- Не понимаю, что за жизнь у тебя была. Бримстоун вырастил тебя в своем магазине? Не в самой крепости? - Спросил Акива.
- До той ночи я и понятия не имела, что творилось по другую сторону той двери в лавке.
- Значит, он все же решил пустить тебя туда?
Кару поджала губы, вспоминая ярость Бримстоуна.
- Типа того. Скажем так, я там побывала.
- И что увидела там?
- С чего бы мне всё тебе рассказывать? Вы враги, а значит, ты и мой враг.
- Кару, я не враг тебе.
- Они - моя семья. Их враги - мои враги.
- Семья, - повторил Акива, качая головой. - Но откуда ты? Кто ты, на самом деле, такая?
- Почему последние время все только об этом меня и спрашивают? - Спросила Кару, поддавшись вспышке гнева, хотя сама задавалась этим вопросом почти каждый день с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы осознавать крайнюю странность своего существования.
- Я есть я. А вот кто ты такой?
Это был риторический вопрос, но он воспринял его серьезно и ответил:
- Я воин.
- Тогда почему ты здесь? Твоя война там. Зачем ты явился сюда?
Он глубоко и судорожно вздохнул, и снова откинулся в кресло.
- Мне нужно… кое-что, - ответил он. - Что-то, не относящееся к войне. Я жил ею на протяжении полувека…
Кару перебила его:
- Тебе уже пятьдесят?!
- В моем мире жизнь длинна.
- Что ж, тебе повезло, - сказала Кару. - У нас же, если захочется долгой жизни, придется выдернуть у себя все зубы плоскогубцами.
Упоминание зубов зажгло опасный огонек в глазах Акивы, но он произнес лишь:
- Долгая жизнь - это бремя, когда влачишь её в страданиях.
Страдания? Он говорил о себе? Кару спросила его об этом.
Его глаза медленно закрылись, как будто он всё время боролся с собой, стараясь держать их открытыми, а потом неожиданно сдался. Акива так долго молчал, что Кару уже начала гадать, не заснул ли он, и не стала настаивать, посчитав, что это было бы навязчивостью с ее стороны. Она была уверенна, что он говорил о себе. Кару вспомнила, каким он был в Марракеше. Что должна была с ним сделать жизнь, чтобы его глаза стали такими?
И вновь Кару испытала побуждение позаботиться о нем, предложить ему что-нибудь, но она воспротивилась этому. Правда, она позволила себе рассматривать Акиву - его отточенные черты, угольно черные брови и ресницы, черточки на его руках, раскинутых вверх ладонями на подлокотниках кресел. Его голова была запрокинута назад, и от этого на шее был очень хорошо виден ожог и, чуть выше, ритмично вздрагивающая яремная вена.
И опять его внешние данные поразили Кару. Просто не верилось, что он был живой кровью и плотью, никогда до этого она не встречала никого настолько прекрасного. Он объединял в себе элементы земли и пламени. Казалось бы, в ангеле обязательно должно было быть что-нибудь от воздуха, но нет. Он был абсолютно осязаемым: сильный, крепкий и реальный.
Его глаза открылись и Кару от неожиданности подпрыгнула от того, снова пойманная на рассматривании его.
"Сколько еще ей сегодня придется краснеть?!"
- Извини, - сказал он слабым голосом. - Кажется, я заснул.
- Гмм. - Она не нашлась что на это ответить. - Хочешь пить?
- Да, очень.
Он произнес это с такой благодарностью, что Кару почувствовала укол вины, что не предложила воды ему раньше.
Высвободив ноги из позы лотоса, она поднялась и принесла ему стакан воды, который он в миг осушил.
- Спасибо, - сказал он странным проникновенным голосом, словно благодарил за нечто большие, чем стакан воды.
- Гмм… - прочистила она горло, чувствуя огромную неловкость.
В комнате некуда больше деться кроме кровати, поэтому Кару села на прежнее место. Ей хотелось снять ботинки, но как на это решится, если у тебя есть все шансы в скором времени сорваться и побежать или пнуть кого-нибудь. Хотя, судя по тому, насколько усталым выглядел Акива, вряд ли стоило опасаться его.
