- Обычно большая предоплата предполагает скидки. Но мы ни на что не рассчитываем. Надеюсь, вы меня правильно поняли. - С этими словами она положила деньги на подзеркальную полку, где по-прежнему валялся мобильный Давида, и вышла вон.
Нужно было сосредоточиться. Я пересчитала деньги. Потом еще раз. Разделила на двенадцать. Все правильно. Но все равно ужасно. Она уже не пускает меня в мой собственный Дом! Не надо было брать деньги. Да и сейчас еще не поздно позвонить, сказать: заберите. Но тут она достанет свои чеки - начнутся бесконечные, нудные разбирательства… Нет на это сил.
Из задумчивости меня вывела "Мишель".
- Мама, скажи ей, - прошептал Илья в трубку.
По мнению моих сыновей, эта неказистая фраза - панацея, волшебная палочка, и после произнесения заклинания суровая, безапелляционная бабушка должна превратиться в этакую умильную старушку.
- Бабушка беспокоится о твоем здоровье, Илья. И ты должен быть благодарен…
- Если ты ей не скажешь, я убегу…
- Что?! - взорвалась я. Его слова стали каплей, переполнившей чашу моего терпения. Все как один, и даже собственный ребенок, сегодня против меня. - Что ты сказал, повтори?!
- Я у-бе-гу, - невозмутимо сообщил Илюшка. - Сяду в поезд и приеду к тебе!
- Это мне подарок такой к Рождеству?! Я выбирала тур, старалась…
- Мама…- Я узнала его манеру сдерживать из последних сил слезы. - Она заставляет есть творог. А я его, - голос предательски дрогнул, - с детства ненавижу! И в бассейн не пускает.
- Илюша, ты же уже взрослый! После бассейна легко простудиться. Плавай вечером перед сном…
Я еще что-то объясняла сыну, но на плите уже загудел таймер.
- Все, Илья. Не омрачайте друг другу жизнь, вы же на отдыхе.
"Чтобы убедиться в готовности птицы, проткните ее тонкой иглой. Если выделившийся сок не содержит крови, значит, птица готова". Что ж, проткнем.
Затем птицу следует выложить на специальное блюдо, украсить тушеными яблоками, квашеной капустой, жареным картофелем, маринованными фруктами". Из всего списка у меня были только яблоки, и то неважнецкие. Но все равно получилось красиво. Блюдо с гусем на белой накрахмаленной скатерти, таинственно поблескивающее столовое серебро, мерцающий в сумерках хрусталь…
е - У нас праздник? - спросил Давид, вернувшись.
- Считай как хочешь, - ответила я. - И кстати, где ты был?
Он довольно усмехнулся:
- Узнаешь в свое время. Но что с тобой? - Он пристально посмотрел на меня. - Что ты такая замученная?
- Ты не представляешь, что тут было! - воскликнула я фальшиво воодушевленно. - Просто паломничество к нам! Звонки, звонки. Между прочим, звонила Аня. Знаешь, где они с Максом? В Швейцарских Альпах!
- Я слышал. Макс говорил, что собирается… надо бы и нам съездить туда. Хочешь?
- Давай!
- Выпьем за будущее путешествие!
- С удовольствием!
Вино, пряное, ароматное, успокаивало, убаюкивало, умиротворяло. И верилось, что будут Альпы, гостиничный номер в какой-нибудь горной деревушке, снег, мягко падающий за окном, - не будет этой тоски, холодящих душу предчувствий. Про Еву все разъяснится само собой. Пусть, например, она окажется юной кузиной Давида, вдруг почувствовавшей себя взрослой и решившей позвонить ему запросто. Вот это будет облегчение! От одной лишь мысли я улыбнулась.
- Какая ты загадочная сегодня. То грустная, то улыбаешься. Чему это ты улыбаешься? - спросил Давид.
- Узнаешь в свое время, - ответила я его же словами.
Потом мы пили за то, чтоб скорее наступило "свое время". Дурачились, включили телевизор, перепрыгивали с канала на канал, подлавливали смешные совпадения и хохотали до слез. Вечером с недопитой бутылкой вина и фруктами перебрались в спальню.
