- Нет, конечно, нет… Есть другое - не забудь, что ты другой национальности, из другой страны, а главное - твоя религия другая. Для них ты еретик!
- Ну мы увидим, что будет дальше, а пока что не будем портить эти минуты разными домыслами. Лучше подумаем о нашем счастье, о нашем совместном счастливом будущем.
- Николай, - Конча вспомнила вдруг, что Резанов еще не добился разрешения от губернатора продать свои товары, - я приму все меры к тому, чтобы убедить губернатора. А теперь, - и она лукаво посмотрела на него, - так как мы теперь помолвлены, ты должен быть со мною совершенно откровенен, должен доверять мне полностью, чтобы мы могли вместе, сообща разрабатывать "наши" планы. И прежде всего я хочу знать, какие у тебя были истинные, наверняка более грандиозные планы, когда ты решил приехать в Калифорнию… ведь не приехал же ты сюда, чтобы торговать… ты не торговец, а камергер!.. Что у тебя за планы? Я маленькая деревенская девочка, но я не такая уж дурочка!..
Резанов с улыбкой посмотрел на нее:
- Я вижу, что от тебя не может быть секретов… Ты читаешь мои мысли, как открытую книгу. Ничто не может скрыться от твоих любознательных, проницательных глаз. Твои догадки недалеки от правды. Когда я решился отправиться на юг, в Калифорнию, то, кроме желания добыть провизию, я хотел также обследовать побережье от Ситки до Сан-Франциско. И должен тебе сказать, что я серьезно намереваюсь перенести нашу главную квартиру с холодного острова Ситки на юг, в более теплые места… может быть, в устье реки Колумбии… Ты знаешь, где находится эта река… Я тебе о ней говорил… Правда, это место не очень-то теплое, но все же лучше, чем Ситка. Если мы переберемся туда, то сможем выжить, пережить суровые зимы, а главное, сможем заняться земледелием. Кто знает… в будущем можем продвинуться и дальше на юг… - заметил он осторожно, наблюдая за реакцией Кончи на эти слова.
Конча радостно посмотрела на него, точно хотела поблагодарить Резанова за его откровенность.
- Я тебя вполне понимаю, Николай. Понимаю твое желание помочь своим соотечественникам. Места на Севере, должно быть, ужасные, со всеми этими холодными ветрами и дождями, да к тому же и дикие индейцы только и ждут случая напасть на вас и уничтожить молодое селение. Насколько же велика разница между вашими владениями на Севере и здешними землями. Нас здесь ничто не беспокоит… приятный климат, обильные урожаи, изобилие плодов… Я думаю, что все это сделало всех нас ленивыми… Нет у нас той энергии, которую мы замечаем у вас. Ваши люди в постоянной борьбе за существование закалились и не боятся никаких невзгод…
- Знаешь, Конча… смотрю я на тебя и не перестаю удивляться. Слушая тебя я забываю, что тебе еще нет и шестнадцати лет. Так как ты говоришь и рассуждаешь, можно подумать, что ты старше, много старше!
Она о чем-то задумалась… может быть, не слышала даже его последних слов… Казалось, она прислушивалась к своему внутреннему голосу, который что-то шептал ей. Потом кивнула головой, точно согласившись с этим внутренним голосом, подняла глаза на Резанова и медленно сказала:
- Николай… я думала… то, что ты сказал о необходимости продвижения на юг… поселиться в устье реки Колумбии. Я подумала… почему останавливаться на полдороге… почему удовлетворяться полумерами?.. А что ты скажешь о Калифорнии, о заливе Сан-Франциско, даже о Санта-Барбаре - разве ты не хотел бы приобрести эти места. Места эти богатые, еще не достаточно разработанные. Они ждут энергичных людей…
- Конча! - поразился Резанов, - Надеюсь, ты не думаешь об этом серьезно?.. Ведь если я говорил о землях на север от Сан-Франциско, то только потому, что они совершенно необитаемы… они только, может быть, формально принадлежат испанской короне… Я мог бы легко занять те земли, но говорить о занятии этого форта, и земель, и миссий на юге - это же враждебные действия!..
- А почему бы и нет? - возразила Конча. - Если вы не возьмете этих земель, другие придут и возьмут - англичане или янки… так почему бы им не достаться моему нареченному?.. Испания все равно их потеряет в недалеком будущем.
- Конча… мои планы никогда так далеко не заходили… у меня просто нет слов - не знаю, что и сказать! Мне нужно хорошо продумать твой план, взвесить все стороны, обдумать различные неожиданные осложнения… Нет, конечно, так сразу решиться на такой план нельзя… Но, с другой стороны… твоя идея мне начинает нравиться… Пожалуй, ты права - это смелая и вполне достижимая идея.
