- Вам обоим вменяется в обязанность разбить ворота к вечеру, чтобы под покровом наступающей темноты "вольница" правителя Баранова могла броситься через бреши в атаку на индейцев… Нужно отдать должное этим барановским молодцам, им можно было бы позавидовать в храбрости, но… храбрость - это не все, нужна дисциплина и согласованность, а этого у них, как людей невоенных, нет…
Лисянский провел рукой по своим белокурым кудрявым бакенбардам, задумался на минуту… потом продолжал…
- В случае малейшей заминки или, не дай Бог, Паники среди наших ушкуйников и особенно у туземцев-алеутов, немедленно окажите им поддержку как огнем своих пушек, так и участием в самом штурме… Бросайтесь с вашим отрядом в огонь битвы и окажите Баранову поддержку…
Он опять снял свою парадную морскую шляпу, широко перекрестил Повалишина и повторил:
- С Богом!
4
Баранов, находившийся на наблюдательном посту на своем кекуре, заметил, как с "Невы" отвалили баркас и ял Арбузова, а потом к берегу пошла партия лейтенанта Повалишина.
- Ну, хлопцы, - громко закричал он, - пришел час отомстить неверным! Сегодня пойдем на приступ… Готовы ли вы отомстить за наших братьев, убиенных здесь погаными колошами?
- Готовы! - все как один, вскричали промышленные, окружавшие Баранова.
Вся эта сцена на вершине холма, ярко освещенного все еще горячими лучами полуденного осеннего солнца, поразительно напоминала сборище вольницы в стане запорожских казаков времен Тараса Бульбы.
- Покажем окаянным нашу рассейскую удаль! - опять громко закричал Баранов. - А ну, ребята, нашу боевую песню! Запевай, Иван! - крикнул он Кускову.
Эту песню еще давно сложил сам Баранов, не совсем складно, не совсем грамотно, на примитивный мотив, - но пришлась она по душе промышленным, которые пели ее постоянно на своих пьяных сборищах.
- Начинай, Иван!
Кусков вышел вперед, в центр круга, и красивым баритоном, который принято называть "бархатным" по необыкновенной красоте его тембра, запел первые строки песни, которая потом стала известной под названием "Песня Баранова":
Ум российский промыслы затеял,
Людей вольных по морям рассеял…
- А ну, все! - закричал Баранов, и своим высоким звонким тенором присоединился к голосу Кускова. Мощный, довольно стройный хор голосов промышленных поддержал его:
Стройтесь зданья, в частях Нова Света.
Росс стремится, - воля его мета.
Дикие народы, варварской природы,
Сделались многие друзья нам теперь!
Тихо рокотали басы, с чувством выводя слова мелодии, такие близкие им, соратникам Баранова, покорявшим дикие народы, которые -
Сделались многие друзья нам теперь!
В Свете Новом, в странах полунощных
Мы стоим в ряду к славе людей мощных.
Народы мирятся, отваги боятся,
Бодрствуйте, други, - русаки бо есть!
Опять мощно выделился баритон Кускова в последнем куплете песни:
Нам не важны чины, ни богатства,
Только нужно согласное братство.
То, что сработали, как ни хлопотали,
Ум патриотов уважит потом…
Матросы лейтенанта Повалишина, высаживавшиеся на берег со своими пушками, услышав стройное пение, невольно остановились.
- Вот непутевые варнаки! - с сердцем проговорил боцман, здоровый, широкоплечий моряк с пышной черной кучерявой бородой. - Люди к бою готовятся, может, на смерть идут, а они тут песнями развлекаются.
- А ты не чертыхайся, Степаныч, - степенно остановил боцмана пожилой маленький коренастый матрос с серебристой сединой на висках, по имени Харитон Бридько.
- Слышь, поют-то не плясовую ведь. Песня грустная, но стройная… под такую песню и в бой пойдут…
Матросы прислушались. До них ясно донеслись звуки заключительного куплета:
Ум патриотов уважит потом…
- Что ж, слова неплохи… - примирительно заметил Степаныч.
- А ну-ка, братцы, за дело… - стал подгонять их Повалишин, - нечего песни слушать… У нас дело не терпит… Давай… давай… стягивай пушки на берег!
Все замолчали и бросились исполнять приказание.
В это время люди Баранова заметили, что небольшой отряд лейтенанта Арбузова высадился на берег и, подтягивая свою пушку, направился по склону горы в обход крепости, где ему надлежало уничтожить амбар.
- Александр Андреевич, флотские пошли на штурм! - закричал кто-то, решив, что Арбузов начал генеральное наступление на крепость.
Баранов схватил ружье:
- Вперед, братцы!.. На приступ, на злодеев! - и быстро побежал к крепости. За ним бросилась вся его ватага, вооруженная, кто чем попало. Во всяком случае среди нескольких сот его сподвижников не менее ста пятидесяти были вооружены ружьями.
