Король Франции мог быть доволен переменами на своей восточной границе. Зато у него были все основания беспокоиться о других землях. В Гиени граф Дерби снова двинулся на север. Он уже занял Лузиньян, Сен-Максан, в общем, все Пуату. Если так будет продолжаться, скоро будет восстановлена большая Аквитания XII в., Аквитания герцогини Алиеноры. Все явно чувствовали, что краткое перемирие, заключенное благодаря папским легатам Аннибале Чеккано и Этьену Оберу - будущему Иннокентию VI - 28 октября 1347 г., через три месяца после падения Кале, очень непрочно; никто не мог знать, что Черная чума продлит это перемирие…
Но отнюдь не настоящее разрешение франко-английского конфликта. Ставки начали пугаться. В Бретани дело забуксовало: Карла Блуаского в июне 1347 г. взяли в плен, но Жанна де Пантьевр не хотела уступать. Никаких оснований для того, чтобы все это кончилось, не было. Тем временем Нормандия роптала, Артуа протестовало, дом Эврё выдвигал притязания. Наследник престола уже наделал достаточно глупостей, чтобы все запугать.
Филипп Валуа, ставший королем в результате импровизации, сделал все, чтобы второй король из его рода научился своему ремеслу. Герцог Иоанн заседал в Совете. Он командовал бретонской армией, затем гиенской. Он представлял короля в Авиньоне на коронации Климента VI. Он провел множество переговоров, как об объединении Дофине с вотчиной Валуа, так и о союзе с императором. Он учился войне, дипломатии, управлению, и Филипп VI во всем этом дал ему лучшего из наставников - герцога Эда Бургундского, брата королевы.
Однако король не сделал из старшего сына столь важную особу, как казалось на первый взгляд. Герцог Нормандии, граф Анжу, Мена и Пуатье, "сеньор завоеванных земель Лангедока и Сентонжа", будущий Иоанн Добрый на самом деле был всего лишь представителем отца в этих больших фьефах. Ими по-прежнему управляли королевские чиновники, делая это от имени короля. Что касается сеньорий - разбросанных по всему королевству, - которые Филипп VI на самом деле дал своему наследнику, чтобы тот жил на доходы с них, они годились для того, чтобы сделать его богатым сеньором, но не могущественным принцем. Если Филипп VI и был авантюристом на дорогах войны, он был осторожен на политической стезе.
После поражения Иоанн Нормандский получил свою долю непопулярности. Не он ли напрасно задержал королевскую армию на долгие недели под Эгийоном? В Королевском совете считали, что наследник престола окружен очень дурными людьми. Дело дошло до того, что его упрекали за советников, которых ему дал отец, и прежде всего за герцога Бургундского, чья звезда в политике клонилась к горизонту. Его, конечно, упрекали и за тех, кого он выбрал сам.
Кризис достиг пика в мае 1347 г., когда старший сын короля Франции счел необходимым просить у шурина, римского короля, династическую гарантию. Карл IV Люксембургский обязывался помочь Иоанну, если в соответствующий момент кто-то попытается помешать тому наследовать отцу.
Одно из двух: либо тогдашние опасения будущего Иоанна Доброго были основательными, и это изобличает очень непрочную политическую ситуацию, или они были напрасны, и подобный договор мог вызвать самую яростную реакцию. Как бы то ни было, наследник престола менее чем когда-либо был уверен в династическом будущем рода Валуа. Спокойная уверенность официальных хронистов не должна вводить в заблуждение: не все поддержали выбор, сделанный в 1328 г.
