* * *
30-летний аспирант Дипломатической академии Владимир Козин не удивился тому, что во вторник утром ему было велено явиться в Международный отдел ЦК и быть готовым к работе с ответственными афганскими гостями. Уже во второй раз Козина привлекали в качестве переводчика с языка пушту на важных переговорах в Кремле. 20 марта после полудня Козин оказался в павильоне правительственного аэродрома Внуково-2. Ждали самолет из Кабула, на котором должен был прилететь Нур Мохаммад Тараки. Поскольку визит был неофициальным, а по сути тайным, из советских руководителей афганца встречал один Косыгин.
Дожидаясь посадки самолета с афганским гостем на борту, председатель правительства уединился в комнате с бумагами, требующими неотложного изучения. Первой в стопке бумаг лежала подготовленная по его просьбе биографическая справка о товарище Тараки. Но это оказался сухой перечень дат, должностей и написанных афганцем книг - по нему трудно было судить о том человеке, с которым Косыгину предстояло вести серьезный разговор. Тогда премьер подозвал к себе переводчика Козина:
- Вы ведь работали в Афганистане? Расскажите мне о Тараки.
- Родился в 1917 году, - с готовностью начал рапортовать Козин. - Закончил…
- Нет, нет, - раздраженно остановил его Косыгин. - Не даты и дипломы, а какие-то человеческие детали, которые раскрывают его характер, суть его натуры.
- Понял, Алексей Николаевич, - смутился Владимир. - Я попробую. Нур Мохаммад Тараки родился в год Октябрьской революции в пуштунской семье крестьянина-пастуха. Ему на роду было написано повторить судьбу отца: на всю жизнь остаться неграмотным, а на хлеб зарабатывать мелкой контрабандой. Но Тараки повезло: отец решил, что кто-то в многодетной семье должен получить образование, выбиться в люди. Выбор пал на Нур Мохаммада, и он был отправлен учиться в среднюю школу в провинции Газни. Затем работал служащим в Кандагаре, делопроизводителем в Бомбее. В Индии не только овладел английским и урду, но и познакомился с идеями национально-освободительной борьбы, а также марксистскими взглядами.
Потом вернулся в Кабул, учился в колледже государственных служащих, был принят чиновником в министерство экономики, откуда перешел в министерство информации и печати. Судя по всему, его карьера развивалась вполне успешно. Еще вчера был босяком, а стал заместителем директора главного в Афганистане информагентства "Бахтар", написал и издал несколько литературных произведений, которые сразу сделали его имя известным. К этому же периоду относится начало его политической активности. Тараки вошел в состав руководства движения "Пробудившаяся молодежь", печатал яркие публицистические статьи, выступал за демократические преобразования в обществе, за улучшение жизни народа.
- То есть он занимается революционной деятельностью с послевоенных времен, так? - уточнил Косыгин.
- Да, верно, - подтвердил переводчик. - Причем, в отличие от другого лидера НДПА товарища Кармаля, он не имел серьезных наказаний, никогда не подвергался аресту. Даже в 1952 году, когда правительство нанесло мощный удар по зарождавшейся оппозиции, Тараки почему-то избежал суровых кар и более того - вскоре отправился в Вашингтон как пресс-атташе посольства Афганистана. Но через полгода его дипломатическая карьера рушится: ему не простили опубликованную в американской печати антимонархическую и антидаудовскую статью. Он просит политического убежища в Штатах, но неудачно: получает отказ и возвращается на родину.
Затем целых десять лет, вплоть до 1963 года, Тараки перебивается разной работой: как переводчик с английского, обслуживает американцев в Кабуле, пишет статьи и книги. И при этом по-прежнему старательно пытается разобраться в премудростях марксизма-ленинизма. В 1963-м, воспользовавшись послаблениями, сделанными правительством Мохаммада Юсуфа, он полностью отдает себя революционной работе. Из числа оппозиционно настроенных молодых людей формирует марксистские кружки, думает об организации настоящей левой партии для борьбы с королевским режимом. В 1965 году его по праву избирают первым секретарем только что созданной Народно-демократической партии Афганистана. А годом позже расхождения во взглядах на революционную деятельность приводят его к разрыву с другим идейным борцом - Бабраком Кармалем.
- Подождите, - повелительным жестом остановил переводчика Косыгин. - Не так быстро. Вот здесь, пожалуйста, поподробнее. У нас есть время? - повернулся премьер к своему помощнику.
- Самолет приземлится через десять минут, - сообщил тот.
