Резанов резко отстранил его руку со словами:
- Никаких докладов и ни от кого из подчиненных господина правителя я не принимаю, - он особенно подчеркнул слово "подчиненных", - так как мне уже сделал подробный доклад сам господин правитель, коллежский советник Александр Андреевич Баранов… Если же имеете сообщить что-нибудь новое мне, то потрудитесь это сделать через ваше непосредственное начальство, господина Баранова… Прошу вас помнить, что порядок службы требует, и также на то воля самого государя, чтоб в Америке Баранову как хозяину и правителю областей все подчинялась. Можете идти!
Сукин вышел с вытянутым лицом. Резанов сразу увидел, что с ним Баранову будет трудно работать и решил принять меры. Он отдал приказ Сукину немедленно собраться, ликвидировать свои дела и выехать в Охотск с первым же компанейским судном, о чем немедленно же донес правлению:
"Правитель, по неповиновению Сукина, боится вверить ему судно, и для того веле я выслать его в Россию, чтоб не производить ему по пустому жалования… получил он уже за два года 5000 рублей и кроме убытка кампании и огорчений правителю ничего не наделал"…
После отъезда Сукина командиром "Елисаветы" Резанов назначил молодого мичмана Карпинского.
4
Зима оказалась суровой. Холодный дождь непрерывно строчил по окнам, стучал по крыше, проникал внутрь по стенам и через дырявую крышу. Всюду внутри стояли банки и ведра, в которые струйками лилась дождевая вода с потолка. Жан постоянно выносил на крыльцо полное ведро воды из комнаты Резанова и с ожесточением выплескивал воду в грязные лужи перед домом.
Даже всем возмущавшийся доктор Лангсдорф, брезгливо наблюдавший грязных промышленных и не очень-то любезно описывавший в своем дневнике комнату, предоставленную ему, довольно осторожно и даже благожелательно писал о Баранове:
"Фон Баранофф имеет весьма глубокие знания о землях, находящихся в его подчинении… большинство промышленных и младших официальных лиц, находящихся в различных селениях, в прошлом сибирские каторжане, преступники и авантюристы разных покроев, и нужно отдать должное его умению и способностям, что он смог надеть узду на всех их"…
Лангсдорф очень сожалел, что соблазнился поездкой в Русскую Америку. Всего ожидал аккуратный немчик, но не того, что он увидел в Новоархангельске. Особенно он возмущался тем, что ему было предложено жить в "свинарнике", как он отзывался о своей избе. И, как всегда, со своей обычной немецкой аккуратностью он заносит в дневник:
"Место моего жилья это просто несчастная маленькая конура, в которой почти нет никакой мебели, а главное, она находится в милости у сил природы. Во время сильных гроз дождь проникает насквозь прямо на мою кровать… Мало того, даже в этой маленькой конуре я не один… со мной живет один из охотников"…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ: СМЕЛЫЙ ПЛАН
1
Прошло совсем немного времени со дня приезда Резанова в Новоархангельск, как он заметил, что продукты, привезенные им из Петропавловска, иссякли, и перед ними вдруг предстала опасность голода и сопутствующей ему цинги. Все продукты, которые он привез и которых, как он думал, ему и сопровождающим его людям хватит на всю зиму, пришлось использовать для того чтобы хоть как-то подкрепить людей Баранова. Колония уже сильно терпела от недостатка пищи, появились отдельные случаи цинги, и Поэтому можно себе представить радость Баранова и его сподвижников, когда в гавань вошла "Мария", судно, на котором прибыл генерал, а главное - столь нужные запасы провизии. Но уже через месяц стал ощущаться недостаток пищи.
И опять судьба была на стороне исстрадавшихся людей. Рано осенью, утром 28 сентября, в бухту неожиданно вошел корабль. Баранов, стоявший на крыльце с Кусковым, прищурив глаза, вгляделся вдаль и вдруг радостно вскрикнул:
- Да это ж наш друг, бостонец Вульф!
И в самом деле, корабль, бросивший якорь посреди бухты, был "Юнона", принадлежавший бостонцу Вульфу, с которым Баранов встречался не раз. Американский шкипер, опытный морской волк, оказался на редкость честным и порядочным человеком, не чета другим капитанам кораблей, заходивших изредка в Новоархангельск. Много крови напортили Баранову капитаны как американских, так и английских кораблей, особенно последние, затеявшие оживленную торговлю с индейцами, поставляя им главным образом оружие, несмотря на строгий запрет правителя. Чертыхался Баранов, грозился конфисковать суда, незаконно торговавшие с индейцами, но был бессилен. Не было у него больших кораблей, не было и крупной корабельной артиллерии. Большим исключением среди этих шкиперов являлся Вульф, который привозил продукты и всякие другие товары для обмена на меха и никогда не привез и не продал ни одного ружья индейцам.
