Затем в ночь на 31 октября одиночный бомбардировщик на высоте около 5 тысяч метров беспрепятственно пролетел над позициями 115-го и 189-го ЗенАП и сбросил бомбы на Малую Охту. Прожектористы "частично" осветили самолет, но наблюдатели приняли его за свой. В итоге стрельба велась уже вслед уходящему противнику.
По этому поводу 31 октября командующий войсками Ленинградского фронта генерал-полковник Л.А. Говоров и первый секретарь обкома Андрей Жданов писали командующему Ленинградской армией ПВО: "За период с 21 по 30.10 части армии, израсходовав 3279 снарядов, не сбили и не подбили ни одного самолета противника, дав ему возможность безнаказанно производить разведку боевых порядков средств ПВО и бомбометание по объектам города".
Между тем беспокоящие налеты продолжались. Всего с 28 октября по 11 ноября бомбардировщики люфтваффе совершили на южную окраину и центр Ленинграда 12 налетов, в том числе пять в дневное время. Было сброшено в общей сложности около 100 фугасных и 190 различных зажигательных бомб. В результате были частично разрушены заводы "Красный нефтяник", "Салонин", "Электросила", ГЭС № 5, завод № 222. По советским данным, при бомбежках погибли 40 человек, еще 275 получили ранения.
20 ноября 1942 года приказом № 0251, подписанным все теми же Ждановым и командующим войсками Ленинградского фронта Говоровым, была установлена единая система управления и наведения истребительной авиации Ленинградской армии ПВО, ВВС КБФ и ВВС Ленинградского фронта. Отныне для отражения налетов на Ленинград и Кронштадт должна была применяться вся авиация с аэродромов, расположенных не только вокруг города, но и на островах Финского залива и даже с восточного берега Ладожского озера!
Невыполнимость и нереальность данного распоряжения видна при беглом изучении географии. Даже новые истребители Ла-5 и поступавшие по ленд-лизу американские Р-40 "Киттихаук" вряд ли бы успели, поднявшись с аэродромов в районе Новой Ладоги, вовремя достичь Ленинграда, не говоря уже о старых бипланах И-15 и поношенных "ишаках" И-16.
Тем временем самолеты-разведчики люфтваффе продолжали полеты над Ленинградом. Так, в 16:00 26 декабря, несмотря на отличную погоду, благоприятствовавшую действиям ПВО, над западной частью города пролетела четверка Bf-109F. Затем в 18:55 появился уже одиночный "Мессершмитт", который, сделав круг над устьем Невы, спокойно удалился.
Часть третья. Конец осады
Глава 1. На Ленинградском фронте без перемен
Блокада прорвана, но немцы не разгромлены
К началу нового, 1943 года положение на фронте в районе Ленинграда оставалось практически таким же, как и за год до этого. Дивизии 18-й армии по-прежнему удерживали позиции, захваченные еще в славном для них сентябре 41-го. От Ладожского озера линия фронта уходила на юг, затем витиевато изгибалась выступом в районе Киришей – важной железнодорожной станции на восточном берегу Волхова, которую Гитлер считал одной из "крепостей".
После разгрома 2-й ударной армии и Невской группы войск в начале октября 1942 года советские войска по уже сложившейся традиции накапливали силы для нового удара. При этом с направлениями особо не фантазировали. Согласно первоначальному плану новой операции "Искра" следовало одновременными ударами из района Ленинграда и района к югу от Ладожского озера на фронте шириной 20 километров прорвать кольцо блокады и установить надежную сухопутную связь с городом. Затем следовало приступать ко второму этапу: 2-я ударная армия должна была поворачивать на юг и наступать на Мгу – ключевой узел всей германской обороны. Одновременно с этим 55-я армия Ленинградского фронта и 54-я из Волховского с флангов наносили удар в направлении станции Тосно. Следует отметить, что главной целью операции был вовсе не прорыв блокады, как это позднее стали утверждать, а именно разгром основных сил 18-й армии с последующим захватом Мги и установлением связи с плацдармом в районе Ораниенбаума.
Время для наступления, казалось бы, было выбрано удачно. В условиях кризиса под Сталинградом у немецкого командования не было резервов, а почти все бомбардировщики Не-111 были брошены на обслуживание воздушного моста в 6-ю армию.
Однако удержание фронта под Ленинградом имело для Гитлера особое значение. Уж если не удалось уморить город блокадой и взять штурмом, фюрер хотел любой ценой хотя бы сохранить достигнутое. 18-я армия была усилена за счет бывшей 11-й армии Манштейна, большая часть подразделений которой после октябрьских боев была оставлена здесь. Оборона была доведена до совершенства. Большинство поселков являлись опорными пунктами, а передний край и позиции в глубине были защищены многочисленными минными полями, проволочными заграждениями и дзотами.
