Он получил все необходимые бумаги: паспорт, извещение о смерти императора Петра I, сообщение о вступлении на престол Екатерины I, полномочия на ведение переговоров и, наконец, собственноручное письмо императрицы к китайскому императору с предуведомлением канцлера Головкина от 30 августа 1725 года. После этого полномочный министр граф Владиславич со свитой 12 октября выехал из Петербурга, а 27 декабря – из Москвы в направлении Тобольска, куда прибыл 24 января 1726 года. В Тобольске он ознакомился с делами Сибирского приказа, касающимися отношений с Китаем, а также с положением дел на границе.
Свиту графа Саввы Владиславича составляли: секретарь Иван Глазунов, который до этого дважды побывал в Китае; переводчик Иван Крушала; дьяк Николай Кондратаев; чиновники Иван Соловьев и Степан Писарев; студенты московской Славяно-греко-латинской академии Лука Вейков и Иван Яблонцев (они должны были выучиться китайско-манчжурскому языку); лекарь Бург; духовник графа Владиславича; лейб-гвардеец при посланнике подпоручик Иван Павлов, и с ним еще один гренадер. Для определения границы между империями и обмена беженцами в качестве специалистов выехали стольник Степан Андреевич Колчин, стольник Петр Иванович Власов, секретарь Семен Кириев, кондуктор Военной коллегии князь Теодор Галигин (скончался в пути), геодезисты Алексей Кулешов, Михаил Зиновьев, Иван Валуев. Для надзора за работой этой комиссии послали командир-поручика Ивана Толстого, кондуктора Степана Немцева и Ивана Косова. В Селингенске к посольству должны были присоединиться русский агент в Пекине Ланг и начальник духовной миссии епископ Иннокентий Кульчицкий, отправленный ранее в Китай с посланником Измайловым, но не пропущенный в Пекин по наущению иезуитов. Кроме них, в Селингенске граф Савва получил в свое распоряжение полковника Бухольца, назначенного охранять русскую границу с Китаем и строить крепости, в связи с чем ему подчинили тобольский гарнизон, полк и отряд иностранных наемников.
На транспортные расходы графу Владиславичу было выдано 3 тыс. рублей, еще 3 тыс. на содержание персонала и, наконец, 6 тыс. рублей его посольского жалованья. Савва Владиславич вез подарки российской императрицы китайскому императору на общую сумму 10 тыс. рублей. Это были дорогие карманные и настольные часы, зеркала, златотканые материалы, горностаи и чернобурки. Сам посланник Владиславич также приготовил личные подарки: пару пистолетов, серебряные блюда с барельефами, карманные часы, серебряную посуду, две серебряные табакерки, две хрустальных люстры, три серебряные позолоченные шкатулки, серебряную конскую упряжь и четырех великолепных гончих псов, все на сумму в 1 390 рублей.
Посольство графа Владиславича добиралось от Петербурга до Иркутска с 12 октября 1725 до апреля 1726 года, то есть полгода. В Иркутске оно оставалось до августа 1726 года, знакомясь с пограничными проблемами и выполняя на границе топографические работы, а граница эта, как мы вскоре увидим, была бесконечна. Она насчитывала едва ли не 6 тыс. километров… Российская империя простиралась на восток до границ Китая и Японского моря. Московские торговые караваны, направлявшиеся в Китай, прибывали в Пекин в лучшем случае через полгода, и потому Петр Великий думал прорезать пространство каналами и другими транспортными путями, связать границу с Петербургом и тем самым сделать его величайшим торговым центром мира, дав ему свое имя, как царь Александр Македонский дал свое имя Александрии.
Насколько тяжелой была миссия Саввы Владиславича, видно по его сообщению, направленному в 1726 году русскому правительству из сибирского Иркутска. Он жалуется, что не смог в Тобольске получить от тамошней канцелярии никаких сведений ни о границе, ни о беженцах. Все, чем он располагал, было собрано им до начала посольства. Работу прежнего губернатора и воинского начальника он оценил как плохую. Также он сообщает, что огромные расстояния сильно затрудняют его работу.
