- Давайте поручим Алексею Николаевичу внести поправки в проект распоряжения Совета Министров СССР с учетом всего того, о чем здесь говорилось, - предложил Кириленко. - А завтра он представит этот документ уже в готовом виде.
- Хорошо, - согласился Косыгин. - Я утром все сделаю. Но еще хочу поднять вот такой вопрос. Все-таки что ни говорите, а Тараки и Амин скрывают от нас истинное положение вещей. Мы до сих пор не знаем, что происходит в Афганистане. Люди они, видимо, хорошие, но многое от нас утаивают. В чем причина, понять трудно. Андрей Андреевич, - повернулся он к Громыко. - Я считаю, что нам нужно будет решить вопрос с послом. Фактически тот посол, который сейчас в Кабуле, не является авторитетным и не делает того, что положено. Кроме того, я бы считал необходимым направить туда дополнительное количество квалифицированных военных специалистов. Далее, мне кажется, мы обязаны принять более развернутое политическое решение. Возможно, проект такого решения должны подготовить товарищи из МИДа, Минобороны, КГБ, международного отдела ЦК. Ясно, что Иран, Китай, Пакистан и конечно Картер будут выступать против Афганистана, всеми способами мешать его законному правительству. Вот здесь-то как раз и потребуется наша политическая поддержка.
Косыгин перевел дух и теперь перешел к тому главному, о котором до сих пор избегали говорить остальные.
- Думаю, что не следует афганское правительство подталкивать к тому, чтобы оно обращалось к нам относительно ввода войск. С кем нам придется воевать в Афганистане? Они же все магометане, люди одной веры, а вера у них настолько сильная, что они могут сплотиться на этой основе. Мне кажется, нам надо и Тараки, и Амину прямо сказать о тех ошибках, которые они допустили. Ведь до сих пор у них продолжаются расстрелы несогласных с ними людей. Они уничтожили руководителей не только высшего, но даже среднего звена из фракции "парчам".
Судя по всему, советский премьер хорошо подготовился к этому заседанию. Изучил телеграммы внешней разведки КГБ и ГРУ, материалы МИД и ЦК. Коллеги по политбюро, похоже, оценили это. Но теперь все они понимали: отмолчаться по поводу ввода войск не удастся. Косыгин высказал свое мнение. Следом за ним слово взял Устинов. Искушенный в аппаратных делах, ставший наркомом, как и Косыгин, еще при Сталине, он не стал прямо заявлять свою позицию, а пошел другим путем:
- У нас разработаны два варианта относительно военной акции. Первый состоит в том, что мы в течении суток направляем в Афганистан 105-ю дивизию ВДВ и перебрасываем в Кабул мотострелковый полк, а к границе подтянем 108-ю и 5-ю дивизии. Но для этого, как правильно здесь говорилось, надо подготовить политическое решение.
Кириленко поторопился поддержать министра обороны:
- Товарищ Устинов правильно ставит вопрос: нам нужно выступить против мятежников. Вместе с тем, если речь пойдет о вводе наших войск, мы должны повлиять на Тараки: мы не можем вводить войска без соответствующего обращения к нам со стороны правительства Афганистана, пусть Тараки об этом знает.
- Но у нас имеется и второй вариант, - продолжил Устинов уже увереннее, чем прежде. - Он тоже проработан. Речь идет о вводе двух дивизий.
- А что касается переговоров с Тараки, то, как мне кажется, лучше, чтобы с ним переговорил Алексей Николаевич, - предложил Андропов, дипломатично уйдя от обсуждения главной темы.
- Верно, - задвигались, оживились опять члены политбюро. - Пусть Косыгин с ним поговорит.
- Я согласен с тем, что надо разработать политический документ, - продолжил своим тихим голосом председатель КГБ. - Но при этом надо иметь в виду, что на нас наверняка навесят ярлык агрессора. И все же, - он поднял глаза и оглядел коллег, - нам ни в коем случае нельзя терять Афганистан.