- Вот и хорошо. Расскажите мне, товарищ переводчик, в чем у них суть разногласий. А то все твердят "хальк", "парчам", но никто не может толком объяснить, почему они так ожесточенно воюют друг с другом.
- Попробую, Алексей Николаевич, - напрягся Козин. - Только тема эта очень деликатная и непростая. Из-за дефицита времени мне придется опустить многие подробности. Оба лидера - и Тараки, и Кармаль, - соглашаясь с тем, что их общая цель - сделать Афганистан демократическим государством, свободным от монархических и феодальных пут, каждый по-разному видели пути достижения этой цели. Тараки, как и многие другие творческие импульсивные натуры, уповал на силовые варианты. Ему, как мне кажется, близки методы революционного, что ли, решения всех проблем - вооруженное восстание, красный террор, насильственная реализация социально-экономических реформ. Неслучайно с первых же шагов своего руководства партией он много внимания уделял работе по созданию подпольных ячеек в вооруженных силах, то есть тех самых структур, которые сыграли решающую роль в событиях 27 апреля 1978 года.
Соперничество, а затем и откровенная вражда с Бабра-ком Кармалем проходили сразу на нескольких фронтах. Оба они ревниво отслеживали позиции своих фракций на политическом фронте. Тараки, например, не мог простить конкуренту то, что после свержения короля президент Дауд именно парчамистам (или им сочувствующим) раздал несколько министерских портфелей. Кармаль, претендовавший на основную часть от поступающей советской помощи, всегда болезненно относился к вояжам главы "халька" в СССР, которые тот до Апрельской революции осуществлял в основном по линии Союза советских писателей. Тараки не доверял Кармалю еще и потому, что тот происходил из знатной семьи и по своему происхождению всегда был близок к королю и Дауду. В свою очередь глава парчамистов не без оснований клеймил политического соперника за его неприкрытый пуштунский национализм.
Словом, оснований для вражды у них было много - гораздо больше, нежели поводов для замирения, хотя это, я подчеркиваю, лично моя точка зрения.
Поскольку вы попросили меня быть максимально откровенным, и наш разговор носит, как я понимаю, доверительный характер, то хочу также сказать следующее. Отдавая должное Тараки на посту лидера НДПА сразу после ее создания, многие, даже ближайшие его соратники, сейчас отмечают, что с победой Апрельской революции, когда партия столкнулась с новыми вызовами, генеральный секретарь и глава государства не проявил себя, как энергичный и сильный руководитель. Он не имеет тех навыков и того опыта, которые требуются в условиях борьбы с различными контрреволюционными силами, плохо себе представляет, как надо осуществлять назревшие социально-экономические преобразования, не может справиться с интригами внутри партийного руководства. Кроме того, до нас доходит информация о том, что он любит выпить, падок на самую грубую лесть, не очень утруждает себя выполнением государственных обязанностей, предпочитая им чисто представительские функции. Конечно, на этом фоне товарищу Амину легко набирать свой политический капитал.
- Алексей Николаевич, - деликатно подошел к ним помощник премьера. - Самолет прибыл.
Из подрулившего к правительственному павильону лайнера Тараки вышел один, без каких-либо сопровождающих лиц. Втроем - советский премьер, афганский генсек и переводчик - сели в машину и поехали сразу в Кремль на переговоры. Косыгин предупредил гостя, что вечером его примет Леонид Ильич Брежнев. Уже прямо в машине Алексей Николаевич стал высказывать Тараки свою озабоченность по поводу ситуации в Афганистане:
- Вы уже не контролируете, как прежде, значительную часть территории страны. Мятежники наступают по всем фронтам.
- Это так, - горестно соглашался с ним Тараки. - Но за спиной наших врагов стоит вся мировая реакция. США, Пакистан, Иран, Китай… Нам приходится трудно.
- Согласен. Но, как нам кажется, вы допускаете ошибки в своей внутренней политике, некоторые ваши действия озлобляют людей, плодят стан врагов революции.
Тараки молчал. Он понимал, что предстоящий разговор будет нелегким, догадывался о том, что его привезли в Москву вовсе не за тем, чтобы принять предложения о вводе войск. Но до времени от дискуссий уклонялся, берег свои аргументы.
Уже на подъезде к центру столицы Косыгин решил подсластить пилюлю:
- Хочу вам сообщить, товарищ Тараки, что гератский мятеж подавлен.
Гость встрепенулся:
- А откуда это вам известно?
Премьер подмигнул переводчику:
- Из газет.