Со стороны Невы главными узлами обороны являлись сооружения 8-й ГРЭС, 1-го и 2-го городков и город Шлиссельбург. Второй рубеж проходил через Рабочие поселки № 1 и № 5, станции Подгорная, Синявино, Рабочий поселок № 6, поселок Михайловский.
Утром 12 января советские войска одновременно перешли в наступление с запада и востока. Несмотря на огромное численное превосходство, блицкрига опять не вышло, бои сразу приняли ожесточенный и затяжной характер. К 18 января передовые части Ленинградского и Волховского фронтов разделяли всего несколько километров. В этих условиях немецкое командование разрешило отрезанным частям 227-й, 96-й пехотных и 5-й горнострелковой дивизий в районах Шлиссельбурга и Липки пробиваться на юг.
В 12:00 бойцы 136-й стрелковой дивизии наконец соединились со 2-й ударной армией. А вечером батальон бронеавтомобилей 61-й танковой бригады ворвался в Шлиссельбург. Блокада Ленинграда была прорвана.
Однако единого фронта еще не существовало. И большая часть окруженной немецкой группировки (около 8 тысяч человек), рассредоточившись, прорвалась мимо Рабочего поселка № 5 на юг и к 20 января вышла к своим частям. Немцы заняли заранее подготовленную позицию по линии городки 1-й и 2-й – Рабочий поселок № 6 – Синявино – западная часть Круглой рощи. Прорвать этот рубеж, несмотря на продолжавшиеся до конца сентября беспрерывные атаки, советским войскам не удалось. К 30 января участвовавшие в наступлении соединения потеряли около 34 тысяч человек убитыми и пропавшими без вести. Немецкие потери были в 5,5 раза меньше – около 6 тысяч.
Данный успех немецкой обороны был обусловлен в первую очередь относительной свободой действий, которой обладала группа армий "Норд". Фюрер безоговорочно доверял фельдмаршалу Кюхлеру и считал, что тот, несомненно, сможет удержать фронт. Последний попросту оттянул отправку сообщения о тяжелом положении в районе Шлиссельбурга и о том, что город отрезан. Гитлер узнал об этом, только когда войска уже прорывались к своим, и попросту не успел объявить город "крепостью".
В противном случае для 18-й армии все закончилось бы печально. Восьмитысячный гарнизон остался бы в окружении, а все резервы были бы брошены на последующий деблокирующий удар. В итоге войска понесли бы бессмысленные потери и были бы отброшены еще дальше. Однако победить вермахт, когда им командовал не Гитлер, а профессиональные полководцы, было не так-то просто.
16 февраля Сталин и Жуков поставили войскам грандиозные задачи: "отрезать коммуникации ленинградско-волховской группировки противника", "захватить и удерживать город Псков", "захватить район Кингисепп, Нарва, отрезав пути отхода противника в Эстонию" и т. п.. Одновременно с этим распространялись доклады об ухудшении политико-морального состояния немецких войск, а командование тешило себя полным господством в воздухе советской авиации.
Но уже 11 дней спустя главнокомандующий вынужден был констатировать, что проведенные операции "не дали ожидаемых результатов" и привели "к бесцельным большим жертвам в живой силе и технике".
Тем не менее в последующие месяцы вплоть до начала апреля советские войска беспрерывно атаковали позиции 18-й армии по всей их длине. Однако ни фланговые удары, ни отчаянные лобовые атаки не давали ожидаемого эффекта. Заваленные трупами и подбитой техникой подступы к холмам у пресловутой станции Мга кое-кому даже казались заколдованным местом…
В общем, несмотря на первоначальные январские успехи, к весне 1943 года стратегическое положение в районе Ленинграда почти не изменилось. Хотя и была наконец установлена сухопутная связь с городом, а в феврале даже построили железнодорожную ветку через Шлиссельбург, немцы по-прежнему могли разглядывать Исаакиевский собор и шпиль Адмиралтейства, стояли на Неве и прочно удерживали фронт вдоль Волхова. А следовательно, жизнь в этом секторе Восточного фронта, можно сказать, пошла своим привычным чередом.