Вульф был просто сражен, когда Баранов в своей избе представил его высокопоставленной особе из Петербурга. Резанов решил не ударить лицом в грязь и к приезду Вульфа приоделся, надел ленту через плечо и нацепил все ордена. Оторопелый Вульф, привыкший видеть только Баранова и его помощников, нисколько не отличавшихся от его матросов, только кланялся и бормотал себе в бороду, что рад иметь честь быть представленным господину камергеру.
Однако он довольно скоро оправился и вступил с Резановым в оживленный разговор. Резанов хотел знать самые последние новости о событиях в Европе, но все новости, привезенные Вульфом, уже устарели Ведь "Юнона" вышла из Бостона Давно, и судну понадобилось несколько месяцев, чтобы обойти южную оконечность Америки с мысом Горн, чтобы добраться до Аляски.
Резанов получил более свежие данные из Петербурга через Охотск. То, что рассказывал Вульф, уже было известно Резанову.
- Прослышал я, что французский император Наполеон свирепствует на Европейском континенте… захватил уже все страны в Западной Европе… вот только Англия оказалась крепким орешком - не раскусишь…
- Да-да… - поддакивал ему Резанов, пока Баранов подливал водку в стаканы.
- Опять-таки по последним сведениям Пруссия с Австрией союз заключили с вашим императором - коалицию против Наполеона. Тут, кажется, ему наступит крышка.
Резанов снисходительно улыбнулся:
- Да, размахнулся выскочка, не рассчитал. Придет ему теперь конец.
- Каюк! - мрачно добавил Баранов.
- А что вы с собой привезли? - поинтересовался Резанов, скрывая от Вульфа страшную картину голода, который неминуемо угрожал им.
- Да как обычно, провиант всякий. Если интересуетесь, продам вам, а нет - индейцы возьмут.
- Ну-ну, - пробурчал Баранов. - С индейцами торговать нельзя, против положения…
- Что же у вас за продукты? - опять заинтересовался Резанов.
- Да у меня больше шестидесяти бочек солонины всякой - тут и свинина, и говядина, почти тонн шесть.
У Баранова, давно уже не едавшего мяса, потекли слюнки. Он что-то хотел сказать, но промолчал, дав возможность Резанову вести переговоры. А Вульф тем временем продолжал:
- Из других продуктов привез я сахару - песком да головками, да пару тонн рису, бисквитов всяких да патоки… Купите товар - надолго хватит.
- Сколько стоит груз? Весь груз? - поинтересовался Резанов, стараясь не выдавать своего волнения.
Вульф, по обычаю, заломил цену.
В этот момент Резанову пришла в голову новая мысль:
- А корабль не продадите? "Юнону" вашу?
Баранов в изумлении воззрился на камергера -
не рехнулся ли с голодухи!
- Как же я вернусь домой без "Юноны"?
- Очень просто. Мы берем весь груз, да и корабль "Юнону" в придачу, а вам дадим своего "Ермака", да еще на время можете взять и "Ростислава"! Вам ведь только добраться до Охотска, а там через Сибирь в Европу, где можете купить новый корабль, или в Бостон вернетесь - там купите новое судно!
Вульф почуял хорошую прибыль, поторговался для виду, а потом согласился - продал "Юнону" со всем грузом за 68 тысяч испанских пиастров. Резанов радостно посмотрел на Баранова:
- Ну что, довольны, Александр Андреевич? Теперь у нас провизии хватит на некоторое время, а дальше видно будет… У меня зародилась мысль… неожиданная идея, как достать продуктов еще, чтоб не страдала больше наша колония от голода. Ну да об этом поговорим потом… А теперь, давайте выясним, как будем платить господину Вульфу. Как у вас насчет мехов, Александр Андреевич? Наберете их на 68 тысяч пиастров?
Баранов наморщил лоб, подумал:
- Нет, пожалуй, не сможем… время сейчас плохое, да и другими делами были заняты - крепость здесь строили…
Он опять подумал:
- На половину суммы мехов, пожалуй, наскребем…
- Ну и замечательно! - отозвался Резанов. Настроение у него было прекрасное.
Он повернулся к Вульфу, с интересом прислушивавшемуся к непонятному ему разговору на русском языке.
- Господин Вульф! За купленное у вас судно и груз дадим вам мехов стоимостью свыше 30 тысяч пиастров, а на остальную сумму выдам вам векселя на Петербург… согласны?
- Конечно, конечно, господин камергер! С вашего разрешения погружу меха на "Ермака" и отправлю их прямо в Кантон, а сам на "Ростиславе" пойду в Охотск, а оттуда в Петербург.
- Ну и прекрасно! Так и сделаем.
