- Ты так плавно парила в воздухе, и то, как ты, не задумываясь, ступила с балкона… как будто все это часть тебя.
- Знаешь, мне на ум никогда не приходило, что загаданное может иметь срок годности. Это могло бы стать не слабым наказанием за хвастовство, правда? Бум. - Она рассмеялась, абсолютно не обеспокоившись этим предположением, а потом продолжила. - Мне не мешало бы быть поаккуратней.
- У желаний есть срок действия? - Спросил он.
Она пожала плечами:
- Не знаю, но, думаю вряд ли. Мои волосы остаются синими.
- Это тоже благодаря желанию? И Бримстоун позволил тебе использовать магию для… этого?
- Ну, по правде говоря, он не то чтобы одобрил это. - Она пронзила его взглядом, в котором одновременно было смущение и вызов. - Он вообще-то никогда не позволял мне иметь настоящие желания. Лишь незначительные, которых хватало только на маленькие фокусы… - Что-то пришло ей в голову. - Вот блин.
- Что случилось?
- Вчера ночью я кое-что пообещала и совсем забыла об этом.
Она порылась в кармане пальто и вытащила небольшую монету, на которой Акива увидел некое сходство с Бримстоуном. Положила ее на ладонь, Кару сжала кулак, когда открыл вновь, монеты там не оказалось.
- Такова магия, - сказала она. - Пуф - и все.
- Что ты загадала? - Спросил он.
- Да так, одну глупость. Одна злая девушка где-то там, внизу, проснется сегодня счастливой. Хотя и не очень-то заслуживает этого. Потаскуха. - В порыве ребячества она показала городу язык. - Ой, совсем забыла. - Повернувшись к Акиве, она сунула ему в руки пакеты из булочной. - Это тебе, чтоб не умер с голоду.
Пока они ели, он заметил, что она начала дрожать от холода, и, открыв свои невидимые крылья, расставил их так, чтобы ветер мог подхватывать их тепло и обволакивать им ее. Это помогло. Она уселась, свесив ноги с края и болтая ими, пока они отламывали куски хлеба и ели. Он присел на корточки возле нее.
- Кстати, как ты себя чувствуешь? - Спросила она.
- Это зависит… - хитро начал он, словно заразившись ребячеством Кару.
- От чего?
- От того, спрашиваешь ты это заботясь о моем самочувствии, или наоборот, намереваясь держать меня слабым и беспомощным.
- О, ну, конечно же, второй вариант.
- В таком случае, я чувствую себя отвратительно.
- Классно. - Сказала она серьезным тоном, но с лукавым блеском в глазах.
Акива понял, что она старалась очень осторожно обходиться со своими хамсазами, чтобы случайно не повернуть их в его сторону. Он был тронут ее доверием, как тогда, когда, проснувшись, обнаружил ее спящей всего в нескольких шагах от себя, такую милую и хрупкую.
- Мне уже лучше, - мягко сказал он. - Спасибо.
- Не благодари. Ты пострадал из-за меня.
Волна стыда захлестнула его:
- Нет… совсем не так, как ты из-за меня.
- Это правда. - Согласилась Кару.
Порыв безжалостного ветра разметал ее волосы, потом собрал в пучок, беспрерывно закручивая, словно стая составляющих воздуха пыталась унести их с собой, чтоб устелить свои гнезда этим синим шелком волос. Кару попыталась собрать их обеими руками, но карандаш покатившись, сорвался с края крыши и, нырнув, пронесся вниз мимо порхающих бабочек.
Акива ждал, что она скажет, что готова спуститься вниз, но она не делала этого. Солнце поднялось над холмами и он наблюдала, как его сияние прогоняет ночь в тень, в места, где она пряталась от приближающегося рассвета.
После затянувшегося молчания она произнесла:
- Помнишь, прошлой ночью ты сказал, что твои первые воспоминания - когда солдаты пришли за тобой…
- Я рассказал тебе об этом? - Испуганно спросил он.
- Как, ты не помнишь? - Она повернулась лицом к нему, удивленно подняв коричнево-черные брови.
