- Не знаю, - сказал он, закуривая сигарету. - Тогда мы с тобой попали в некий романтический ураган, не так ли? Но роман, увы, так быстро закончился.
- Значит, после смерти Норы ты так и не женился?
- Нет. Ее смерть, спаси, Господи, ее душу, освободила меня. Наш брак был чистилищем. Зато теперь я способен не дрогнув войти в ад. - Он грустно улыбнулся. - Ну, думаю, тебе это все известно по опыту брака с Элиотом.
- Да. И это было неизбежно.
- В общем, мне его где-то даже жалко. Он мне был симпатичен. Такой благопристойный, рассудительный господин…
- Роберт, прошу тебя…
Той рукой, в которой держал сигарету, он коснулся ее темных волос, потом провел кончиками пальцев по щеке. Она вздрогнула.
- Я часто вспоминал тебя. - Его слова вселили в нее надежду. - Помнишь, как на удивление быстро мы в Дели привязались друг к другу?
- Мы оба были одиноки. - Она сделала еще один глоток джина, практически прикончив порцию. - Может, и все случившееся между нами было только следствием одиночества?
Он отстранился от нее как бы для того, чтобы лучше видеть.
- Это самый легкий, если не единственный способ спастись от одиночества. Но, кажется, ты опять одинока?
- Хорошо, скажу тебе честно, Роберт. Я искала встречи с тобой не ради того, чтобы потрахаться. В конце концов, не так уж я озабочена сексом. Что мне по-настоящему нужно, так это друг.
Он затушил сигарету и выразительно посмотрел в потолок.
- Ты, я вижу, устремилась к возвышенному, любовь моя.
- Мне тридцать четыре, я развожусь. У меня дочь, которая не со мной. Мне не хотелось бы в будущем оставаться одной. Так при чем здесь стремление к возвышенному?
- А что, с ребенком проблемы?
- Проблем не будет, если я не позволю ему отнять ее у меня.
Роберт подал знак бармену повторить.
- И что ты хочешь предпринять?
- Не знаю, - сокрушенно проговорила Моник. - Я люблю Дженифер, но когда Элиот сказал мне, что, уходя, возьмет ее с собой, я, честно говоря, почувствовала облегчение. Однако все время с тех пор неотвязно думаю о дочке. Полагаю, все это было от растерянности… Я имею в виду первую свою реакцию.
Он испытующе посмотрел на нее.
- Итак, Моник, ты ищешь друга.
- Да. И не хотелось бы ошибиться.
- А что, есть такие проблемы, которые нельзя обсудить в постели? После, как говорится, всего? Или в паузах?
- Нет, почему же, - улыбнулась Моник. - Только паузы будут немного больше, чем обычно. Только и всего.
Он накрыл своей ладонью ее руку, глядя на нее сквозь плывущий между ними табачный дым.
- Ты знаешь, кажется, я любил тебя, Моник. И, может быть, люблю до сих пор.
Она придвинулась к нему поближе, а он положил руку ей на плечо, пальцами касаясь шеи. Волнение овладело ею, на глаза навернулись слезы. Заметив это, Роберт успокаивающе поцеловал ее в макушку.
- Значит, ты хочешь вернуть дочь. И тебе обязательно понадобится кто-то для помощи и поддержки.
- Да, это очевидно, Роберт. Я знаю. Элиот уверен в своей правоте и думает, что мне ничего не удастся… Он обвинил меня в том, что я плохая мать, и, может быть, справедливо. Но не будь он таким самоуверенным, то понял бы, что не так уж я безнадежна. И потом, если бы я не вышла за него замуж, я, возможно, и вообще никогда не стала бы такой плохой. Этот брак меня доконал.
Бармен принес им очередные порции джина. Моник осушила свой стакан сразу. Алкоголь помогал ей быстрее сбрасывать напряжение. Она повернулась к Роберту.
- Но ты не волнуйся, я не стану взваливать на тебя свои заботы. Просто было бы хорошо иметь кого-то, с кем можно поговорить. Всегда чертовски приятно знать, что кто-то о тебе заботится.
- Я уже давно не делал ничего значительного и полезного, - сказал он с напускной важностью. - Может быть, пора и мне что-то сделать для людей.
