Москва решила следовать намеченной линии. Она секретно отправила в Германию своих лучших людей: Бухарина, Макса Левина, который был одним из лидеров четырехнедельной Баварской советской диктатуры, Пятакова, венгерских и болгарских агентов Коминтерна и самого Карла Радека. Мы, бойцы Красной армии в Германии, продолжали обучение своих военных формирований. Мы проводили тайные ночные маневры в лесах близ Золингена на Рейнской земле; тысяча трудящихся приняла в них участие.
Наконец мы узнали: "Зиновьев определил дату восстания".
Отряды Коммунистической партии по всей Германии ожидали окончательных инструкций. В германский Центральный комитет доставили телеграмму от Зиновь ева, в которой был назван точный час. Курьеры Коминтерна поспешили в различные партийные центры, чтобы доставить туда приказ Москвы. Из тайников доставали оружие. С растущим напряжением мы ожидали "час зеро". А потом…
"Новая телеграмма от "Гриши", – объявили коммунистические лидеры. – Восстание откладывается!"
Снова курьеры Коминтерна понеслись по всей Германии с новыми приказами и новой датой революции. Такое состояние тревожного беспокойства длилось несколько недель. Почти каждый день от "Гриши" (Зиновьева) поступала новая телеграмма – новые приказы, новые планы, новые агенты из Москвы с новыми инструкциями и новыми революционными листовками. В начале октября коммунисты получили приказ: объединиться в коалицию с левыми социалистами и войти в правительства Саксонии и Тюрингии. Москва полагала, что эти правительства станут действующими центрами сплочения коммунистов и что полиция окажется обезоруженной накануне восстания.
И вот начался последний акт этой пьесы. От Зиновь ева пришла очередная телеграмма в категоричном тоне. И снова курьеры Коминтерна поспешили во все концы Германии, чтобы донести его слова до каждого уголка страны. И снова коммунистические батальоны приготовились к атаке. Близился решающий час. Мы думали, что теперь невозможно отступить назад, и с чувством облегчения ждали конца этой изматывающей истории, длящейся вот уже несколько недель. Но в последний момент снова поспешно созвали Центральный комитет Германской партии.
– Новая телеграмма от "Гриши"! Восстание опять откладывается!
И снова в партийные центры в последнюю минуту отправили гонцов с вестью о том, что все отменяется. Однако курьер, посланный в Гамбург, прибыл слишком поздно. Гамбургские коммунисты, руководствуясь присущей немцам дисциплиной, в назначенный час вступили в битву. Сотни рабочих, вооруженных винтовками, начали штурм полицейского участка. Другие заняли стратегические объекты города.
Рабочие-коммунисты в других частях Германии оказались ввергнутыми в состояние паники.
– Почему мы ничего делаем, в то время как сражаются трудящиеся Гамбурга? – спрашивали они районных руководителей своей партии. – Почему мы не идем им на помощь?
У партийных лейтенантов просто не было ответа на этот вопрос. Только некоторые, занимавшие высокое положение, знали, что гамбургские рабочие гибнут сейчас из-за последней "Гришиной" телеграммы. Коммунисты Гамбурга продержались около трех дней. Огромное количество трудящихся в городе бездействовало, а Саксония и Тюрингия не пришли на помощь коммунистам. Рейхсвер под началом генерала фон Секта вошел в Дрезден и выбросил кабинет коммунистов и левых социалистов Саксонии из их здания. Кабинет Тюрингии ожидала точно такая же судьба. Коммунистическая революция кончилась крахом.
Все наши, кто находился в Германии, знали, что ответственность за это фиаско несет штаб-квартира в Москве. Общую стратегию предполагаемой революции разработали большевистские лидеры Коминтерна. А значит, нужно было найти козла отпущения. Фракционным противникам Брандлера в Германской партии были знакомы коминтерновские методы прикрытия ошибок высокого командования, а потому они сразу же рьяно взялись за дело.
– Брандлер и Центральный комитет виноваты в том, что мы потерпели поражение и не смогли захватить власть, – кричала новая "оппозиция", возглавляемая Рут Фишер, Тельманом и Масловом.
– Совершенно верно, – вторила им Москва. – Брандлер – оппортунист, социал-демократ. Он должен уйти! Слава новым революционным лидерам Рут Фишер, Тельману и Маслову!
На следующем Всемирном конгрессе Коминтерна это все было оформлено в виде ритуальных резолюций и декретов, и с благословения Москвы Германскую коммунистическую партию возглавило новое руководство.