- И если это случится, Николай, - радостно оживилась Конча, довольная тем, что ее план Резанову понравился, - то мы с тобой вернемся сюда из Петербурга… ты вернешься как вице-король, личный представитель русского императора, и я буду здесь вместе с тобой. Мы будем править этими землями так, как ими надо править. Ты, Николай, построишь здесь прекрасные новые города, страна зацветет… Здесь на песчаных дюнах Святого Франциска вырастет большой, чудесный город с тысячами людей; залив здесь будет самым оживленным во всем мире. Город в Сан-Франциско будет больше и богаче Мадрида, и ты будешь первым человеком на этих землях… вице-король Калифорнии…
Мечты Кончи унесли ее далеко вперед, в будущее, и она говорила точно была в состоянии транса… изрекала пророчества!
Резанов осторожно коснулся ее руки и сказал тихо:
- В первый раз в жизни я потерял дар речи благодаря твоим неограниченным амбициям. Конечно,
Конча, мы вместе можем добиться головокружительных высот - было бы желание, - а этого у тебя вдоволь…
- Да, Николай, прекрасное будущее, но мы не знаем, никто не знает, как далеко оно впереди… Ну хорошо, я думаю, что наши занятия "испанским языком" сегодня закончились… Я думаю, что пора идти.
- Конечно, пора идти, но я пойду прямо к твоим родителям, просить твоей руки…
- Не завидую тебе, Николай. Родители будут страшно расстроены… Они ведь набожные католики, и я боюсь, что им будет трудно согласиться на брак дочери с "еретиком", - засмеялась Конча.
- Ну, посмотрим… Я твердо решил, что не поеду обратно без тебя… ты поедешь со мной в Петербург.
- Ну, желаю тебе счастья.
Конча стояла у двери, скрестив руки на груди, и долго смотрела вслед Резанову, отправившемуся для переговоров с комендантом и его женой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ: ОБРУЧЕНИЕ
1
Сообщение о помолвке Резанова с Кончей было для ее родителей подобно удару грома средь ясного неба… Как обычно, камергер поделился со всеми событиями дня в очередном письме своему покровителю графу Румянцеву. В его шкатулке накопилось уже несколько писем, которые он намеревался отправить из Новоархангельска в Петербург. Закончив письмо, он отложил его в сторону и потом долго сидел, обдумывая и мысленно переживая все, что произошло в течение дня.
Что и говорить, решение Резанова жениться на Конче поразило всех его окружающих, а главное - серьезно потрепало его нервы. Такие большие нервные потрясения обычно отражались на его здоровье, и сегодня к вечеру, вернувшись из президио на корабль, он вновь почувствовал гастрические боли. Боли вернулись с такой же силой, как они были на "Надежде" во время его путешествия с Крузенштерном. Пришлось вызывать доктора Лангсдорфа, хотя ему и не хотелось его видеть. Доктор стал сильно действовать ему на нервы. Резанов не скрывал своей антипатии к доктору, и это только еще больше настраивало и возбуждало Лангсдорфа против него. Нужно отметить, что возобновлений гастрических болей произошло в первый раз по приезде в Калифорнию. С самого первого дня прихода "Юноны" в Сан-Франциско Резанов чувствовал себя прекрасно. Был ли этому "виной" приятный, мягкий климат или благотворное влияние красавицы Кончиты, а может быть, и оба этих фактора, но Резанов никогда, до сегодняшнего дня, не чувствовал себя так хорошо.
Закончив письмо Румянцеву, он отложил его в сторону и задумался. Как всегда, мыслями он был опять с Кончей. "Бедная Конча, - подумал он, - ведь на нее теперь нажимают со всех сторон… и родители, и монахи… Сможет ли она противиться такой атаке со всех сторон?!"
Он пододвинул к себе письмо и решил добавить несколько строк:
"Нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что либо посериознее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие. Предложение мое сразило воспитанных в фанатизме ея родителей, разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом"…
В письме Резанова не было преувеличения. События после того как родители Аргуэльо услышали о предложении Резанова, закружились с 'калейдоскопической быстротой. Все вокруг, завертелось, закружилось… Сейчас, сидя у стола, Резанов вдруг вспомнил картину в кабинете Аргуэльо, который только что узнал о решении Кончи и Резанова. Тот враз окаменел и лишился дара речи. Он просто не мог осознать всей важности этого решения. Аргуэльо ясно представлял себе, что Резанов - важный вельможа, доверенное лицо императора, камергер, а также и полномочный посол, но представить себе Резанова мужем своей дочери Кончи он не мог - ведь тому уже за сорок, а ей еще нет и шестнадцати! А самое главное, хотя он и особа высокого ранга, но тем не менее еретик. Согласиться на свадьбу Кончи с ним, значит умыть руки и ввергнуть свою дочь на вечные времена в геенну огненную, где поджаривают еретиков.