Поэтому она решила оставаться обутой.
- Я так и не узнала, зачем вы сожгли порталы. Как это поможет покончить с войной?
Акива сжал в руках пустой стакан и сказал:
- Через них шла магия. Темная магия.
- Оттуда? Там нет никакой магии.
- Сказала летающая девушка.
- Ладно, но это благодаря загаданному желанию, из вашего мира.
- От Бримстоуна.
Она подтвердила это кивком головы.
- Итак тебе известно, что он чародей.
- Я… эээ. Да.
Хотя на самом деле она не думала никогда о Бримстоуне, как о чародее. Он ведь не более чем исполнитель желаний? А что она о нем знает, нет, ну правда? А сколько всего не знает?
У нее создавалось ощущение будто она стоит в кромешной темноте и не знает где же она на самом деле: в шкафу или посреди бескрайнего простора беззвездной ночью.
Калейдоскоп видений промелькнул в ее голове. Легкое шипение магии, когда она входила в магазин. Подносы с зубами и драгоценными камнями, каменные столы в подземном соборе с мертвыми химерами на них. Мертвыми, которые, как на собственном горьком опыте довелось выяснить Кару, запросто оживали. А еще она вспомнила, как Исса ругала ее и просила не усложнять жизнь Бримстоуна еще больше - его "безрадостную" жизнь, как она тогда сказала. Его беспрерывная работа. Что это за работа была?
Она наугад взяла один из альбомов, и начала быстро пролистывать страницы с изображением ее химер, от чего они отрывисто задвигались, на манер мультфильма.
- Что это была за магия?
Акива не ответил, и, подняв взгляд, она ожидала вновь увидеть его спящим. Но он тоже смотрел на видения, мелькавшие в ее альбоме. Кару резко закрыла альбом, и теперь его глаза пристально разглядывали её, вновь что-то сосредоточенно выискивая.
- Что? - Спросила она, придя в замешательство.
- Кару, - сказал он, - означает "надежда".
Она приподняла брови, как бы говоря, - "И что из этого?!"
- Почему он дал тебе это имя?
Она пожала плечами. Незнание начинало порядком доставать.
- А почему тебя родители назвали Акивой?
При упоминании родителей лицо Акивы посуровело, и отчетливая настороженность его взгляда сменилась изнуренностью.
- Они не выбирали мне имя. - Ответил он. - Слуга назвал его из списка. Другой Акива был убит, так что имя освободилось.
- О. - Кару не знала, как реагировать на его слова. По сравнению с этим ее собственное происхождение казалось по-семейному миленьким.
- Я был зачат, чтоб стать воином, - произнес Акива блеклым голосом и опять закрыл глаза, на этот раз крепко, словно сдерживая нахлынувшую боль. Долгое время он хранил молчание, а когда заговорил вновь, рассказал куда больше, чем она надеялась.
- Меня забрали от матери в возрасте пяти лет. Я не помню ее лица, только то, что она не сделала ничего, когда за мной пришли. Это самые ранние мои воспоминания. Я был так мал, что стоявшие надо мной солдаты казались лишь ногами. Они были дворцовой стражей, поэтому их латы были серебряными, и я видел в них свое отражение. Множество отражений моего перепуганного лица, снова и снова. Они доставили меня в тренировочный лагерь, где я стал одним из целого легиона таких же перепуганных детей. - Он нервно глотнул. - И там они наказывали нас за страх и научили подавлять его. Так началась моя жизнь, подавление страха, пока я не перестал его чувствовать окончательно. И все остальное тоже.
Кару представила его маленьким, напуганным и брошенным. Нежность подступила к сердцу, как слезы подступают к глазам.
Тихим голосом он продолжил:
- Я появился на свет только благодаря войне - войне, которая началась тысячу лет назад с массового уничтожения моего народа. Старики, дети - пощады не было никому. В Астрае, столицу империи, ворвались химеры, чтобы истребить серафимов. Мы враждуем, потому что химеры являются чудовищами. Моя жизнь залита кровью, потому что мой мир свиреп.