Брандлер получил приказ явиться в Москву, где его лишили германского паспорта, а также предоставили советскую административную работу. Зиновьев проинформировал его, что не собирается больше беспокоиться о германских делах и не имеет к ним никакого отношения. Все его попытки вернуться в Германию были безуспешны до тех пор, пока его друзья не пригрозили учинить международный скандал, который привлек внимание правительства в Берлине. Только тогда ему позволили покинуть Советскую Россию и исключили из Коммунистической партии.
Суварин, известный французский писатель и автор самой полной биографии Сталина, пережил то же самое. В 1924 году его изгнали из руководства Французской коммунистической партии по приказу Коминтерна, а потом советское правительство удерживало его до тех пор, пока его друзья в Париже не пригрозили привлечь внимание французских властей.
Лишь для одной ветви советского правительства этот дорогостоящий эксперимент 1923 года не оказался полностью бесполезным. Я имею в виду военную разведку. Когда мы увидели крах усилий Коминтерна, мы сказали: "Давайте спасем то, что можно спасти в германской революции". Мы взяли лучших людей, найденных и обученных нашими партийными спецслужбами, и отряды боевиков и ввели их в нашу советскую военную разведку. На руинах германской революции мы создали для Советской России блистательную разведывательную службу в Германии – на зависть всем государствам.
Потрясенная поражением в Германии, Москва начала присматривать новое поле сражения. Поздней осенью 1924 года положение в Германии стабилизировалось. За почти шесть лет Коммунистический интернационал не добился ни одной победы, которая могла бы как-то оправдать огромное количество жертв и невероятные траты денег. Тысячи коминтерновских паразитов состояли на довольствии у Советов. Позиции Зиновьева в большевистской партии пошатнулись. Нужна была хоть какая-то победа – где угодно и каким угодно способом.
На западной границе Советской России находилась Эстония – крошечное государство, тогда явно переживавшее жестокий кризис. Зиновьев и Исполнительный комитет Коминтерна решили отбросить все марксистские теории. Вызвав начальника отдела разведки в Красной армии генерала Берзина, Зиновьев начал с ним разговор с самого важного: в Эстонии революционный кризис. Мы больше не будем действовать так, как делали это в Германии. Используем новые методы: никаких забастовок, никакой агитации. Все, что нам нужно, – это смелые отряды под началом горстки офицеров Красной армии, в основном прибалтийских русских, и через два-три дня мы будем хозяевами Эстонии.
Генерал Берзин привык подчиняться приказам. Через несколько дней были создана группа из примерно шестидесяти офицеров Красной армии, преимущественно из балтийских русских. Их командиром стал Жибур – один из героев Гражданской войны. Людей переправили в Эстонию разными маршрутами: кого-то через Финляндию и Латвию, другие проскользнули через советскую границу. В Эстонии их уже ждали специальные рассредоточенные коммунистические отряды общей численностью около двухсот человек. К концу ноября все приготовления были завершены.
"Революция" началась утром 1 декабря 1924 года в Ревеле, в столице, в специально определенных местах в центре. Вся остальная страна пребывала в полном спокойствии. Рабочие, как обычно, трудились на фабриках. Дела шли своим чередом, и примерно через четыре часа "революция" оказалась полностью проваленной. Около ста пятидесяти коммунистов погибли на месте. Сотни других, не имевших отношения к восстанию, были брошены в тюрьмы. Офицеры Красной армии быстро вернулись в Россию по заранее организованным каналам. Жибур вновь сидел за своим столом в своем кабинете в Генеральном штабе, ситуацию с эстонской "революцией" постарались как можно быстрее замять.
В Болгарии же Коминтерн наслаждался периодом процветания, поскольку у власти стоял Стамболийский – лидер Крестьянской партии. Он был дружески настроен по отношению к Москве. Остатки Белой армии генерала Врангеля, которую большевики вытеснили из Крыма, находились на болгарской территории, и советское правительство было заинтересовано в том, чтобы ударить по этим формированиям. С согласия Стамболийского Россия с этой целью отправила в Болгарию группу секретных агентов. Эти агенты использовали любые методы пропаганды, включая публикации в газетах, а также и все возможные террористические действия, включая убийство. В определенном смысле они добились успеха в деморализации этого потенциального противника советской армии.
Несмотря на дружеские отношения между Стамболийским и Москвой, когда в 1923 году Цанков поднял военный мятеж против правительства Стамболийского, Москва приказала Болгарской коммунистической партии оставаться нейтральной. Коммунистические вожди надеялись, что в результате смертельной борьбы между армией реакционеров и Стамболийским они смогут сами захватить власть.