Косыгин нагнул голову, сидел набычившись. Мешки под его глазами, казалось, набухли еще сильнее. Кандидат в члены политбюро Пономарев, хоть и в витиеватой форме, но тоже высказался за ввод войск Следовало как-то выруливать на общую линию. И заодно щелкнуть по носу этого надутого фанфарона, напялившего на себя маршальский мундир. Косыгин недолюбливал министра обороны. За его откровенно "ястребиную" позицию по многим вопросам внешней политики. За то, что Устинов бесконечно просил все новые и новые деньги на оборону и всегда получал их - в ущерб народному хозяйству. За его близость к генеральному секретарю и умение "решать вопросы" келейно, без предварительного обсуждения на ПБ и правительстве. Косыгина раздражало, как нелепо сидела на министре маршальская форма: фуражка набекрень, узел галстука болтается… Он знал, что и многие профессиональные военные из окружения Устинова тоже не приняли его как министра, шушукались за спиной, наградили шефа обидным прозвищем.
- Возникает вопрос: как мы будем выглядеть перед мировым общественным мнением, - сказал премьер. - Если уж мы примем решение вводить войска, то это надо обосновать, подобрать соответствующие аргументы. Может быть, кому-то из ответственных товарищей поехать в Афганистан для прояснения обстановки на месте. Возможно, товарищу Устинову, - он сделал паузу, - или Огаркову.
Это был великолепный ход, и все присутствующие, кроме маршала, мысленно ему поаплодировали. Они прекрасно понимали, что тот из них, кто отправится с подобной миссией в Кабул, в огромной степени будет затем нести ответственность за все происходящее. Министру обороны совсем не улыбалась такая опасная перспектива. Застигнутый врасплох, он неуклюже попытался отгрести назад:
- Мне кажется, надо сейчас говорить о политических шагах, которые мы исчерпали далеко не полностью. Активнее использовать возможности афганской армии. Вряд ли мне надо ехать в Афганистан. Может быть, лучше выехать кому-то из членов правительства, - он в волнении снял очки и принялся протирать их стекла носовым платком.
Но Косыгин решил добить своего старого оппонента:
- Нет, Дмитрий Федорович, все же нужно именно вам поехать туда. Дело в том, что мы посылаем афганцам большие объемы оружия, и надо проследить за тем, как оно используется, не попадает ли в руки мятежников. У нас в Афганистане около 550 военных советников, надо встретиться с ними, узнать состояние дел в войсках.
- Даже если кто-то из нас поедет в Афганистан, то за несколько дней положение не узнаешь, - пробормотал удрученный министр обороны.
- По существу наших сегодняшних решений надо подробно проинформировать Леонида Ильича, - грамотно пришел на помощь министру обороны его старый и верный друг Андропов. - Как ты считаешь, Андрей?
Громыко с полуслова понял маневр.
- Безусловно, - протянул он с обычным белорусским акцентом. - Сегодня ситуация пока еще не совсем ясная для многих из нас. Ясно только одно, и я уже говорил об этом: мы не можем отдать Афганистан врагу. Как этого добиться - надо хорошенько подумать. Может быть, нам и не придется вводить войска.
Почувствовав перемену в настроении коллег, и Косыгин решил сделать шаг навстречу:
- У всех нас единое мнение: Афганистан отдавать нельзя. Мы должны использовать все политические средства для того, чтобы помочь афганскому руководству укрепиться, оказать ему намеченную помощь и, как крайнюю меру, оставить за собой применение военной акции.
- Давайте подведем итог, - предложил Кириленко и в десяти пунктах сформулировал все предложения, которые звучали на заседании политбюро. - Если нет возражений, я сейчас постараюсь связаться с Константином Устиновичем Черненко и передать ему наши предложения.
Кириленко вышел в соседнюю комнату к аппаратам правительственной связи. Вернувшись через несколько минут, доложил:
- Товарищ Черненко считает, что предложения намечены правильные и постарается проинформировать об этом Леонида Ильича. Давайте на этом сегодня закончим.
Вечером, вернувшись к себе в высотку на Смоленской площади, Громыко собрал подчиненных. Был он, как вспоминают участники того совещания, мрачнее тучи. Министр не стал информировать коллег о подробностях только что закончившегося разговора на политбюро, а сразу приступил к раздаче поручений. Он приказал срочно подготовить представление Пакистану о недопустимости вмешательства во внутренние дела соседней страны, а также продумать аргументы, которые потребуются для обоснования возможного ввода советских войск.
- Это надо в виде записки в ЦК подготовить к завтрашнему утру, - жестко сказал Громыко, глядя поверх голов.
Подчиненные, хорошо знавшие крутой нрав своего шефа, понимали, что вопросов лучше не задавать, но все же его первый заместитель Корниенко отважился спросить:
- Неужели политбюро приняло решение ввести войска?
