* * *
Миссис Годби оставила для Сары в леднике картофельный суп, томатное желе и поджаренного на решетке цыпленка. Сара съела свой ужин в кухне, не ощущая вкуса, пока читала записку от Майкла, пришедшую с вечерней почтой. Иногда его письма вселяли в нее бодрость, но чаще они лишь усиливали глубокое уныние, овладевшее ее душой, и это последнее не стало исключением, хотя оно было полно неотразимо прелестного детского вздора. Майкл просил свою мамочку есть побольше овсяной каши и пересылать ему флажки-сюрпризы из коробок с хлопьями; если он соберет полную коллекцию из дюжины флажков, то сможет претендовать на приз, хотя и неизвестно, какой именно. Письмо не развеселило Сару. Наоборот, ей захотелось плакать.
Что она наделала? Хотя к этому времени она перебрала в уме произошедшую между ними сцену, по меньшей мере, раз двадцать, Сара по-прежнему не могла поверить, что все это случилось наяву. Ей было стыдно и грустно, ее терзали сожаления. Она же любила Алекса! Но даже с Беном она никогда не вела себя так сварливо и жестоко. Что за бес в нее вселился? А он тоже хорош! Разозлился на нее чуть ли не в тот же момент, как они встретились. Сара твердила себе, что все к лучшему, что ей бы следовало радоваться разрыву, но у нее ничего не получалось. Ей казалось, что произошла ужасная ошибка.
Она встала и подошла к раковине, чтобы наполнить водой чайник и вскипятить чай. Может, стоит извиниться перед ним? А что, если от этого станет только хуже? Вдруг все начнется сначала? Нет, не начнется, если она все сделает правильно, если будет держать себя в руках, если скажет, что сожалеет и больше ничего. По крайней мере уж извиниться-то перед ним она должна.
Телефон стоял в прихожей.
– Четыре-ноль-один-ноль, – сказала она оператору.
Через несколько секунд раздался звонок. Потом еще и еще один. Сара прождала еще целую минуту, прежде чем с размаху водворить трубку на рычаг и вернуться в кухню. Ее грусть превратилась в черную меланхолию. Где Алекс, что он делает? Она почему-то заранее не сомневалась, что он сидит один дома, тоскует так же, как и она сама. Но его не было дома, он был где-то в городе. Возможно, обедал в ресторане, с кем-то болтал и вовсе о ней не вспоминал. Или почти не вспоминал.
Боже, что с ней происходит? Она превращается в настоящую стерву. Неужели любовь совершает подобные метаморфозы? Она гораздо лучше относилась к Алексу до того, как в него влюбилась. Сара принялась беспокойно расхаживать по кухне. Во время одного из кругов она остановилась перед полкой над ледником и сняла бутылку коньяка, простоявшую там с начала июня. Откупорив бутылку, она налила немного в рюмку. Терпкий запах оглушил ее. Это был отличный коньяк, но первый же глоток заставил ее содрогнуться.
Решительным движением Сара выплеснула остальное в раковину. "И зачем я это сделала?" – беспомощно мелькнуло у нее в голове. Это глупо, она же не собиралась напиваться, она просто хотела пропустить рюмочку! От одной рюмки она не превратилась бы в подобие своей матери.
Глядя на свое отражение в черном окне над раковиной, она вспомнила тот вечер, когда Алекс ее целовал. Здесь, на том самом месте, где она стояла сейчас. Закрыв глаза, Сара коснулась пальцами своих губ. Ее переполняло желание. А ведь не далее как сегодня она обвинила его в попытке себя "скомпрометировать". Разыграла из себя какую-то невинную девственницу, целомудренную юную деву, ведомую на заклание! Как будто он прикасался к ней против ее воли! Как будто сделал что-то такое, чего она сама не желала всем своим существом. Лицемерка!
Алекс ошибся, когда сказал, что она либо трусиха, либо лгунья. Она была и тем и другим. Со стуком поставив чашку на блюдце, Сара решительно вышла в прихожую. Она сорвала трубку с телефонного аппарата, но тут раздался стук в дверь, и она крутанулась волчком с трубкой в руке.
