зайдите на днях в администрацию для необходимых формальностей. Добро пожаловать в нашу семью, - сказал он, прощаясь.
Анна была взволнована этим разговором и почувствовала желание быть откровенной до конца.
- Я была любовницей Монтальдо, - призналась она. - И хочу, чтобы вы это знали.
Ровести улыбнулся.
- Мы живем в тесном мире, где все обо всех известно. Но я ценю вашу искренность. Полагаю, что это не повлияет на нашу совместную работу. И главное, не думайте, что все издатели ведут себя подобным образом.
- Значит, вы не собираетесь приглашать меня на ужин в один из ближайших вечеров? - поколебавшись, спросила она.
- Я это сделаю, если вам будет приятно. Вы сможете тогда познакомиться с моей женой и моими друзьями, которые могут быть вам полезны.
- Не знаю, как благодарить вас, - сказала Анна.
- Постарайтесь быть на высоте положения и поверить в себя.
В первый раз с тех пор, как она порвала с Эдисоном Монтальдо, Анна почувствовала себя счастливой.
Положив на кровать темный кожаный чемодан, с которым три месяца назад она покинула квартиру на корсо Маджента, Анна с методической аккуратностью снова укладывала туда свои вещи.
Маленькая удобная комната, предоставленная ей Пьер-Джорджо Комотти, была полной противоположностью ее прежним роскошным апартаментам, в которых она всегда чувствовала себя неуютно. Именно такую комнату она всегда хотела иметь.
Все здесь нравилось ей: и широкая кровать, покрытая голубым бархатом, и старинный комод орехового дерева, и туалетный столик с овальным зеркалом и выдвижными ящиками, имевший свои маленькие секреты, и письменный стол на точеных ножках под окном, и цветочные провансальские обои, и изящные акварели на стенах. И вот она покидала этот приют, где нашла дружбу и человеческое участие. Разлука была тяжела, но пришел момент стать самостоятельной, ведь теперь она могла рассчитывать на заработок в издательстве "Ровести".
Неподалеку отсюда, на виа Биксио, она сняла небольшую квартирку у пожилого еврея-часовщика, который вместе с женой уезжал в Швейцарию в надежде переждать там грозные времена.
Бижо, ее собачка, свернулась клубком возле кровати и следила за каждым движением хозяйки, радостно повизгивая.
Анна окинула последним взглядом комнату, вышла в коридор и прошла на кухню, где Саверио готовил скромный ужин из тех продуктов, которые ему удалось найти в магазинах: дежурный суп из мясного концентрата, омлет из яичного порошка, заменяющего свежие яйца, салат из листьев крапивы и дикого щавеля, заправленный подсолнечным маслом.
- Я ухожу, Саверио, - объявила Анна и протянула слуге красиво упакованный сверток.
- Это мне? - удивился он.
- Да, это вам, - сказала Анна. - Вы дали мне почувствовать здесь себя как в собственном доме. Я вам очень благодарна.
Слуга вытер руки и покраснел от удовольствия. Ему всегда нравилась эта женщина, такая красивая, элегантная, и при этом простая и искренняя в обращении. Он развернул сверток: там лежал бумажник из крокодиловой кожи.
- Я купила его в прошлом году в Нью-Йорке, - улыбаясь, сказала она. - И счастлива, что могу подарить его вам.
- Я буду беречь его, синьорина. Вы очень добры, что вспомнили обо мне.
Саверио сделал попытку задержать ее, посетовав на скудное военное меню.
- Останьтесь с нами, по крайней мере, на ужин, - предложил он. - Вот смотрите, - и Саверио открыл дверцу холодильника, - настоящий довоенный десерт: крем шантильи со свежайшими яйцами, снесенными сегодня утром.
- Дорогой Саверио, - взволнованно сказала Анна, - вы настоящий искуситель. Я помогу вам накрыть на стол и отдам должное вашему десерту.
Пьер-Джорджо немного запаздывал, но тревожиться не было причин. В ожидании ужина Анна устроилась в гостиной, чтобы послушать новости по радио. В сводках с фронта говорилось о доблестных победах войск. Комментатор восхвалял трехсторонний договор, подписанный Германией, Италией и Японией, и злорадствовал по поводу "сурового урока", полученного Англией от немецких бомбардировок. Вывод был ясен: Италия и Германия - это несокрушимый гранитный блок, который никакая сила на свете не сможет расколоть.
Колокольчик у двери настойчиво зазвонил. Анна побежала в прихожую, но Саверио уже успел открыть дверь. На пороге с испуганным выражением лица стоял юноша лет шестнадцати, которого Анна хорошо знала. Это был Данило, рассыльный из бакалейной лавки.
- Доктор Комотти арестован, - выпалил он, вытирая потные ладони о свою синюю блузу.
