Он, шатаясь, пошел по лестнице, срывая по пути рубашку. Посыпались оторванные пуговицы. На верхней площадке требовательные руки вновь потянулись к ней, сдернув до пояса тоненькую комбинацию.
- Здесь. - Он повалил ее на пол. - Прямо здесь.
Наконец настал пир; губы бегают по трепещущей плоти, безжалостно выведывая тайны. Никакого трепета и терпения, никакого жесткого самоконтроля ради ее хрупкости. Да и как назвать хрупкой извивавшуюся под ним женщину. У нее сильные руки, горячий страстный рот, напрягшееся, полное жизни тело.
Ана чувствовала себя непобедимой, бессмертной, невероятно свободной. Ее тело никогда еще не было таким живым, горячая кровь бешено мчится в жилах. Мир кружится вокруг, мелькая размытыми красками и ослепительным светом, вертится все быстрее, быстрее.
Костяшки вцепившихся в балясины пальцев побелели от напряжения, пока он срывал с нее слаксы и тоненькую кружевную полоску под ними. Губы, губы… голодные, яростные, лихорадочные…
Едва сдержав крик, когда он швырнул ее в раскаленное безвоздушное пространство, она стала бессмысленно бормотать что-то на непонятном языке, но он знал, что уже вывел ее за пределы рациональности и здравомыслия. Ему хотелось, чтобы она очутилась вместе с ним в безумном мире беззаконной страсти.
Надо ждать. Надо ждать. И вот стройное белое тело выгнулось. Породистая лошадка готова к объездке. Дрожа, как жеребец, он лег на нее и нырнул в поджидающий влажный жар. Бедра приподнялись, замелькали, как молнии, и она поскакала с ним вместе в грохочущую темноту.
Руки слабо соскользнули с потной спины. Онемев, Ана не чувствовала ступенек, по которым они скатились с лестницы. Хотела его удержать, только сила исчезла. Невозможно осмыслить происходящее. Остались одни мимолетные ощущения, взрывы эмоций.
Если темная сторона любви такова, ее никто к этому не подготовил. Если в нем живет подобная ужасающая потребность, невозможно понять, как ему удавалось так долго ее обуздывать.
Ради нее. Она уткнулась ему в шею вспотевшим лбом. Только ради нее.
Тело растеклось, как вода, под его все еще содрогавшимся телом. Бун пытался вернуться к реальности. Надо встать. В сумасшедшем порыве вполне можно было причинить ей боль. Он шевельнулся, и она болезненно вскрикнула. Крик вонзился в сознание.
- Эй, детка, давай я тебе помогу…
Бун отодвинулся, схватил оторванный рукав блузки, как бы желая прикрыть ее, и, проглотив проклятие, снова отбросил. Она чуть повернулась, явно ища утешения. Господи помилуй, с отвращением думал Бун, взял ее, как какой-нибудь изверг, да еще на лестнице. На лестнице!
- Ана… - Он нашел клочья своей рубашки, попытался накинуть ей на плечи. - Анастасия, даже не знаю, как объяснить.
- Что объяснить? - повторила она еле слышно. Горло жутко саднило от жажды.
- Это просто немыслимо… Давай помогу встать. - Тело скользит в руках, словно воск. - Сейчас одежду принесу или… Черт побери!
- Кажется, встать не смогу. Еще день или два. - Она облизала губы. - Впрочем, и так хорошо. Здесь останусь.
Хмурясь, он пробовал распознать, что звучит в голосе. Не гнев. И не боль. Скорее… очень похоже на… удовлетворение.
- Ты не сердишься?
- М-м-м… А надо?
- Ну… Я практически атаковал тебя. Набросился ко всем чертям, чуть не взял на переднем сиденье машины, порвал одежду, притащил сюда и сожрал, что осталось, на лестнице.
Еще не открывая глаз, она сделала глубокий вдох, потом выдох.
- Совершенно верно. Сожрал до последней косточки. Вряд ли я еще когда-нибудь поднимусь и спущусь по этой самой лестнице таким способом.
Бун осторожно поддел подбородок Аны кончиком пальца, заставил глаза открыться.