Уютно устроившись в кресле, я жевала безвкусный зимний виноград. Давид вошел в комнату и объявил торжественно:
- Пришло время узнать, где я был сегодня. - И он вручил мне маленькую бордовую коробочку.
"Из ювелирного", - подумала я и, немного помедлив, щелкнула замочком. С алого бархата сверкнули бриллианты. В коробке оказалось кольцо. Классическое, простое, изящное, но почему-то чувствовалось, что очень дорогое.
"Обручальное?" - Я внутренне замерла. А вслух сказала:
- Тебе звонила Ева. - Потом добавила с ее интонациями: - Ева Амиранашвили.
И испугалась. В комнате стало неестественно тихо. Только гулко стучали часы. Казалось, достучат - и рванет. Я сидела, опустив голову, боясь взглянуть на Давида. Потом все-таки взглянула. Больше не оставалось сомнений: Ева Амиранашвили, девушка с серебряным голосом, - его Жена.
- Прости, - медленно, с трудом подбирая слова, наконец заговорил Давид. - Мне давно надо было поговорить с тобой. Но я не мог. Я не знал, как ты… то есть я знал и поэтому…
Мне казалось, что боль, как морская волна, захлестывает меня с головой. Было больно дышать, смотреть, и слушать тоже было больно. Но он продолжал:
- Пойми меня! Постарайся хотя бы понять! Я тоже живой человек. Когда в первый раз ты стояла в прихожей, комкала перчатки и была так красива, так беззащитна и так несчастна… Но я еще сопротивлялся. А когда снова увидел тебя через полчаса… Мне показалось, это судьба.
Неожиданно для себя я истерически расхохоталась.
- Я прошу тебя, успокойся. Давай поговорим. Ты была моей ожившей мечтой. Я не верил, что ты можешь существовать в реальности…
Моя боль посторонилась, уступив место холодной злобе.
- Давид, это наши последние часы. Не превращай их в фарс. Брось пошлости.
Он резко встал и вдруг заговорил тем властным, хозяйским тоном, каким когда-то перечислял мне должностные обязанности домработницы.
- Успокойся! Выпей и выслушай меня. А дальше ты вольна поступать как угодно.
Не подчиниться было невозможно.
Рюмка дрожала в руках, но я все-таки выпила, поднялась, поставила рюмку на столик и сказала почти равнодушно:
- Я выслушаю тебя, Давид. Хотя это ничего не изменит…
Сначала я мучилась вопросом, верить - не верить. Такая боль застыла в его глазах, а голос… - родной. С другой стороны, сколько можно верить? Пора бы уж и поумнеть!
Постепенно кое-что стало проясняться. Я вспомнила, с какой тоской смотрел он на меня вначале. Теперь я знала причину его тоски… Здесь, в этой комнате, он порывисто обнимал меня, повторяя: "Я боюсь потерять тебя". Тогда я недоумевала, хотя как-то угадывала недоброе. Все тайное стремительно становилось явным. Под конец я получила ответы на все так долго мучившие меня вопросы. Удовлетворила любопытство. Но какой ценой…
Глава 23
- Я начну издалека. Ты потом поймешь почему. В жизни иногда все бывает так перепутано…
История, которую поведал мне Давид, началась в один прекрасный апрельский вечер, когда он, в те времена студент четвертого курса, выходил из читалки городской научно-технической библиотеки. Обычно он пользовался библиотекой универа, но в этот раз понадобилась какая-то редкая книга, он долго охотился за ней, и все неудачно. В тот вечер ему повезло.
Выходя из библиотеки, Давид заметил на стойке точно такую же книгу. Оказывается, здесь их целых две. А он-то, дурак, рвал подметки по всему городу…
Библиотекарь забрала книгу со стойки и протянула читательский билет высокой стройной девушке. Неужели, с их факультета? Что-то там он такой не видел. Может, первокурсница. Но вряд ли на первом курсе будут это читать… Девушка остановилась в холле у зеркала, поправила волосы, подкрасила губы. Она оказалась студенткой пищевого, тоже четверокурсница. Книгу два месяца искала. И сегодня - удача! Нашла.