- А потом я попал сюда, и люди… - мечтательное изумление вкралось в тон его голоса. - Люди перемещаются свободно, без оружия, без страха собираются в открытых местах, сидят на площадях, смеются, стареют. И я увидел девушку… девушку с черными глазами и лазурными волосами, и… печаль. Ее печаль была такой глубокой, но за секунду превращалась в свет. И когда я увидел ее улыбку, то подумал: "Каково оно, вызвать у нее улыбку?" Мне казалось… мне казалось, что это будет как узнать, что такое улыбаться. Она была связана с врагом, и, хотя все, чего мне хотелось, это лишь рассмотреть ее, я сделал то, чему меня учили, и я… Я причинил ей боль. А вернувшись домой, не мог перестать думать о тебе, и был так благодарен, что ты сумела дать мне отпор, что не позволила убить себя.
ТЫ. Кару не упустила перемены в его словах. Она сидела не моргая, едва дыша.
- Я вернулся, чтобы найти тебя, - сказал Акива. - Не знаю, почему. Кару. Кару. Я не знаю, почему. - Его голос был настолько слабым, что она едва могла расслышать его. - Просто найти тебя и побыть в твоем мире…
Кару ждала, но он не произнес больше не слова, а потом… потом что-то стало происходить вокруг него.
Дрожание - сначала как аура, становясь светом и превращаясь в крылья, которые открылись и словно выбросились из-за его спины, распластываясь по креслу и метя по полу огромными арабесками огня. Его магия перестала действовать, и, увидев, как появляются его крылья, Кару почти вскрикнула. Но пламя не стало распространяться. Оно было без дыма, как будто существовало отдельно от всего. Легкое движение огоньков-перьев гипнотизировало. Затаив дыхание, Кару некоторое время просто сидела и наблюдала за ними, пока горение перьев не прекратилось. На этот раз он уснул по-настоящему.
Она поднялась и забрала стакан из его рук, выключила свет. Его крылья были прекрасной иллюминацией, достаточной даже для рисования. Она взяла альбом и карандаш и зарисовала Акиву спящим, в центре его огромных крыльев, а потом по памяти, с открытыми глазами. Она изо всех сил старалась точно передать линию их разреза, использовав уголь для их подводки и изобразив их экзотичность. Кару не захотела лишить его огненные зрачки их цвета. Она достала коробку с фломастерами и нашла нужный цвет.
Она еще долгое время занималась рисованием, а он лежал, не двигаясь, лишь его грудь легонько вздымалась от дыхания да мерцали его крылья, отчего по комнате шло дрожащее сияние как от огня камина.
Кару не собиралась спать, но где-то после полуночи прилегла на кровать, все еще наполовину засыпанную ее альбомами, чтоб "просто дать глазам отдохнуть пару минут", и провалилась в сон.
Проснулась она перед рассветом - что-то разбудило ее, какой-то быстрый, отчетливый звук - и комната вокруг нее на миг показалась незнакомой, но, увидев крылья над собой, она тут же успокоилась. Но лишь на секунду. Она находилась в своей квартире, на своей кровати, а звук, который разбудил ее, издал Акива.
Он стоял над ней и его глаза будто расплавились. Они были широко раскрыты, их оранжевые радужки обведены белой каймой. И в каждой руке у него было по серповидному кинжалу.
ГЛАВА 31
СВОЙ
Одним резким движением Кару села, от чего альбомы свалились с кровати. Карандаш все еще был зажат в ее руке, и с горькой насмешкой она подумала, что оказывается со смехотворным оружием каждый раз, когда дело касается ангела. Она уже приготовилась обороняться, но Акива отодвинулся, опустив кинжалы.
Он вернул их туда, где нашел, где Кару оставила их перед этим - в ящичек для кинжалов, лежавший на резном столике. Они находились буквально у него под носом, когда он проснулся.