Он отрицательно покачал головой, пытаясь вспомнить. Он был так ослаблен метками дьявола, что все плыло в тумане, но не мог поверить, что говорил о детстве и о ТОМ дне. Он словно вытащил того несчастного мальчика из прошлого, словно, в момент слабости, вновь стал им. Он спросил:
- Что еще я говорил?
Кару, подобно маленькой птичке, склонила голову набок, оценивающе глядя на него. Этот жест спас ее тогда, в Марракеше, и сейчас сердце Акивы начало учащенно биться.
- Ничего особенного, - помедлив, ответила она. - Ты сразу после этого уснул.
Было совершенно очевидно, что она говорила неправду.
Что он рассказал ей?
- Как бы там ни было, - не встречаясь с ним глазами, продолжила она, - ты заставил меня задуматься о моем первом воспоминании.
Она поднялась на ноги, и ветер тут же принялся трепать ее волосы.
- И?
- Бримстоун. - В ее голосе тоска и любовь. Она грустно улыбнулась. - Мои первые воспоминания - это Бримстоун. Я сижу на полу позади его стола, играя с его хвостом.
Играя с его хвостом?!
Это никак не вязалось с представлением Акивы о чародее, которое создалось под натиском глубочайшей муки, иссушающую его душу, въевшейся в нее, как клеймо.
- Бримстоун, - произнес Акива с горечью. - Он был добр к тебе?
Кару вложила в ответ всю свою страсть. Окруженная потоком синих волос, глядя на него тоскующими глазами, она сказала:
- Всегда. Что бы ты там не думал о химерах, ты не имеешь ни малейшего представления о том какой на самом деле Бримстоун.
- А разве не может быть такого, - сказал он мягко, - что это ты по-настоящему его не знаешь?
- Что? - Спросила она. - И чего именно я не знаю?
- Его магия, для начала. - Продолжил Акива. - Твои желания. Ты знаешь откуда они берутся?
- Откуда берутся?
- Кару, всё имеет свою цену. Магия не дается просто так. Её цена - боль.
ГЛАВА 32
ОДНО ЦЕЛОЕ
Боль.
От слов Акивы Кару стало нехорошо. Ей вспомнилось каждое легкомысленно загаданное желание. Ну почему Бримстоун ничего не объяснил? Правда возымела бы куда больший эффект, чем все его неодобрительные взгляды. Знай она правду, никогда бы ничего не загадывала.
- Взяв что-то у вселенной, обязательно нужно что-то отдавать взамен, - сказал Акива.
- Да, но… почему боль? Разве нельзя поделиться чем-нибудь другим? Радостью, например.
- Так всё поддерживается в равновесии. Если бы всё доставалось легко и просто, то в этом не было бы никакого смысла.
- Ты правда считаешь, что радость легче достается чем боль? Чего в твоей жизни было больше? - Спросила она Акиву.
Он долго смотрел на неё.
- Хороший вопрос. Но не я всё это придумал.
- А кто?
- Мой народ верит, что это были светочи. Сколько разных видов химер столько и мифов об этом.
- Так… ладно, но кто испытывает боль? Он сам? - Спросила Кару с волнением.
На что Акива ответил:
- Нет, Кару. Эта боль не его.
Он произнес, четко выделяя каждое слово, и его ответ породил новый вопрос, тяжело нависший в воздухе: Кому приходилось страдать за желания?
Она почувствовала тошноту, вспомнила тела, лежавшие на столах. Нет. Это должно означать что-то совершенно другое. Она знала Бримстоуна, ведь знала же? Конечно, она почти ничего не знала о нем… но точно знала, какой он, доверяла ему, а не этому ангелу.
Прочистив горло, она сказала.
- Я тебе не верю.
На что он очень осторожно спросил её.
- Кару, какие поручения ты для него выполняла?