В то время как престол рода Валуа дал трещины, дом Эврё попытался вернуться к соглашениям о наследстве, которые нанесли ему ущерб. Вспомним, что Жанна Наваррская, дочь Людовика X и Маргариты Бургундской, получила в наследство королевство Наварру, в то время как ее дяди договорились придержать Шампань, одновременно и слишком процветающую, и слишком близкую к Парижу, чтобы оставлять ее принцессе, которая когда-нибудь обязательно передаст свою вотчину роду мужа. Жанна и этот муж, точнее Филипп д'Эврё, племянник Филиппа Красивого, должны были довольствоваться графством Ангулем, доход от которого был несоизмерим с доходом от Шампани, и графством Мортен, которое, возможно, приносило денежный доход, но политического веса не имело. Как и через несколько лет в отношении герцога Нормандского, власти постарались, чтобы ни у одного вассала Эврё во Франции не могло быть слишком обширного княжества. Очевидно, что после этой сделки Эврё затаили злобу.
Восшествие на престол короля из рода Валуа позволило подправить финансовую ситуацию. Теперь Эврё были богаты. Но это ничуть не мешало Жанне при любой возможности напоминать, что с ней поступили несправедливо. Кроме того, хотя она никогда не говорила об этом публично, можно полагать, что она была не слишком убеждена в исключительном праве мужчин наследовать престол, которое придумали, чтобы обделить ее. Тем ожесточенней королева Наварры настаивала, что она может притязать на гораздо большее, чем притязает сейчас. Она приобрела часть Котантена. В конечном счете она обменяла графство Ангулем на несколько крепостей и земель в Вексене, у ворот столицы, - Понтуаз, Бомон-на-Уазе, Аньер-на-Уазе. Владея землями от Котантена до Понтуаза, включая Мортен и, естественно, графство Эврё, ближайшие кузены короля вот-вот могли получить контроль над Нормандией.
Это начало вызывать тревогу. Что стало хорошо заметно, когда король воспрепятствовал браку Жанны де Пантьевр - как мы знаем, возможной наследницы Бретани, - с Карлом д'Эврё, сыном Филиппа и Жанны. Ведь однажды этому принцу предстояло стать обладателем всего нормандского наследства дома Эврё и впридачу королем Наварры, а если бы он еще и владел герцогством Бретанью, он бы сделался серьезнейшей угрозой для французской монархии. В конечном счете Жанна де Пантьевр вышла за Карла Блуаского - тот по крайней мере будет обязан королю всем, чем станет.
Шел 1337 год. Карл д'Эврё родился в 1332 г. С женитьбой он еще долго мог не спешить. Но он никогда не забудет, что его обделили до рождения и что его - с полным основанием - остерегались, прежде чем он научился ездить верхом. Этот принц крови действительно поставит под угрозу корону Валуа. Это его один испанский хронист в XVI в. наградит прозвищем Карл Злой, которое усвоят французские историки.
В ближайшее время Наварра предпочитала действовать в одиночку. Это стало особо ясным в период после Креси. Овдовев с 1343 г., энергичная королева Жанна правила своим пиренейским королевством, учитывая лишь собственные интересы. Не слишком желая, чтобы англичане, нанеся поражение Валуа, повернули оружие против нее, в марте 1348 г. она заключила соглашение, по которому за Эдуардом III признавалось право свободного прохода через все земли королевы-графини, отчетливо обязавшейся запретить доступ в свои крепости войскам Филиппа VI. Составленное для Наварры, это соглашение, очевидно, не относилось к нормандским крепостям дома Эврё; их Жанна держала как фьеф от короля Франции. Однако все уже поняли, что, выбирая между англичанами и французами, королева Жанна предпочла осторожность.
Через полгода Жанна - как ни в чем не бывало - спросила у Филиппа VI, не смущает ли его, что договор между Арагоном и Наваррой заключен против всех, без оговорки "кроме как против короля Франции". Тот окончательно утратил союз с Наваррой.
Артуа в руках короля
Пока принцы волновались и ждали удобных возможностей, мелкие феодалы и дельцы то здесь, то там поднимали ропот. Особенно в Артуа, где любой твердил, что графство платит королю налог на войну, но не получает от этого больших выгод с точки зрения обороны. Жители Артуа видели, как английский король с армией прошел от Креси к Кале. Они пострадали от непрестанных налетов армии, которая, чтобы развеяться от осадной скуки, жгла деревни и наводила страх на маленькие городки. Они не увидели ни короля Франции, своего сюзерена, ни своего сеньора герцога Эда IV Бургундского, женившегося на внучке и наследнице Маго д'Артуа. Тревога этих добрых людей была непритворной, проявляясь в письмах, которыми обменивались эшевены разных городов, чтобы получать сведения и поддерживать друг друга. Не сам ли бальи Арраса послал в Гент и Брюгге шпиона, пытаясь узнать, что замышляют принцы?