"Клубы разрывов зенитных снарядов затмили небо"
По весне командование Балтийского флота, хорошо помнившее прошлогоднее "битье льда" на Неве, всерьез опасалось повторения чего-то подобного со стороны люфтваффе. При этом почему-то думали, что немцы снова будут бомбить именно перед ледоходом. Для усиления противовоздушной обороны кораблей, стоявших у набережных на Неве, из Кронштадта был передислоцирован 80-й гв. ОЗАД, на вооружении которого состояли 76-мм зенитки. Новые батареи расположились следующим образом: 801-я заняла позицию на Университетской набережной, около легкого крейсера "Киров", 802-я – рядом с Петропавловской крепостью, а 803-я – на правом берегу Невы, возле Кировского моста. Кроме того, командование ВВС КБФ специально для защиты кораблей выделило 3-й и 4-й гвардейские авиаполки подполковников Н. М. Никитина и Л. П. Борисова. Их дежурные группы базировались на аэродромах Бычье Поле и Борки. В группу поддержки на случай атаки был включен также 21-й ИАП.
Флотские самолеты-разведчики совершили несколько дальних полетов над вражескими аэродромами, попутно радиоразведка усиленно прослушивала немецкие переговоры в эфире. В итоге удалось установить, что, например, на аэродроме Котлы, расположенном приблизительно в 27 километрах северо-восточнее Кингисеппа, базируются 19 Ju-88 из I./KG1 "Гинденбург".
Тут надо отметить, что добываемые советской разведкой данные о базировании самолетов люфтваффе всегда были очень запутанные и редко соответствовали действительности. Так, согласно донесению командующего Ленинградским фронтом генерал-полковника Говорова от 31 января 1943 года, под Ленинградом якобы действовали "специально переброшенные" из Франции II./KG30 "Адлер" и IV./KG100 "Викинг". Эти "ценные сведения" были получены в ходе допроса пленного летчика некоего лейтенанта Армина Крюгера, якобы служившего в 10-й эскадрилье KG100.
Последний пояснил, что якобы налеты на Ленинград его подразделение выполняет по непосредственным приказам из Берлина. Мол, командир группы, некто гауптман Потке, ежедневно связывается со столицей рейха, где тому указывают – в течение такого-то времени произвести столько-то налетов и таким-то количеством машин. "Определенных целей для бомбометания внутри Ленинграда летчикам не указывается, – заявил Крюгер. – Обычно указывается лишь район города, где должны быть сброшены бомбы".
Представители разведки, которым по определению полагалось быть крайне осторожными по отношению к получаемой информации, при допросах пленных летчиков всегда проявляли удивительную доверчивость, веря в каждое сказанное ими слово. В итоге получалось, что почти каждый сбитый пилот успел совершить на Восточном фронте лишь два-три боевых вылета, а все свои награды он получил, сражаясь исключительно с англичанами; что экипажи поднимаются в воздух только под страхом расстрела; что на немецких аэродромах готовятся коммунистические восстания и т. д. и т. п. Никто почему-то не задумывался, что все это было естественным желанием пленного хоть как-то облегчить свое положение. А потом все эти данные безо всякой критической оценки и фильтровки отправлялись "наверх".
В данном случае в откровенное вранье поверило даже командование Ленинградского фронта. В частности, "по данным" Крюгера, "викинги" базировалась в Пскове, а "адлеровцы" – в Крестах. Фактически же в это время He-111H и Do-217E из IV/KG100 майора Эдуарда Циммера находились на аэродроме Шартр, во Франции, и входили в состав 3-го воздушного флота, а Ju-88A из II./KG30 майора Пфлюгера – на аэродроме Комизо, на острове Сицилия, и действовали в составе 2-го воздушного флота.
Между тем к началу весны 1-й воздушный флот действительно был усилен. Во второй половине марта в его составе имелись следующие силы:
– на аэродроме Дно – 26 Ju-88A-4 из III./KG1 "Гинденбург" гауптмана Вернера Кантера и 32 He-111H-6 и H-11 из III./KG53 "Легион Кондор" майора Хуберта Мёнха;
– на аэродроме Плескау – 6 He-111H-6/H-14 из штаба KG53 во главе с оберстом Карлом Эдуардом Вильке, 36 He-111H-16 из I./KG53 майора Фрица Покрандта и 23 He-111 H-16 из II./KG53 оберст-лейтенанта Шульц-Мюллензифена;
– на аэродроме Городец, в 24 километрах южнее Луги, – 41 Ju-87D-1/D-3 из III./StG1 майора Петера Грассмана;
– на аэродроме Красногвардейск – 40 FW-190A-4/5 и 4 Bf-109G-2 из I./JG54 майора Ханса Филиппа, а также 40 FW-190A-2/3 из III./JG51 гауптмана Карла Хайнца Шнелла.
