Потом он заглянул ей в глаза. Они продолжали таинственно мерцать, и в них были и радость, и удивление, и боль. Он не знал, причинил ли боль ее телу, но что душу вверг в страдания - отчетливо осознал. И еще он понял нечто, чего не мог понять прежде. Он получил награду, но платила за нее одна она. И молча принимала это, не жалуясь и никого не виня.
* * *
Примерно через час непогода улеглась, оставив Чесапикский залив в относительном спокойствии. Дождь, если шел, то мелкий, звуков его не доносилось больше до слуха тех, кто находился в старом особняке. Бритт лежала поверх одеяла, все еще переполненная переживаниями свершившегося. Элиот рядом с ней задремал, его тяжелая рука лежала поперек ее тела, и жар, исходящий от его сильной плоти, до сих пор пронзал ее до содрогания.
Она медленно приходила в себя. Никогда выход из любовной игры не продолжался у нее так долго. Так вот что такое секс, переплетенный с очень сильным чувством!
За все это время она ни разу не вспомнила об Энтони, вообще ни о чем, что раньше казалось ей таким важным. Она просто лежала, и мысли, легкие и красивые, как летние облака, проплывали по небу ее сознания.
Только спустя некоторое время Бритт начала осознавать, что, собственно, с ней произошло. Но и то поначалу событие показалось ей прекрасным, только прекрасным и упоительным. Далеко не сразу она вспомнила, что оно имеет и другую сторону. Она не готова была встретиться лицом к лицу с этим другим, ибо этим другим была ее собственная совесть. Как сможет она теперь жить, даже если этого никогда больше не повторится? Но нет, это не сегодняшние мысли. Она обдумает все завтра, завтра…
И вдруг резкий телефонный звонок разорвал тишину, заставив ее вздрогнуть. Элиот поднял голову.
- Господи, кто это может быть? - пробормотал он.
- Наверное, из больницы, - едва дыша, с колотящимся сердцем прошептала Бритт.
Элиот встал и подошел к телефону, чуть не на ощупь отыскав трубку.
- Хэлло? Кто? Энтони? - Бритт содрогнулась. - Дженифер гораздо лучше, - продолжал Элиот. - Доктора думают, что мы завтра сможем забрать ее домой. Самое крайнее - послезавтра… Да, конечно, мы рады… - После небольшой паузы он сказал: - Она у себя. Нет, Энтони, боюсь, что уже спит. Умаялась она с нами, и со мной, и с Дженифер. Нам ведь и ночами пришлось дежурить возле малышки.
Спокойный голос Элиота, произносящий ложь, сильно смутил Бритт. Что это, просто дипломатические навыки Элиота?.. Или неискренность в его натуре? Нет, ответа она не знала. И все же была благодарна ему, что он освободил ее от столь неприятного сейчас контакта с мужем. Если бы он передал ей трубку, она вряд ли смогла бы что-то сказать, она бы просто захлебнулась в слезах. Как вообще она сможет теперь посмотреть в глаза Энтони?..
А Элиот продолжал говорить:
- Если хотите, я разбужу ее… Хорошо, конечно. Обязательно скажу. Что-нибудь еще передать? Ладно. В таком случае спокойной ночи.
Он осторожно положил трубку, будто Бритт и впрямь спала, а он не хотел ее будить, и, подойдя, присел на краешек кровати. Она смотрела в потолок, но краешком глаза видела его. Он посидел и, облокотясь о подушку, прилег рядом.
- Что мы натворили… - прошептала она.
Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
- Мы сотворили любовь. И сделали это потому, что оба сильно хотели друг друга. Никогда, Бритт, ты слышишь, никогда я не пожалею о случившемся с нами сегодня. Ни при каких обстоятельствах. Никогда.
- От этого наш поступок не станет лучше.
- Я люблю тебя, - сказал он.
- Это не имеет значения.
- Это имеет значение. От этого мир переменился.
Внутри у нее все содрогнулось. Она сказала неверным голосом:
- Я хотела этого, да. Но даже, когда это происходило, я знала, что это очень плохо… Что это беда. О, если бы этого не случилось!..
- Но это случилось. И никто не виноват. Мы поступили так, как требовала от нас природа.
- Я хотела уехать домой!
- Но ты осталась здесь, со мной. - Голос его прозвучал чуть сильнее, чем прежде.
Безнадежность нахлынула и поглотила ее, она будто тонула во мраке зловещих предчувствий. Пытаясь схватиться хоть за какую-то соломинку реальности, она спросила:
- Что сказал Энтони?
