- Я… Я влюбилась. Я… - Она бросила на него смущенный взгляд, а потом открыла то, о чем не говорила еще никому. - Это началось под Баллфинчем. Битва была окончена, и я собирала души. Я нашла его умирающим и спасла. Не знаю, почему, просто это казалось правильным. А потом… потом я стала думать, что мы были предназначены для чего-то. - Ее голос понизился до шепота, щеки загорелись. - Чтобы принести мир.
- Мир, - словно эхо повторил Бримстоун.
Такой наивной казалась вера в то, что их любовь несла в себе некое божественное предназначение теперь, когда она находилась здесь. И все же, как прекрасна она была. В том, что она разделила с Акивой, не было стыда. Повысив голос, она сказала:
- Мы мечтали с ним о новом мире.
За этим последовала долгая тишина. Бримстоун просто смотрел на нее, и если бы в детстве Мадригал не играла с ним в игру "Кто пересмотрит", сейчас она была бы не в состоянии выдержать его взгляд. И даже сейчас она еле сдерживалась, чтоб не моргнуть, когда он наконец произнес:
- И ты считаешь, что этим ты меня опозорила?
И все винтики страдания внутри Мадригал замерли. Ей показалось, что даже кровь перестала бежать по ее жилам. Она не надеялась… не смела надеяться. Что он имел ввиду? Скажет ли что-то большее?
Нет. Он сделал глубокий вдох и снова сказал:
- Я не могу тебя спасти.
- Я… я знаю.
- Язри передала тебе это.
Он просунул сквозь прутья тряпичный сверток, и Мадригал взяла его. Он был теплый, хрупкий. Она развязала сверток и увидела печенье в виде рогов. Язри откармливала ее ими годами, безуспешно надеясь, что Мадригал поправится. Слезы навернулись ей на глаза.
Она с нежностью отложила печенье в сторону.
- Я не могу есть, сказала она, - но… скажи ей, что я съела.
- Я скажу.
- А еще… Иссе и Твиге. - В горле перехватило. - Передай им, что…
Ей опять пришлось прижать пальцы к губам. Ну почему в присутствии Бримстоуна выносить все было гораздо тяжелее? Пока он не пришел, гнев помогал ей держаться.
И, хотя она так и не договорила, он проговорил:
- Они знают, дитя мое. Они и так все знают. И тоже не стыдятся тебя.
Тоже.
Это было максимальным откровением с его стороны, и этого было достаточно. Мадригал разрыдалась. Она прижалась к прутьям, опустила голову и плакала. А когда на ее затылок легла рука, расплакалась еще больше.
Он оставался с ней, и Мадригал знала, что никто, кроме Бримстоуна (и Военачальника) не мог бы нарушить приказ Тьяго не пускать к ней посетителей. Он обладал большой властью, но не мог повлиять на ее приговор. Ее преступление было слишком тяжелым, вина слишком очевидна.
Выплакавшись, она почувствовала себя опустошенной. И от этого ей стало… лучше, как будто соль непролитых слез отравляла ее, а теперь она очистилась. Мадригал стояла, прильнув к железным прутьям камеры, за которыми высился Бримстоун. Кишмиш начал издавать отрывистые карканья, которые, как она знала, были просьбой-требованием, поэтому поломала на кусочки печенье Язри и отдала их ему.
- Пикник в тюрьме, - сказала она со слабой улыбкой, которая тут же исчезла.
Они услышали крик, наполненный таким отчаянием, что Мадригал согнулась пополам, прижав лицо к коленям, а руки к ушам, погружая себя в темноту, тишину, отрицание. Это не сработало. Новый крик уже ворвался в ее разум и, даже прекратившись снаружи, эхом отдавался в мозгу.
- Кто будет первым? - спросила она у Бримстоуна.
Он знал, что она имела ввиду.
- Ты. Серафима заставят смотреть.
С какой-то странной отстраненностью она произнесла:
- Я думала он решит наоборот, и заставит меня смотреть.
- Я думаю, - сказал Бримстоун с некоторым колебанием, - что он все еще не закончил с ним.