* * *
Проснувшись, Бритт почувствовала запах жареного бекона и кофе. Ей даже на минуту показалось, что она в Маунт Айви и тетя Леони внизу готовит завтрак. Когда она вошла в кухню, Элиот стоял у плиты. На нем был серый шерстяной свитер, светло-серые брюки, а поверх - один из ситцевых в цветочек передников миссис Мэллори.
- Кажется, по дому бродит задумчивая леди в поисках чашечки кофе? - весело сказал он.
Вел он себя так, будто вчера вечером ничего не случилось. А может, подумала Бритт, действительно ничего не случилось? Или, напротив, чувствуя свою вину, он старается заставить ее забыть обо всей этой истории?
- Доброе утро, - сказала она холодно.
- Удивляетесь, что я мало спал, а выгляжу таким бодрым? Я угадал? Я действительно чувствую себя новым человеком.
- Не значит ли это, что сегодня вы решили отличиться примерным поведением?
Бритт оделась очень строго - в шерстяную юбку, белую блузку и вязаный шерстяной жилет. Но Элиот смотрел на нее с явным удовольствием, будто показывая этим, что она во всех видах хороша.
- Во всяком случае, попытаюсь ничем не огорчать вас, Бритт.
Прямым ответом это не назовешь, но все же лучше, чем ничего. Надолго ли его хватит и выполнит ли он свое обещание - покажет день.
Накануне, прежде чем уснуть, она сердилась на него. Потом ей удалось убедить себя, что брак с Энтони достаточно силен и крепок, чтобы устоять перед попытками Элиота - вольными или невольными - его разрушить. Конечно, оставшись здесь с ним наедине, она играла с огнем. Но ведь раньше она никогда ничего не боялась. С чего же ей бежать теперь?
- Садитесь, Бритт, - сказал Элиот. - Я подаю завтрак. - Она села за стол. - Я звонил в больницу, - продолжал он. - Дженифер чувствует себя даже лучше, чем ожидалось. Она начала проявлять прежнюю активность. Доктор доволен не меньше моего.
- Это просто удивительно, я страшно рада и за нее и за вас. Вы скоро поедете к ней?
- Да, сразу после завтрака.
- Не возражаете, если я поеду с вами?
- Нет, Бритт, что вы! Я очень рассчитывал на это. - Он переложил поджаренные ломтики бекона со сковородки на ее тарелку и спросил: - Как вам приготовить яйца?
- Вы что, знаете много рецептов их приготовления?
- Сделать яичницу?
- Да, именно об этом я и хотела вас попросить.
Элиот рассмеялся и повернулся к плите.
Позавтракав, они вымыли посуду и отправились в Истон. Когда они вошли в палату, Дженифер, только что выкупанную, сестра пыталась напоить апельсиновым соком.
Малышка отнеслась к появлению отца с неподдельным восторгом. Элиот взял ее на руки и, влив в нее немного сока, начал читать сказку. Ребенку его чтение доставляло явное удовольствие. Девочка притихла на отцовских руках, глазки ее заметно ожили и просветлели.
Когда Бритт наблюдала Элиота в роли отца, в голову ей приходили самые невообразимые фантазии. Например, что она и Элиот - родители Дженифер. Раньше подобные фантазии с материнским уклоном никогда ее не посещали. Так почему они возникли возле Элиота? Этот вопрос вошел в ее сознание, прежде чем она успела напомнить себе, что преданно любит мужа. Она ужаснулась: игра, в которую она играет, очень опасна.
- Вы считаете, что мне следует остаться в "Роузмаунт" еще на какое-то время? - спросила она, когда он дочитал сказку. - Или теперь, когда все хорошо, мне лучше вернуться в Вашингтон?
Элиот посмотрел на нее.
- Вы хотите уехать?
- Если вы не нуждаетесь больше во мне, то да, хочу.
Он погладил Дженифер по щечке и задумчиво проговорил:
- Нуждаться… Смешное слово, не правда ли?
- Означает ли эта фраза, что вы не нуждаетесь во мне, или же напротив?
- Напротив.