2
На следующее утро. Кусков отправил партию рабочих на "Юнону", разгружать судно. Работа спорилась. Люди старались поскорее разгрузить корабль и поставить бочки с солониной и другими продуктами в специальные кладовые.
К вечеру Кусков доложил Баранову, что судно разгружено - представил внушительный список грузов: 19 бочек солонины - свинины. Бочки большие, весом по 200 фунтов; 4 такие же бочки с солониной из говядины; почти 3 тысячи фунтов сахарного песка, 315 фунтов сахара головками да почти 2 тысячи галлонов патоки. Запас риса исчислялся больше чем в 4 тысячи фунтов, а кроме того, было еще свыше 7 тысяч фунтов бисквитов. Особенно рад был Баранов получить 11 бочек хорошей пшеничной муки общим весом почти в 2 тысячи фунтов.
С приобретением провизии настроение у всех поднялось. Люди стали лучше питаться, раздобрели, поправились. Цинготных стало меньше.
Энергичный Резанов дал распоряжение Баранову приступить к постройке своих кораблей, особенно после того как опять пришло известие, что "Елисавета" наскочила на камни у одного из островов и затонула со всем своим грузом.
Баранов только развел руками, когда получил сообщение о гибели судна.
- Вот что творят наши мореходы, - с горечью сказал он Резанову. - Губят суда, губят товары, да и людей топят.
Резанов насупился:
- Вот что, Александр Андреевич… У нас осталось одно судно - "Юнона". Судно хорошее, добротное… Назначаю на него капитаном лейтенанта Хвостова, а в помощники ему Давыдова. Сами знаете, моряки они отличные. А пока давайте-ка займемся постройкой новых кораблей.
Прошло несколько недель, и Баранов, зараженный энергией Резанова, смог построить два эллинга, на которых были заложены два судна - тендер и бриг. Работа спорилась, и дела как будто наладились. Одного не досмотрели Баранов с Резановым - это распределения пищи. Так обрадованы были они покупкой провизии от Вульфа, что мало следили за ее распределением. Через месяц вдруг выяснилось, что провизии осталось мало - не хватит даже до Рождества.
- Пошлем лейтенанта Хвостова на "Юноне" на Кадьяк, там провизия есть, пусть поделятся с нами, - сказал Баранов.
Хвостов ушел в конце октября и вернулся обратно в ноябре с плохими новостями - провизии на Кадьяке нет! Все, что он привез, это ту же сухую юколу, которой промышленные питались годами. Да и другие новости оказались неутешительными. Баннер сообщил, что отряд байдарок, вышедший на охоту в море под начальством Демьяненкова, попал в сильный шторм, растрепавший его партию. Вернулись обратно немногие, потери оказались страшными - погибли двести алеутов-охотников. Мало этого. Хвостов сообщил также, что колоши на материке опять зашевелились, напали на колонию земледельцев на Якутате, истребили всех людей…
Лицо Баранова окаменело, когда он услышал доклад Хвостова.
- Что же это, Николай Петрович… - тихо сказал он Резанову. - Вот как живем мы тут… гибнут люди, пухнем с голоду. Скоро голодуха и до нас доберется, как только съедим всю юколу. Положение, действительно, стало критическим, провизию начали выдавать небольшими порциями. Главное внимание уделялось больным - им давался усиленный паек. Остальные опять перешли на подножный корм. Чего только не оказалось в кухонных горшках: ракушки всякие, трава, даже древесная кора. И вновь появилась страшная цинга, которая немилосердно косила людей.
Нужно было предпринимать какие-то меры. Из Охотска - никаких вестей, а посылать туда последнее судно, "Юнону", обладающее хоть какими-то мореходными качествами, ни Резанов, ни Баранов не решились. "Юнона" была их единственной связью с внешним миром, а главное - с другими селениями Русской Америки. Терять ату связь, даже на время, они не решались.
Очевидно, и колоши пронюхали, что положение в Новоархангельске серьезное, заворошились, осмелели и даже опять стали совершать набеги на отдаленные селения и охотничьи партии. До Баранова дошли слухи, что колоши грозятся разорить Новоархангельск, так же, как они сожгли форт Михайловский.
Цинга продолжала косить людей. Лангсдорф только разводил руками, когда к нему приходили с просьбой помочь больным.
- Что я могу сделать… у нас же нет ни лекарств, ни нужных продуктов!
Вечером, сидя в своей избе, он аккуратно занес в дневник:
"К 8 февраля 1806 года из 192 русских, живущих в Ситке, умерло от цинги трое человек, а кроме того 60 человек больны цингой в разных стадиях болезни"…
И всегда-то худенький, остроносый Лангсдорф еще больше осунулся за последние недели и выглядел как тень прежнего Лангсдорфа. В таком же состоянии были и Резанов, и Баранов. Резанов тоже сильно похудел, но выглядел, как ни странно, лучше и здоровее, чем он был во время вояжа на "Надежде". Баранову же к голодухе не привыкать. Он только как-то почернел лицом, кожа стала похожей на дубленную, но все эти невзгоды нисколько не сломили его духа, и он, как бык, готов был бросаться на всех, бросать вызов и колошам, и силам природы.