- Намеревался хотя бы до спальни дойти.
- Думаю, со временем дойдем. - Чувствуя его тревогу, она перехватила запястье. - Бун, неужели ты думаешь, будто я рассердилась на то, что ты меня так сильно хочешь?
- Думал, рассердишься потому, что к такому совсем не привыкла.
Ана с усилием села, морщась от боли. Наверняка пойдут синяки.
- Я не стеклянная. Нехорошей любви не бывает. Но… - Она обвила его шею руками и выдавила страдальческую улыбку. - В данных обстоятельствах меня радует, что это происходило в доме.
Он с радостью прижал ее к себе, провел руками по бедрам.
- Какая у меня свободомыслящая соседка.
- Это я уже слышала. - Ана испытующе куснула его за нижнюю губу. Помня, с каким удовольствием чувствовала его губы на лице и горле, принялась лениво водить губами по его лицу и шее. - К счастью, мой сосед хорошо разбирается в страсти. Сомневаюсь, чтобы что-нибудь его шокировало. Даже если я признаюсь, что часто фантазировала, воображала его, лежа одна ночью в постели.
Невозможно, но в глубине его естества вновь шевельнулось, задымилось темное желание.
- Правда? Что ж это за фантазии?
- Как заставить его прийти ко мне в постель. - Губы приникли к ее плечам, дыхание участилось. - Как он приходит, словно инкуб в ночи, когда гроза гремит в воздухе. Вижу глаза цвета кобальта при вспышке молнии, знаю, что он меня хочет так, как никто никого никогда не хотел и не будет.
Прекрасно понимая, что, если что-нибудь сейчас не сделать, они так и останутся лежать на лестнице, он схватил ее на руки.
- Не могу зажечь для тебя молнию. Она улыбнулась.
- Уже зажег.
Позже, много позже они сидели в разоренной постели и ели при свечах пиццу. Ана потеряла счет времени, не желая знать, полночь сейчас или близится рассвет. Они занимались любовью, болтали, смеялись, снова занимались любовью. Не было в ее жизни ночи прекрасней. Какое значение имеет время?
- Гвиневра вовсе не была героиней. - Ана слизала соус с пальцев. Они обсуждали эпическую поэзию, современную анимацию, древние легенды, фольклор и классические фильмы ужасов. Не совсем понятно, каким образом снова вернулись к Артуру и Камелоту, но Ана твердо отстаивала свое мнение по поводу королевы. - И ни в коем случае не трагическая фигура.
- А я думал, женщина, особенно такая страстная, как ты, проявит больше сочувствия к ее положению. - Бун раздумывал, взять ли последний кусок из коробки, стоявшей посреди кровати.
- Почему? - Ана сама схватила кусок, принялась его кормить. - Она предала мужа, помогла сокрушить королевство, причем исключительно из-за слабоволия и потворства собственным желаниям.
- Она полюбила.
- Любовь не все оправдывает. - Забавляясь, она наклонила набок голову, разглядывая Буна в мерцавшем свете. Великолепный мужчина, обнаженный, взлохмаченный, с потемневшими от щетины щеками. - Весьма типично для мужчины оправдывать изменницу лишь потому, что она описана в романтическом стиле.
Вряд ли это настоящее оскорбление, но Бун все же поморщился.
- Просто я не уверен, что она контролировала ситуацию.
- Разумеется, контролировала. У нее был выбор, и она выбрала самый плохой вариант вместе с Ланселотом. Благодаря цветастым рассуждениям о галантности и рыцарстве, о героизме и верности оба оправданы в предательстве человека, который любил их обоих. И только потому, что не могли себя сдержать? - Ана откинула назад волосы. - Чушь!
Бун рассмеялся, прихлебнув вино:
- Ты меня удивляешь. Всегда считал тебя романтичной женщиной, которая собирает цветы под луной, коллекционирует статуэтки фей и волшебников, а ты осуждаешь бедняжку Гвиневру за неразумную любовь.
Ана завелась.
- Это она бедняжка?..
Помолчи, - хохотнул Бун, неимоверно довольный собой. Обоим и в голову не приходило, что спор идет о выдуманных персонажах. - Не забывай и о других действующих лицах. Мерлин должен был за всем этим следить. Почему ничего не предпринял?