Вернувшись домой, она забыла включить свет на крыльце, поэтому теперь ей оставалось лишь гадать и надеяться, что это Алекс. Она узнала наверняка, только когда открыла ему дверь.
– О Алекс…
– Сара, послушай…
– Входи!
– Нет, это много времени не займет. Мне бы следовало позвонить, но…
– Прошу тебя, ты не мог бы войти в дом? Я не могу говорить с тобой на пороге.
Он вошел. Вид у него был настороженный, и Сара прекрасно понимала – почему. Два часа назад она велела ему держаться от нее подальше.
– Давай пройдем сюда, – пригласила она, показывая дорогу в гостиную. – Присядешь?
– Нет.
– Может быть, хочешь выпить? Что-нибудь…
– Черт побери, это не светский визит!
– Нет, конечно, нет, я понимаю. Ну хорошо, зачем ты пришел?
Алекс отошел от нее подальше и принялся рассеянно вращать вырезанный из мыльного камня подсвечник на каминной полке.
– Я пыталась тебе дозвониться, – призналась Сара, так и не дождавшись, что он ответит на ее вопрос. – Уже держала в руке трубку, когда ты постучал.
– Правда? Но зачем? Чтобы меня уволить?
Она взглянула на него с упреком.
– Мы опять будем ссориться?
– Нет… Во всяком случае, не я. Я пришел сюда, чтобы извиниться.
Сара с улыбкой облегчения подошла поближе.
– Вот как? Но ведь ты ни в чем не виноват. Ты ничего плохого не сделал.
– Теперь я уже и сам не понимаю, почему я так рассердился. Столько дней мечтал тебя увидеть… С тех самых пор, как узнал, что ты здесь. Но я старался держаться от тебя подальше. Мне казалось, что ты сама этого хочешь. А потом… когда я тебя увидел… Все, что я видел, это "запретный плод". То, что мне никогда не достанется.
Я говорил ужасные вещи, но на самом деле я так не думал, поверь. И я наговорил много лишнего о том, что меня вообще не касается. Я не имел никакого права об этом судить. Прости, если я причинил тебе боль. Я просто хотел, чтобы ты знала.
– Алекс, не уходи. Разве ты не хочешь узнать, зачем я тебе звонила?
– Я уже знаю. Ты чувствовала себя виноватой, тебе казалось, что ты оскорбила мои чувства. И тебе хотелось облегчить мою боль: сказать, что на самом деле ты ничего подобного не имела в виду. Я угадал?
Она робко протянула ему руку.
– Да, ты угадал. Подожди, Алекс, прошу тебя!
Он уже собрался уходить, но остановился, сунув руки в карманы.
– Ты все еще сердишься, да?
– Да. Но не на тебя. Мне хотелось бы что-то изменить, но это невозможно. Дай мне уйти, Сара. Я этого не вынесу.
– Но… разве ты можешь просто так уйти? Ничего не решено, все осталось как прежде. Мы ни о чем не договорились. Когда я вновь тебя увижу, все будет в точности как…
– Ты меня больше не увидишь, ты будешь общаться с Кронином…
– О Алекс, я же говорила не всерьез. На самом деле я вовсе не собиралась… Конечно, мы будем видеться, это неизбежно. Мы должны договориться, прийти к какому-то общему пониманию!
– Каким образом?
– Я не знаю!
– Сара, ради всего святого, не надо плакать.
– Прости, я знаю, я больше не буду… – Она поспешно вытерла глаза. – Ну вот, со мной все в порядке. Как это глупо, я же ненавижу слезы. Каждый раз, как я тебя вижу… нет, я не говорю, что это твоя вина! – торопливо добавила она.
– Нет-нет, это всего лишь совпадение,
Сара попыталась улыбнуться.
– Что же мы будем делать?
– Ничего. Я ухожу.
Она поспешила за ним следом в коридор.
– Разве ты… разве мы не можем поговорить? Я даже не знаю, как у тебя дела, что произошло в Калифорнии…
Алекс повернулся так стремительно, что Сара налетела на него. Его руки больно стиснули ее плечи.