Слабый звук вырвался из горла Мадригал. Сколько еще? Как долго Тьяго будет заставлять его страдать?
- Ты помнишь ту косточку желаний, когда я была маленькой? - спросила она Бримстоуна.
- Я помню.
- В конце концов я загадала желание на ней. Или… надежду, я так полагаю, но в ней нет настоящего волшебства.
- Надежда - это самое настоящее волшебство, дитя.
Видения вспыхнули в ее голове. Акива, улыбающийся ей своей светлой улыбкой. Акива, прибитый к земле, его кровь бежит в священный ручей. Храм в пламени, солдаты оттаскивают их прочь, траурные деревья стали тоже загораются, и вместе с ними вся живность, что жила в них.
Она пошарила в кармане и извлекла косточку, которую брала с собой на рощу в прошлый раз. Она была не повреждена. У них так и не оказалось шанса разломать ее.
Она сунула ее Бримстоуну.
- Вот, возьми. Растопчи ее, выбрось, в ней нет никакой надежды!
- Если бы я в это верил, - сказал Бримстоун, - то не стоял бы здесь сейчас.
Что это означает?
- То, что я делаю, дитя, изо дня в день - это борюсь с потоком. Волна за волной бьет о берег, и каждая волна слизывает песок все дальше. Мы не победим, Мадригал. Мы не сможем побить серафимов.
- Что? Но…
- Мы не сможем выиграть эту войну, я всегда это знал, они слишком сильные. Единственная причина тому, что нам удалось сдерживать их так долго, это то, что мы сожгли библиотеку.
- Библиотеку?
- В Астрае. Это был архив магии серафимов. Эти идиоты держали все свои тексты в одном месте. Они настолько ревностно относились к своей власти, что не позволяли делать копии. Они опасались, что кто-нибудь оспорит их власть, так что собрали все знания в одном месте и взяли только таких учеников, которыми могли управлять, и держали их взаперти. Это было их первой ошибкой, держать всю свою силу в одном месте.
Мадригал увлеченно слушала. Бримстоун рассказывал ей такие вещи. История. Тайны. Боясь прервать повествование, она спросила:
- В чем же была их следующая ошибка?
- Они забыли, что нас надо бояться. - Он помолчал немного. Кишмиш перепрыгивал с его одного рога на другой, и обратно. - Им надо было верить в то, что мы животные, чтобы оправдывать то, как они обращались с нами.
- Как с рабами, - прошептала она, слыша голос Иссы в своей голове.
- Мы были невольниками и страдальцами. Мы были источником их власти.
- Пытки.
- Они уверяли себя, что мы лишь молчаливые чудовища, и это устраивало их. У них было пять тысяч чудовищ в ямах, и уж они точно не были молчаливыми, но серафимы верили в свой замысел. Они не боялись нас, что сделало это легким.
- Сделало легким что?
- Их уничтожение. Половина охраны даже не знали наш язык, и счастливо верили, что это было только хрюканье и рычание, когда мы ревели в агонии. Они были дураками, и мы их убили, и сожгли все. Без магии серафимы потеряли свое превосходство, и за все эти годы так и не смогли вернуть его. Но в конце концов им это удастся, даже без библиотеки. Твой серафим доказательство того, что они возвращают утраченное.
- Но… Нет, магия Акивы не такая, - она подумала о живом платке, который он сделал ей, - он никогда бы не использовал ее как оружие, он хочет только мира.
- Магия не является инструментом мира. Ее цена слишком велика. Единственное, что помогает мне пользоваться ею, ведя круговорот душ от смерти к смерти, это вера в то, что мы сможем продержаться в живых до того… до того момента, когда мир переменится.
Ее слова.
Он прочистила горло. Это звучало как шелест гравия. Было ли это возможным, означало ли это, что он…?
- Я тоже мечтаю об этом, дитя, - сказал он.
Мадригал пристально смотрела на него.
- Магия не спасет нас. Понадобится огромная энергия, чтобы колдовать в таком масштабе, и выплачиваемая болью дань просто уничтожит нас. Единственная надежда… это надежда, - он все еще держал косточку, - и тебе не нужны никакие знаки для нее - либо она в твоем сердце, либо ее нет нигде. И в твоем сердце, дитя, она очень сильная. Сильнее, чем я когда-либо видел.