Она уже было открыла рот, чтобы ответить, но потом передумала. Ее начала медленно накрывать волна понимания, которую тут же захотелось прогнать. Зубы: одна из величайших загадок её жизни. Зубы, плоскогубцы, смерть. Те русские девушки с окровавленными ртами. Зная о торговле Бримстоуна, Кару была убеждена, что зубы ему были нужны для чего-то очень важного, и что боль это - просто печальное и неизбежное следствие этого. Но… что если сама боль и была целью всего этого? Что, если именно так Бримстоун расплачивался за своё всесилие, за желания, за всё?
- Нет, не может быть, - сказала она, помотав головой, но уверенность уже оставила её.
Немного погодя, когда она с собора шагнула обратно в воздух, всё удовольствие от полета исчезло.
"Чьей болью было уплачено за это?" - Думала она.
Они отправились в чайную на Нерудова, шагая по дороге, ведущей вниз от замка. Акива поведал ей о своем мире: империи и цивилизации, периоде расцвета и кровавой расправе над серафимами, захваченных городах, выжженных землях, разрушенных стенах, осадах и детях, умирающих от голода первыми - родители отдавали им последнюю еду, чтоб вскоре тоже погибнуть.
Он рассказал о кровопролитии и ужасе в некогда прекрасных землях:
- Древние леса вырубались для постройки кораблей и сооружения осадных орудий, или же сжигались, чтоб не стать материалом для этого.
О больших городах, полностью разрушенных, о массовых захоронениях, о предательстве.
Армии монстров, которые шли бесконечным потоком, не уменьшаясь, не останавливаясь.
Были и другие вещи - ужасающие - но он лишь вскользь упомянул о них, словно касаясь краев раны, осторожно, колеблясь, боясь почувствовать боль.
Кару слушала, широко раскрыв от ужаса глаза, жалея, что за все семнадцать лет ее жизни Бримстоун не нашел способа рассказать ей об этом. Подумав, она спросила:
- А как называется твой мир?
- Эрец, - ответил Акива, и Кару удивленно подняла брови.
- На иврите это означает "Земля". Почему наши миры называются одинаково?
- Когда-то маги считали, что миры лежат слоями, как осадочные породы или кольца деревьев, - ответил Акива.
- Понятно, - чуть нахмурившись, сказала Кару. - Маги?
- Серафимы-чародеи.
- Ты сказал "когда-то". А что они думают сейчас?
- Ничего. Химеры истребили их.
- О. - Кару сжала губы. Что можно было ответить на это? Мол - "Ну, что ж бывает". Она помолчала, подбирая слова. - Может, мы просто позаимствовали у вас название, так же, как выстроили свою религию по вашему подобию. - Бримстоун винил в этом сказки, которые люди состряпали из обрывков увиденного: "Красота приравнивается добру, рога и чешуя - злу. Все просто."
- Ты права.
Официантка за стойкой кафе таращилась на них, переводя взгляд с Акивы на Кару и обратно. Кару так и подмывало спросить, чего это вдруг она вылупилась.
- Это классика, - сказала она Акиве, пытаясь собрать воедино все услышанное и найти этому простое объяснение, - серафимы хотели управлять миром, а химеры не пожелали, чтобы ими управляли, и это автоматически сделало их злом.
Его подбородок дернулся - такая трактовка ему совсем не понравилась.
- Они были всего лишь дикарями, живущими в грязных деревнях. Мы дали им свет, письменность, инженерные изобретения…
- И я абсолютно уверенна, ничего не взяли взамен.
- Ничего неблагоразумного.
- Ага.
Сейчас Кару пожалела, что так мало времени уделяла урокам истории, иначе ей было бы гораздо легче представить себе масштабы того, о чем он рассказывал.
- Значит, тысячу лет назад, не имея на то разумной причины, химеры восстали и уничтожили своих правителей, вновь взяв под контроль свои земли.
Акива возразил.