– Сара, чего бы мне действительно хотелось, так это жениться на тебе, но ты уже замужем. Поскольку брак невозможен, я хотел бы завести с тобой роман. "Скомпрометировать" тебя, как ты выражаешься, встречаться за спиной у твоего мужа как можно чаще, в любой момент, когда ты позволишь. Но этого я тоже сделать не могу. У меня остается третья, хотя и маловероятная возможность: уложить тебя в постель прямо сейчас, сегодня вечером, а потом встречаться, когда тебе будет угодно, на твоих условиях. Но есть одно, чего я, оказывается, сделать не могу. Я думал, что сумею, но ошибся. Несомненно, это один из серьезнейших моих недостатков. Я… не могу быть твоим другом.
Он отпустил ее, оттолкнул, не обращая внимания на ее слезы, и оставил в коридоре. В отличие от нее, Алекс не хлопнул дверью, покидая дом.
15
Должно быть, жестокий и мстительный бог его деда выбрал такой изощренный способ, чтобы наказать его за грешную жизнь, полную распутства, подумал Алекс, ныряя голышом в холодные темные волны прибоя. Если так, надо отдать ему должное: его замысел оказался на редкость удачным. До этой самой минуты Алекс ни за что бы не поверил, что бог его деда обладает столь богатым воображением. А уж тем более таким извращенным чувством юмора. Алекс должен был признать, что этот бог придумал идеальное воздаяние за его преступления. После того, как он переспал с десятками женщин, которых не любил, его наконец угораздило влюбиться в одну-единственную, которая не могла ему принадлежать.
За полосой прибоя волнение было не таким сильным. Алекс поплыл, глядя на бегущую к нему по воде лунную дорожку. Она расширялась и раздваивалась; казалось, сверкающая серебром развилка покрывает и успокаивает море. Он не мог заглянуть в будущее дальше этой минуты, не мог вообразить, как будет существовать на протяжении всей оставшейся ему жизни, не мог представить себе унылой череды однообразно сменяющих друг друга дней без Сары. Как все это случилось? Она никогда ему не принадлежала, никогда не будет принадлежать, так откуда же взялось это убеждение, будто их судьбы каким-то образом переплетены?
Ему казалось, что он знает, но правдивый ответ не льстил его самолюбию. Его общение с женщинами на протяжении последних десяти лет сделало его идеальной жертвой для подобного рода катастрофы: ведь до сих пор ему дозволялось иметь все, чего он хотел. Все само плыло в руки, любая женщина могла принадлежать ему, если он ее желал. А если изредка какая-нибудь женщина оказывала сопротивление, он без колебаний переходил к другой, более доступной цели. Опыт приучил его видеть действительность в несколько искаженном свете: он уверовал, что мир вращается вокруг него. Теперь наступил час расплаты. Его мысли совершили полный круг и вернулись к возмездию, уготованному для него богом старого Мэттью.
Бормоча проклятия, Алекс нырнул в свинцовую воду и, отталкиваясь ногами по-лягушачьи, поплыл вперед. Он держался под водой, пока хватило дыхания, а вынырнув, убедился, что его снесло вниз по течению далеко от дома: огни едва виднелись вдали. Чувствуя себя усталым, Алекс направился к берегу в ближайшей точке, а когда достиг его, побрел к дому по мягкому влажному песку.
Он сказал Саре, что не может быть ее другом, и только теперь понял, что совершил огромную ошибку. Он приговорил себя к тому, чтобы вообще не видеться с ней или – что было бы еще ужаснее – встречать ее изредка на светских приемах. Пожимать ей руку на глазах у Бена, вежливо спрашивать, как поживает Майкл. И никогда не знать правды, быть лишенным ее доверия. Знать, что она несчастна, и не иметь возможности ей помочь – вот ад, на который он обрек себя в порыве бессильной злости. Алекс схватил оставленное на берегу полотенце и растерся им досуха, пока кожа не покраснела.
Он был в двадцати шагах от своего крыльца, когда увидел ее. Ее силуэт маячил перед окном неясной темной тенью, но вот она двинулась вперед, ее каблуки глуховато постукивали на дощатом настиле веранды. Долгая минута прошла в молчании, потом Сара повернулась к нему спиной, и это заставило его вспомнить, что он не одет. Стянув с плеча полотенце, Алекс обмотал его вокруг бедер.