Он опустил косточку в свой нагрудный карман, поднялся на своих львиных бедрах и повернулся. Сердце Мадригал плакало от мысли, что он оставляет ее одну.
Но он только подошел к маленькому окну в дальней стене и выглянул в него.
- Знаешь, а ведь это была Чиро, - сказал он, круто меняя тему.
Конечно Мадригал знала.
Чиро, у которой тоже были крылья и которая последовала за ней, спряталась в роще, и все видела.
Чиро, которая словно ручная собачонка Тьяго, только ради того, чтобы ее погладили по головке, предала Мадригал.
- Тьяго пообещал ей человеческую внешность, - сказал Бримстоун, - как будто он сможет сдержать это обещание.
Глупая Чиро, подумала Мадригал. Если это было ее надеждой, то она выбрала плохой альянс.
- Ты не поможешь ему исполнить это обещание?
Бросив тяжелый взгляд, Бримстоун ответил:
- Чиро следует приложить все усилия, чтобы новое тело ей никогда не понадобилось. У меня имеется ожерелье из зубов мурены, и я никогда не думал, что когда-нибудь буду с таким нетерпением ждать момента, когда, наконец, смогу воспользоваться им. - Зубы мурены? - Мадригал не могла поверить, что он говорит серьезно. Ей стало почти жаль сестру. Почти. - Подумать только, и я позволил потратить на нее бриллианты.
- Ты была честна с ней, даже если это не было взаимно. Никогда не отказывайся от своей доброты, дитя. Оставаться сама собой, столкнувшись лицом к лицу со злом - это проявление силы.
- Силы, - сказала она с небольшим смешком, - я дала ей силу, и посмотри, что она сделала с ней.
Он фыркнул.
- Чиро не сильная. Ее тело может быть полностью покрыто алмазами, но душа ее безвольна, как бесхребетный моллюск, мокрый и дрожащий.
Это был непривлекательный образ, но сравнение оказалось подходящим.
- Который к тому же, можно легко отбросить в сторону, - добавил Бримстоун.
- Что? - Мадригал подняла голову.
Послышались звуки снаружи коридора. Шел ли кто-то? Уже пора? Бримстоун потянулся вперед к ней.
- Дым воскрешения, - быстро проговорил он, - ты знаешь что в нем.
Она удивленно смотрела на него. Почему он говорит о дыме? Ведь для нее лампадку разжигать не будут. Но настойчивость во взгляде Бримстоуна заставила ее кивнуть. Конечно, она знала. Фимиам состоял из аронника и пиретрума, розмарина и смолы для запаха серы.
- Ты знаешь почему это работает, - сказал он.
- Он прокладывает дорогу для души, чтобы она следовала к своему пристанищу. В кадило, или в тело.
- Это магия?
Мадригал заколебалась. Ей довольно часто приходилось помогать Твиге составлять его.
- Нет, - отвлеченно ответила она. Звуки в коридоре становились все громче. - Это всего лишь дым. Просто путь следования души.
Бримстоун кивнул.
- Так же, как и твоя косточка желаний. Это не магия, а сосредоточение воли. Обладающему большой силой воли она не понадобится.
Его глаза прожигали ее. Он пытался что-то сказать ей. Что?
Руки Мадригал начали дрожать. Она не могла пока понять все до конца, но что-то уже начало приобретать очертания. Что-то, что появлялось на свет благодаря магии и воле. Из дыма и кости.
Засовы на двери отодвинулись. Сердце Мадригал бешено забилось. Ее крылья забились, как у посаженной в клетку птицы. Дверь открылась, и фигура Тьяго заполнила дверной проем. Как всегда, он был одет во все белое, и Мадригал впервые поняла, почему он отдает предпочтение этому цвету: он был прекрасным полотном для крови его жертв, и сейчас его мундир был багровым от нее.
От крови Акивы.