- Извини, - сказал он. - Я не хотел тебя напугать.
И в тот миг, освещенный лишь мерцанием своих крыльев, он казался таким… своим. Он был своим. В этом не было никакого смысла, но это чувство овладело Кару, такое приятное, как лучик солнца на полу и, словно кошке, ей хотелось свернуться в нем калачиком.
- Ну, - как ни в чем не бывало сказала она, потягиваясь и роняя из рук карандаш, которым только что хотела пырнуть его. - Я не знакома с вашими обычаями, но здесь, если только нет намерения напугать кого-нибудь, не принято нависать над спящим с кинжалами в руках.
Это была улыбка? Нет. Лишь слегка шевельнулись уголки его губ, так что не считается.
Взгляд Кару упал на альбом - свидетельство ее ночной сессии портретного рисования, открытый взору Акивы. Она быстро закрыла его, хотя, нет никаких сомнений, что он уже успел все увидеть, пока она спала.
Как она умудрилась уснуть, когда в квартире чужак? Да как ей вообще пришла мысль в голову привести его в свою квартиру?!
Но он не вел себя как чужак.
- Какие необычные, - сказал Акива, указывая на новые ножи Кару.
- Буквально только что приобрела их. Просто загляденье, правда?
- Правда, - согласился он, и вполне возможно, что он говорил о ножах, но смотрел Акива в этот момент на Кару.
Она покраснела, внезапно осознав, какой вид у нее сейчас: взлохмаченные волосы, припухшие глаза. И разозлилась. Какая разница, как она выглядит? Что, вообще, здесь происходит?!
Она одернула себя и слезла с кровати, пытаясь найти в этой крохотной комнате место, куда бы не доставала исходящая от него аура. Это оказалось невозможным.
- Я сейчас вернусь, - сказала она, направившись в коридор, а оттуда в ванную.
Оставшись одна, Кару испытала укол страха, что вернувшись может не обнаружить его. Она постаралась отвлечь себя размышлениями о том, испытывают ли серафимы людские потребности (хотя, судя по щетине на его подбородке, Акива бы сейчас не отказался бы от бритвы).
Умывшись и почистив зубы, Кару взялась за расческу. С каждой секундой усиливался страх застать по возвращении пустую комнату с открытой балконной дверью и небом, заглядывающим в нее, без единого намека на то, куда он ушел.
Но он все еще находился там. Магия опять скрыла его крылья, мечи вернулись на прежнее место на спине, безопасные в своих кожаных ножнах.
- Гм, - промямлила она, - Ванная там, если тебя… э…
Он кивнул и неуклюже прошел мимо неё, пытаясь вклинить в узкое пространство её квартиры свои невидимые крылья, и закрыл за собой дверь.
Кару второпях переоделась в чистую одежду, а потом подошла к окну. На улице было всё еще темно, часы показывали пять утра. Кару очень хотела есть и по предыдущем опыту знала, на кухне ничего съедобного нет.
Когда Акива вышел из ванной, она спросила:
- Ты голоден?
- Умираю с голоду.
- Тогда пошли.
Она набросила пальто, схватила ключи и пошла к двери, а потом, передумав, направилась в другую сторону. Она вышла на балкон, взобралась на перила, и, глянув на Акиву через плечо, шагнула вперед.
Пролетев шесть этажей вниз, она классически приземлилась, не в силах подавить улыбку. Акива тут же оказался рядом, как всегда неулыбчивый. Она не могла представить его улыбающимся, настолько угрюмым он был. Вот только было что-то в нем, когда он на нее взглянул. Удивление? Она вспомнила то, о чем он говорил прошлой ночью, и теперь проблески чувств мелькали в печальной суровости его лица, и это заставило ее сердце сжаться. Какой могла быть жизнь, если тебя в таком юном возрасте отдали на служение войне?
Война. Она была абстрактным понятием для Кару. Она не могла осмыслить ее реальность, даже малую толику ее реальности. Но то, каким был Акива - его бездушные глаза в момент их первой встречи и то, как он смотрел на нее сейчас, создавало ощущение, будто он вернулся из мертвых для нее. И это казалось потрясающим и глубоко личным.