Приехавши в Иркутск, получил я письма от агента Ланга из Селенгинска и при них ландкарту некоторой части пограничных земель. Эту ландкарту я осмотрел подробно и увидал, что из нее мало пользы будет, потому что в ней, кроме реки Аргуна, ничего не означено, а разграничивать нужно в немалых тысячах верст на обе стороны… Увиделся я здесь с четырьмя геодезистами, которые посланы для сочинения ландкарт сибирским провинциям, и отправил двоих из них для описания тех земель, рек и гор, которые начинаются от реки Горбицы до Каменных гор и от Каменных гор до реки Уди, потому что при графе Головине все это осталось неразграниченным. Других же двоих геодезистов отправил я вверх по Иркуту-реке, которая из степей монгольских течет под этот город, и оттуда велел им исследовать пограничные места до реки Енисея, где Саянский камень, и до реки Абакана, которая близ пограничного города Кузнецка; также велено им ехать по Енисею-реке за Саянский камень до вершин… Все пограничные крепости – Нерчинск, Иркутск, Удинск, Селенгинск – находятся в самом плохом состоянии, все строение деревянное и от ветхости развалилось, надобно их хотя палисадами укрепить для всякого случая… И китайцы – люди неслуживые, только многолюдством и богатством горды, и не думаю, чтоб имели намерение с вашим величеством воевать, однако рассуждают, что Россия имеет необходимую нужду в их торговле, для получения которой сделает все по их желанию.
В августе 1727 года с берегов речки Буры серб и герцеговинец русский посланник Савва Владиславич пишет из Сибири русскому правительству письмо, демонстрирующее его острый взгляд и яркий литературный талант:
Сибирская провинция, сколько я мог видеть и слышать, не губерния, но империя, всякими обильными местами и плодами украшена: в ней больше сорока рек, превосходящих величиною Дунай, и больше ста рек, превосходящих величиною Неву, и несколько тысяч малых и средних; земля благообильная к хлебному роду, к рыболовлям, звероловлям, рудам разных материалов и разных мраморов, лесов предовольно, и, чаю, такого преславного угодья на свете нет; только очень запустела за многими причинами, особенно от превеликого расстояния, от малолюдства, глупости прежних управителей и непорядков пограничных. Во всей Сибири нет ни единого крепкого города, ни крепости, особенно на границе по сю сторону Байкальского моря; Селенгинск не город, не село, а деревушка с 250 дворишков и двумя деревянными церквами, построен на месте ни к чему не годном и открытом для нападений, четвероугольное деревянное укрепление таково, что в случае неприятельского нападения в два часа будет все сожжено; а Нерчинск, говорят, еще хуже.
Изучив все спорные вопросы в отношениях России и Китая, Владиславич наконец 28 августа 1726 года с границы отправился в Пекин. С этого дня вплоть до мая 1727 года русские не получали от него никаких известий, поскольку он постоянно находился в пути.
В Пекине его приняли, как он потом сообщил, "как то приличествует достоинству императрицы и характеру ее полномочного министра". На самом же деле не обошлось без известных инцидентов. Русского посла, прибывшего из Иркутска на китайскую границу, встретили уполномоченные на то официальные лица, в сопровождении которых Владиславич направился к столице. На всем пути его встречали торжественно, с ружейными салютами. Китайцы действительно старались доставить Владиславичу по дороге как можно больше удовольствия. Тем не менее уполномоченный Цуньли Ямин поднял вопрос о церемонии прибытия русского посланника в столицу Китая, предложив посланнику въехать туда ночью, а не днем. По принятому в Китае церемониалу ему следовало оказать почести, однако дневные почести можно было оказывать только императору. Из-за этого случился первый серьезный кризис. Владиславич считал, что он прибывает в Пекин не как посланник какого-то татарского или туркестанского хана, но как личный представитель императрицы, и потому не может въехать в Пекин иначе, как только днем. Ничто не могло его переубедить. И в самом деле русское посольство вошло в Пекин днем, под звуки труб и барабанов и ружейную пальбу, производившуюся по обеим сторонам улиц.
2
Первые впечатления о Пекине разительно отличались от того, что довелось Владиславичу переживать ранее. Москва в первые дни пребывания в ней уроженца Адриатики тоже казалась ему азиатским городом. Но Пекин поразил размерами, планировкой и архитектурой. По возвращении из Китая Владиславич передаст императрице Анне Иоанновне чрезвычайно интересное описание Китая, представляющее особый интерес и для нас, потому как он был первым сербом, описавшим эту страну.
Он говорит, что Китай состоит из 15 огромных областей, каждая из которых величиной с настоящее королевство. В нем чуть меньше двух тысяч городов, сто пятьдесят из которых весьма велики. Все города выстроены в виде треугольника или четырехугольника с укреплениями из высоких деревянных бревен, которые, несмотря на высоту и толщину, не могли бы представить серьезного препятствия для вражеской атаки. Даже самые большие гарнизоны не смогли бы защитить города и были бы сразу уничтожены. Владиславич пишет, что эти гарнизоны рассеяны по всей стране, но ничем не обременяют императорскую казну, поскольку им никаких денег не платят.