- Это хорошая новость, - не оценил шутку афганец. - Очень хорошая.
Козин еще в павильоне правительственного аэропорта, когда ждали самолет из Кабула, краем глаза видел шифровку от генерала Горелова. Она была краткой: "Гератский мятеж подавлен".
В Кремле афганского гостя уже ждали. Косыгин, Громыко, Устинов и Пономарев уселись по одну сторону стола, по другую были Тараки и Козин. Чуть в стороне примостился ми-довец Станислав Гаврилов, которому предстояло вести запись беседы. Никаких стенографисток на столь секретные заседания не приглашали.
Председатель правительства пояснил, что вначале они хотели предоставить первое слово главе афганского государства, но затем решили начать с изложения советской позиции. После традиционных заверений в дружбе Алексей Николаевич перешел к делу:
- Пути решения возникших у вас проблем могут быть разными, - сказал он, - но наилучшим из них является путь, который бы сохранил авторитет вашего правительства в народе, не испортил бы отношений Афганистана с соседними государствами, не нанес бы ущерба международному престижу вашей страны.
В подкрепление своих слов Косыгин привел пример Вьетнама, который выдержал тяжелую войну с США, а сейчас самостоятельно отражает китайскую агрессию.
- И у вас в стране есть достаточно сил, чтобы противостоять вылазкам контрреволюции, - продолжал Косыгин ровным голосом. - Взять хотя бы пример с Гератом. Когда вы за дело взялись по-настоящему, то сумели овладеть положением. Только что мы получили сообщение о том, что сегодня в 11 часов утра военный городок, где дислоцируется мятежная часть 17-й пехотной дивизии, после авиационных бомбовых ударов захвачен батальоном десантников, поддержанных танками, прибывшими из Кандагара.
Мы будем оказывать вам помощь всеми возможными средствами. Ввод же наших войск сразу возбудит международную общественность, повлечет за собой резко отрицательные многоплановые последствия. Наши общие враги только и ждут того, чтобы на территории Афганистана появились советские войска… Нельзя не видеть, что нашим войскам пришлось бы бороться не только с внешним агрессором, но и с какой-то частью вашего народа. А народ таких вещей не прощает.
Косыгин складно выговаривал все это главе афганского государства, лишь изредка заглядывая в лежащие перед ним бумаги. Переводить его на пушту было нетрудно: премьер вовремя делал необходимые для перевода паузы, терпеливо ждал, пока Козин доносил его слова до гостя. Вообще-то пушту для перевода язык сложный. Он инверсионный. Там пока всю фразу не выслушаешь, перевести нельзя. Глагол стоит в конце. Надо слова переставлять, как фигуры в шахматах.
Закончив последнее предложение, переводчик обратил внимание на то, как лицо Тараки напряглось, в обычно добродушных глазах заплясали огоньки. Похоже, хорошая новость из Герата не убедила его в том, что надо отказаться от приглашения советских войск.
- Мы пришли к выводу, - продолжал между тем Косыгин, - что на данном этапе наилучшими, с точки зрения оказания вам наиболее эффективной поддержки, будут методы нашего политического воздействия на соседние страны и предоставление вам большой и разносторонней помощи.
Вот, собственно, те соображения, которые мы хотели откровенно, по-товарищески изложить вам, - председатель правительства, закончив, удовлетворенно откинулся на спинку стула и жестом пригласил высказаться афганского гостя.
С первых же его слов стало понятно, что и Тараки основательно подготовился к этому разговору.
- Я тоже буду говорить откровенно, как ваш друг, - начал он, глядя в упор на Косыгина. - Мы в Афганистане согласны с тем, что возникшие проблемы должны в первую очередь решаться политическими средствами, а военные акции должны носить вспомогательный характер… Со своей стороны хочу подчеркнуть, что отношения между нашими странами - это не просто обычные межгосударственные отношения. Они базируются на классовой основе, на общности идеологии и политики. В нашей стране, как и у вас, власть принадлежит рабочему классу и крестьянству.
"Ага, вот он куда клонит, - догадался Козин. - Спекуляция на пролетарской солидарности. Не знаю, как в нашей стране, но в Афганистане точно нет никакого рабочего класса, и власть там не может принадлежать крестьянству. Неужели наши вожди купятся на такую откровенную демагогию?"