Ана презрительно смела с голых ног крошки.
- Не дело волшебника вмешиваться в судьбу.
- Слушай, мы говорим о знаменитом волшебнике. Одно коротенькое заклинание - и все было бы устроено.
- Изменились бы бесчисленные жизни, - указала она, взмахнув бокалом. - Исказилась бы история. Нет, он не мог это сделать, даже ради Артура. Люди - колдуны, короли, простые смертные - отвечают за собственную судьбу.
- Однако Мерлин без проблем подстрекал к адюльтеру, придав Утеру облик герцога Корнуоллского и погубив Тинтагиля, после чего для начала Игрейна зачала Артура.
- Потому что такова судьба, - терпеливо объясняла Ана, словно имела дело с Джесси. - Такова была цель. При всем могуществе и величии единственным жизненно важным деянием Мерлина было рождение на свет Артура.
- Слишком уж много тонкостей. - Бун проглотил последний кусок пиццы. - Одно колдовство хорошо, а другое плохо.
- Когда ты наделен даром, твое дело понять, как и когда им пользоваться, а когда не пользоваться. Представляешь, как страдал Мерлин, видя, как гибнет любимый? Зная еще при зачатии, чем кончит Артур? Магия не избавляет от переживаний и боли. И редко оберегает тех, кто ею владеет.
- Пожалуй. - В написанных им сказках определенно присутствуют страдающие колдуньи и волшебники, подумал Бун. Это придает им привлекательную человечность. - Ребенком я среди белого дня грезил, будто живу среди них.
- Спасал невинных девушек от огнедышащих драконов?
- Точно. Ходил на рыцарские турниры, бросал вызов Черному рыцарю, выколачивал из него потроха, черт возьми.
- Ну, естественно.
- Потом вырос и обнаружил, что можно взять лучшее от обоих миров. Жить тут, - он стукнул по лбу кончиком пальца, - когда я пишу. И пользоваться преимуществами двадцатого века.
- Вроде пиццы.
- Вроде пиццы, - подтвердил Бун. - Компьютер вместо гусиного пера, хлопчатобумажное белье, горячая вода из крана. Кстати… - Он подцепил пальцем вырез футболки, которую дал Ане. Руководствуясь вдохновением, перебросил ее через плечо, отчего она захохотала и взвизгнула, и слез с кровати.
- Что ты делаешь?
- Горячая вода из крана, - повторил он. - По-моему, пора тебе показать, что я делаю под душем.
- Петь будешь?
- Возможно, попозже. - Он распахнул стеклянные дверцы душевой кабины и открыл краны. - Надеюсь, ты любишь погорячее.
Он шагнул в кабину, держа ее по-прежнему на плече. Хлынувшие со всех сторон струи мигом залили Ану.
- Бун! - захлебнулась она. - Ты меня утопишь!
- Виноват. - Он потянулся за мылом. - Знаешь, фактически именно из-за этого душа я дом купил. Очень уж он просторный. - Он принялся намыливать ей лодыжку. - И еще замечательно, что у него две головки.
Несмотря на горячую воду, Ана поежилась, когда мыло лениво скользнуло под коленку.
- Мне трудно оценить в таком положении. - Она отвела с лица мокрые волосы и заметила, что пол выложен зеркальной плиткой. - Ух ты!
Бун ухмыльнулся, медленными кругами приближаясь к ее бедру.
- Теперь на потолок посмотри.
Она подняла голову и увидела их отражение.
- Разве он не запотевает?
- Стекло со специальной обработкой. Если пробыть тут достаточно долго, слегка затуманится. - А он собирался пробыть тут достаточно долго. Он начал постепенно дюйм за дюймом спускать ее с плеча, прижимая к себе. - Но это лишь усугубляет атмосферу. - Осторожно прижал ее к задней стенке, обхватив ладонями груди под прилипшей футболкой. - Хочешь выслушать одну мою фантазию?
- Э-э-э… ох… - Большой палец больно прижал сосок. - Думаю, самое время.