- Пушки тащи, пушки! - закричал опять Баранов.
Люди впряглись в две пушки и потащили их вслед за воинством.
Когда Повалишин увидел, что громадная толпа промышленных и алеутов понеслась на крепость, ему ничего не оставалось, как тоже броситься в атаку, но с другой стороны, как ему и было приказано Лисянским.
- Что они так рано сорвались? - сердито проговорил он. - Все планы перепутали. Мы даже пушек не успели подтянуть к назначенной позиции!
Он стал подгонять своих людей:
- А ну скорее, тащи пушки через речку… Нам надо огнем поддержать атаку.
Нужно отдать должное обоим морским офицерам. Они быстро установили свои орудия, и не прошло и нескольких минут, как на крепость понеслись ядра пушек Арбузова и Повалишина. Правда, эти ядра не наносили большого вреда противнику. Они просто отскакивали от толстых бревенчатых стен крепости.
- Картечь! - скомандовал Повалишин.
Пушки дали несколько выстрелов картечью, которая оказалась более эффектным оружием, чем ядра. Позже Баранов в письме своему сподвижнику Куликалову писал на Крысьи острова, что, как оказалось, даже картечь не испугала индейцев. Те заранее выкопали глубокие ямы, где и отсиживались.
Вслед за людьми Баранова, как саранча карабкавшихся по довольно крутым склонам горы к воротам крепости, лейтенанты Повалишин и Арбузов тоже повели своих матросов на приступ.
Все время впереди наступавших по крепости били ядра и картечь артиллерии. Можно было ожидать, что "армия" Баранова, с таким безудержным воодушевлением и энтузиазмом бросившаяся на штурм, с налету ворвется в крепость, тем более что следом за этой стихийной армией стройными рядами бежали моряки "Невы", на ходу стрелявшие по индейцам, появившимся на стенах крепости.
Еще несколько десятков шагов и, казалось, загрохочут, повалятся крепостные ворота.
Индейцы, как видно, хорошо приготовились к атаке. Ворота крепости вдруг открылись, и в них показались две пушки, которые сразу же открыли огонь прямой наводкой по нападавшим. В это же время из форта выбежали несколько десятков индейцев и стали из ружей в упор расстреливать поднимавшихся на гору врагов.
Сразу же были убиты несколько промышленных и алеутов и столько же ранены. Первыми дрогнули алеуты, которые вдруг повернули и бросились вниз, наутек. Многие побросали свое оружие, промчались мимо пушек, оставленных ими без защиты, и ринулись к берегу, к лодкам.
- Куда, сукины дети… назад! - не своим голосом закричал Баранов, но в это время пуля ударила ему в руку и пробила ее навылет. Он схватился за нее, чтобы остановить кровь.
Промышленные увидев, что Баранов ранен, заколебались и стали отходить назад.
- Назад, Александр Андреевич! - закричал ему Кусков. - Назад! Люди отходят. Отходите, а то попадем в руки варварам!
Баранов, поддерживаемый Кусковым, пошел вниз, под гору.
Небольшая кучка матросов с "Невы" осталась лицом к лицу с десятками индейцев, открывших по ним ожесточенный огонь.
Повалишин посмотрел кругом, увидел бежавшую вниз "армию" Баранова и скомандовал:
- Отступать медленно, не прекращая огня!
Один матрос упал, убитый наповал, за ним -другой… И поднять их, чтобы забрать с собой, невозможно. Нужно было отходить. Индейцы, ободренные успехом, бросились за отступавшими. Несколько из них подбежали к убитому матросу, подняли его на копья и с торжествующими криками понесли в крепость.
Повалишина и Арбузова спас Лисянский. Он все время следил за боем с корабля и, когда увидел создавшееся положение, приказал:
- Открыть беглый огонь по неприятелю!
Несколько выстрелов картечью с "Невы" охладили пыл индейцев, и они поспешно скрылись за стенами крепости, захлопнув ворота.
Отступившие матросы оттянули пушки к берегу, погрузились со своей артиллерией на гребные лодки и к вечеру вернулись на "Неву".
Баранов же собрал своих людей на кекуре, где он яростно обрушился на смущенного алеутского вождя, тоена Нанкока, за трусость его людей и его самого.
- Если бы не ты и не твои сородичи, то крепость была бы непременно взята.
Нанкок только смущенно переминался с ноги на ногу.
- Шкуры надо с вас всех содрать! - кипятился Баранов. - Что теперь будем делать? Людей потеряли… сколько нас побили да поранили. Видишь, и мне руку прострелили.
Нанкок смотрел себе под ноги и ничего не говорил. Баранов в сердцах плюнул на землю и отошел от него.