В Китае около 200 миллионов жителей, и каждый из них облагается личным налогом и налогом на имущество. В число этих 200 миллионов душ не входит императорская семья с ее многочисленными "бонзами", то есть языческими чиновниками. Треть китайцев, особенно на юге империи, живет не в домах, а в лодках на реках, путешествуя по воде группами, отчего складывается впечатление, что села или городки возникают внезапно за ночь. На каждой китайской реке таких лодок часто бывает тысяч по пятьдесят. Впрочем, добавляет Владиславич, реки в этой стране выглядят совсем как города.
Далее Савва Владиславич сообщает, что авторы, писавшие о Китае, никак не могут сойтись в суждении о сумме, которую получает китайский император. Он полагает, что, скорее всего, она составляет около 200 миллионов унций серебра. Налоги платят все без исключения, а многочисленные китайские промышленники платят по 5 %. Город Нанкин платит ежегодно миллион. Владиславич добавляет, что сведения он получил от проверенных людей и потому достоверность их гарантирует. Сведения, представленные Владиславичем, действительно были исчерпывающими, причем они представляют интерес и в наши дни. Особенно интересно его описание Пекина.
Пекин, который так называется и сегодня, но никто не знает, почему именно так, пишет Владиславич, в древние времена назывался Коунтин. Он расположен в равнине, окруженной холмами, и разделен на две части: на Татарский и Китайский город. Первый выстроен квадратом на поверхности в три итальянские мили, каждая сторона квадрата величиной в девять русских верст. Владиславич уточняет, что Пекин расположен на 40 градусах широты и 144 градусах долготы. В Китайском городе живут вельможи и другие императорские служащие, а также войско императорское ("богдыханское"). Этот город больше Татарского, который возник здесь, когда маньчжурская династия покорила Китай, и население в нем более разнообразное, нежели в других районах столицы. Население Китайского города живет на площади четыре испанские мили, то есть 19 русских верст. Китайский город от Татарского отделяет всего одна стена.
В Пекин, пишет далее Владиславич, ведут 19 городских ворот, которые охраняет внушительная стража. Стены обоих городов протянулись на семь испанских миль, или на 21 итальянскую милю, или 34 русских версты. Улиц много, и носят они следующие названия: Белая Башня, Железный Лев, Семья Хана, Сушеная Рыба, Яблоко и т. п. Самая большая улица называется Каян-Ган-Каи, что означает улица Вечного Отдыха, и идет она от императорского дворца к дворцам самых его уважаемых граждан. Шириной она полных 130 аршин. Все дома одноэтажные, и стоят они во дворах. С улицы они не видны, поскольку закрыты хозяйственными пристройками. Мужчины проживают отдельно от женщин. Их дома украшены множеством скульптур, дома крепкие и достойные, разве что крыши у них хрупкие и ломкие, сделанные из бамбука, на который наклеена белая или цветная бумага. Стекло в окнах им заменяет белая бумага, сквозь которую проникает свет. Окон в нашем понимании у них вообще нет. Императорский дворец привлек особое внимание Саввы Владиславича своими размерами, которые даже трудно себе представить. Он удивил его по сравнению со скромными особняками Петра, который большую часть жизни провел в походных палатках. Императорский дворец находится посреди Татарского города, на юге столицы. Его опоясывает внешняя стена длиной шесть итальянских миль, высотой 16 аршин; стены выстроены квадратом, и со всех четырех сторон расположены по трое императорских ворот. Центральные ворота открываются только перед императором, остальные же открыты от рассвета до заката для всех желающих войти в императорский дворец. Каждые ворота охраняют двадцать воинов-татар из Маньчжурии во главе с начальником, а всего в охране состоит три тысячи воинов. Эта первая стена называется Ксунанзин, что значит Императорские врата.
Вторая, внутренняя, стена превосходит внешнюю стену и высотой, и толщиной. Правда, она сделана из глины и украшена окошечками, и всего три с половиной мили длиной, что несколько больше пяти с половиной верст. Во внутренней стене сделано четверо ворот с большими створками. Ворота, обращенные к югу и к северу, имеют по три входа, как и внешняя стена, прочие только по одному входу. Над ними сооружены башни и т. п.