Больше он ничего не сказал, но Бритт опасалась расспрашивать его дальше. А то опять услышишь что-нибудь такое…
- Я подумаю, - сказала она столь же неопределенно.
- Хорошо. - Он поставил пустую чашку из-под сока на стол. - Может, причина ваших сомнений в том, что я недостаточно вас загружаю? Не хотите почитать Дженифер, пока я схожу поговорить с доктором? Надо поподробнее выяснить, когда можно будет ее забрать.
Элиот передал ей Дженифер с рук на руки вместе с парой детских книжек. Рука его коснулась ее руки, и он задержал свою руку в точке прикосновения, подчеркивая этим намеренность жеста. Затем, улыбнувшись, вышел из палаты.
Бритт открыла книжку, все еще сердясь на Элиота за откровенность его жестов и взглядов. Но не она ли сама виновата во всем этом? Да, видно, спастись уже невозможно…
После полудня, когда Дженифер задремала, они покинули больницу. Погода портилась, небо затягивало темными тучами. Они ехали домой под тяжелыми, будто грозящими карой небесами. На Элиота скверная погода явно не действовала. Он был в приподнятом настроении. А Бритт оставалась настороже.
Когда они подъехали к дому, он сказал:
- Думаю немного поразмяться. Не хотите прогуляться со мной?
Бритт поняла его приглашение на прогулку как желание поговорить. Возможно, попробовав все обсудить еще раз, им удастся принять какое-то приемлемое для обоих решение. А такой разговор, бесспорно, легче провести за пределами старого фамильного дома.
- Хорошо, - сказала она, - я только переобуюсь.
Элиот ждал ее снаружи. Когда она вышла, они направились в сторону реки, туда, где ветер шумел в перелесках. Она захватила с собой жакет, но пожалела, что не взяла ни плаща, ни зонтика; вполне вероятно, что их может настигнуть дождь. Элиот больше молчал, только время от времени прикасался к ней, то поддерживая ее под локоть, то подавая руку, когда надо было преодолеть рытвину на пути.
Издали донесся приглушенный звук грома.
- Звучит так, будто над заливом шторм, - сказал он.
- Может, нам лучше вернуться?
- Вы не особенно любите испытывать судьбу, Бритт?
- Сколько можно ее испытывать? С меня того, что было в моей жизни, вполне достаточно.
- Да что плохого может с нами случиться. В худшем случае вымокнем.
- Смотря как вымокнуть… Может, вы просто любитель острых ощущений?
Его единственным ответом была улыбка.
Они продолжали идти, хотя небо все больше темнело, становясь совершенно свинцовым и все ниже приникая к земле. Когда ветер усилился и начали падать первые капли дождя, она остановилась.
- Даже если мы сразу повернем назад, от дождя нам уже не спастись.
- Надо найти какое-нибудь укрытие.
- Где? В этих перелесках?
- Если память мне не изменяет, где-то здесь неподалеку должна быть сторожка.
Она встревоженно взглянула на него: не затеял ли он очередную игру? Впрочем, какой смысл ему заманивать ее в лес. Для таких затей пустой дом подходил не хуже.
Элиот действительно вскоре нашел сторожку - небольшое строение, затаившееся среди деревьев. Три стены, четвертая сторона открыта, но кровля достаточно крепкая, чтобы не пропускать струи дождя. Внутри деревянный ящик, вполне способный сойти за скамью. Бритт села, оставив ему место рядом с собой. Он тоже сел, невольно прижавшись к ней боком.
- Глупо, что я не взяла плаща, - сказала она.
- Вы просто понадеялись на везение.
- Да, не подумала как следует. Слишком многое в жизни делается необдуманно. Вот потому-то мы с вами и попали в столь неприятное положение.
- Вы чувствуете себя попавшей в неприятное положение, Бритт? - Его голос показался ей слишком глубоким и взволнованным. Она посмотрела ему в глаза.
- А вы что, хотите услышать от меня обратное?
- Мне просто интересно, как вы себя чувствуете, о чем думаете.
- Я… Я думаю, Элиот, вы нарочно заманили меня сюда, надеясь спровоцировать… Почему бы вам просто не сказать, чего вы добиваетесь?
