Как бы то ни было, а "полководца" с медной подзорной трубой оценили уже при жизни. Более того, спустя три месяца ему доверили покончить с кулацким восстанием банд Антонова в Тамбовской губернии. Прибыв на Тамбовщину, Тухачевский сделал вывод: "В районах прочно вкоренившегося восстания приходится вести не бои и операции, а, пожалуй, целую войну, которая должна закончиться полной оккупацией восставшего района.... Словом, борьбу приходится вести в основном не с бандами, а со всем местным населением". Вот так! Не больше и не меньше, а стратег оценил свою задачу как осуществление полномасштабной войны с оккупацией территории собственной страны. Поэтому и действовать он решил с "жестокой настойчивостью". О масштабах карательной "настойчивости" свидетельствует приказ № 171, подписанный Тухачевским и Антоновым-Овсеенко 11 июня 1921 года.
В нем людям, спрятавшим оружие или отказавшимся назвать свое имя, угрожал расстрел на месте. В деревнях, где подозревалось наличие спрятанного оружия, приказывалось брать заложников и расстреливать их, если оружие не сдают. За укрывательство бандитов, их родственников или имущества крестьянская семья выселялась, имущество конфисковывалось, а старший работник в семье расстреливался на месте без суда. В случае бегства семьи бандита имущество раздавалось соседям, а дом сжигался. И все эти драконовские меры преподносились как способ "наиболее безболезненной, бескровной и скорой ликвидации эсеробандитизма".
Но много ли было "повстанцев", против которых "полководец" начинал вести целую войну? По официальным данным: "В октябре 1920 года в мятеже участвовало 15–20 тысяч человек (из них 2,5–3 тыс. имели оружие), в январе 1921 - 50 тысяч человек". То есть Тухачевскому противостояло "не более 6,5–7,5 тысячи вооруженных антоновцев, сведенных в две армии - 1-ю и 2-ю".
Против этих сил Тухачевский имел "32,5 тысячи штыков, 8 тысяч сабель, 463 пулемета и 63 орудия". Однако "великому стратегу" этого показалось мало. Он "потребовал броневиков, бронепоездов и авиации, а также привлечения к операции войск ВЧК, ВОХР и ЧОН". Но и при таком "огромном превосходстве в силах и средствах Тухачевский снова не смог решить военной задачи: 1-я армия мятежников 14 июня 1921 года ушла на Дон, и ее потом пришлось ликвидировать войскам Воронежской губернии". И хотя в докладной записке от 16 июля Тухачевский "горделиво сообщал, что в результате проведенной им операции кулацкий мятеж ликвидирован и Советская власть восстановлена повсеместно, заявление далеко не полностью соответствовало истине. Антонов с 1200 повстанцами действовал в Тамбовской губернии до 1922 года".
Впрочем, и на Тамбовщине реальную военную победу обеспечила бригада Котовского, непосредственно вступавшая в боевые схватки с вооруженными мятежниками. Тухачевский отличился в ином. Он применил "новую" тактику, добивая укрывавшиеся в лесах остатки мятежников отравляющими газами...
Глава 3. О "бронированном" тракторе
Почти абсурдно то, что не имевший высшего военного образования, в пух и прах разбитый под Варшавой, после "победы" на Тамбовщине бывший подпоручик уже в августе 1921 года был назначен начальником Военной академии. Кстати, таких самоучек, как Тухачевский, вышедших из низов военной иерархии царского периода, в Красной Армии было сотни тысяч, но "командование" академией сразу уравняло протеже Троцкого с высшими офицерами Генштаба. Уже первая лекция Тухачевского вызвала у старых профессоров, видных военных специалистов, шок. Стратег, совсем недавно потерпевший поражение под Варшавой, заявил: "Наши русские генералы не сумели понять гражданскую войну, не сумели овладеть ее формами... Лишь на базе марксизма можно обосновать теорию гражданской войны, то есть создать классовую стратегию... Пока что опыт гражданской войны в академии не анализируется и зачастую даже сознательно игнорируется старыми генералами".
И, не испытывая сомнений в собственном опыте, он изобрел новую теорию - "классовую стратегию" ведения войны. Тухачевский утверждал, что достаточно Красной Армии нанести сильный удар по капиталистической стране, как в ней восстанет рабочий класс, свергнет власть угнетателей и под двойным натиском буржуазный строй падет. Правда, дилетант, закончивший всего два класса пехотного училища, уже через полгода был отстранен от "командования" академией и отправлен в Ленинградский военный округ. Однако Троцкий не забывал своего протеже. В 1924 году он назначил его заместителем начальника Штаба РККА.