- Тяжело нам, Николай Петрович… и ход рыбы задержался в этом году, - сказал он как-то вскользь Резанову, - даже и рыба пошла против нас. Ну да, Бог даст, пойдет рыба - опять оживем!
Резанов только мог руками развести в изумлении. Какая все же мощь, духовная сила у этого человека!
Он мысленно бросил на весы плюсы и минусы возможности выжить до весны и покачал головой. Вот уже и начало февраля - хлеба не видели с октября, улов рыбы прекратился… люди едят птиц, даже орлов, если удастся их подшибить, ворон, каракатиц собирают… есть еще немного пшена, но его давали вареным с патокой только больным скорбутом… Новый напиток изобрели - пиво, сваренное из еловых шишек!
3
Как-то в середине февраля сидел Резанов с Барановым в избе правителя, лениво разговаривали о делах, обсуждали планы, чем и как помочь колонии.
Вдруг Резанов вскочил:
- Боже! Какая глупость! Да, что же это и я в самом деле!
Баранов удивленно посмотрел на возбужденного Резанова, который в ажиотаже бегал по комнате и бросал отдельные непонятные слова. Резанов вдруг остановился перед Барановым:
- Да как же я об этом не подумал раньше?
- О чем?
- Немедленно будем собирать "Юнону" в поход. Завтра же отдайте распоряжение начать приготовления!
- В поход! Куда?
- Не понимаю, что случилось со мной, с моей головой, Александр Андреевич. Теперь мне все ясно. Одного я не понимаю, почему я об этом не подумал раньше. Мы должны отправить немедленно же корабль в испанскую Калифорнию, отвезем им меха и другие материалы и в обмен наполним корабль доверху всякими необходимыми продуктами. И чем скорее мы выйдем отсюда, тем скорее вернемся с провизией и спасем жизни наших людей. Я сам поеду в Калифорнию, повидаю губернатора и, может быть, заключу с ним соглашение о регулярных поставках нам продуктов. Корабль у нас есть. Что может быть лучше "Юноны", да еще с такими офицерами, как Хвостов и Давыдов!
Баранов сначала в изумлении посмотрел на него, затем видимо, прокрутил в голове все услышанное, потом медленно, раздельно сказал:
- Смелая мысль, Николай Петрович, но для претворения ее в жизнь надо преодолеть много преград, и самая главная - большая часть людей больны. Если вы отберете тридцать человек, физически способных совершить это путешествие, то с кем же мы останемся? К тому времени, когда вы вернетесь с провизией, у нас никого не останется, а кроме того, у нас не будет ни одного судна.
- Я вполне понимаю ваши чувства, Александр Андреевич, но какой же у нас выбор - сидеть и ждать помощи? Какая же разница для Ситки, если ждать будут этой помощи сто девяносто человек или на тридцать меньше, а эти тридцать, может быть, сделают невозможное…
- Да… вы, пожалуй, правы. Но… это еще не все. Я знаю, что многие иностранные шкипера уже пытались подходить к испанским миссиям в Калифорнии, и их отгоняли пушечными выстрелами. Мы знаем, что вице-король испанских владений в Америке строго запретил иностранным судам заходить в порты и гавани, находящиеся под его командой… Мало того, наше правление в Петербурге тоже не раз присылало распоряжения нам, вы сами знаете, не вступать в торговые сделки с иностранцами. Нам приказано добывать меха и доставлять их в Охотск - это все, что мы должны делать…
Баранов усмехнулся:
- Хотя не всегда я выполнял эти распоряжения. Когда от голодухи подведет живот, так с чертом заторгуешь. Сказать правду, так мы сами не ходили торговать в другие страны, а покупали товары, главным образом продукты, здесь, на этой земле, когда к нам заходили иностранные гости… Видите, что стоит на пути вашего плана!
- Когда на весы положены жизни сотен людей, Александр Андреевич, мы должны делать то, что нам подсказывает совесть. Всю ответственность за это предприятие беру на себя… Сегодня же напишу подробную депешу правлению в Петербург, и с первой же оказией отправьте это письмо в Охотск. Скоро будет построен тендер "Авось", так вот его и пошлите с письмом. А заодно, может, с тендером какая-то помощь придет из Охотска, хотя я уверен, что мы вернемся раньше.
- Ну что ж Бог вам в помощь. Может вам удастся благодаря вашему высокому положению добиться того, что другие не могли… Я, со своей стороны, сделаю все, что в моих силах, чтобы снабдить вас всем необходимым.