- Земля никогда не принадлежала им. В их владении были небольшие фермы да каменные лачуги. В основном, деревни. Города же были построены Империей, и не только города. Виадуки, гавани, дороги…
- Но это было то место, где они рождались и умирали, с сотворения их мира, ведь так? Там они влюблялись, растили своих детей, хоронили своих стариков. Они не строили городов, ну и что с того? Та земля все равно оставалась их землей. А вы, похоже, придерживались принципа "мне принадлежит все, что я в состоянии заполучить", и в этом случае всегда найдется тот, кто также захочет попытаться отобрать то, что тебе принадлежит. Едва ли это можно назвать цивилизацией.
- Ты не поняла.
- Нет, не поняла.
Акива глубоко вздохнул.
- Мы строим мир в духе доброй воли. Мы жили рядом с ними, бок о бок…
- Как равные? - Перебила его Кару. - Ты продолжаешь называть их монстрами, и это заставляет задуматься.
Акива ответил не сразу.
- Кару, со сколькими из них тебе доводилось встречаться? Ты говорила, что знаешь лишь четверых, и ни один из них не является воином? Когда видишь, как твоих братьев и сестер топчут минотавры, их тела, истерзанные собако-львами, разорванные на части драконами, когда видишь свою… - И не договорив закусил губу.
Чтобы он там не собирался сказать, его лицо исказилось от боли.
- Если бы тебя пытали и заставили присутствовать на казни… любимых тобой… может, тогда бы ты и смогла мне указывать кого и как стоит называть.
Любимых?! То, как Акива произнес это, ясно говорило о том, что он имел в виду ни братьев и ни сестер. Кару ощутила укол… нет, конечно же это не ревность! Какое ей дело до того кого он там любит или любил?
Что здесь скажешь? Ей нечего возразить ему. Да, она много не знала, но это не означает, что она должна тут же поверить всему, что рассказал Акива.
- Я бы хотела выслушать точку зрения Бримстоуна, - тихо ответила она.
А потом ей пришла на ум одна идея, нечто грандиозное.
- Ты мог бы провести меня туда, мог бы помочь мне вернуться к ним.
Он моргнул и удивленно уставился на неё, а потом покачал головой.
- Нет, наш мир не для людей.
- Ну да, а вот ангелам людской мир подходит.
- Это не то же самое. Здесь ты в безопасности.
- Да не ужели? Спроси у моих шрамов насколько здесь безопасно.
Она оттянула ворот сорочки, чтоб показать сморщенный косой шрам на ключице. Акива вздрогнул увидев его, поняв, что это дело его рук. Кару вернула ворот на прежнее место.
- Кроме того, - продолжила она, - есть вещи поважнее личной безопасности. Например… любимые.
Она ощутила себя бессердечной, используя это слово, словно еще раз провернула нож и без того кровоточащей ране.
- Любимые, - повторил он.
- Я однажды сказала Бримстоуну, что никогда не оставлю его, и слову своему изменять не собираюсь. Я попаду туда, даже без твоей помощи.
- И как же ты планируешь это осуществить?
- Есть способы, - ответила она уклончиво. - Но мне было бы гораздо проще, если бы ты взял меня с собой.
Действительно проще. Кару предпочла бы совершить это путешествие с Акивой, нежели с Разгатом.
- Я не могу тебя взять. Портал охраняется. Ты будешь тут же убита.
- Похоже, вы, серафимы только и делаете, что убиваете кого-то, не задумываясь.
- Монстры сделали из нас тех, кто мы есть.
- Монстры.
Кару подумала о смеющихся глазах Иссы, суетливое хлопотание Язри и её успокаивающие прикосновение. Кару и сама порой называла их монстрами, но ласково, так же, как и Сусанну звала бешеной. Из уст Акивы это слово звучало просто отвратительно.
- Твари, дьяволы, монстры. Если бы тебе довелось по-настоящему узнать хотя бы одну химеру, то не стал бы судить их так однозначно.
Он опустил глаза, так ничего не ответив, и нить разговора была похоронена в напряженном молчание. Она подумала, что Акива выглядит очень бледным, судя по всему, он всё еще неважно себя чувствует.