На улицу вышли уже вместе. Он хотел проводить ее, но девушка просто, без жеманства объяснила, что живет в пригороде, оттуда вечером неудобно возвращаться. Зато охотно продиктовала телефон. А кстати, и представилась: Ирма.
Они стали встречаться. Сходили в кино, на дискотеку, посидели в баре, съездили к друзьям на дачу на пикник. Осенью их пригласили на свадьбу. Ирма была свидетельницей невесты.
После этого Давид повел ее в огромную профессорскую квартиру - знакомиться с родителями.
- Нет! - в ужасе воскликнула мама, старший преподаватель кафедры германской филологии.
- Нет! - вторил ей отец-профессор.
- Не беда! - примирительно улыбнулась Ирма. - Главное - мы любим друг друга. Все остальное значения не имеет.
- Где же мы будем жить? - наивно спросил Давид.
Но Ирма не унывала. Правда, ей тоже нечего было предложить будущему мужу. Она обреталась в двухкомнатной квартире-хрущевке: в одной комнате - мама с отчимом, в другой - она и сводные брат с сестрой. Но уже близилась преддипломная практика на мясокомбинате, за работу вполне прилично платили. На эти деньги в их поселке можно снять комнату, а если повезет - квартиру.
- Но я не могу жить на твои деньги… - "пытался сопротивляться Давид.
- Ерунда! - отмахнулась Ирма.
Давид отрабатывал практику на кафедре в университете. Платили копейки. Хватало на проезд и на сигареты. Родители, когда он изредка забегал навестить их, по-прежнему ужасались.
- Это не твоя женщина, - вздыхала мама. - Другое воспитание, другой социальный слой. Ты не будешь с ней счастлив.
Но что значат материнские вздохи для двадцатидвухлетнего мужчины? Новая жизнь, как река, разлившаяся в половодье, захватывала все сильнее: медовый месяц, защита диплома, экзамены в аспирантуру. Только успевай поворачиваться.
Ирма после окончания института (красный диплом!) осталась работать на мясокомбинате.
Правда, перешла в лабораторию пищевых ароматизаторов. Новый начальник предложил продавать пищевым производствам опытные экземпляры. В общем, заняться коммерцией - тогда это входило в моду. Ирма с радостью согласилась. Во-первых, нужны были деньги, во-вторых, Ирма вообще обожала коммерцию. Бьющаяся в ней практическая жилка не давала сидеть спокойно.
И дело пошло. Ирма встречала клиентов у проходной мясокомбината, провожала в лабораторию, рисуя по дороге картины их будущего процветания. "Пищевые добавки - билет в Эльдорадо", - начинал думать доверчивые клиенты. Опытные экземпляры раскупались моментально. Тогда в недрах лаборатории решили создать небольшое производство. По закону никто из сотрудников не мог стать его директором.
- Производство возглавишь ты! - объявила Ирма Давиду как-то вечером.
- Но у меня аспирантура, предзащита на носу, - слабо противился он.
- Ты забываешь, - мягко напомнила Ирма, - что все наше благосостояние держится на пищевых добавках. К тому же от тебя ничего особенного не потребуется. Так, ерунда, подписывать платежки.
Пришлось соглашаться. Он продолжал ходить на кафедру, что-то исследовать, классифицировать и обобщать, а производство между тем набирало обороты, - да так успешно, что однажды Ирма заявила:
- Все, нам пора отпочковываться.
- В смысле? - не сразу сообразил Давид. Разговор состоялся накануне защиты диссертации.
- Всю эту контору раскрутила я. От начала до конца. Юридический директор - ты. А деньги капают в карман этой сволочи.
Сволочью Ирма называла начальника лаборатории.
- А как это практически? - без особого энтузиазма поинтересовался Давид.