Все это было неразрешимой проблемой для некогда бедного простого парня, который сам выбрался из рядов мексиканских солдат и стал офицером, а позже и комендантом президио Сан-Франциско только благодаря женитьбе на представительнице благородной кастильской аристократической фамилии Морага. Наконец, комендант поднялся со стула и попросил Резанова оставить его наедине с доньей Игнасией для совещания, пообещав дать ответ завтра. Самое главное, ему хотелось посовещаться с монахами миссии, особенно еще и потому, что в этот вопрос были вплетены религиозные мотивы.
- Я вас вполне понимаю, - ответил ему Резанов, - и немедленно возвращаюсь на корабль, где буду ждать вашего ответа…
После отъезда Резанова Аргуэльо бросился к своей жене и сообщил ей новость, которая поразила ее еще больше, чем ее мужа. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Немедленно к ним в комнату была вызвана Конча, на которую они оба сразу же набросились. Бедняжка, сжавшись в комок, молчаливо выслушивала бурные нападки отца и матери, которые стали угрожать ей, что она никогда больше не увидит Резанова, а если посмеет ослушаться их, то земля разверзнется под ее ногами, и она будет поглощена бездной. Довели в конце концов бедную Кончу до слез, и когда потребовали от нее ответа, то она непреклонно заявила, что ничто не изменит ее решения, и она твердо решила выйти замуж за Николая… А если родители откажут ей в своем благословении, то она вообще откажется выходить замуж за кого-то бы ни было и пойдет в монастырь и станет монахиней.
Донья Игнасия в отчаянии вскинула руки кверху и с мольбой посмотрела на потолок…
- Немедленно же запрягать лошадей, отец, повезем безумную к святым падре в миссию, пусть проведет время в молитвах да поисповедуется… может быть, отцы святые снимут с нее наваждение… Ах, страсти-то какие!..
Конча утерла слезы и посмотрела на мать:
- А ты забыла, мама, как твои родные противились твоему желанию выйти замуж за папу - выходцу из Мексики! Гордые Морага, которые так гордились своей чистой кастильской кровью, не могли позволить своему отпрыску выйти замуж за человека не голубой крови!.. Однако ничто не смогло изменить твоего решения!..
- Молчи, Кончита! Это было совсем другое дело. В нашем браке не было религиозной розни. Мы оба были испанцами и добрыми католиками.
Не прошло много времени, как к веранде подкатила громыхающая деревянными колесами двухколесная повозка, куда взобрались обе женщины. Рядом с отправившейся в миссию повозкой, где ехали донья Игнасия и Конча, обе с заплаканными глазами, гарцевал на великолепном коне дон Хосе… Остальные члены семьи ничего не понимали и в недоумении смотрели вслед кавалькаде, вскоре скрывшейся за поворотом.
2
Если дон Хосе и донья Игнасия думали, что монахи смогут сломить волю Кончи, то они плохо знали свою дочь. Никакие увещевания падре не помогали. Конча упорно повторяла, что она любит своего Николая и он единственный человек, за кого она выйдет замуж… Для острастки Кончу одну заперли в церкви миссии, приказав прочесть установленное количество молитв, в то время как падре и ее родители уединились для совещания в одну из келий.
Конча усердно молилась перед изображением Девы Марии, молилась исступленно, но просила помощи не в том, чтобы дать ей силы отказаться от Резанова, а наоборот - дать ей силы добиться согласия родителей на брак.
Совещание с монахами ничего определенного не принесло. Монахи знали, что Резанов, занимавший высокий правительственный пост в России, не захочет и не сможет отказаться от своей религии, и, конечно, нечего было и думать о том, чтобы Конча отказалась от своей. А потом, если оба останутся в лоне своих религий, что станется с их будущими детьми.
Уже стемнело, когда скрипучая повозка с доньей Игнасией и Кончей, сопровождаемая доном Хосе, въехала во двор президио. Лица у всех трех были угрюмые. Аргуэльо сразу же удалился в покои губернатора Ариллага, посоветоваться с ним, и оставался там до самого позднего часа.
Рано утром следующего дня два падре из миссии вместе с комендантом доном Хосе Аргуэльо подъехали к берегу, служившему пристанью для "Юноны". С корабля немедленно была подана шлюпка, и гостей доставили на корабль, где их без промедления провели в каюту Резанова.