- А что, наши отношения уже допускают подобную степень откровенности?
Волна возмущения захлестнула Бритт. Она встала и подошла к выходу из сторожки. Струи завесой падали всего в нескольких дюймах от ее лица. У нее было искушение выбежать под дождь и броситься к дому. Но вместо этого она повернулась к нему и сказала:
- Пожалуйста, Элиот, не ведите себя так. Прошу вас.
- Простите, - ответил он, - но есть просьбы, которые невозможно выполнить.
- Так знайте, я остаюсь с вами лишь до тех пор, пока мы вернемся в дом, - проговорила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно тверже. - Я возвращаюсь в Вашингтон.
- Вы действительно этого хотите?
- Конечно.
Элиот встал, подошел к ней и немного пригнулся, чтобы не задеть головой низкую кровлю сторожки. Она отодвинулась и теперь стояла почти вплотную к дождевой завесе.
- Я не верю вам, - сказал он. - Не верю, что вы действительно хотите уехать.
Его голос прозвучал тихо и совершенно бестрепетно, но от этого ее сердце только сильнее забилось. Его взгляд, она это видела, двигался от ее глаз к губам и обратно. Он решил ее поцеловать, это несомненно. Она попыталась было отвернуться, но он не позволил ей уклониться, повернул к себе и крепко держал за плечи. Затем поцеловал. Первым желанием Бритт было оттолкнуть его, но Элиот, будто предчувствуя эту реакцию, сжал ее плечи так, что пальцы вдавились в плоть. Она почувствовала приятную слабость, обмякла и, тихо застонав, сдалась, обняв его и вся отдавшись поцелую. Не осталось ни колебаний, ни сомнений. Она осознала, что хотела этого мужчину, хотела все дни, проведенные с ним под одной крышей, хотя и не признавалась в том даже себе. Теперь нет дороги назад…
Элиот прижал ее к себе; жар его сильного, мускулистого тела чувствовался сквозь все одежды. Они целовались все более и более отчаянно. Она застонала. Ее тело трепетало от острого вожделения.
- Я хочу тебя, Бритт, - пробормотал он ей на ухо. - Хочу тебя сейчас.
Его слова подействовали на нее отрезвляюще.
- Нет, - резко ответила она, высвобождаясь из его объятий. - Мы не должны…
Он опять обнял ее и приник к губам, и она ответила на его поцелуй. Она ненавидела себя за то, что желала его близости, что не могла остановить хотя бы себя. Но когда он коснулся ее груди, она все же вырвалась, выдохнув одно слово:
- Нет!
Элиот нехотя отпустил ее и гневно сказал:
- Бритт, вы хотите меня так же сильно, как и я вас. Так с чем вы сражаетесь?
Когда он говорил, легкий пар от его дыхания смешивался с промозглым осенним воздухом. Не сказав больше ни слова, Бритт выбежала из сторожки и помчалась в сторону дома. Элиот звал ее, но она бежала не останавливаясь. От него? От себя?..
* * *
Приблизившись к дому, Элиот увидел Бритт на пороге. Она ждала его. До нитки, как и он, вымокшая под холодным осенним дождем, с прядями светлых волос, прилипших ко лбу и щекам, она была на грани истерики. Готовые налиться слезами глаза смотрели гневно и моляще одновременно.
- Зачем вы так, Элиот? - спросила она. - А Энтони? Вы не подумали о нем?
Ему нечего было ответить ей. Она разрыдалась. Ему хотелось плакать вместе с ней, плакать о ней и о себе.
- Разве вы не видите, какие муки мне причиняете! - выкрикивала Бритт сквозь слезы. - Вы знаете, знаете, как трудно мне устоять!.. Почему вы не хотите пощадить меня? - Единственное, что он мог сейчас, в эту минуту, для нее сделать, это удержаться и не схватить, не прижать ее к себе. И он просто стоял, слушая ее горькие слова. - Если я поддамся этому, - продолжала она, - моя жизнь пропала. Неужели вы этого не понимаете? Или вас это не волнует?
- Меня это очень волнует. Я люблю вас.