Стамболийский был смещен и убит. Цанков установил военную диктатуру. Тысячи невинных людей отправились на виселицы, а коммунистическую партию загнали в подполье.
Прошло два года, и Коминтерн решил, что пришло время коммунистического путча против правительства Цанкова. Заговор был сплетен в Москве. Это сделали лидеры Болгарской коммунистической партии с помощью офицеров Красной армии. Одним из этих болгарских лидеров был Георгий Димитров. Коммунисты узнали, что 16 апреля 1925 года все высокопоставленные члены болгарского правительства будут на службе в Свети соборе в Софии. Они решили использовать этот случай для восстания. По приказу Центрального ко митета Болгарской партии во время службы прямо в церкви была взорвана бомба. Около ста пятидесяти человек погибли. Но премьер-министр Цанков и высокопоставленные чиновники правительства выжили. Все непосредственные участники взрыва были казнены.
Сам Димитров продолжал работать на Коминтерн в Москве. Затем он стал его представителем в Германии. В конце 1932 года его снова отозвали в Москву, и люди, близкие к власти, говорили, что карьера его подошла к концу. Однако он не успел подчиниться приказу: его арестовали в связи с поджогом рейхстага. Его смелое и умное поведение в нацистском суде, где он успешно переложил вину на самих нацистов, сделало его коммунистом-героем того времени.
Один из невероятно ироничных моментов истории Коминтерна заключался в том, что Димитров, один из тех, кто был ответствен за взрыв в Софийском соборе, впоследствии стал главой Коминтерна, официальным глашатаем "демократии", "мира" и Народного фронта.
У Москвы имелось сложное теоретическое обоснование провалов в Венгрии, Польше, Германии, Эстонии и Болгарии. Эти резолюции и отчеты составили несколько томов. Но нигде в них не содержалось и малейшего предположения о том, что большевизм и его советские лидеры несут ответственность за это. Миф о непогрешимости коминтерновского руководства создавался и отстаивался со священным упрямством. Чем яснее был факт поражения, тем более грандиозные планы строились на будущее и тем более сложной и разветвленной становилась структура Коминтерна.
Хотя Коммунистический интернационал так никогда и не достиг своей первоначальной цели – установления коммунистической диктатуры в отдельно взятой стране, – он стал (особенно после того, как направил свои стратегические усилия на Народный фронт) одним из самых важных политических институтов мира.
Из общих положений Коминтерна секрета не делалось. Всем было известно, что коммунистические партии – легальные или нелегальные – есть в любой стране мира. Мир знал, что их штаб-квартира находится в Москве. Но почти ничего не было известно о реальном аппарате организации и его тайных, но тесных связях с ОГПУ и советской военной разведкой.
Генеральный штаб Коминтерна располагался в здании, выходившем окнами на Кремль и усиленно охраняемом сотрудниками ОГПУ, одетыми в гражданское. И любопытные москвичи не имели ни одного шанса проникнуть туда. Люди, посещавшие это здание, вне зависимости от их положения, подвергаются самому пристальному наблюдению с того самого момента, как только переступают его порог, и находятся под контролем, пока не покидают этого места. Слева от главного входа располагается кабинет коменданта, заполненный агентами ОГПУ.
Если Эрл Браудер, генеральный секретарь Американской коммунистической партии, хочет, например, повидаться с Димитровым, он должен получить пропуск у коменданта здания, где тщательно изучат его бумаги. Прежде чем ему разрешат войти в здание Коминтерна, его пропуск снова внимательно изучат. На пропуске должно быть рукой Димитрова помечено точное время, когда встреча окончилась. Если он хоть ненадолго задержался после интервью, то сразу же будет проведено расследование. Каждая минута, проведенная в здании Коминтерна, учитывается и фиксируется. Неофициальные беседы в коридорах крайне не поощряются, и сотрудник ОГПУ вполне может обвинить высокопоставленного работника Коминтерна в нарушении этих правил. Такая система обеспечивает ОГПУ полным досье о связях российских и иностранных коммунистов, которое можно использовать в нужный момент.
Сердце Коминтерна – это малоизвестный и никогда не афишируемый отдел международных связей, который сокращенно называют ОМС. До начала репрессий ОМС возглавлял Пятницкий – ветеран большевистского движения, прошедший во время царского режима практическую школу распространения нелегальной революционной пропаганды. В начале столетия именно Пятницкий отвечал за доставку ленинской газеты "Искра" из Швейцарии в Россию. Неудивительно, что, когда был создан Коминтерн, выбор Ленина пал на Пятницкого, который стал главой самого важного отдела – отдела международных связей. Являясь начальником ОМС, он стал в действительности министром финансов и начальником отдела кадров Коминтерна.