- Зарегистрируем свое предприятие. Все технологии у меня в компьютере. Дадим грандиозную рекламу. Если они и выживут без меня, то только до первой налоговой проверки. Но я им ее гарантирую.
Так и сделали. Производство не стали открывать - наняли женщин-надомниц, арендовали небольшой склад и уже присматривали офис, когда родители Давида собрались в Швецию.
- Сейчас трудно что-то загадывать, сынок, но у меня серьезные планы, - сказал отец перед отъездом. - Швеция - стабильная страна. Там можно многого добиться.
После отъезда родителей молодые перебрались в профессорскую квартиру.
Глупый начальник лаборатории несколько раз пытался поговорить с Ирмой, но его не приняли.
В конце концов все наладилось, и пошла такая жизнь, которая в ту пору была доступна немногим. Они сделали евроремонт, купили машину, съездили в Европу и подумывали о том, чтобы строить коттедж. Университетские друзья, перебивающиеся случайными приработками, ошалело наблюдали за ними. Ирма передвигалась, буквально не чувствуя под ногами земли, понимала: пришло ее время.
Но, как сказано в Евангелие, трепещите когда рекут вам мир и утверждение. Не успели они как следует насладиться своим счастьем, как грянула беда. В офис фирмы пожаловали рэкетиры.
- Они нас разорят, - рыдала Ирма после ухода бандитов. - Я знаю, знаю, кто наслал их! Эта сволочь!!!
В действительности все вышло совсем не так. Бандиты не собирались разорять их предприятие. Напротив, они предлагали сотрудничество. Крышу.
Ирма постепенно ожила. Крыша открывала новые горизонты. Женщин-надомниц быстро рассчитали, арендовали цех на крупном фармацевтическом заводе, закупили оборудование, наняли квалифицированных специалистов: рабочих, технологов. Формально Давид оставался директором предприятия, но с каждым днем он все меньше и меньше представлял его масштабы.
- Не переживай, - успокаивала Ирма. - Я все сделаю как надо, а ты занимайся своей наукой.
Но и в науке вышла незадача. Скандал с лабораторией пищевых ароматизаторов каким-то образом просочился в университет. Старые знакомые не подавали ему руки. С трудом преодолевая стыд, Давид отбывал на кафедре присутственные дни, остальное время сидел дома: смотрел телевизор, играл на компьютере. В один из таких бесцельно убиваемых дней в квартире раздался телефонный звонок.
- Привет, старик. - Давид узнал голос одноклассника, друга детства. - Как жизнь?
- Не радует.
- А как насчет забить стрелку?
Дод обрадовался. Ему уже давно хотелось с кем-нибудь поговорить по душам. С Ирмой они общались мало. Она все время спешила, все чаще повторяла имя крышевого - Рамиз, Рамиз.
Условились встретиться вечером, посидеть в ресторане.
Приятель, изрядно потрепанный жизнью, много пил, горько жаловался. Когда Давид начинал о своем, резко обрывал:
- Тебе ли говорить…
Потом напился до того, что стал на весь зал ругать власти. Пришлось увести его насильно.
- Я отвезу тебя, - предложил Давид.
- Да я сам тебя отвезу. Какая тачка! Умереть можно!!!
Давид пытался урезонить его, но бесполезно.
- Мы еще повоюем! - хрипло выкрикнул приятель и включил зажигание.
Через полчаса все было кончено. У подъезда Давида он вылез из машины первым и был убит наповал из огнестрельного оружия.
- Действовал профессиональный убийца. Киллер, - объяснили подъехавшие вскоре опера. - Но, имейте в виду, стреляли в водителя. Так что ищите, кому помешали…
В общем беспросвете мелькнула мысль о пищевых ароматизаторах. Но быстро исчезла. С ними это никак не вязалось.
И вообще, думать не хотелось. В ресторане они выпили порядочно, теперь мутило. Скорее бы остаться одному, закрыть глаза, забыться.
В квартире царила мертвая тишина. Значит, Ирма, как обычно, уехала по делам. Давид быстро разделся, прошел в спальню. И вдруг комната наполнилась диким, душераздирающим криком. В следующее мгновение Ирма порывисто вскочила с кровати и принялась ощупывать Давида.