- Ничего. Передал привет. Сказал, чтобы ты ему завтра позвонила.
Элиот произнес эти слова холодно, отчужденно. Она заплакала, закрыв лицо руками.
- Как я теперь посмотрю ему в лицо?
- Не думай об этом, Бритт.
- О чем же я должна думать?
- О нас. Думай о нас. - Он повернул ее лицо к себе. - Послушай меня. То, что мы сделали, мы сделали не по случайному стечению обстоятельств. Мы оба хотели этого. Мы просто исполнили свое предназначение.
- Какое тут может быть предназначение?
Он взглянул на нее, лица его в темноте она почти не различала.
- Принадлежать друг другу. - Что если он прав, промелькнуло у нее в голове. А он, помолчав, добавил: - Бритт, случившееся имеет свои причины.
Какие причины? Что он имеет в виду? Что она должна развестись с Энтони и жить с ним, с Элиотом? Она отвернулась. Ох, если бы не звонок Энтони! До этого все было так хорошо. Но неужели ее брак обречен на разрушение? Неужели это неизбежно?
- Это его кровать, Элиот, - вдруг сказала она. - Это постель Энтони.
- Мы можем освободить ее. Поднимайся. - Он встал, обошел вокруг кровати и взял Бритт за руки. - Вставай же. Пойдем отсюда.
Она встала, плечи ее тряслись, голова низко склонилась.
- Прими нашу благодарность, почтеннейшее и благопристойное ложе, - сказал он, поклонившись кровати. Затем обернулся к Бритт, поднял ее лицо за подбородок и нежно поцеловал.
Его губы имели вкус их любви. Когда он обнял ее, прижав к себе, она будто узнала его всего, его грудь, живот, его руки. Но как странно, что они с Энтони никогда не делали так, не стояли обнаженными, обнявшись в темной комнате. Она не помнила, чтобы то, что испытывала сейчас, испытала когда-нибудь с мужем. И чувствовала, что эта мысль убивала его в ней.
- Итак, мы перемещаемся в мою спальню! - провозгласил Элиот и повел ее к двери.
- Сначала надо принять душ.
- Не возражаю. - Они покинули супружескую спальню четы Мэтлендов, прошли по галерее, и Элиот открыл дверь своей ванной: - Прошу!
Бритт вошла, и Элиот, включив душ, поставил ее под теплые живые струи воды.
- Ох, какое несчастье, что мы не встретились десять лет назад, - сказал он, с восхищением глядя на ее тело.
- Мне тогда было шестнадцать.
Он пожал плечами.
- Ну и что? Сейчас у тебя за плечами было бы десять счастливых лет.
Но разве она была несчастна? Нет, конечно. Во всяком случае, с тех пор как они с Энтони поженились, она чувствовала себя счастливой. Впервые она испытала некоторые сомнения только сегодня. И виноват в том Элиот, он заставил ее сравнивать, и сравнение было не в пользу Энтони.
Не спрашивая согласия Бритт, Элиот тоже вошел под душ, обнял ее, и теперь они стояли под тугими струями вместе. Теплая вода омывала и как бы соединяла их. Бритт отдалась его рукам и нежным прикосновениям струй. Постепенно Энтони выскользнул из ее сознания и растворился в небытии.
* * *
Бритт стояла возле двойных стеклянных дверей гостиной, уставившись в темный сад, где ветви деревьев качались от сильного ветра. Осень явно брала свое, ей казалось, что она ощущает холод даже сквозь стекла. Вишневый ликер, предложенный ей Элиотом, приятно согрел, она выпила и вторую рюмку.
Сам Элиот был в кухне, насвистывая и припевая во время стряпни. Искупав ее и вымыв ей голову, он вызвался еще и приготовить ужин. Она была удивлена тем, как нежно и заботливо он вымыл ее с головы до пяток, перемежая мытье с ласками. Он даже хотел было сотворить с ней любовь прямо там, в ванной, и сделал бы это, если бы она не воспротивилась. Воспротивилась же она лишь потому, что у нее все же было тяжело на сердце.
Элиот вошел в гостиную и улыбнулся ей улыбкой, преисполненной счастьем. Его настроение передалось и ей, изгнав тревожные мысли. Она, конечно, старалась думать об Энтони, но Элиот даже в ее мыслях пытался завоевать себе побольше места, и справиться с этим ей было трудно.