В том, чего требовали жители Артуа, не было ничего революционного. Они просто-напросто хотели, чтобы графство вошло в королевский домен. Стараясь щадить герцога Бургундского, Филипп VI колебался, отвергая идею присоединения в чистом виде: тогда надо было бы возместить герцогу ущерб. В конечном счете он избежал открытого кризиса, прибегнув к хитроумной процедуре: 2 декабря 1346 г. он взял Артуа "под свою руку". Иначе говоря, он не обирал герцога и не посягал ни на его права, ни на его владения, но взял на себя управление Артуа. Впрочем, все это объявлялось временным решением - "до тех пор, пока мы не устроим иначе".
Таким образом, это подобие захвата, сделанного с согласия герцога Бургундского и его жены, которые сознавали, в какой тупик их вовлекло небрежение предыдущих месяцев, было вынужденной мерой. С точки зрения права и морали сеньор, оставивший без защиты вассалов, не выполнял своих обязанностей. Но акт от 2 декабря 1346 г создал прецедент, о котором вскоре вспомнят Генеральные штаты: король заверил жителей Артуа, что деньги, взимаемые в Артуа, будут направляться на оборону этой области.
Мы желаем, дабы расходы и жалованье оплачивались так, как сие делалось до настоящего ордонанса, а излишек средств от рент, доходов, прибылей и жалований оного графства тратился, использовался и обращался на гарнизоны и охрану крепостей, каковые оный наш брат (герцог) имеет в оном графстве.
Прошло три недели. Герцог опомнился. В Мобюиссоне он пристал к королю. Королевская конфискация с Артуа была снята. Впрочем, страсти успели улечься. Но в следующем году, в преддверии нового и сложного наследования Артуа, Филипп VI вспомнит об этой идее.
Иоанн Добрый
Активно занимаясь этой дипломатией, Филипп Валуа выглядел не совсем уверенно. Выправил курс в следующем году после разгрома при Креси наследник королевства, вдруг выступивший заодно с деловым бюргерством, которым сам только что помыкал. Люди герцога Иоанна и жертвы чистки 1346 г. вновь появились в Совете, вошли в Счетную палату, заняли высокие посты в администрации. Иоанн завершил переговоры о дофинстве Вьеннском, которое дофин Юмбер II в 1349 г. уступил старшему сыну герцога Нормандского, внуку короля, который некогда станет Карлом V. Когда умерла вдова Эда IV, он даже взял на себя управление Бургундией.
Возможно, это была единственная реальная, и скромная, победа королевской власти в те годы, когда Филипп VI постарел - тогда в пятьдесят лет человек считался старым, а королю уже при Креси было пятьдесят три, - но когда взять власть в свои руки особо старался герцог Нормандский, ставший наконец хозяином своего герцогства и "сильным человеком" в королевстве. Когда 22 августа 1350 г. первый из Валуа умер, произошло то, на что не позволяли надеяться тридцать лет неопределенности и претензий к передаче короны: то, что Иоанн II стал королем Франции, было воспринято как нечто само собой разумеющееся.
Чистой воды курьезом считается идея, которая родилась в голове святой визионерки Бригитты Шведской, а та предложила ее Клименту VI, - об усыновлении Филиппом VI Эдуарда III. По мнению святой, это решение положило бы конец всем бедам христианского мира. В действительности, и это знали все, оно лишь умножило бы их число.
Впервые с 1328 г. королем Франции снова стал сын короля. Известно, что Эдуард III в свое время резко напомнил своему кузену Валуа, что он-то - не сын простого графа.