Впрочем, потрясение ожидало и Троцкого. 6 января 1925 года Политбюро освободило его от должности наркомвоенмора и Председателя РВС. Для Лейбы Бронштейна это стало неожиданностью. Как пишет Радзинский, произнеся "громовую речь, он бросился к выходу. Он решил хлопнуть дверью. Но заседание происходило в Тронном зале дворца, дверь оказалась слишком тяжелой. Получилось смешно - жалкий человечек сражается с дверной ручкой". Летом новый нарком Михаил Фрунзе назначил своим заместителем легендарного героя Гражданской войны Котовского. Но вступить в должность Григорий Иванович не успел. 6 августа, во время отдыха в совхозе Чебанка, он был застрелен евреем Мейером Зайдером по кличке Майорик, а 6 ноября во время операции скончался и Фрунзе.
Пост наркома и Председателя РВС занял Клим Ворошилов. Новый руководитель Красной Армии был незаурядным человеком. Имевший горячий темперамент в бою, в обычной обстановке он располагал к себе "улыбчивостью и добродушием". Выходец из луганских рабочих, прошедший царские тюрьмы, Климент Ефремович начинал жизненный путь как революционер, участник подпольной борьбы и стачек. Вершиной его боевой славы стало руководство РВС в Первой конной армии Буденного, лавиной прошедшей по фронтам Гражданской. Военный опыт имели и заместители Ворошилова. В значительном смысле позиции этих людей зеркально отражали расстановку сил в Политбюро. Если Ворошилова откровенно поддерживал Сталин, то первым заместителем был назначен ставленник Зиновьева еврей Лашевич. Второй заместитель - один из организаторов органов безопасности, выходец из Польши Уншлихт - как бы символизировал армейских интернационалистов.
Примечательно, что если руководство армией представляли фигуры, выдвинувшиеся во время Гражданской войны, то среди сорока командиров, составивших "генералитет" РККА, 22 являлись кадровыми офицерами царской армии. В их числе было 2 генерала; 10 старших офицеров - полковники, подполковники и 10 младших офицеров - от подпоручиков до капитанов. Причем среди этих "бывших", воевавших в Гражданскую в рядах красных, 19 человек были генштабистами царской армии.
Вместе с тем протеже Троцкого тоже остался на должности начальника Штаба РККА. Правда, уже вскоре Тухачевский почувствовал, что его полномочия стали значительно сужаться. 13 ноября из структуры штаба были выведены Инспекториат и Управление боевой подготовки, а затем изъяли 4-е (разведывательное) управление. Выражая недовольство этими реорганизациями, 31 января 1926 года в письменном докладе наркому Тухачевский просил возвращения "Разведупр" в его подчинение, намекая, что при неудовлетворении условий он намерен просить об отставке. Но в конце доклада обнаруживалось, что главной причиной его демарша являлось обострение отношений начштаба с заместителем Ворошилова Уншлихтом. Впрочем, эта недружественность проявилась еще в начале 20-х, когда Уншлихт - член РВС Западного фронта и куратор разведки - встретил без особого пиетета назначение Тухачевского новым командующим. И хотя по поводу Разведуправления был достигнут определенный компромисс, функциональные возможности Тухачевского продолжали сокращаться. 26 февраля из Штаба РККА была изъята мобилизационная работа, а 22 июля передан в Главное управление РККА Военно-топографический отдел. Последнее обстоятельство вызвало новый конфликт. Теперь уже между Тухачевским и начальником ГУ С. Каменевым.
Еще один конфликт, а скорее идейное противостояние, перманентно возникал у Тухачевского с профессором А. Свечиным. Как уже говорилось, еще в годы Гражданской войны Тухачевский изобрел свою собственную стратегию. В мае 1925 года, выступая на 7-м Всебелорусском съезде Советов, командующий Западным военным округом провозглашал: "Мы уверены и Красная Армия уверена, что... Советская Белоруссия, послужит тем оплотом, от которого пойдут волны революции по всей Европе... Да здравствует мировая революция!"
Обосновывая боеготовность армии, Тухачевский утверждал: "В техническом отношении мы достигли западноевропейских государств... Танки мы имеем хорошие и в этом отношении можем состязаться с нашими соседями. Конница наша является лучшей конницей в мире... Наша авиация является одним из самых блестящих родов войск..." И, заключая выступление, он прямо потребовал: "Нам нужно только, чтобы Белоруссия поставила в порядок своего дня вопрос о войне(!)". Практически это был милитаристский призыв к войне с Польшей, но скорее Тухачевский просто произносил напыщенные слова. В действительности состояние армии в это время выглядело далеко не блестящим. На первое января 1926 года вся Красная Армия насчитывала всего 610 тысяч человек и имела на вооружении: 6987 орудий, 30 162 пулемета, 60 танков, 99 бронеавтомобилей, 42 бронепоезда, 694 самолета[18]. Причем вся эта военная техника была на уровне допотопных образцов Первой мировой войны.