Находясь одна в гостиной, Бритт ни разу не взглянула на портрет Энн Мэтленд, уклоняясь от ее строгого взгляда. Но теперь, когда сюда вернулся Элиот, она расхрабрилась и посмотрела наконец в холодные глаза неподвижной леди. Элиот заметил это, обнял ее одной рукой, и теперь они смотрели на портрет вместе.
- Моя приемная бабушка вряд ли одобрила бы наше поведение, - сказал он. - Ты об этом думаешь?
- Меня волнует отнюдь не ее мнение, - ответила Бритт.
- Ну, не надо сердить Энни. У нее есть свои тайны и, как у всех нас, свой крест для ношения его на плечах.
Ободренная словами Элиота, Бритт пристально всмотрелась в портрет. Но тревожные мысли не покидали ее.
- Если Энтони узнает о нас, это может убить его.
- Он больший реалист, чем ты думаешь.
Бритт недоверчиво взглянула на него.
- Думаешь, его это не затронет, не огорчит?
- Нет, это не совсем то, что я имел в виду.
- А что ты имел в виду?
- Послушай, к чему этот разговор?
- Но мы не можем вообще избежать его.
- Не обо всем, что случается, следует распространяться.
- Что ты имеешь в виду?
Рукой, в которой держал стакан, он указал на портрет.
- Посмотри на Энн с ее розой. Посмотри на эту розовую вазу на каминной полке. Ты знаешь что-нибудь о розах? Нет? У римлян она считалась священным цветком, они с особой значительностью называли розу божеством молчания. Гирляндами роз декорировали свои гостиные, и все сказанное там, под розой, должно было сохраняться в тайне. Все, что случилось сегодня, вообще все, что происходило в этом доме долгие годы, происходило тайно - под розой.
- Но как ты посмотришь в глаза Энтони? - спросила она.
- А как бы я стал смотреть себе в глаза, если бы не сотворил с тобою любви?
Бритт покачала головой. Элиот обнял ее.
- Ты полюбишь меня, Бритт?
- Я испытываю к тебе сильное влечение, очень сильное. Все эти дни я ни о чем, кроме тебя, не могла думать…
Улыбка коснулась его губ.
- Но любишь ли ты меня?
Она опустила глаза.
- Возможно, я близка к этому. Но все произошло так быстро. Еще неделю назад Энтони был для меня единственным мужчиной в мире.
- А я полюбил тебя еще в Индии. Правда, тогда не отдавал себе в этом отчета. Но сейчас, когда ты снова вошла в мою жизнь, это стало непреложной истиной.
- Тебе легче, Элиот. Ты в разводе.
Он наклонил голову и поцеловал ее.
- Дай мне неделю, - прошептал он. - Только эту неделю.
* * *
Ночь они провели в спальне Элиота. Бритт спала неспокойно, дважды просыпалась от какого-то неясно-зловещего сна. Неудивительно, что угрюмые мысли встретили и ее утреннее пробуждение. Она слышала, что Элиот в ванной, и ожидала его возвращения. Когда он вернулся, она обняла его, испытывая к нему необыкновенную нежность. Они лежали в постели нагими, чего у нее никогда не было с Энтони. Не прошло и минуты, как она почувствовала сильное возбуждение. Не в силах больше ждать, она поднялась и, встав над ним на корточки, медленно опустилась, приняв в себя всю мощную напряженность его желания. Руки его ласкали ее груди…
Сейчас все произошло гораздо полнее, без того волнения, что сопровождало их первое соитие. К завершению они пришли вместе. И на этот раз ее ощущения невозможно было сравнить ни с чем изведанным ею доселе. Все произошло так внезапно и сильно, что, оказавшись на грани потери сознания, она чувствовала, что умирает. Потом они лежали рядом, и он, приподнявшись на локте, целовал ее лицо и вспухшие губы.
- Боже, Боже… - только и смогла пробормотать она.
Какое-то время они даже не замечали, что в комнате холодно, пока наконец Элиот не натянул на них одеяло. За окном уже совсем рассвело, когда они оба очнулись от блаженной полудремы.
- Бритт, а не поплавать ли нам под парусом? - спросил он. - Разве это не лучший способ начать день? Правда, хотелось бы, чтобы никто больше не потянулся за пролетающей чайкой.
- Элиот, ты сумасшедший.
- А потом примем горячий душ и напьемся кофе.
Когда они вышли к берегу, над гладкими водами реки вставало большое оранжевое солнце, окутанное легкой сиреневой дымкой. Они сели в ялик. Элиот одной рукой держал руль, другой натягивал шкот. И при этом еще умудрился поцеловать ее.