Иоанну II исполнился тридцать один год. Это был сложившийся, опытный человек. До сих пор он представил мало доказательств политических и военных талантов. Обладая не более чем средним интеллектом, он все-таки был образованным и даже просвещенным. Зато в нем отмечали негибкость ума и авторитаризм. Этот человек много читал, умел вести дискуссию, умел услышать аргументы другого и подумать, прежде чем сделать вывод, но был также способен к резким реакциям и к решениям, принимаемым сгоряча. Мало склонный к насилию, под влиянием гнева он становился несговорчивым. То нерешительный, то импульсивный, Иоанн II был прежде всего непостоянен.
Его назовут "добрым", потому что он жил на широкую ногу. Приобретя где-нибудь деньги, он тратил их не считая и щедро угощал друзей. Но разве его "положение" короля не предполагало этого?
Он не был фанатиком размахивания мечом и безутешным адептом некоего анахроничного рыцарства, каким его с удовольствием будут изображать, высмеивая орден Звезды и клеймя тактическую анархию в битве при Пуатье. Но этот кабинетный человек со слабым здоровьем, депрессивный и всегда испытывавший тревогу, периодически испытывал противоречивые влияния и иногда выражал нежелание быть марионеткой какой бы то ни было клики. Это был государственный деятель, но деятель неуклюжий. Королю Иоанну было трудно балансировать между знатью, с которой его связывало все воспитание и от которой отделяли все политические интересы, и советниками, в той же мере карьеристами, сколь и разумными людьми, нередко выходцами из парижского делового бюргерства, которое знать неустанно обличала.
Царствование началось со взрыва, который объяснялся атмосферой ожидания измены, в какой жил двор Филиппа VI, но драматический характер которого в достаточной мере демонстрирует импульсивность нового короля.
Вспомним о коннетабле Рауле де Бриенне, столь досадно попавшем в плен в 1346 г. под Каном во время беспорядочного бегства, очень мало походившего на оборону. Бриенн уже четыре года находился в Англии, и за это время его сторонники успели собрать деньги на выкуп. Он вернулся ко Дню всех святых 1350 г., и новый король, возвращавшийся с миропомазания, как будто встретил его с радостью. Поражение - не позор, и Бриенн, безуспешно, но с честью, выполнил свой долг. Он вновь занял свое место при дворе, причем одно из первых.
Тем больше было удивление, когда через несколько дней парижский прево Александр де Кревкёр арестовал Рауля де Бриенна прямо в Нельском дворце, в присутствии короля. Время было позднее. Арестанта заключили под стражу в одном из покоев.
Ни о каком процессе не было и речи. На следующий день Иоанн II во всеуслышанье поклялся, что не заснет, пока жив коннетабль. Ночью вызвали палача. Следующим утром, на мостовой Лувра, Бриенну отрубили голову.
Окружение короля было ошеломлено. Бароны во главе с герцогом Бурбонским присутствовали при казни (многие считали: при убийстве) одного из них и готовились к худшему. В народе, где страха было меньше, каждый выдвигал свою гипотезу в зависимости от мнения о новом короле. Одни уверяли, что коннетабль замыслил сдать англичанам, чтобы оплатить выкуп за себя целиком, свою крепость Гин. Это был сюжет измены, подкрепленный поступком Жоффруа д'Аркура. Говорили также об измене в другом смысле, и льежский хронист Жан ле Бель с удовольствием изложил то, что французы ни за что на свете не стали бы записывать: Бриенн заплатил головой за преступную любовь к французской королеве.
Другие твердили, что король просто охотно пошел навстречу амбициям своего тогдашнего фаворита Карла Испанского, чьему немедленному назначению коннетаблем никто не удивился.
Этот принц, потомок изгнанной ветви королевского дома Кастилии, родился безземельным и сделал себе состояние благодаря безупречной верности герцогу Нормандскому, с которым они играли вместе в юности. Он был хорошим рыцарем и имел красивую внешность. Он происходил от Людовика Святого. Впрочем, исключительным милостям, которыми Карл пользовался, не было никаких объяснений. Те, кто мог не стесняться в высказываниях, вообразили, что причины этого были скандальными. Итальянец Джованни Виллани говорил о "разнузданной" любви; Фруассар изобразил коннетабля рыцарем, которого король "жестоко любил".