- Посмотрим завтра утром, что капитан Лисянский решит, - сказал он Кускову, шедшему за ним. - Стыд и срам… осрамили нас алеуты, стыдно перед господином капитаном!
5
Утром Баранов поехал на корабль к Лисянскому. Тот принял его почтительно и любезно, ни словом не намекнув на то, что атака не удалась из-за паники алеутов. Он только заметил:
- Да, жаль, потеряли хороших людей… Сегодня утром умер мой хороший матрос Харитон Бридько. Всю ночь промучился от своей раны. Хороший был моряк. У нас три матроса убиты, ранено двое, да легкие ранения получили оба офицера Повалишин и Арбузов.. А каковы ваши потери, Александр Андреевич?
- У меня убито трое промышленных и ранено девять. Из алеутов - четверо убито и ранено шесть… больше в пятки да в задние места, когда бежали от индейцев, - зло добавил Баранов.
Лисянский улыбнулся.
- Не сердитесь, господин правитель. Что сделано, то сделано. А от крепости мы не отойдем - возьмем ее, независимо от того, сколько времени это займет.
Однако заняло это больше времени, чем предполагал Лисянский. На следующее утро индейцы, ободренные своими вчерашними успехами, открыли беспорядочную стрельбу из пушек по "Неве", которая, кстати, ничем не увенчались.
Обозленный Лисянский приказал дать несколько залпов, и индейцы замолчали. После этого, как только группы индейцев выбегали из крепости собирать ядра у ее стен, пушки "Невы" разгоняли их своей меткой стрельбой. Положение становилось невыносимым. Надо было опять идти на штурм крепости, но индейцы неожиданно решили вести дипломатическую игру, явно стараясь потянуть время в надежде, что русским надоест, и они уйдут.
Целую неделю продолжалась эта чехарда. Каждый раз после яростной бомбардировки с "Невы", защитники крепости поднимали белый флаг и требовали переводчика для переговоров. Вождь индейцев заявил, что он хочет заключить мир и желает знать условия русских. На это требование Баранов с. Лисянским передали ему, что будут вести переговоры и прекратят стрельбу, если индеец пришлет к ним аманатов. Вождь задержался с ответом, и к вечеру по крепости опять было сделано несколько выстрелов.
Как видно, тактика подействовала, потому что сразу же из крепости вышел молодой индеец с белым флагом, которого быстро доставили к Баранову. Он оказался внуком индейского вождя и тем самым заложником.
Последующие несколько дней прошли в том, что Баранов требовал немедленной сдачи крепости, а индейцы, как только начиналась стрельба, оттягивали время и посылали Баранову своих пленных алеутов, то женщину, то мужчину.
Лисянскому все это надоело, и 4 октября он приказал экипажу "Невы", используя прилив, подвинуть корабль ближе к берегу. После этого индейцы выдали еще несколько аманатов вместе с другой пленной, кадьякской девушкой, обещая, что они сдадут крепость через два дня, как только закончат свои приготовления к эвакуации. Очевидно, у них сказался недостаток в порохе для пушек, а также они стали страдать от недостатка пищи.
Прошло два дня, и 6 октября индейцы все еще сидели в крепости. Лисянский потерял терпение и передал индейцам через переводчика, что на следующий день в полдень он начинает генеральный штурм крепости, если ворота не будут открыты. Вечером Баранов приехал к нему на корабль, чтобы договориться о деталях штурма. Решено было подвести нападающие части к подножию горы к полудню и после ожесточенной канонады пойти в атаку на крепость с трех сторон. Тремя колоннами будут опять же командовать Баранов - своими промышленными и алеутами, Повалишин и Арбузов - матросами. Все трое начальников колонн были ранены в первом штурме, однако не так сильно, чтобы не принять участия в новой атаке.
Поздно вечером Баранов с Лисянским вышли на палубу и вдруг услышали унылое пение со стороны крепости. Сначала можно было разобрать индейское "у-у-у", которое повторялось несколько раз. Ясно слышался плач детей и как будто женщин, который покрывался грохотом индейских музыкальных инструментов наподобие барабанов.
- Опять шаманят, - проговорил Баранов, - но сегодня как-то по-новому, по-особому. Что-то там творится… не разберу.
Всю ночь, почти до самого утра, можно было слышать шум со стороны крепости. Потом вдруг все утихло. Настала мертвая тишина.
Угомонились, нечистые, - проговорил часовой, - наконец-то спать улеглись!
6
Большая часть следующего дня прошла в приготовлениях к штурму, но только к вечеру удалось подвезти пушки к подножию холма, на котором стояла крепость. Лисянский решил, что до темноты времени осталось мало, и поэтому был дан приказ всем, уже занявшим позиции начать атаку после предварительной бомбардировки, на рассвете следующего дня, 8 октября. Для острастки индейцев, дабы они не вздумали совершить вылазку против осаждающих под покровом темноты, по крепости было дано несколько залпов.