- Что с тобой? - удивился он.
- Мне… - лепетала она срывающимся голосом, - мне снился страшный сон… про тебя.
- Что меня убили? - подсказал Давид, внезапно протрезвев.
- Да… Откуда ты знаешь? - Она уже справилась с собой и теперь, страстно прижимаясь К нему, увлекала в постель.
Проснулся он поздно. Жутко болела голова. В неразберихе мыслей вдруг молнией сверкнула догадка. Он понял, кому мешает. Ирме. Мешает дома и в бизнесе. Его место должен занять Рамиз. А если Ирма что-то решила, она этого добьется.
Давида парализовал ужас. Он лежал в холодном липком поту, ожидая, что вот сейчас дверь распахнется и по нему откроют огонь. Потом поборол себя, встал, принял душ, сварил кофе. И пока пил его, окончательно убедился в безвыходности ситуации. Остается написать завещание и проститься с близкими.
Все имущество: квартиру, машину, фирму, недостроенный коттедж - и без завещания получит Ирма. Это понятно. Из близких у него только родители. Они здорово огорчатся. Но ничего не поделаешь. Давид набрал номер матери и спросил буднично:
- Как жизнь?
Она сразу все поняла. Не все, но - главное. Следующим вечером в Тбилиси прилетел отец Давида. Чтобы не привлекать внимания, остановился в гостинице, поднял на ноги всех знакомых и начал расследование.
Подтвердились самые худшие подозрения. Рамиз - местный авторитет. Ирма - его любовница. Давид - лишний человек, усложняющий структуру. Но даже природа идет по пути упрощения…
Отец еще тряхнул связями. Все сочувствовали, но личного доступа к Рамизу не имел никто. Потом все-таки нашелся один. Выяснилось, решить вопрос можно. При помощи денег. Сумма фантастическая.
- Нет, - сказал Давид, - даже пробовать не стоит.
- Стоит, - устало произнес отец.
И снова взялся за телефон. Теперь он звонил в Швецию.
Через три дня сумма была собрана и передана Рамизу. А еще через неделю они улетали из Тбилиси в Стокгольм.
Отец, всегда сдержанный, немногословный, сказал ему тогда:
- Запомни, своей жизнью ты обязан клану.
- Клану? - не понял Давид.
- Деньги на выкуп собрали наши родственники. И имей в виду, у приличных людей долги принято отдавать.
В Стокгольме началась новая жизнь. Отец только что уволился из престижной фирмы и пустился в какую-то темную коммерцию. В бизнесе он ориентировался примерно так же, как ночью в тайге. А около него вертелась куча голодных родственников. Тех самых, которые отдали на выкуп Давида последние деньги. И вся эта компания медленно, но верно двигалась ко дну. Нужно было спасать, отдавать долги.
Конечно, до Ирмы ему далеко, но все же кое-чему он у нее научился.
Давид бросился в работу, как в океан. Поплыл. Получалось не очень. Потом промелькнула удача. Сумел зацепиться. Дальше возникла идея с Москвой. Воплощать ее пришлось самому. У всех жены, дети. А он - свободен.
Родственники вздохнули с облегчением. Они превратились в совладельцев доходного, отлично налаженного бизнеса. Клан процветал.
Большую часть года Давид теперь жил в Москве. Сначала в гостинице, потом снял квартиру в Анькином доме, нанял домработницу. Можно было передохнуть, позволить себе некоторые вольности, но ничего не хотелось. Раньше бизнес был вынужденным занятием, теперь стал основным содержанием жизни. Вот и все.
Родители пространно намекали, что пора жениться. Он не спорил. Хотя для себя решил этот вопрос: жил с домработницей. Это тоже был род бизнеса, взаимовыгодная сделка. - Тебе надо жениться, - сказал отец в очередной раз.
Давид привычно приготовился промолчать.
- На Еве, дочери Георгия, - закончил свою мысль отец.
Давид молчал, но уже по другой причине. Он был поражен.