Сара опять повернулась к нему лицом, когда услыхала его шаги на ступеньках.
– Я… я… – Она сглотнула, чувствуя, что понемногу сходит с ума. – Я вовсе не пытаюсь тебя разозлить и не собираюсь доставлять тебе неприятности. Если ты сейчас меня прогонишь, я тебя прекрасно пойму.
Сильнейшее удивление вызвало у Алекса неожиданную реакцию – смех. Он подошел к ней и коснулся ее плеча, чтобы убедиться, что она ему не приснилась.
– Дорогая…
– Это все, что я могу сделать, – торопливо продолжала Сара, ощущая настоятельную необходимость выговориться, – Хотела бы я дать тебе больше… хотела бы я отдать тебе все. Но это… это и есть твоя третья, хотя и маловероятная возможность. Только на эту ночь. Если ты меня хочешь.
– Хочу ли я тебя?
Алекс обнял ее и привлек к себе. И секунды не прошло, как их обоих охватила дрожь.
– Как ты сюда добралась, Сара? – прошептал он, все еще пытаясь опомниться.
– Пришла пешком.
– Пришла пешком? Одна?
Она взглянула на него с улыбкой.
– Нет, я попросила миссис Вандербильд проводить меня до поворота к твоему дому.
Очарованный шуткой, Алекс поцеловал ее.
– Мне бы следовало попытаться отговорить тебя от этого, – прошептал он, правда, без особой убежденности в голосе. – Сегодня вечером я тебя принудил. Я заставил тебя плакать.
– Нет, не смей так говорить. Я не ребенок, я сама сделала этот выбор. Однажды я тебе уже говорила: я хочу того же, чего и ты. Давай позволим себе сегодня побыть счастливыми, Алекс. Я так сильно тебя люблю.
Обхватив ладонями лицо Алекса, Сара притянула к себе его рот.
– Я люблю тебя.
Он прошептал в ответ те же слова, а она, не удержавшись, добавила:
– Мне нравятся твои усы. Я давно уже хотела тебе сказать.
Он крепко обнял ее, потом отстранился.
– Пошли, давай зайдем внутрь.
Открыв дверь, Алекс втянул ее в дом. Его душа пела, ликовала, он был пьян от счастья.
– Знаешь, сколько раз я воображал тебя здесь? – Он покачал головой, сам себе удивляясь. – Ты не голодна? Может быть, хочешь пить?
Сара остановилась у самого порога.
– Это твоя спальня?
– Да.
Неожиданная интимность обстановки встревожила Сару. Она окинула спальню беглым взглядом: старинная мебель, уютный беспорядок. На расстеленной постели Алекса лежала открытая книга; одежда, которую он носил сегодня, аккуратно свисала со спинки стула. Дверца гардероба была отворена: Сара разглядела внутри твидовый пиджак Алекса, тот самый, который, как ей всегда казалось, делал его похожим на англичанина. Алекс не сводил с нее глаз.
– Ты не собираешься одеться? – неуверенно спросила Сара.
Она решила, что, если он будет одеваться, ей не стоит при этом присутствовать и смотреть на него.
– Ты считаешь, что мне нужно одеться?
– Не знаю. По-моему… нет необходимости…
– По-моему, это лишнее.
Сара чуть не захихикала.
– Алекс, мне так страшно. Я этого не вынесу.
Он усмехнулся с облегчением и подошел к ней.
– А что, по-твоему, должен чувствовать я?
– Ты нервничаешь?
Алекс прижал ее руку раскрытой ладонью к своей груди.
– Чувствуешь?
Она была слишком взвинчена и не почувствовала ничего, кроме прохладной кожи.
– Тебе холодно.
Он медленно покачал головой, словно стараясь загипнотизировать ее. Вот теперь она различила сильные удары сердца под его прохладной и все еще чуть влажной кожей. Взяв его руку, Сара поднесла ее к губам, а потом прижала к своему собственному сердцу.