- Пока такое решение не принято, но ввод войск предусматривается, если того потребует обстановка, - медленно проговорил министр. И опять, как заклинание, произнес: - Ни при каких обстоятельствах мы не можем потерять Афганистан. Поймите, если сегодня мы оставим Афганистан, то завтра нам придется защищать свои рубежи от мусульманских орд уже где-нибудь в Таджикистане или Узбекистане.
* * *
На следующий день члены ПБ собрались опять все в том же составе. Председатель правительства доложил о своих разговорах с Тараки.
- Как мы и условились, вчера я два раза связывался с товарищем Тараки, - начал свой подробный отчет Косыгин. - Он сообщил мне, что обстановка в Герате очень сложная. Сказал, что если сейчас Советский Союз не поможет, то им город не удержать. А если Герат падет, то, считай, дело кончено. Тогда я задал ему вопрос: если в Афганистане сейчас есть 100-тысячная армия, то почему нельзя сформировать несколько дивизий и бросить их на Герат? Он мне объяснил, что пока они будут формироваться, гарнизона, верного правительству, в Герате уже не останется. В связи с этим они просят подкрепление танками и бронемашинами. Тогда я спрашиваю: а есть ли у вас достаточно танкистов, чтобы танки пустить в ход? Нет, отвечает он, поэтому мы просим прислать в качестве членов танковых экипажей ваших таджиков, которые служат в танковых частях, предварительно переодев их в афганскую форму. Я ему на это отвечаю: но этот факт скрыть не удастся, весь мир немедленно узнает о том, что советские танкисты воюют в Афганистане.
- В 17-й дивизии девять тысяч человек, - подал голос Кириленко. - Неужели все они бездействуют или перешли на сторону врага?
- По словам Тараки, половина личного состава перешла на сторону противника, - пояснил Косыгин. - Да и на оставшихся надежды мало, они тоже вряд ли станут поддерживать правительство.
- Дмитрий Федорович, а ты как считаешь? - повернулся Кириленко к министру обороны.
- Амин в разговоре со мной тоже заявил, что спасение их революции целиком в руках Советского Союза.
- Следовательно, они надеются только на одно: а именно - на наши танки и бронетранспортеры?
- Скорее всего, так, - согласился с ним Косыгин. - Но принимая решение относительно помощи, мы должны подумать о всех возможных последствиях. Дело это очень серьезное
Неожиданно на помощь премьеру пришел глава КГБ. Что-то, видимо, случилось за ночь с Юрием Владимировичем, но только, если вчера он предпочел по существу отмолчаться, то сейчас сформулировал позицию, которая на 180 градусов развернула весь ход дальнейшего обсуждения. Не исключено, что у Андропова накануне состоялся телефонный разговор с самим Брежневым, и они пришли к согласованному решению. Возможно и другое объяснение: воскресным утром Громыко, Андропов и Устинов "сбежались" накоротке и втроем очень откровенно еще раз обсудили сложившуюся ситуацию.
- Я, товарищи, пришел к следующему выводу, - мягко сказал он, поблескивая очками. - Нам нужно очень и очень серьезно подумать о том, во имя чего мы будем вводить свои войска в Афганистан. Для всех нас совершенно ясно, что эта страна не подготовлена к тому, чтобы решать все свои вопросы по-социалистически. Там огромное засилье религии, почти сплошная неграмотность, отсталость в экономике ну и так далее. Вспомните учение Ленина о революционной ситуации. О какой революционной ситуации может идти речь в Афганистане? Там нет такой ситуации. Мы можем удержать их революцию только с помощью своих штыков, а это совершенно недопустимо для нас. Мы не можем пойти на такой риск.
Министр иностранных дел словно только того и ждал. Он удовлетворенно хмыкнул и тут же взял слово:
- Я полностью поддерживаю предложение Юры о том, чтобы исключить такую меру, как ввод наших войск. Наша армия, войдя в Афганистан, станет агрессором. Против кого она будет воевать? Да против афганского народа! Все, что мы с таким трудом сделали за последние годы в смысле разрядки международной напряженности, сокращения вооружений, все это будет перечеркнуто. Все неприсоединившиеся страны выступят против нас. Китай получит хороший подарок. Отпадет вопрос о встрече Леонида Ильича с Картером. Будет под угрозой визит Жискар д’Эстена, намеченный на конец марта. А что мы выиграем? Также надо иметь в виду, что и юридически нам не оправдать ввода войск. Согласно Уставу ООН, любая страна может обратиться к нам за военной помощью, и мы можем такую помощь оказать, но… - Громыко назидательно поднял вверх указательный палец, - только в том случае, если просьба исходит от страны, которая подверглась агрессии извне. Афганистан же никакой агрессии не подвергался. Это их внутреннее дело.