Когда их глаза встретились в следующий раз, Кару отвела взгляд. Она привела Акиву в булочную на углу. Она еще была закрыта, но булочник продал им горячие батоны через окно - с медом и лавандой, только что из печи и еще дымящиеся в шелестящих коричневых пакетах. А потом Кару сделала то, что сделал любой умеющий летать, окажись он на улицах Праги в предрассветный час с пакетами горячей выпечки в руках.
Она поднялась вверх, жестом указав Акиве следовать за собой. Они приземлились на высокий, холодный купол кафедральной звонницы и, завтракая, наблюдали, как поднимается солнце.
* * *
Акива держался рядом с ней, наблюдая за тем, как развиваются ее влажные от утренней росы локоны. Кару ошибалась, решив, что ее способность летать не удивила его. Просто за много лет он научился подавлять свои чувства и эмоции. Во всяком случае, думал, что научился. Похоже, в присутствии этой девушки ни в чем нельзя было быть уверенным.
В том, как она парила по воздуху, была какая-то особенность. По-видимому, в этом была повинна магия, позволявшая летать без крыльев, лишь загадав желание. Желание, как он полагал, из запасов Бримстоуна.
Бримстоун. Мысль о чародее обрушилась, как чернильное пятно на фоне ясных мыслей о Кару.
Как могло нечто настолько грациозное, как полет Кару появиться благодаря магии Бримстоуна?
Они парили над случайными постройками, над рекой, направляясь в сторону замка, где, очутившись в самом его сердце, стали опускаться на собор. Этот храм был готическим уродцем, потрепанным, словно измученная скала, столетиями сражающаяся со штормами.
Кару с легкостью приземлилась на звонницу. Это было не очень-то гостеприимное место. Ветер набросился на ее волосы, и она, достав карандаш (тот самый, с которым она собиралась накинуться на него), скрутила их и закрепила с его помощью. Нескольким синим прядям удалось вырваться, и теперь они плясали над ее бровями, падая на глаза и попадая на губы. По-детски довольная, она улыбнулась:
- Мы на кафедральном соборе.
Он неуверенно кивнул.
- Не верится, что мы на кафедральном соборе, - снова сказала она, и он подумал, что упустил что-то, какой-то нюанс языка, но потом понял - она просто поражена. Поражена взгромоздиться на соборе, высоко на холме над Прагой. Она обнимала руками теплый хлеб и стояла, глядя на открывавшийся под ними вид, и на ее лице было неприкрытое благоговение, гораздо более сильное, чем когда-либо приходилось чувствовать Акиве, даже когда умение летать было в новинку. Его первые полеты не были предметом для радости или благоговения, в них господствовала дисциплина. Но ему так захотелось тоже стать частью момента, заставлявшего ее лицо так светиться, что он подошел к ней поближе и осмотрелся.
Какое же это было потрясающие зрелище, небо занималось сполохами, купая всё башни в мягком зареве. Улицы города оставались всё еще в полумраке, на которых яркими светлячками выделялись уличные фонари да дальний свет подмигивающих городу фар.
- Ты никогда еще не была здесь? - Спросил он.
Она повернулась к нему.
- Нет, что ты. Я всех парней тащу сюда наверх.
- И если они начинают себя плохо вести, сбрасываешь их вниз? - Предложил он.
Ему не стоило этого говорить. Кару помрачнела. Вне сомнений, она вспомнила об Айзиле. Акива отругал себя за попытку пошутить, хотя не удивительно, что она не удалась, так как слишком много воды утекло с тех пор, как у него возникало желание балагурить.
- Дело в том, - пояснила Кару, - что я загадала желание уметь летать всего несколько дней назад. У меня еще даже не было времени насладиться этим.
И вновь он удивился, и наверное, на этот раз это было заметно, потому что Кару поймала его взгляд и спросила:
- Что?
Он покачал головой.