– Чувствуешь?
Алекс пошире растопырил пальцы, глядя, как закрываются ее глаза. Но они раскрылись в испуге, когда он стянул с ее плеч черный плащ с бахромой и позволил ему соскользнуть на пол у нее за спиной. На ней был строгий темно-синий жакет поверх простой белой блузки с высоким воротничком. Алекс улыбнулся: его всегда восхищала ее непринужденная элегантность.
– Я никого не знаю, кто умел бы одеваться, как ты, Сара. Но…
– Но?
– Но сейчас рядом с тобой я чувствую себя не совсем в форме. Можно я помогу тебе кое-что снять?
Сара молчала. Она почему-то думала, что сначала они немного поговорят, но оказалось, что у него другие планы. Его длинные ловкие пальцы прошлись по пуговицам у нее на шее. Если и были у нее когда-то сомнения насчет его искушенности в любовных делах, они упокоились с миром, когда он с молниеносной скоростью и в то же время без всякой видимой суеты и спешки сумел расстегнуть ей блузку до самой талии.
– Корсет! – воскликнул Алекс в полном недоумении.
– "Восполняет недостатки фигуры", – с закрытыми глазами процитировала Сара.
И опять Алекс улыбнулся. Вообще-то он никогда не питал особых сомнений, но сейчас, глядя на округлость груди, мягко вздымающуюся над кружевным краем сорочки, воочию убедился, что Саре ничего восполнять не надо, ее фигура не страдает недостатками. Он поцеловал ее в ложбинку между грудей, а его руки тем временем расстегнули сзади пояс на юбке и стянули ее с бедер.
На ней была великолепная нижняя юбка – грандиозное творение из белого батиста с отделкой в виде розочек и кружевных воланов, а также мережки, через которую бежала, то появляясь, то исчезая, продернутая насквозь шелковая ленточка. Алекс быстро избавил Сару от этого пышного одеяния, а вот с корсетом решил не торопиться, упиваясь переменами, открывающимися при расстегивании каждого нового крючочка. И все-таки игра закончилась слишком быстро: вскоре на ней ничего не осталось, кроме короткой кружевной шемизетки и тонких батистовых панталончиков. И еще пары черных шелковых чулок. Под его горящим взглядом щеки у нее сделались пунцовыми.
– Алекс, – призналась она, задыхаясь, – я до смерти боюсь.
Его пальцы нежно обвели линию скулы.
– Почему?
– Давай не будем разговаривать.
Он прижался губами к ее виску:
– Не будем? Ты хочешь покончить со всем этим поскорее, так?
Ощущая у себя на лице его тихое дыхание, она совсем растерялась.
– Я вовсе не то имела в виду, но… Алекс?
– М-м-м?
– Давай не будем сегодня говорить о Бене, хорошо?
– Дорогая моя, у меня и в мыслях не было говорить о Бене.
Взяв Сару за руку, он подвел ее к кровати. Она села на самый краешек, напряженно выпрямив спину и плотно сомкнув колени. На ней были красные кожаные туфельки на высоком каблучке. Алекс подумал, что умрет, если не овладеет ею в самом скором времени.
– Может, нам стоит оставить включенный свет?
– М-м-м… нет, пожалуй, не стоит. – Почему-то его это ничуть не удивило.
– Как насчет свечки?
– Ладно, но только одну.
Он зажег свечу в шандале на ночном столике, погасил лампу, подошел и сел с ней рядом. Его рука обвилась вокруг ее плеч.
– Тебе холодно?
Она покачала головой. Алекс начал выбирать шпильки из ее волос.
– Когда я увидел тебя сегодня на стройке, то подумал про себя: "Столько волос, да еще эта шикарная шляпа – как она удерживает голову на своей красивой длинной шейке?" – Алекс поцеловал ее за ухом, потом тихонько потянул зубами мочку уха.
– Сара…
Какое чудное слово, и как приятно прошептать его на ухо женщине! Его пальцы скользнули вниз по ее шее, по груди, забрались за вырез кружевной сорочки, провели по плечу.
– Сними это, Сара. Мне не терпится на тебя посмотреть.