Он взял ее лицо в ладони. В обрамлении мокрых ресниц глаза ее казались еще больше, чем обычно, и еще прекраснее. Тыльной стороной ладони он стер с ее щек влагу слез и дождя. Бритт оттолкнула его руки от своего лица.
- Не делайте этого, Элиот, - почти умоляла она. - Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне.
- Это сильнее меня, Бритт. Я долго крепился, чтобы не задеть, не обидеть вас. Но теперь… Когда я узнал, что вы тоже… Нет, Бритт, теперь мне не устоять!
Она пристально и долго смотрела ему в глаза, а он взял ее за подбородок, но не поцеловал. Как зачарованный, смотрел на нее и внимал всему тому, о чем говорил ее взгляд.
Затем Бритт медленно повернулась и вошла в дом. Он последовал за ней. Когда она поднималась к себе наверх, плечи ее вздрагивали от возобновившихся рыданий.
Снизу, из холла, он видел, что она прошла по галерее в ванную. Минуту спустя послышался шум воды. Он пошел к себе, разделся и отправился в душевую.
Приняв душ, Элиот натянул толстый махровый халат и подошел к комнате Бритт. Дверь оказалась незапертой, он вошел. Она лежала в постели, укутавшись в одеяло. Все еще влажные янтарные пряди ее волос разметались по подушке. Она смотрела в потолок, слезы скатывались из уголков ее глаз. Он присел на краешек кровати, прикоснулся к ее щеке.
- Неужели Бог простит нас? - спросила она каким-то детским голосом.
- Я люблю тебя, Бритт, - прошептал он, склонился и нежно поцеловал ее в губы. - Люблю тебя…
В этот момент порыв ветра заставил задребезжать оконные стекла. Он прикоснулся к ее плечу, и она замерла, как испуганный зверек. Глядя в ее беззащитно мерцающие глаза, он вдруг остро почувствовал себя скорее истязателем, чем любовником. И все же не в силах был остановиться. Он жаждал вновь изведать вкус ее губ, уже слегка распухших от его поцелуев. Он хотел ее всю. Но то было не просто плотское желание, то была сама любовь. И стремление любой ценой удержать возле себя это совершенное создание, единственно необходимое ему в жизни.
С каким-то благоговейным трепетом Элиот прикоснулся к ее лицу. Этим прикосновением он хотел внушить ей и всю свою нежность, и мольбу простить его, и просьбу о будущем.
Затем он откинул одеяло. Прекрасное тело открылось его взгляду, еще более прекрасное, чем он ожидал. Он склонился и поцеловал эту божественную грудь. Она опустила веки, тихо застонала, губы ее слегка приоткрылись. Он провел рукой по ее бедру, будто не веря, что на свете существуют столь совершенные формы. Нежнейший атлас ее кожи привел его в сильнейшее возбуждение.
Он снял халат и лег рядом с нею. Его бедра, грудь, все его тело прильнуло к ней, осязая живительную прохладу ее кожи. Тогда он обнял ее. Она взглянула на него широко открытыми глазами, вздохнула как бы с облегчением, голова ее откинулась на подушку, а губы приблизились к его губам. Он поцеловал ее страстным, долгим поцелуем, а рука его нежно, но в то же время властно ласкала ее тело. Потом он целовал ее всю, и она изнемогала от наслаждения и ожидания свершения. Во всем мире не существовало ничего, что стояло бы между ними. И никого…
Она произнесла его имя, и это было сигналом, это было зовом. Ласки уже исчерпали себя. Он раздвинул ее прекрасные бедра и встал между ними на колени, то ли молясь, то ли богохульствуя. Она открыла глаза и ждала его каждой клеточкой своего тела. И наконец дождалась. Это произошло. Он овладел ею. Отныне она принадлежала ему. Все принадлежало ему - ее руки, ее ноги, ее плоть, ее кровь, даже ее дыхание - все!
Все произошло слишком быстро. Как он ни стремился продлить это первое обладание возлюбленной, нечто, таившееся в нем, было сильнее его умственных намерений, его воли. Она ничего не сказала. Он тоже ничего не сказал. Оба находились под мощным воздействием неизвестного им прежде немыслимого наслаждения…