Кару обхватила ладонями свою большую глиняную чайную кружку без ручек. Она держала ладони на кружке, чтобы согреть их после долгого несколько часового пребывания на холоде, на вершине собора и чтобы избежать случайного воздействия магии своих татуировок на Акиву, сидевшего напротив неё в точно такой же позе, обхватив ладонями кружку, так что Кару очень хорошо могла рассмотреть его татуировки: черные полоски на всех кончиках его пальцев.
Каждая полоска шла наискосок и была похожа на зарубцевавшийся шрам, и Кару подумала, что в отличие от её тату, эти линии были порезами, в которые втерли сажу от ламп. Чем дольше она рассматривала их, тем сильнее ее охватывало странное чувство, будто она знакома с этими шрамами или знает что-то о них. Это было ощущение, как будто она балансировала на грани осознания, и это вожделенное понимание постоянно от неё ускользало, будто она пыталась разглядеть крылышки пролетающих мимо пчел, но ей никак это не удавалось.
Акива проследил за её взглядом и было видно, что ему стало неловко. Он поерзал, накрыл одну руку другой, словно стараясь разгладить свои татуировки.
- Твои татуировки тоже обладают какой-нибудь магией? - Спросила Кару.
- Нет, - ответил он.
Ей показалось, что его ответ прозвучал грубовато.
- Тогда для чего они? Они что-то означают?
Он не ответил, тогда Кару протянула свою руку и провела по ним пальцами, совершенно не отдавая отчет своим действиям. Они были сделаны в классической манере "счет по пять": каждые четыре вертикальные полоски были перечеркнуты по диагонали пятой.
- Это счет, - сказала она, слегка проводя пальцем по одной "пятерки" на его указательном пальце правой руки, а потом по следующей (пять, десять, пятнадцать, двадцать). И каждый раз, когда она прикасалась к нему это было подобно электрическому разряду и откликалось в желанием переплести свои пальцы с его (Боже, да что не так с ней?!) и даже поднести его руки к своим губам и поцеловать его отметины…
А затем, к Кару пришло понимание. Она просто знала и всё. Она знала что означают эти полоски и отдернула руку. Она смотрела на него, а Акива просто сидел, и выглядел таким незащищенным, готовый к любому вердикту, какой бы она не вынесла.
- Это подсчет убитых тобой, - сказала она слабым голосом. - Убитых химер.
Он не стал ничего отрицать. Даже, если бы она напала на него, Акива не стал бы защищаться. Его руки оставались всё там же где и были, как будто они закостенели, но Кару прекрасно видела, что он борется с желанием спрятать их.
Она дрожала, не в силах оторвать взгляда от этих полосок, думая о тех, к которым она прикасалась - двадцать на одном только указательном пальце.
- Как много, - сказала она. - Ты стольких убил.
- Я солдат.
Кару представила, что её собственные четыре химеры могут быть мертвы и прикрыла свой рот ладошкой, опасаясь, что её может стошнить. Когда он рассказывал ей о войне, это выглядело так, будто эта самая война велась где-то в другом мире. Но Акива был настоящим и сидел прямо напротив неё, и реальность была таковой, что он был настоящим убийцей. Как зубы, разбросанные по столу Бримстоуна, каждая линия означала пролитую кровь, но не волков и тигров, а смерти химер.
Она пристально посмотрела на него… И, как ей показалось, заметила некую перемену: будто на какой-то, едва уловимый момент его скорлупа треснула и выявила на свет нечто еле заметное, а затем это нечто пропало, как будто ничего и не было. Акива был всё тем же Акивой и не более того, словно ничего и не произошло, но это проблеск…
Кару услышала будто со стороны свой нерешительный голос, который возможно обращался к тому Акиве, что на долю секунды показался из своей скорлупы.
- Теперь у тебя их больше.
- Что? - Акива вопросительно посмотрел на нее - а потом его будто молнией ударило. Он внезапно подался вперед, его глаза были широко распахнуты и сверкали, своими резкими движениями он опрокинул свою чашку с чаем. - Что? - Почти крикнул он. Кару отпрянула назад, но Акива схватил её за руку. - Что ты имеешь в виду, говоря, что ТЕПЕРЬ их больше?