Никакого ответа со стороны индейцев не последовало. Все замерло. День стал клониться к концу, и по песку морского берега потянулись длинные тени. Лейтенант Повалишин вдруг посмотрел на небо и заметил, что над крепостью кружилось много ворон.
- Что это вороны закружились над крепостью? - заметил он Лисянскому.
- Не знаю. Что-то странное происходит. Собак поубивали, что ли, чтоб не кормить их, - так вороны и кружатся над падалью. Александр Андреевич, что вы думаете?
Баранов заслонил глаза ладонью и долго следил за тем, как вороны кружились над укреплением… потом задумчиво сказал:
- Да, очень странно… ведь вороны как будто спокойно спускаются внутрь крепости, не боятся людей. Ничего не понимаю. Ну, да завтра утром выясним.
Он все еще носил повязку на простреленной руке, она иногда беспокоила его.
Рано утром Баранов послал к воротам крепости переводчика с белым флагом и приказал ему заявить индейцам, что если ворота не будут открыты немедленно и крепость не сдана, то сразу начнется жестокая бомбардировка, и крепость будет взята штурмом.
Довольно скоро у лагеря Баранова появился бежавший к нему переводчик.
- Александр Андреевич, - кричал издали запыхавшийся парламентер, - в крепости никого нет!..
- Как никого нет? Что ты там мелешь?
- Нет никого, крепость пуста… Я подошел к воротам, кричал, - никто не ответил. Тогда я заглянул в щель ворот и увидел, что двор пуст… в крепости нет ни одного человека…
Баранов нахмурился, все еще не веря полученной информации.
- Не ловушка ли какая?..
Повернулся к Кускову:
- А ну, пойдем к господину капитану… держать совет.
Лисянский, услышав сообщение Баранова, был ошеломлен…
- Ну что же, - сказал он, наконец, - пойдем в крепость.
Подозвал Повалишина.
- Дайте сигнал десанту начать медленное движение к крепости… шагом… не бежать… быть готовыми к любой неожиданности. Бомбардировку отменить!
Медленно поднялась цепь моряков с лейтенантами Повалишиным и Арбузовым во главе. Оба молодые офицера со шпагами в руках медленным шагом приближались к крепости, зорко смотря вперед - нет ли подвоха.
За тонкой линией моряков двигалась вся ватага промышленных и кадьякских жителей. Впереди, сдерживая их нетерпение, шли Баранов и Кусков. Вместе с ними был и Лисянский, решивший оставить корабль на попечение бомбардиров и младших офицеров.
Со стороны крепости - ни звука. У некоторых матросов по спине забегали мурашки.
"Хоть бы стрельнули раз, окаянные", - думали они.
Все ближе и ближе к воротам подходит цепь моряков… пять сажен, три… одна…
Повалишин повернулся к матросам:
- А ну, братцы, навались на ворота… Тут что-то не ладно… да не зевайте, держите ружья наготове.
Дружно навалились моряки на ворота, и те, к их удивлению, довольно легко распахнулись.
- Вперед! - закричал Повалишин.
- Ура! - прокатилось по склону горы, и матросы ринулись во двор крепости.
- Ур-ра! - звонко закричал Баранов и довольно быстро для своих больных ног побежал за моряками. Следом за ним ринулись остальные.
- Ура! - опять закричали моряки, ворвавшись внутрь крепости и в недоумении один за другим замолчали.
Во дворе крепости было пусто и только над головами зловеще закружились вороны. Скоро двор заполнился массой людей, все еще не понимавших, куда девались индейцы.
- Юрий Федорович! - вдруг громко позвал Лисянского Повалишин. - Скорее сюда! Посмотрите!
Встревоженные Лисянский и Баранов бросились в угол крепости, куда их звал Повалишин.
Там их ожидало зрелище, от которого у многих волосы зашевелились на голове.
В углу в разных позах лежали убитые индейцы - не менее тридцати, очевидно, сраженные во время бомбардировки, а в стороне от них, ровненько в ряд, лежали пятеро убитых индейских детей. Поодаль валялось несколько собак. Индейцы, ночью тайно покинувшие крепость, очевидно, боялись, что дети плачем могут выдать их планы, и поэтому решили умертвить их. То же самое они сделали со всеми собаками, чтобы они лаем не выдали тайком покидавших форт.
- Боже! Какой ужас! - невольно вырвалось у Лисянского. - Какое варварство!
- Нехристи… нехристи и есть, - добавил тихо Баранов и, скинув шапку, широко перекрестился, - за упокой душ невинных младенцев, умученных врагами…
Лисянский позже, описывая эти события, записал: "Сойдя на берег, я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали их всех смерти"…