- Революция вызвала злобную реакцию со стороны наших классовых врагов, - как по-писаному продолжал гость. И далее обрушился на Пакистан, Иран и Соединенные Штаты, которые, по его мнению, были виноваты во всех сегодняшних бедах. - Было бы излишне подробно останавливаться на вопросе, почему пакистанцы, иранцы, американцы и китайцы ведут против нас подрывную деятельность. Я хочу лишь подчеркнуть, что мы были и остаемся вашими друзьями, мы учились и учимся у Ленина.
Мне хотелось бы затронуть вопрос о нуждах афганской армии. Мы бы хотели получить бронированные вертолеты, дополнительное количество бронетранспортеров и боевых машин пехоты, а также современные средства связи.
- Речь, видимо, идет о вертолетах Ми-24, которые имеют пуленепробиваемую броню, - пояснил Устинов. - Таких вертолетов вам будет поставлено шесть в июне-июле и еще шесть в четвертом квартале этого года.
- Было бы хорошо, если бы они поступили вместе с пилотами, - пошел в атаку Тараки.
- Вам нужно готовить своих пилотов, - возразил ему маршал. - У нас обучаются ваши офицеры, и мы можем ускорить их выпуск.
- А может быть, нам взять вертолетчиков из Ханоя или из какой-нибудь другой страны, например, Кубы? - не сдавался Тараки.
- У нас учатся четыреста афганских офицеров, их список у вас имеется. Отберите нужных вам людей, и мы можем ускорить их подготовку, выпустить их досрочно, - снова осадил его Косыгин.
Но гость и не думал сдаваться.
- Если мы не найдем пилотов у себя, - задумчиво сказал он, - то поищем их в других странах. Мир большой. Нам нужны преданные люди, а среди афганцев, обучающихся в СССР, есть много "братьев-мусульман" и таких, кто настроен прокитайски.
- В этом году у нас заканчивают учебу 190 афганских офицеров, среди которых 16 летчиков и 13 вертолетчиков, - сказал Устинов. Было заметно, что он с трудом сдерживает раздражение. - Через главного военного советника генерала Горелова мы передадим вам список выпускников по специальностям. Вы сами сможете произвести отбор нужных вам людей.
Далее Косыгин подробно рассказал, какую военную и экономическую помощь Союз безвозмездно окажет афганцам в самое ближайшее время. Он терпеливо перечислял марки боевых машин, вертолетов, зенитных установок, напомнил о принятом накануне решении выделить 100 тысяч тонн пшеницы, причем, услышав это, Тараки тут же вставил, что им бы хотелось дополнительно еще 300 тысяч тонн, а также получить отсрочку по ранее взятым кредитам. Косыгин поморщился, но отсрочку пообещал. Маршал Устинов заметил, что в связи с дополнительными поставками военной техники, видимо, возникнет необходимость прислать еще группу военных специалистов и советников.
- Если вы так считаете, то мы, конечно, примем их, - недовольно выдавил Тараки. - А не разрешите ли вы все-таки использовать нам пилотов и танкистов из других социалистических стран?
- Я не могу понять, почему вы опять об этом, - уже с явным раздражением ответил Косыгин. - Соцстраны вряд ли пойдут на это. Вопрос о направлении людей, которые сели бы в ваши танки и стреляли бы в ваших граждан, это очень острый политический вопрос.
Следуя заранее разработанной схеме беседы, Косыгин затем повоспитывал гостя на предмет бережного подхода к кадрам.
- Надо всесторонне и хорошо разобраться с каждым человеком, прежде чем вешать на него какой-нибудь ярлык, - посоветовал он афганскому гостю, имея в виду продолжающиеся репрессии.
Тараки сделал вид, что он не понял, о чем речь:
- Гератские события показали нам, что в нашу среду попали "братья-мусульмане", а на тех, кто действительно с нами, мы ярлыков не вешаем.
Но наш премьер предпочел не втягиваться в эту дискуссию.
Напоследок гость сделал еще одну попытку поторговаться, спросив, как поступит Советский Союз, если на афганскую территорию будет совершено нападение извне. Но опытный политик Косыгин легко отразил атаку:
- Тогда это будет совершенно иная ситуация. А сейчас мы делаем все для того, чтобы такого вторжения не было.
- Члены нашего политбюро знают о моей поездке в Москву. По возвращении домой я должен буду доложить им о результатах переговоров. Должен ли я сказать им, что Советский Союз будет оказывать ДРА только политическую поддержку и другую помощь?
- Да, - подтвердил Косыгин. - Политическую поддержку и большую помощь по линии военных и других поставок. Это решение нашего политбюро. Об этом вам скажет Леонид Ильич Брежнев на встрече с вами, которая начнется через десять минут.