Лицо Тьяго вспыхнуло гневом, когда он увидел в помещении Бримстоуна. Но не рискнул завязать борьбу, которую не выиграл бы. Он склонил голову перед колдуном, а потом повернулся к Мадригал.
- Пора, - произнес он зловеще мягким голосом, словно уговаривая ребенка уснуть.
Изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, она промолчала. Но Тьяго трудно было обмануть. Волчьи рефлексы помогли ему учуять ее страх. Он улыбнулся, поворачиваясь к стражникам, которые ожидали его приказаний.
- Свяжите ей руки. Обрежьте крылья.
- В этом нет необходимости. - Произнес Бримстоун.
Стражники заколебались.
Тьяго повернулся лицом к колдуну, и они враждебно смотрели друг на друга, злобно сжав челюсти. Волк по буквам повторил свой приказ, и стражники бросились исполнять его. Они заскочили в камеру, сложили крылья Мадригал и подрезали их железными кусачками. Связать руки было легче. Она не сопротивлялась. Когда все было окончено, они толкнули ее к двери.
А Бримстоун приготовил еще один сюрприз.
- Я назначил кое-кого, чтоб благословить исчезновение Мадригал.
Благословение было священным ритуалом, в котором, как она полагала, ей будет отказано. Тьяго, похоже, тоже так думал. Злобно сузив глаза, он сказал:
- Если ты думаешь, что сумеешь кого-нибудь подослать, чтоб забрать ее душу…
Бримстоун перебил его:
- Это Чиро, - сказал он. Мадригал съежилась. - Не думаю, что ты будешь возражать против нее.
И Тьяго не возражал.
- Хорошо. - И обратился к стражникам, - Пошли.
Чиро. Это было так неправильно, так оскорбительно - особа, которая предала Мадригал будет тем, кто дарует ее душе покой! От негодования Мадригал на мгновенье решила, что неправильно истолковала все сказанное Бримстоуном перед этим, и что это еще одно, уже последнее наказание для нее. А потом он улыбнулся. Уголки его жесткого рта коварно приподнялись, и ее осенило. Она явно представила себе все.
Бесхребетный моллюск, который можно легко отбросить в сторону.
Стражники еще раз толкнули ее, и она вышла за дверь. Ее мозг работал с сумасшедшей скоростью, стараясь разобраться в новом замысле за то короткое время, что оставалось у нее.
ГЛАВА 60
ЕСЛИ ВЫ ЭТО НАШЛИ, ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕ
Подобного раньше никто никогда не проделывал, по крайней мере, она об этом не слышала. Такое даже заподозрить было невозможно и уж тем более с живым телом. Живая плоть как бы накапливала душу, словно раковина перламутр из песчинок, создавая прекрасное единое целое, чего не может создать смерть. Не было никакой возможности занять на время, а то и на совсем чужое живое тело. Но тело Чиро было всего лишь сосудом, которое Мадригал отлично знала, поскольку сама его создала.
Может быть у неё и не было дыма для того, чтобы служить проводником, но ей достаточно было близости к объекту. Она не могла двигаться сквозь пространство; у неё не было возможности контролировать или двигать телом. Чиро должна была прийти к ней, потому что Бримстоун именно её выбрал для благословения Мадригал, вот она и пришла. Тяжелой поступью, поднявшись на эшафот, она опустилась на колени рядом с тем, что осталось от её сестры. Вся дрожа, она подняла глаза вверх.
- Мад, прости. Я не знала, что будет развоплощение. Мне так жаль.
Мадригал, которая не могла абстрагироваться от вида её головы или заглушить крики Акивы, осталась равнодушна к её извинениям. На что Чиро надеялась? Смягчение приговора? Может быть на воскрешение Мадригал в теле, где было меньше от человека, а больше звериного? Может быть она вовсе не думала о Мадригал, и воспринимала её как возможность отличиться перед Тьяго. Любовь заставляет совершать странные вещи. Уж Мадригал-то знала это как никто. Но то, что Мадригал собирается сделать, было самой странной вещью.
Здесь не было дыма, чтобы вести её. Но Бримстоун сказал, что он ей и не нужен. Но обладая такой силой воли, она сама сможет завладеть телом. Телом, которое она сделал с такой любовью.