По всему миру он создал широкую сесть постоянных агентов, подчиняющихся лично ему, которые и помогали осуществлению связей между Москвой и номинально независимыми коммунистическими партиями Европы, Азии, Латинской Америки и Соединенных Штатов. Будучи местными агентами Коминтерна, эти представители ОМС держали коммунистических лидеров страны, в которой они находились, в ежовых рукавицах. Никакой высокий пост или самое полное досье не дают доступа к сведениям о настоящих именах представителей ОМС. Большинство лидеров коммунистических партий тоже не знают их. Они не знают, кто их представитель, кто докладывает обо всем Москве. А те, в свою очередь, не принимают непосредственного участия в партийных дискуссиях.
В последние годы ОГПУ постепенно взяло на себя многие функции ОМС, особенно в отношении того, чтобы рыскать повсюду и докладывать в Москву обо всех высказываниях против Сталина. Однако в невероятно сложной подрывной работе и в координировании действий коммунистических партий ОМС все еще остается главным инструментом.
Наиболее деликатной работой, которую доверяют агентам-резидентам из ОМС, является распределение денег для финансирования коммунистических партий, их дорогостоящая пропаганда и их фальшивые фронты – такие, как, например, Лига за мир и демократию, Международная организация защиты труда, "Помощь международным трудящимся", "Друзья Советского Союза" и множество якобы непартийных организаций, которые становились важными зацепками, когда Москва создавала Народный фронт.
В течение многих лет, когда революционные перспективы казались обнадеживающими, Коминтерн вливал большую часть своих денег в Германию и Центральную Европу. Но когда стало понятно, что они все больше становятся придатками советского правительства, а революционные цели отодвигаются на второй план, уступая место сталинизации общественного мнения и захвату ключевых позиций в демократических правительствах, необычайно выросли расходы Москвы на Францию, Великобританию и Соединенные Штаты.
Никогда ни одна коммунистическая партия мира не могла себе позволить покрывать лишь очень маленький процент своих расходов. По собственным оценкам Москвы, ей приходилось нести в среднем от девяноста до девяноста пяти процентов расходов зарубежных коммунистических партий. Эти средства выплачивались из советской казны через ОМС в тех суммах, которые определяло сталинское политическое бюро.
Агент-резидент ОМС – это судья в первой инстанции, решающий целесообразность любого нового расхода, который желает сделать коммунистическая партия. В Соединенных Штатах, например, если политическое бюро Американской коммунистической партии размышляет об учреждении новой газеты, оно консультируется с агентом ОМС. Он рассматривает предложение и, если из этого можно извлечь пользу, связывается со штаб-квартирой в Москве. Далее важные дела решает Российская партия большевиков. В мелких случаях широкие полномочия предоставляются представителю ОМС.
Одним из излюбленных методов переправки денег и передачи инструкций из Москвы в зарубежную страну для использования местной коммунистической партией является дипломатическая почта, которая не подлежит досмотру. По этой причине представитель ОМС обычно занят такой номинальной работой, которая позволяет ему бывать в советском посольстве. Он получает из Москвы пакеты с печатью советского правительства, в которых находятся пачки банкнотов и инструкции по распределению денег. Он лично доставляет свертки с деньгами руководителю коммунистической партии, с которым он имеет личный контакт. Поражает беспечность, с которой американские, британские и французские банкноты посылаются за границу для исполь зования их Коминтерном: как правило, они имеют предательский штамп советского Государственного банка.
В первые годы существования Коминтерна его финансирование осуществлялось еще более открыто. Я припоминаю случай, когда политбюро отдало приказ ЧК (ОГПУ) доставить Коминтерну мешки с конфискованными бриллиантами и золотом для переправки их за рубеж. С тех пор появились и другие методы переброски денег. Удобным прикрытием являются советские торговые корпорации, такие как "Аркос" в Лондоне и "Амторг" в Соединенных Штатах, и связанные с ними частные коммерческие фирмы. Постоянное смещение лидеров в зарубежных коммунистических партиях представляло серьезную проблему для денежных операций ОМС. Когда Москва после провала восстания 1923 года вытеснила руководство Германской коммунистической партии, Миров-Абрамов, агент ОМС в Германии, так же как и Пятницкий в Москве, провел много беспокойных часов в раздумьях о том, кому можно доверить деньги Коминтерна. Для них было большим облегчением, когда Вильгельм Пик удержался в новом Центральном комитете, поскольку и Пятницкий, и Миров-Абрамов доверяли этому ветерану трудового движения.