Днем бомбардировщики и штурмовики атаковали позиции и тылы советской 55-й армии, а по ночам наносили удары по железнодорожным станциям и перегонам на участках Шлиссельбург – Жихарево – Волховстрой– Тихвин. В ходе налетов 24–25 марта в Волховстрое было разрушено 11 железнодорожных путей, разбито более 100 вагонов и семь паровозов, движение составов полностью парализовало на 12 часов. В Тихвине сильно пострадали станция, пристанционные сооружения, железнодорожные пути и вагоны.
Также в течение месяца немцы совершили 16 налетов непосредственно на Ленинград, сбросив 165 фугасных бомб крупного калибра. Были сильно разрушены энергетические объекты ГЭС № 1, 2 и 5, заводы "Большевик" и имени Ворошилова, международная телефонная станция. Погибли 30 человек, еще 162 получили ранения.
Лейтенант Гилберт Гайзендорфер, служивший в 6-й эскадрилье KG53, позднее рассказывал:
"Некоторое время мы совершали налеты на Ленинград, причем нашей целью были заводы и электростанции на Неве (а отнюдь не "районы города", как утверждал упомянутый Крюгер. – Авт.).
Русская противовоздушная оборона всегда была крайне сильной. Однако оборона в районе Ленинграда была непревзойденной. Говорили о 120 тяжелых зенитных батареях, причем каждая из них, как правило, имела восемь орудий.
Однажды мы вылетели всей эскадрой, один за другим с короткими интервалами. Участвовал также оберст Вильке, командир эскадры. По расчетам нашей метеослужбы, мы должны были достигнуть цели с наступлением сумерек, но, когда мы прилетели, было еще светло, и, таким образом, ощутили всю впечатляющую мощь подготовившейся обороны. Клубы разрывов зенитных снарядов буквально затемнили до сих пор ясное небо. "Облачность 7 на 10" – как сказали бы на авиационном жаргоне.
Мой штурман Шмауц и я осматривались вокруг. У меня, наверное, было довольно встревоженное лицо, поскольку он сказал: "Герр лейтенант, будет лучше, если вы будете смотреть на приборы!" То, что было, пожалуй, исполнено самых благих намерений, не всегда было правильным. Так, в ходе последующих одиночных ночных налетов на Ленинград надо было не упускать из виду разрывы зенитных снарядов. Наша высота бомбометания находилась между 6000 и 8000 метрами, так высоко, как позволяла наша тяжелая бомбовая нагрузка. Интервалы между отдельными машинами приводили к тому, что все зенитки стреляли по тебе одному. Но налеты должны были продолжаться всю ночь, и каждый экипаж выполнял по два вылета один за другим. Каждый раз это было впечатляющее зрелище. Вспыхивали прожектора, пытаясь захватить нас в перекрестья своих лучей, что в большинстве случаев удавалось, затем следовали разрывы зенитных снарядов, ударные волны от которых иногда заставляли машину вздрагивать. Используя всяческие трюки, чтобы уйти от огня, мы на ощупь искали дорогу к цели. Для ориентировки служила карта 1:25 000. Хорошо узнаваемые многочисленные изгибы Невы оказывали большую помощь в обнаружении цели. Но что было делать, когда разрывы зениток приближались и когда черное облако размером с самолет внезапно появлялось почти перед кабиной и ты пролетал сквозь него с ощущением, что следующий залп должен неизбежно попасть. Еще больший риск был во время захода на цель.
Заход по прямой на цель – это критический момент. Машину необходимо держать абсолютно ровно. Никаких колебаний по высоте, крену и скорости, идеальные условия для измерительных приборов зенитных батарей. Кто окажется быстрее: мы с нашим заходом на цель или зенитки, до тех пор пока они не пристрелялись? Это зависело от того, насколько хорош был бомбардир, и в таких ситуациях я научился ценить мастерство и спокойствие моего штурмана Шмауца. Для взаимопонимания требовались лишь короткие взгляды и кивки головой.
Но что, однако, делать, если вы летите ночью над Ленинградом, а пилот испытывает естественную человеческую потребность, и напряжение все возрастает, пока наконец терпеть больше нельзя? Для этого у нас имелись специальные мешки, но ими мы никогда не пользовались, поскольку вся эта процедура была слишком неудобной и едва ли пригодной для применения. Кто-нибудь подумал о том, что на нас были форма, летный комбинезон, к тому же перетянутые ремнями парашюта.
Остальные члены экипажа при решении этой проблемы чувствовали себя легче. Они просто направлялись к бомбовому люку. К досаде техников, которые затем удивлялись, когда в электросистеме происходило короткое замыкание.
В то время как мы теперь из Пскова из ночи в ночь совершали вылеты к Ленинграду, русские снова и снова бомбили наш аэродром. Экипажи имели одну ночь для отдыха, одну ночь для вылетов. Если мы оставались "дома", то не могли насладиться ночным покоем.