- Есть идея получше. - Он дразняще коснулся ее губами, отрываясь на время, пока у нее не сбилось дыхание. - Пожалуй, покажу. Сначала избавимся от этого. - Стащил с нее через голову мокрую футболку, отшвырнул в сторону. Футболка звучно шлепнулась. - Начнем отсюда. - Бун принялся намыливать скользким мылом плечи Аны. - Не остановлюсь, пока не дойду до кончиков пальцев.
Видимо, душ в дополнение к лестнице должен был обогатить ее эротическое воображение. Схватив его за талию для равновесия, она выгнула спину под круговыми движениями намыленных рук, скользивших по груди.
Пар. В густом влажном воздухе невозможно дышать. Тропический шторм, потоки воды, усиливающийся жар. Намыленные тела скользят при соприкосновении. Тихо и победоносно посмеиваясь, она водила покрытыми пеной руками по его спине, по груди, чувствуя прикосновение ищущих губ, трепещущие под ладонями мышцы.
Если она пылала, он тоже. Сила схлестнулась с силой. Она уже не сомневалась, что способна доставить ему точно такое же дикое, буйное, колдовское наслаждение, какое он ей доставляет, тем более сладкое, что его рождает не только страсть, но и любовь.
Надо показать. Сейчас покажем.
Что-то неразборчиво бормоча, она провела руками по сильным плечам, по крепкой груди, перебрала ребра кончиками пальцев, ощупала плоский живот.
Бун затряс головой, пытаясь прочистить мозги. Собирался сам ее здесь соблазнить, а теперь она его соблазняет. Нежные руки на скользкой коже мечут стрелы болезненного желания.
- Постой. - Он перехватил ее запястья, крепко стиснул. При следующем прикосновении можно не выдержать. - Позволь…
- Нет… Я сама. - Она властно прильнула к нему губами и покорила.
Пальцы ласкали, щекотали, пощипывали. Он хрипло дышал ей в ухо. Потом беспомощно затрепетал. В ее душе снова вспыхнуло чувство победы. Страстно захотелось вобрать его в себя целиком.
- Ана… - Последние клочки реальности улетучились. - Я не могу…
- Ты меня хочешь. - Она запрокинула голову, опьяненная властью, в глазах горит вызов. - Тогда возьми. Сейчас.
Ана похожа на новорожденную богиню, вышедшую из моря. Мокрые кольца волос поблескивают на плечах тусклым золотом. Кожа светится под текущей водой. В глазах тайна, темная тайна, которую не разгадает ни один мужчина.
Великолепна. Прекрасна. Принадлежит ему.
- Держись за меня. - Прижав к стенке, он руками приподнял ее бедра. - Держись.
Она обхватила его, не закрывая глаз. Он взял ее стоя, вошел под струями воды. Шепча его имя, она откинула голову, видя в потолке туманное отражение - чудесный клубок тел, в котором невозможно понять, где кончается он и начинается она.
Со стоном, полным непостижимого наслаждения, уронила ему на плечо голову. Потерялась. Пропала. Слава богу.
- Люблю тебя. - Непонятно, то ли слова звучат в голове, то ли срываются с губ. Но она повторяла их снова и снова, пока тело не содрогнулось в конвульсиях.
Полностью излившись в нее, он, охваченный слабостью, стоял у стены, теряя последние силы. Положил ладони ей на плечи, а сердце еще грохотало в ушах.
- Скажи теперь.
Губы изогнулись, но Ана слегка отодвинулась, глядя на него затуманенными глазами.
- Что сказать?
- Я… Может, пора вытираться? Долго уже простояли в воде.
Бун нетерпеливым жестом закрыл оба крана.
- Хочу видеть тебя, когда скажешь, и хотя бы немножко понять, на каком я месте. Так и будем стоять прямо здесь, пока снова не скажешь.
Ана заколебалась. Он даже не подозревает, что заставляет ее сделать очередной шаг на пути, где она либо им завладеет, либо потеряет. Судьба… и выбор. Пора его сделать.
- Я люблю тебя. Иначе меня бы здесь не было.
Взгляд у него совсем темный, очень напряженный. Бун медленно разжал руки, лицо смягчилось.