К числу тех, кто не разделял милитаристских взглядов амбициозного дилетанта, принадлежал и бывший царский генерал профессор Свечин, который в то время входил в число лучших профессоров Военной академии РККА (ныне Военная академия имени М. В. Фрунзе). В 20–30-е годы одно за другим вышли такие фундаментальные исследования Свечина: "История военного искусства" в трех частях (1922–1923), "Эволюция военного искусства" в двух томах (1927–1928), "Клаузевиц" (1935), "Стратегия XX века на первом этапе" (1937).
Основным трудом профессора стала книга "Стратегия", вышедшая двумя изданиями в 1923 и 1927 годах. В ней он тесно увязывал вопросы стратегии как с политикой, так и с экономической стороной войны, учитывая при этом и уровень социального и культурного развития общества. Свечин убедительно показал, что "современные войны ведутся не только вооруженными силами воюющих сторон; но в них так или иначе участвует весь политический и экономический потенциал противоборствующих государств". В 1937 году вышел еще один фундаментальный труд Свечина "Стратегия XX века на первом этапе".
В подготовке Красной Армии Свечин придерживался оборонительной доктрины. Она состояла в отказе от "стратегии сокрушения" и "выработке оборонительных навыков боевой подготовки". В изданной в 1927 году книге Свечина "Стратегия" на примерах германского наступления на Париж в 1914 году и Тухачевского в 1920 году - на Варшаву "стратегия сокрушения" подвергалась критике. Заочная дискуссия продолжилась, когда 1 мая 1927 года газета "Правда" поместила статью Свечина "Военное искусство в будущей войне". В этой работе автор вновь коснулся варшавской операции Красной Армии, оценив ее как "злоупотребление революционными лозунгами". Конечно, это было мягко сказано. Видимо, профессор постеснялся употребить термин "авантюризм".
Однако, несмотря на корректность высказывания, в ответ "подпоручик" безапелляционно заклеймил генерала. "Свечин, - писал Тухачевский, - марксистом не был и никогда не хотел им быть... В теоретических своих положениях Свечин всячески восстает против возможности наступления Красной Армии против капиталистических стран. Сознательно или бессознательно он является агентом империализма".
Вот так просто - "подпоручик" навесил на генерала ярлык "агента"! Впрочем, Тухачевский участвовал не только в травле А. А. Свечина. В одном из документов Свечин писал, что "в 1930 году... Тухачевский, которого я неоднократно изобличал на диспутах, в литературе, на лекциях и совещаниях, выступил с обвинением старых специалистов в реакционности и в том, что они являются проводниками пораженческого движения и буржуазной агентурой в Красной Армии. Лично мне Тухачевский посвятил два доклада в Москве в комакадемии и один доклад в Ленинграде..."[19]
Между тем, регулярно вертевшийся возле трибун и на виду у корреспондентов, Тухачевский стал восприниматься как военный специалист. С 17 по 28 сентября 1927 года в районе Одессы командование Красной Армии провело большие маневры. Руководил ими начальник Штаба РККА Тухачевский, а в качестве его начальника штаба выступил В. Триандафиллов. На маневрах присутствовали глава правительства Рыков, наркомвоенмор Ворошилов, вся военная элита и иностранные представители. Давая интервью корреспонденту "Красной звезды", Тухачевский самодовольно сообщил:
"В качестве очередной большой задачи перед нами ставится вопрос о еще большем развитии смелости, решимости и инициативы в бою. Осуществление этой задачи поставит нашу армию по своей выучке и способности вести бой в один ряд с лучшими современными европейскими армиями". Такие громкие шапкозакидательские заявления и постоянное мелькание на парадно-вычурных военных маневрах станут своеобразным "фирменным" брендом Тухачевского. Пиаром, щекочущим сознание самовлюбленного военного. Он любил купаться в лучах славы, и это создавало ему популярность не только в стране, но и известность за рубежом. Именно в это время за границей и возник миф о полководческих талантах бывшего подпоручика. Так, в январе 1928 года в Париже вышла небольшая книга П. Фервака "Михаил Тухачевский - вождь Красной Армии". В ней герой книги был представлен как антидемократ и поклонник Муссолини, сторонник "Мировой революции", "революции на штыках", которую он жаждет внести в Европу. Поверила этому и русская белоэмиграция. В ее среде появилась "политическая формула Деникина" о "двойной задаче Красной армии", которая сначала разгромит внешнего врага, а затем свергнет большевистскую власть.