Она почти не встретила сопротивления, как ожидала, вместо этого, чувство удивления, слабая борьба. Душа Чиро, оказалась угрюмой, отравленная завистью. Она не шла ни в какое сравнение с Мадригал, и почти сразу же сдалась. Мадригал не стала её выталкивать, только отодвинула её как можно глубже. Для всех, в этом сосуде была только Чиро.
Её сильно трясло, когда она исполняла обряд благословения, но никто не заподозрил в этом странности - всё-таки у её ног лежала мертвая сестра. Никто даже ничего не заподозрил, когда она на не гнущихся ногах спускалась с эшафота, а движения её были слишком резкими и порывистыми.
Не возникло никаких подозрений, потому что никогда не было подобного прецедента. После того как Чиро ушла, к изувеченному телу, лежавшему на помосте больше никто не был привязан. Следующие три дня, приставленные к телу солдаты охраняли только плоть и воздух, но не душу.
Единственный, кто мог бы почувствовать что-то неладное был Бримстоун, но он не склонен был обсуждать это с кем бы то ни было.
* * *
Именно глазами Чиро Мадригал видела Акиву последний раз. Он едва держался, его крылья и руки были вывернуты назад и надежно прикованы наручниками к стене. Его голова упала вперед, а когда она вошла в его камеру он поднял её, чтобы взглянуть на неё, в них не было жизни. Они были абсолютно мертвы.
Белки были налиты кровью от усилий сотворить магию, от чего капилляры в них полопались. Но с его глазами произошло не только это. Их золото, их истинный огонь, он выгорел, и у Мадригал было возникло ощущение, что она видит в них пепел его души. Это было самым худшим из того, что ей пришлось видеть, даже хуже её смерти.
Сейчас, в Марракеше, когда Кару соединила вместе свои воспоминания, обеих жизней, она вспомнила ту же безжизненность его глаз, когда впервые увидела Акиву. С того времени она всё гадал, что же с ним должно было бы произойти, теперь она знала. У неё защемило сердце от мысли что все эти годы, покуда она росла в новом теле, в другом мире, наслаждаясь детством и радуясь жизни, тратя желания на всякие глупости, его душа была мертва от тоски по ней.
Если бы он только знал.
В тюрьме, она поспешила скорее освободить его руки. Она была рада, что Чиро была наделена силой и прочностью бриллиантов. Цепи, сковывающие Акивы, были так сильно натянуты, что чуть ли не вырывали их из суставов. Она боялась, что он будет слишком слаб, чтобы лететь или создать гламур для своих крыльев, чтобы уйти из города не узнанным. Но ей не следовало бы из-за этого переживать. Она знала какой силой обладает Акива. Когда оковы спали, он остался на ногах. Он прыгнул как хищник, который лежал в засаде. Он развернулся к ней, увидев только Чиро, даже не в состояние поинтересоваться, почему эта незнакомка освободила его. Он отшвырнул её в стену, прежде чем та успела открыть рот и она, потеряв сознание, погрузилась в кромешную темноту.
На этом её воспоминания обрывались. Кару не знала, как Бримстоун нашел её и забрал её душу. И видимо не узнает, пока не спросит лично у него. Она только знала, что он её забрал, иначе бы она здесь не стояла.
- Я не знал, - говорил Акива и медленно гладил её по волосам. С любовью проводя по голове, потом по шее и плечам. - Если бы я только знал, что он спас тебя… - Он крепко прижал её к себе.
- Я не могла тебе сказать, что это была я, - сказала Кару, - Как бы ты мне поверил? Ты не знал о воскрешении.
Он сглотнул и тихо промолвил.
- Я знал.
- Что? Как?
Они всё еще стояли обнявшись у подножья кровати. Кару обуревали противоречивые чувства. Обыкновенная, бездонная радость от присутствия Акивы. Странная дуэль между близостью и… пустотой. Её тело: кожа семнадцатилетней девушки, и не только она, всё остальное совершенно другое. Отсутствие крыльев, человеческие ноги, со всеми этими сложными мышцами, голова без рожек, легкая как ветер.