Удивительно: еще и суток не прошло с тех пор, как Андрей Андреевич здесь, в этом зале для заседаний политбюро, так же уверенно убеждал соратников в том, что "ни при каких обстоятельствах мы не можем потерять Афганистан". А теперь, если отбросить всю шелуху, он призывал повернуться к нему спиной во имя других, гораздо более существенных выгод. Громыко был известен своим умением менять позицию в зависимости от складывающейся конъюнктуры. Причем свою новую позицию, которая иной раз прямо противоречила старой, он отстаивал очень горячо. Но что же все-таки произошло за минувшую ночь? Сбитый с толку выступлениями Андропова и Громыко, Кириленко тоже попытался вскочить в отходящий поезд:
- Сейчас обстановка в Афганистане изменилась к лучшему, и разговор у нас, что вполне справедливо, идет уже в несколько ином ключе. Все мы придерживаемся того, что нет никаких оснований для ввода войск.
Устинов при этих словах демонстративно поморщился. А председатель КГБ довольно грубо поправил секретаря ЦК:
- Ситуация там не стала лучше. Уже не один полк перешел на сторону врага, а вся дивизия. Как мы видим из сегодняшнего разговора Алексея Николаевича с Тараки, народ не поддерживает правительство. Но могут ли тут помочь наши войска? Нет, в этом случае танки и бронемашины не выручат. Я думаю, мы должны прямо сказать об этом товарищу Тараки.
- Может, стоит его пригласить к нам и сказать, что помощь мы увеличим, но войска вводить не будем, - предложил Косыгин. - Не будем, потому что им придется воевать против народа. Минусы мы получим огромные. А плюсов никаких нет.
Кириленко опять решил вернуть инициативу:
- Мы им дали все. А что из этого? Ничего не пошло им на пользу. Они учинили расстрелы ни в чем не повинных людей, а нам в свое оправдание говорят, что и мы при Ленине тоже расстреливали. Видите ли, какие марксисты нашлись! Я думаю, нам надо будет доложить Леониду Ильичу об этой нашей точке зрения, пригласить в Москву товарища Тараки и сказать ему все, о чем мы договорились.
Подал свой робкий задыхающийся голос и астматик Черненко, который накануне поздно вечером вернулся из Завидово:
- Если мы введем войска и побьем афганский народ, то обязательно будем обвинены в агрессии. Тут никуда не денешься.
- Я думаю, надо прямо сейчас посоветоваться с Леонидом Ильичем и сегодня же послать самолет в Кабул за Тараки, - внес предложение Косыгин. - Что же касается наших вчерашних предложений по оказанию помощи, то мы ничего там не меняем, кроме одного - о вводе войск.
- Да, это надо исключить, - поспешил поддержать общую генеральную линию министр обороны.
Когда в понедельник 19 марта в ЦК появился отдохнувший и посвежевший генеральный секретарь, Черненко пригласил всех вчерашних участников плюс начальника генштаба Огаркова на новое заседание. Брежнев, только что с большим удовольствием рассказывавший соратникам о подробностях охоты в Завидово - это был привычный ритуал для понедельника, - теперь, явно поскучнев, перешел к афганским делам. Естественно, чтобы ни у кого не было ни малейших сомнений в его компетентности, он заверил собравшихся в том, что самым внимательным образом следит за событиями в соседней стране. Далее Леонид Ильич одобрил те предложения, которые родились у членов политбюро в субботу и воскресенье, и согласился с тем, "что нам сейчас не пристало втягиваться в эту войну".
- Я думаю, нам следует одобрить мероприятия, которые были выработаны в эти дни, - сказал генсек, завершая заседание. - Мы принимаем решение: пригласить товарища Тараки в СССР завтра, 20 марта. Переговоры с ним будут вести Косыгин, Громыко и Устинов. А затем его приму я.