Войдя в каюту, Аргуэльо и оба монаха торжественно остановились посреди комнаты. Лица у них были серьезны и даже скорее суровы. Комендант отказался сесть, когда Резанов предложил ему стул.
- Ваше превосходительство! - сухо проговорил Аргуэльо, - несмотря на все наши убеждения, наша дочь Кончепчион настаивает на том, что она хочет сочетаться с вами законным браком. Нам обоим - моей жене и мне - ничего не остается, как дать наше согласие, но… - поднял он палец, прежде чем Резанов мог промолвить слово, - вы и Кончита исповедуете различные веры, и поэтому Кончите необходимо получить разрешение высших церковных властей. Этого разрешения не имеют полномочий давать ни наши падре, ни церковная администрация в городе Мехико… Разрешение должно прийти из Рима!.. - веско закончил комендант и сжал губы.
Резанов в недоумении посмотрел на него:
- Это же никак невозможно, сеньор Аргуэльо! - разгорячился он. - Я намеревался сочетаться браком с сеньоритой и вместе с ней отправиться на корабле домой, в Россию.
- Боюсь, сеньор, что вопрос о браке придется отложить, - опять несколько официально заявил Аргуэльо… - Все мы, кто имеет отношение к этой проблеме, пришли к убеждению, что даже если нами будет дано разрешение на брак, на это потребуется санкция церковных властей в Риме…
- Сеньор Аргуэльо, вы, понимаете, конечно, сколько времени при современных способах сообщения потребуется на такое разрешение… Пройдут годы…
- Это время можно ускорить, сеньор, если вы по возвращении в Петербург обратитесь с петицией к вашему императору и попросите разрешения на брак, а кроме того, попросите его употребить все его влияние на то, чтобы получить разрешение от его святейшества папы.
Резанов нахмурил брови:
- Да, конечно, на это уйдет время… много времени… После того как я получу разрешение от своего августейшего покровителя, мне, вероятно, нужно будет поехать в Мадрид, просить его католическое величество посодействовать мне в получении разрешения от его святейшества. На путешествие из Калифорнии через океан и Сибирь в Петербург и затем в Мадрид и Рим, а потом обратно в Калифорнию уйдет, сеньор, по самым скромным расчетам не меньше двух лет!.. Вы от меня требуете невозможного…
- Только на этих условиях мы сможем дать согласие на брак нашей дочери с вами, сеньор!
- Хорошо… если другого выхода нет… я согласен, но… два года - очень большой срок, и не только для меня, но и для Кончиты. За это время многое может случиться - возможно, у вас и даже у Кончи появятся сомнения - вернусь ли я?
- Что же вы можете предложить, сеньор?
- Наше формальное обручение до моего отъезда. Обручение будет гарантией того, что я вернусь и потребую руки сеньориты Кончепчион, потребую, чтоб она стала моей женой.
Лицо Аргуэльо просветлело.
- Я вас вполне понимаю, сеньор, - и он тепло охватил его руку своими большими руками. - Ничего не имею против подобного решения.
Он повеселел, видя, что Резанов нашел выход из тяжелого положения, устраивавший старого вояку.
- Не думаете ли вы, сеньор камергер, что самым лучшим временем для церемонии обручения будет день накануне вашего отъезда?
- Предоставляю выбор дня на ваше усмотрение, сеньор комендант.
Настроение у всех присутствующих сразу же поднялось.
- Я полагаю, что наше соглашение нужно отметить и отпраздновать бокалом шампанского… - весело добавил Резанов. - Жан, - позвал он своего слугу, - откупорь бутылку шампанского.
Через полчаса вся группа вместе с Резановым отправилась на берег. Резанов сам хотел сообщить своей возлюбленной о принятом решении. Когда они приехали в президио, дон Хосе разрешил Конче уединиться на веранду со своим нареченным, чтобы Резанов смог поделиться с ней радостной вестью. Хотя Конча и осознавала, что были серьезные препятствия со стороны как ее родителей, так и монахов на их брак с Резановым, и понимая также, что Резанов должен был согласиться на какие-то условия, но какие именно эти условия - она не знала, пока Резанов не сообщил их ей.
- Наша разлука будет долгая, дорогая Кончита, - сказал он, когда она присела на скамью,. - но это было единственным условием на пути к нашей свадьбе!
- Я знаю, - притихла Конча, - ожидание будет долгим и ужасным… Я буду считать дни и ночи до твоего возвращения, Николай…
Глаза ее, вдруг повеселели:
- А знаешь… ведь это значит, что если ничего за это время не произойдет, то мы через два года будем вместе, будем принадлежать друг другу…
Она совсем развеселилась… Да и что в сущности два года для шестнадцатилетней девушки!.. Вернется Резанов, ей будет только восемнадцать лет…