Бритт уютно устроилась напротив него, прислушиваясь к шипению, с которым нос лодки разрезал воду. Было довольно свежо, но они хорошо защитились от холода. Бритт, стараясь ни о чем не думать, с удовольствием вдыхала целебный воздух.
Какая-то ее часть хотела бы уплыть вместе с ним в немыслимую даль, бежав от всех долгов и обязанностей. Она чувствовала, что Элиот ничего сейчас не говорит лишь потому, что не хочет опять спровоцировать ее на тягостные размышления об Энтони. Но душа его безмолвно взывала к ней, она это чувствовала. Элиот, нет сомнений, романтик. И она не удивится, если в конце недели он предложит ей бежать с ним в Гонконг, Рио-де-Жанейро или куда-нибудь еще дальше, где их никто не сможет найти. В ту первую ночь в больнице, когда они тихонько разговаривали в палате рядом со спящей Дженифер, он сказал, что предпочитает служить за границей, потому что не принадлежит к тому сорту людей, которые всю жизнь проживают в предместьях, довольствуясь служебными контактами и деревенскими клубами. Американская цивилизация никогда ничем его не привлекала и ничем не могла удержать. Да, он романтик…
Ветер не был особенно сильным, но его хватало, чтобы наполнить их парус, и плавание удалось на славу. Причаливая к берегу, Элиот спросил, не хочет ли она навестить Дженифер. Она согласилась, и после завтрака они отправились в Истон.
Дженифер совсем ожила и была преисполнена готовности к активным действиям. Доктор сказал им, что хочет понаблюдать за ней еще один день, чтобы не осталось никаких сомнений в выздоровлении. Они могут забрать девочку завтра утром, но потом желательно через пару дней привезти ее еще для одного осмотра.
Малышка все же еще не совсем оправилась и немного капризничала. Между чтением сказок и прогулками по коридору она старалась не оставлять их без забот и хлопот. Но когда принесли поднос с ланчем, она впервые за время болезни проявила интерес к еде, что доставило Элиоту неописуемую радость. Он увлекся кормлением девочки, выбирая кусочки повкуснее, а Бритт, сказав, что на минуту отлучится, выскользнула из палаты.
Пора было попытаться созвониться с Энтони. Она не хотела обсуждать это с Элиотом, но истина состояла в том, что совершенно забыть о муже она не могла. Она страшилась предстоящего разговора и решила дозвониться до него в суде: вряд ли в служебной суете он заметит изменения в ее голосе, да и времени на долгую беседу у него не будет.
Услышав телефонные гудки, она почувствовала спазм в животе. Но, к счастью, Энтони не оказалось в кабинете. Бернис по просьбе Бритт оставила для него записку: Дженифер чувствует себя гораздо лучше, Элиот вот-вот заберет малышку домой, и Бритт придется еще на день-два задержаться на Восточном побережье. Отсутствие Энтони в кабинете дало ей короткую отсрочку, но она понимала, что встретиться с ним лицом к лицу ей еще предстоит.
Вечером, когда Дженифер уснула, они поехали в Оксфорд поужинать. Сидя за столиком возле окна и глядя на береговую линию, Элиот сказал ей о своей фантазии: если бы год-другой ему пришлось жить на необитаемом острове, где-нибудь в южных морях, он взял бы с собой сотню книг и любимую женщину. Это звучало почти как приглашение. И притом соблазнительное: какая женщина откажется провести наедине с возлюбленным целый год. Одного секса, конечно, будет недостаточно для такой жизни, но с Элиотом невозможно заскучать. Она могла говорить с ним просто и искреннее, во много раз проще и искреннее, чем с кем бы то ни было, даже с Энтони. Да, в сложившейся ситуации подобное бегство от мира на миг показалось ей чуть ли не единственным выходом. Это было ужасно - оказывается, она действительно готова оставить своего мужа! Они с Энтони строили свой брак на взаимном уважении и доверии - доверии, которое она предала.
Но Элиот был рядом и вновь начал вытеснять образ Энтони из сознания Бритт, наполняя его своим живым присутствием. Вот он погладил ее по голове и заглянул в глаза… У него было такое лицо, что она не могла не вернуть ему своего внимания, всеми чувствами устремляясь к его душе и к его заботам.
Все время, что они ехали домой, она думала о предстоящей физической близости. И, казалось, он догадывается об этом. Когда он положил руку на ее колено, она почувствовала, что страшно изголодалась по его ласкам, по его рукам, по его сильному телу, единение с которым доставляет ей такое немыслимо острое наслаждение.