Бриенны были в родстве со всем христианским миром. Родственная солидарность для рыцарей была не пустым словом. Также как и верность.
Сеньоры и бароны Франции, из линьяжа коннетабля и прочие, были жестоко изумлены, получив эти вести, ибо считали графа верным и достойным человеком, лишенным всякой трусости.
Иоанн II спаял своих противников в единый фронт последней ошибкой: Карлу Испанскому, уже получившему графство Монфор-л'Амори и женившемуся на богатой наследнице, дочери Карла Блуаского, он сверх того дал графство Ангулем, то самое, которым в свое время были вынуждены довольствоваться Эврё в обмен на Шампань. Иначе говоря, Валуа во второй раз обделил Карла Наваррского.
Гнев Наваррца
Тот в свое время уже, скрепя сердце, согласился на обманную сделку, женившись на дочери короля. Принцессе было восемь лет - дети у нее должны были родиться еще нескоро. Обещанное приданое было значительным, но Карл не получил ничего. Ангулемское дело стало последней каплей: Карл Злой поклялся отомстить фавориту.
В результате люди Наваррца оказались в одном лагере с союзниками Бриенна. Политическая карта прояснялась, и не в пользу Валуа.
В таком контексте потерю Гина было невозможно считать случайной. Иоанн Добрый оставил графство Гин, только что конфискованное у Рауля де Бриенна, себе. А в начале 1352 г. Париж узнал, что англичане заняли замок Гин, одну из самых подходящих крепостей, чтобы прикрыть Кале. Внезапное нападение? Измена? Этого не знали и не узнают. Французы выразили протест папскому легату: нарушено перемирие. Английский губернатор Кале возразил, что перемирие не нарушено, просто купили дом…
Карл Испанский не довольствовался тем, что сколотил состояние, - он начал проявлять дерзость. И король, и он сам считали, что обеспечили себе поддержку Наваррца по той единственной причине, что последний теперь был зятем своего венчанного кузена. Тем самым они забыли, что брак с дочерью французского короля ничего особого не принес королю Наварры, и без того принцу крови, которому вполне внятно разъяснили несколько лет назад, что во Франции женщины не передают корону. Наваррец не чувствовал никакой признательности за жену-ребенка, которую ему дали.
Мир был непрочным. Коннетабль разрушил его, когда открыто набросился на младшего брата короля Наварры, Филиппа. Ненависть, которую таили все, внезапно обнаружила себя. Французский король был вынужден вмешаться во избежание поножовщины. Филипп Наваррский удалился с угрозами на устах.
Через некоторое время, когда Карл Испанский был в Нормандии, близ Легля, братья Наваррские, следившие за ним, внезапно напали на него с небольшим отрядом. Коннетабль спал в гостинице безо всякой охраны. Наваррцы умертвили его и удалились. На трупе насчитали восемьдесят ран. Это было 8 января 1354 г.
В Париже эта весть произвела сенсацию. Знатные бароны на цыпочках покинули двор. Дело принимало плохой оборот. Как и партия Аркура, связанная с Наваррцами в легльском деле, партия Бриенна плохо скрывала радость. Но соображения осторожности предписывали удалиться. Одного коннетабля обезглавили, другого убили - об этом следовало задуматься каждому, укрывшись за стенами собственного замка с подъемным мостом наготове.
Ответный удар короля не заставил себя ждать. Одна маленькая армия заняла некоторые земли графства Эврё, другая демонстративно двинулась в Наварру. Графы д'Арманьяк и де Комменж разорили бы Наварру ради удовлетворения короля Франции, а то и ради собственной выгоды, если бы граф де Фуа не устроил диверсию, напав в свою очередь на графство Комменж. Пиренейские княжества охватило смятение. Оно не улучшило политического положения в Париже.