- Кажется, будто я ждал годы, чтобы это услышать.
Она отвела с его лба мокрые волосы.
- Надо было просто спросить.
Он схватил ее за руки.
Ана задрожала, Бун вывел ее из кабины, крепко завернул в полотенце, обнял, согревая.
- Анастасия… - Душа наполнилась нежностью, он коснулся губами волос, щеки, губ. - Я люблю тебя. Ты принесла мне то, чего я никогда уже не надеялся получить, и до конца жизни не захочу другого.
Она с прерывистым вздохом прижалась лицом к его груди. Это реальность. Ее мгновение. Надо найти способ его удержать.
- Ты - все, о чем я мечтала. Не переставай любить меня, Бун. Не переставай.
- Не смогу. - Он отстранил ее. - Не плачь.
- Я не плачу. - Слезы дрожали в глазах, но не проливались.
"Анастасия не проливает слез, но прольет их из-за вас".
Слова Себастьяна неприятно отозвались в памяти. Бун решительно их отогнал. Смешно.
Он ее ничем не обидит. Полная пара ванная не место для предложения, которое он должен сделать. Но сначала еще кое-что рассказать.
- Сейчас принесу другую рубашку. Надо поговорить.
Ана была слишком счастлива, чтобы обратить внимание на легкий укол беспокойства. Смеялась, пока он нес ее обратно в спальню и натягивал через голову очередную футболку. Мечтательно наливала в бокалы вино, глядя, как он влезает в джинсы.
- Пойдем со мной. - Бун протянул руку, которую она охотно приняла.
- Куда?
- Кое-что покажу. - Он повел ее через темный холл к своему кабинету.
Довольная, Ана прошлась по кругу.
- Здесь ты работаешь.
Широкие окна без занавесок в рамах из резного вишневого дерева. Пара вытертых выцветших ковриков на деревянном полу. В парных световых люках загорается рассвет. Компьютер, море бумаг, полки с книгами - все говорит о работе. Бун добавил очарования интерьеру с помощью иллюстраций в рамках, интригующей коллекции рыцарей и драконов. Крылатая фея, купленная у Морганы, занимает почетное место на высокой резной тумбе.
- Еще цветы нужны, - мгновенно заключила Ана, думая о нарциссах, которые растут в теплице. - Должно быть, каждый день сидишь тут часами. - Она покосилась на пустую пепельницу рядом с компьютером.
Проследив за ее взглядом, Бун нахмурился. Странно - столько дней не курил и совсем забыл про сигареты. Потом надо будет поздравить себя.
- Иногда в окно смотрю, когда ты в саду. Трудно сосредоточиться.
Она рассмеялась, присела на углу письменного стола.
- Занавески повесь.
- Никаких шансов, - улыбнулся он, хотя руки нервно шарили в карманах. - Ана, я должен рассказать тебе об Эллис.
- Бун… - Ана встала, охваченная состраданием. - Я понимаю. Знаю, как это больно. Не надо мне ничего объяснять.
- Мне надо. - Взяв ее за руки, Бун кивнул на рисунок, висевший на стене. Прелестная юная девушка наклонилась к ручью, опустив золотое ведерко в серебристую воду. - Она это нарисовала еще до рождения Джесси. Подарила мне в нашу первую годовщину.
- Прекрасно. У нее большой талант.
- Да. Она была особенная, очень талантливая. - Он отхлебнул вина, бессознательно произнеся тост за утраченную любовь. - Я почти всю жизнь ее знал. Красотку Элис Ридер.
Он должен выговориться, поняла Ана. А она должна слушать.
- Еще в школе влюбились друг в друга?
- Нет, - рассмеялся Бун. - Ничего подобного. Элис была участницей группы поддержки спортивной команды, председателем ученического совета, примерной девочкой, постоянно красовалась на доске почета. Мы принадлежали к разным компаниям, она была на пару лет младше меня. Я переживал неизменный бунтарский период, считал себя крутым парнем, выросшим из школьных стен.
Ана с улыбкой коснулась его щеки, заросшей жесткой щетиной.
- Хотелось бы посмотреть.