Владиславич в своих описаниях скрупулезен до крайности. Так, пишет он, эти внутренние ворота охраняют по 40 татар во главе с офицерами, и в них могут входить только мандарины и придворные чиновники, а других менее важных лиц вообще не пропускают, если только они не предъявят специальные пропуска, сделанные из деревянных или костяных табличек.
Вторая стена окружена глубоким рвом, вымощенным камнем и заполненным водой, в которой плавает множество рыб. Там же находится изукрашенный пешеходный мост. Между двумя гигантскими стенами внутреннего и внешнего Пекина есть пространство, на котором построено множество небольших, округлых или квадратных, жилых зданий. По этому пространству течет река. Через нее перекинуты мраморные мосты, которые, конечно, не могут сравниться по красоте с внутренними мостами. За западными воротами этого пространства находится озеро с огромным количеством рыбы, шириной почти русскую версту, а в южной его части высится величественный мост, окруженный с обеих сторон сводами и знаками триумфа. В восточной и западной части много узких улочек, в которых проживают многочисленные императорские служители и придворные художники.
Далее Владиславич переходит к описанию ставки богдыхана во дворце. Эта ставка окружена еще одной стеной, которая называется Къяу, и кое-кто считает, что существует 12 таких ставок для личного пребывания императора, в то время как другие полагают, что их не более девяти. Владиславич так описывает свой прием у китайского императора:
Я сам видел семь таких ставок, когда император дал мне аудиенцию. Эти апартаменты поднимаются один за другим, и разделены они террасами. В каждой из них находится зал античной архитектуры, поддерживаемый деревянными колоннами, окрашенными лаком. В апартаменты поднимаются по мраморной лестнице, поскольку они расположены немного выше уровня земли. Украшены эти апартаменты только черным лаком. Одни ворота смотрят на юг, и двери сделаны из деревянной решетки, лакированной и заклеенной белой бумагой, которая в окнах заменяет стекла. Потолки в этих залах сделаны из фарфора, или из тонких мраморных плит. Посреди зала, находящегося сразу за воротами, есть одно несколько возвышенное место, оно служит императору престолом. Всюду вокруг изваянные фигуры летящих змеев, которые представляют собою герб императора; но там есть и другие цветные украшения…
Далее Владиславич продолжает описание тронного зала, в котором его принял император:
Также на входе и в центре есть ступени с небольшими колоннами, на которых курятся очень приятные благовония. В этом императорском зале нет балдахина. Только посреди его стоит лаковый трон с квадратной подушечкой из меха выдры толщиной в три пальца и со стороной в метр. На этот трон садится император, Богдыхан (маньчжурское выражение), "по турецкому обычаю" скрестив ноги. На полу, скрестив ноги, сидят принцы из императорской семьи, а также министры и другие вельможи, причем сидят на матрасиках, точнее, на подушечках, которые они всегда должны носить в присутствии Богдыхана.
В тронный зал подушечки приносят лакеи. В этом зале нет никакой особой роскоши. Только через пятый двор проходит канал, берега которого украшены мрамором, и через него переброшены пять мостов. Этот зал охраняют два огромных льва из литой бронзы, а в седьмом зале находятся четыре также бронзовых больших бассейна с водой. В каждом из них содержится 120 кубов воды. Перед воротами, отделяющими первый двор от второго, вздымаются два белых столба с резными многокрылыми змеями…
Через неделю после прибытия в Пекин Владиславичу была дана торжественная аудиенция, во время которой он передал верительные грамоты китайскому императору Юн Чжену, которого в России многие ошибочно называют по-монгольски богдыханом, тогда как по-китайски следует называть его конси. Он принял посла графа Владиславича очень тепло. Передав верительные грамоты, Владиславич встал на шелковый коврик с правой стороны от трона и, не снимая шляпы с головы, заговорил на латыни. Император собственноручно принял грамоты, что было знаком большого уважения. В конце он отдал приказ трем своим министрам, одного из которых звали Та, второго – Тули Шинн, а третьего – Тегу Ту, чтобы те разобрались с неприятностями, которые случились на границе, и в будущем не давали никакого повода для вражды.
Правда, уже упомянутый выше Цуньли Ямин, устроивший скандал из-за церемониала, вскоре попытался еще больше обострить инцидент и тем самым создать непреодолимые препятствия для миссии Владиславича. К счастью, Владиславич быстро разобрался в его намерениях и занял в переговорах с китайскими делегатами более решительную позицию.