Но больше всех внимания словоохотливому военному уделяли поляки. Советский военный атташе в Польше
И. Клочко сообщил в Москву: "29 и 30 января вся польская пресса полна самыми фантастическими сообщениями о восстании в Красной армии; говорится о восстании 4-х дивизий во главе с т. Тухачевским, наступающим будто бы на Москву..." Информация о "восстании 4-х дивизий" появилась и в британской прессе. И хотя 23 февраля в опубликованной "Правдой" статье "Буржуазная армия и пролетариат" сам герой книги опроверг слухи о его "бонапартистских" намерениях, но жадная до сенсаций публика поверила в то, что она наблюдает восход "звезды нового "Бонапарта".
Озабоченность возможностью возникновения бонапартизма проявила и оппозиция. В 1927 году представители "группы Сапарова-Смирнова" заявили руководству: "Особо опасное положение создается в Красной Армии. Командный состав ее... в значительной степени сформировался из старых офицеров и кулацких элементов крестьянства. ...В терчастях, особенно конных, преобладает зажиточное крестьянство, на низших должностях - главным образом кулачество. (...) При таких условиях Красная Армия грозит превратиться в удобное орудие для авантюр бонапартистского пошиба".
Однако, в отличие от падкого на сенсации западного обывателя, в самом СССР Тухачевский не воспринимался как восходящая звезда. Еще в марте 1927 года в Военной академии им. Фрунзе состоялась дискуссия по диссертации В. Меликова "Марна, Висла, Смирна", в которой резкой критике подвергалась оперативно-стратегическая деятельность Тухачевского во время "похода на Вислу". Меликов обвинил начальника Штаба РККА в авантюризме и высказал сомнения в наличии у него полководческих способностей. Оппонируя диссертанту, Тухачевский утверждал: "Нельзя считать ошибкой нашей политики военную задачу в 1920 г. Несмотря на то что наши силы были на исходе, при рациональном их использовании, пожалуй, они могли бы дать необходимую победу. В кампанию 1920 г. мы наделали много ошибок. Мы не провели аграрной политики. Если бы польский ревком роздал крестьянам землю, то неизвестно, как бы сложилась обстановка".
То есть "великий полководец" руководствовался не знанием тактики, изложенной на военных картах, как полагается военному профессионалу, а языком доводов болтающего политика. Конечно, такой аргумент был шатким, но Тухачевский допустил еще один промах. Обратив внимание на ошибки польского ревкома, косвенным образом он, как всегда, перекладывал вину за свое поражение на других. И, в частности, на присутствовавшего в зале 1-го заместителя Председателя РВС Уншлихта, входившего в 1920 году в состав польского ревкома. Противоречия были настолько острыми, что дошло до открытого столкновения Тухачевского с "наступавшим" на него Меликовым.
"И тут, обратившись к Тухачевскому, который... сидел в президиуме, и подняв сжатые кулаки, участник Гражданской войны, учившийся в Военной академии им. Фрунзе, Тодорский высоким голосом выпалил: "Вас за 1920-й год вешать надо!.."[20] Дискуссию пришлось прервать. Но развернутая информация о результатах дискуссии 31 марта появилась в печатном органе Красной Армии - газете "Красная звезда". Опубликованный материал публично продемонстрировал несостоятельность военно-политической позиции начальника Штаба РККА, опровергая стратегическую "доктрину Тухачевского" и ставя под сомнение его военный авторитет.
Впрочем, бывший подпоручик воспринимался как дилетант не только в академической среде. Недовольство начальником Штаба проистекало из-за его элементарной неспособности организовать в своем ведомстве практическую деловую работу. Проблема выпускника пехотного училища царской армии заключалась в том, что он никогда не обучался теории управления. Он не прошел академической школы, но у него не было и управленческой практики.
У молодого военачальника были и другие особенности характера. По воспоминаниям В. Н. Ладухина: "С утра обычно Тухачевский ездил на всевозможные совещания, читал лекции, бывал в редакциях и издательствах. Днем приезжал в штаб и зачастую тут же запирался в кабинете, вызвав ближайших сотрудников. Потом час или два - общий прием. Вечера и ночи - опять штабная работа или доклад наркому. День был расписан до минуты". А. Телятников тоже пишет: "Дня не хватало. Он трудился по ночам..." Однако родные и близкие начальника рисуют несколько иную картину - "рассеянную жизнь человека, державшего открытый дом, куда сходились художники и музыканты, где устраивались концерты, где засиживались за полночь за ужином, за чаем, светскими беседами об искусстве".