- Как арестован? - воскликнул Саверио, впуская его.
- Я развозил покупки на велосипеде, - начал юноша. - У бастионов Порта Венеция корзина на багажнике развязалась. Я остановился у входа в парк, чтобы закрепить ее. Поднимаю глаза и вижу…
- Что видишь? - заторопила его Анна.
- Доктора Комотти.
- И что же? - спросила она.
- Он стоял между двух полицейских, и на руках его были наручники, как у вора, пойманного с поличным.
Глава 2
Закончив редакционное совещание, Пьер-Джорджо Комотти устало закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Уже несколько недель он был главным редактором еженедельника "Ракконти". Своей новой должностью Комотти был обязан Эстер Монтальдо, которая поручилась за него перед Ровести.
Ровести очень скоро обнаружил, что не прогадал. Комотти обладал всеми качествами, необходимыми главному редактору, - умом, профессиональным журналистским стилем и острым чутьем. Он был приятным, остроумным собеседником, легко завязывал нужные связи. С коллективом редакции ему сразу удалось найти общий язык.
Расслабившись на несколько минут, Пьер-Джорджо вызвал секретаршу и попросил принести ему чашку крепкого чая. У него еще было много работы.
- Вас к телефону, - объявила секретарша, снова появляясь в дверях его кабинета.
Это была девушка лет двадцати пяти, с черными волосами, не очень красивая, но симпатичная.
- Кто это? - спросил Пьер-Джорджо, поднимая трубку.
Ему не хотелось отрываться от работы.
- Синьор Кремонези, - ответила девушка.
Пьер-Джорджо не мог скрыть чувства досады, но все-таки взял трубку.
Кремонези сразу же обрушил на него поток слов. Он умолял о свидании, говорил, что Пьер-Джорджо не должен отказать ему.
- Сегодня вечером не получится, - попытался Комотти остановить пыл собеседника, но его сухой тон не возымел своего действия.
Голос в трубке становился то злым, то жалобным. Кремонези продолжал настаивать с умоляющими интонациями, упирая на важность этой встречи, которая будет последней и займет всего несколько минут.
- Хорошо, - сдался наконец Пьер-Джорджо. - Увидимся в парке у пруда. Но только недолго. И главное, чтобы в последний раз.
Журналист положил трубку и невольно задержал руку на аппарате, словно хотел поставить точку в истории, которая вызвала этот звонок.
Лучано Кремонези был молод, красив, с глубоким взглядом серых бархатных глаз. Но было что-то двусмысленное в его безупречной фигуре, в его пластике, поведении. Под внешностью херувима скрывалось что-то порочное. И все же Пьер-Джорджо полюбил его с первого взгляда. Он любил его слабости, его способность обманывать, не чувствуя своей вины, его бесстыдство просить, не предлагая ничего взамен.
Лучано был начинающим актером, как говорили знатоки, не без таланта. Но еще больше в нем развит был талант вымогательства: ради денег или просто, чтобы привлечь к себе внимание, он был способен на все.
Переезд Анны помог Пьер-Джорджо освободиться от давно тяготившей его связи с Лучано. Этот вечно безденежный завсегдатай темных компаний к тому же пристрастился к кокаину и становился слишком болтливым. Комотти с трудом выносил вульгарное хвастовство друга, который своей развязной болтовней грозил скомпрометировать его.
Появление Анны ускорило неизбежный разрыв. Несмотря на то, что решение Пьер-Джорджо было твердо, Лучано время от времени давал о себе знать, надоедая телефонными звонками и подкарауливая его. Всякий раз он просил денег и всякий раз клялся, что это в последний раз. Открыто он пока что Комотти не шантажировал, но тот знал, что при случае Лучано способен и на это.
Оставив свою "Ланчу" у бастионов Порта Венеция, неподалеку от первого построенного в Милане небоскреба, Пьер-Джорджо прошел через большие ворота парка к пруду, в котором лениво плавали дикие утки и лебеди. Лучано уже поджидал его там. Пьер-Джорджо приблизился к нему.
- Ты опаздываешь, - капризно произнес Лучано, не оборачиваясь.
- У меня мало времени, - сказал Пьер-Джорджо.
- Ты обращаешься со мной хуже, чем с собакой, - укорил его тот. - А ведь я видел тебя плачущим у моих ног.
- Спектакль окончен, Лучано. И бесполезно пересказывать мне содержание предыдущих сцен. Скажи, что тебе нужно, и покончим с этим.
Последние посетители покидали парк, колокольчик скоро должен был возвестить о его закрытии. Двое мужчин оставались одни в этом уединенном уголке парка.
- Ну вот! - истерически вскинулся Лучано. - Ты продолжаешь унижать меня, словно и не было нашей любви.